Пускают ли калек в рай?

В субботу днём приехала мама и утащила меня гулять по городу на целый день, выспрашивая всё, что только можно. Я рассказал ей про спектакль, про Энди и Элли, про то, как пытается муштровать нас Фиби, но умолчал о Флоренс, панической атаке и выходках Юджина. Я не хотел расстраивать мать, потому что всё, что было, должно остаться в прошлом, а рассказывать родителям всю информацию, которой только владеешь, не принято. Впрочем, мы хорошо провели время: мама посмеялась над моими историями, купила мне молочный коктейль в Wendy’s (она словно забывает, что мне 16, а не 5, но я не жалуюсь, потому что люблю коктейли), и мы обошли весь центр дважды. Я действительно был рад погулять с ней, так как это случается довольно редко… в такие дни я чувствую себя почти полноценным сыном, и это чувство сидит на мне, словно костюм, из которого я за лето вырос — вроде то, что должно быть, но в некоторых местах жмёт. Знаю, странные у меня сравнения, но что-то ничего другого в голову не приходит, потому что на меня сразу начинает накатывать лень и усталость, когда я об этом начинаю думать. Сегодняшний день по сравнению с вчерашним прошёл довольно скучно. Я делал домашку, учил очередной монолог и болтал с матерью о всяких бытовых мелочах. Вечер воскресенья так бы и кончился — бесславно, как говорит Элли, — но кое-кто этому помешал. — Боб, там внизу твой приятель, — сказала мама, заходя в мою комнату. — Я никого не жду, — растерянно промямлил я. — Мне как-то неудобно держать его на пороге, но и пускать домой такую эпатажную личность… — А, это Энди, мам, — сказал я. — Я тебе рассказывал про него. — Вот как, стало быть, — задумчиво отозвалась она. — Ну иди тогда, спроси, чего он хочет. Я спустился вниз по лестнице, прошёл по коридору и оказался в прихожей, где и ждал меня Энди. Мама не зря назвала его эпатажным — сегодня на нём были очки с красными стёклами, клетчатая рубашка, сшитая словно из двух разноцветных лоскутов, рваные джинсы и пёстрые кеды, цвет которых я сразу не смог распознать. — Салют, — сказал он, снимая очки. Я кивнул в ответ, будучи не в состоянии вымолвить что-то адекватное. Надо же, взял и заявился прямо ко мне домой! — Я чего пришёл-то… нам нужно поговорить. — Раз так, то, может, зайдёшь? — предложил я. — Нет уж, извиняй, — сказал он. — Твоя мать съест меня с потрохами, если я продвинусь по холлу хоть на дюйм дальше. — Тогда жди, — пожал плечами я. Я снова исчез в тени коридора и направился в свою комнату. Матери там уже не было, и я спокойно мог переодеться, и, зная, что на фоне Энди буду выглядеть незаметно, как бы ни оделся, выбрал серую футболку и какие-то старые джинсы. Переодевшись, я опять спустился вниз и наткнулся на мать. — Куда собрался? — поинтересовалась она. Я вопросительно взглянул на Энди. Самому бы знать. — Мы немного прогуляемся, — сказал он. — Не переживайте, миссис Суон, я верну вашего сына в девять целым и невредимым. — Попробуй только не верни, — лукаво улыбнулась мама и открыла нам дверь. Мы вышли на улицу, и я почувствовал, как прохладный ветер обвевает лицо и спутывает и без того катастрофически курчавые волосы. Я вдохнул полной грудью, чтобы по-настоящему насладиться приближающимся летом. Вчера погода была холоднее, нам с мамой даже пришлось взять ветровки, но сегодня всё было иначе, и мне это нравилось. Минут пять мы шли молча, пока я наслаждался погодой и мысленно гадал, зачем Энди позвал меня гулять, но потом он заговорил, и обстановка немного разрядилась: — У меня очень важная миссия для тебя, — сообщил он. — Что за миссия? — Подержать мои очки, пока я зайду в магазин, — сказал Энди, кидая мне свою причудливую оптику. Я поймал их, и он скрылся в небольшом магазинчике, где кроме всяких снеков и лимонада ничего не продавалось. Дело приобретало всё более интересный поворот, и я никак не мог догадаться, зачем я здесь — я лишь стоял посреди тротуара и вертел в руках очки Энди с красными линзами. Они были уже не новыми: левая дужка слегка поцарапана, а на месте крепления правой дужки к оправе был небольшой скол. Хотелось бы мне знать, в каких передрягах бывали эти очки, но, боюсь, так и не узнаю. Энди вернулся довольно быстро. В руках у него было небольшое ведёрко мороженого и две пластиковых ложки, которые он сразу же кинул мне. — Ты шутишь? — удивился я, глядя на мороженое. — Я абсолютно серьёзен! — весело сказал Энди, продолжая шагать вперёд. — Что мы будем делать с ведром мороженого? — Ясное дело, съедим! А ты что думал? Устроим жертвоприношение летающему макаронному монстру? Я неопределённо пожал плечами и вернул ему очки. Энди, разложив их резким движением прямо в воздухе, ловко нацепил очки на задранный повыше к солнцу нос, и в эту минуту он почему-то показался мне самым красивым человеком на Земле. Это движение было каким-то уязвимым, интимным, словно очки помогали ему видеть, а не защищали от солнца (хотя я думаю, что с этой задачей они тоже не справлялись), и потому не наигранным, а вполне естественным. — Как твоё здоровье, рахитик? — поинтересовался он, словно не замечая моего замешательства. — Чудно, — пробормотал я. — Ещё жив. — Замечательно, — сказал Энди. — Больше не пугаешь своим видом гиперответственных кочерыжек? — Не пугаю, — ответил я. — А ты? Больше не экспериментируешь с огнём? — Всю жизнь этим занимаюсь, — собезьянничал он. — Я сам и есть огонь. — Ты поэтому столько мороженого взял? — Ага. Но тебе придётся помочь мне съесть его. — Что ж, раз придётся… Куда мы идём? — наконец поинтересовался я. — А вот направо. Да-да, заходи, — сказал Энди, придерживая ногой расшатанную железную дверь. Я переступил заржавевший порог и оказался на территории заброшенного двухэтажного коттеджа. Он опустел довольно давно — бывшие хозяева переехали, оставив дом в приличном состоянии с целью продать, но потом, видимо, забыли — и потому привлекал внимание местной молодёжи. Мы с Энди оказались не исключением. — Копы не отстрелят нам головы, если мы проберёмся туда? — на всякий случай спросил я. — Не знаю, — пожал плечами Энди. — Сейчас проверим. Он встал около входной двери и, отстучав на ней какой-то марш, крикнул: — Эй, пожиратели пончиков, вы не придёте по наши грешные души, если мы залезем внутрь? И сам же ответил: — Нет, мистер Райлер, не сегодня. — Энди, ты придурок, — рассмеялся я. — Конечно нет, — сказал он, — я просто умею договариваться.

***

Пробраться в дом Энди показалось мало, и он вывел меня на крышу коттеджа. Поначалу я сопротивлялся — всё-таки никто не знает, как поведёт себя моя неустойчивая психика при виде приличной такой высоты, — но вид, открывшийся нам оттуда, покрыл все страхи, и я почти добровольно влез наверх. Вокруг не было ни души, так как все нормальные люди по воскресеньям гуляют в центре города, но зато был великолепный золотисто-оранжевый закат и рельефные верхушки деревьев. Я стоял на кровле словно заворожённый, сжимая в руке пластиковые ложки, и мне казалось, что ради таких моментов стоит жить. — Боб, — тихо позвал меня Энди, трогая моё плечо. Я неохотно обернулся. Энди сидел около чердачного окошка, пытаясь открыть мороженое, и как-то неловко смотрел на меня. — Что? — спросил я. — Я хотел убедиться, что ты не собираешься прыгать или что-то в этом роде, — сказал он, фыркая. — Вот уж увольте! — Ложки сюда давай, юный натуралист, — скомандовал он. — От натуралиста слышу, — беззлобно сказал я. — Сам же сюда меня и притащил. — На, надень, — вдруг сказал Энди, протягивая мне очки. — Зачем? — Надень, говорю! Я нацепил их, и всё окрасилось в красный цвет, будто бы я смотрел на мир сквозь винный бокал. — Надел, — констатировал я. — Дальше что? — Ну теперь на меня посмотри! — Посмотрел, — сказал я, окинув его взглядом. — Натуральное что-нибудь видишь? — ехидно поинтересовался он. — Да пошёл ты! — крикнул я, еле сдерживая смех. — Нашёл из-за чего комедию ломать! Энди смех сдерживать не стал, и вскоре я тоже не выдержал. Если бы кто-нибудь сейчас прошёл мимо, то только бы покрутил пальцем у виска, увидев нас — два ненормальных стоят на крыше и смеются над дурацкой шуткой, но нам было хорошо. Я сел на черепицу рядом с Энди и чувствовал себя по-настоящему живым — все мои проблемы словно улетучились, упали с этой крыши, а я остался здесь, с ведром мороженого, понимающим человеком и целым миром, который отныне принадлежал мне. — Боб, — сказал Энди, когда мы вдоволь насмеялись и принялись за мороженое, — Элли сказала, что ты классно поёшь. Это правда? — Не мне судить. Говорят, что так. — Да ну, не скромничай, — он встал и начал хаотично двигаться по кровле, — у меня всё равно слуха нет. — Как ты тогда угадал песню, про которую говорила Элли? — спросил я. — Да и ты бы угадал, если б слушал её всю жизнь. Ты вообще что слушаешь? — Да много чего, — попытался собраться с мыслями я. — Aerosmith там, Scorpions, битлов… The Cranberries иногда… — Давай кратко и по делу, — сказал Энди. — Queen слушаешь? — Да. — Вот и спой чё-нибудь из Queen. Ей-богу, я не знаю, чем был мотивирован выбор именно этой песни. Из груди просто само вырвалось «Caaaaaaan…», а дальше дело техники, как говорится. Я пел «Somebody to love» безо всякой задней мысли, мне просто хотелось сидеть и наслаждаться тем, как звуки пронзают тёплый воздух, а солнце медленно, но верно заходит за горизонт. Обычно я пою с закрытыми глазами, но в этот раз я не смог оторвать взгляд от заката и пел так, как оно и было на самом деле — да, я усердно работаю и каждый день на коленях молю небо о том, чтобы нашёлся человек, которого я смог бы полюбить. Когда песня закончилась, я посмотрел на Энди, чтобы увидеть его реакцию. Я ждал, что он отпустит какую-нибудь язвительную шуточку или скажет, что, мол, «мы в восхищении», но он только сидел и молчал, глядя на меня. Честное слово, на меня так ещё никто не смотрел, кроме него. Энди был таким растерянным, растрёпанным, без своих чудных очков, и он был потрясён — я не шучу, сам видел! Меня самого это обескуражило, так как я был готов к нападению, а не к вот этому вот… — Энди, — позвал я, щёлкая перед его носом пальцами. — Марс, Марс, я Земля! Приём! — Охуеть не встать, — наконец произнёс он. — Спасибо за комплимент. — Я серьёзно! Ты не думал там на эстраду когда-нибудь выйти? — Мне сцена ближе, — признался я. — Не люблю петь, когда людей много. — Ну слушай, — он на секунду прервался, чтобы облизать ложку от мороженого, — у тебя талант. — Спасибо, что ли… — пробормотал я, стараясь не смотреть ему в глаза. Но как я понял, я всегда буду проигрывать в этой игре, поэтому, пользуясь моментом, начал смотреть, абсолютно не таясь. Энди тоже поднял на меня взгляд, и мы, не прерывая зрительный контакт, почти на автомате пододвинулись ближе к друг другу. Чёрт, в его глазах можно потонуть — колдовские, до неприличия зелёные, в которые так и затягивает, будто в болотную топь. Я внезапно осознал, что по уши втрескался в парня, но переварить это озарение так и не успел, потому что в следующую же секунду его губы соприкоснулись с моими, и я перестал о чём-либо думать вообще. Мне даже не пришло в голову, что можно не отвечать на поцелуй, что вполне уместно с моей стороны отстранить его и сказать, что я до встречи с ним считал себя натуралом, что, наверное, не стоило прерывать этот романтический акт, чтобы услышать «я люблю тебя»… Колокол небольшой церквушки неподалёку возвестил о начале девятичасовой службы.