Если умирать, то ради славы. А не золота. (Беовульф)
На вокзале их встречало огромное количество народа. Повсюду мелькали вспышки фотокамер. Из вагонов, щурясь от яркого света и мерцания цветов, выходили другие трибуты. Капитолий завораживал. Ее родной дистрикт был не бедным, но он был маленьким. Все пространство занимали различные фабрики, заводы и мастерские, а на окраинах, на границе с Капитолием, были шахты. Здесь же было полно простора. Свободы. Широкие трассы, по которым ездили удивительные машины, аллеи с деревьями и пешеходными дорожками, по которым гуляли жители столицы, высокие блестящие дома… И если первый дистрикт можно охарактеризовать как «белый», то здесь царили все цвета радуги. Словно в противовес прекрасной архитектуре, капитолийцы не признавали меры в одежде и макияже. Впрочем, это было даже забавно: иметь возможность использовать все то, что они имели и ощущать себя при этом выше них, не делая свой внешний вид безумным. Девушка шла сквозь толпу зевак вместе с другими трибутами, невзначай наблюдая за ними и делая определенные выводы. Сейчас, до встречи со стилистами, было больше шансов разглядеть их истинное лицо. Оно проявлялось во всем: в одежде, в поведении, в выражении лица. Надо было только уметь видеть… Смотреть в суть вещей… Сама же Эвелин беспечно улыбалась, приветствуя толпу — уж за что-за что, а за свой внешний вид она не беспокоилась: в сочно-синем костюме, с разбросанными по плечам светлыми кудрями волос, девушка выглядела великолепно. Сев в машину для перевозки трибутов и быстро скользя по улицам Капитолия, она думала о том, как, должно быть, забавно будут выглядеть лица элиты ее дистрикта, всех тех, кто на протяжении почти четырех лет так нещадно ее гноил, если она вернется. Ради это… стоило выиграть.***
В Центре Преображения все блистало. Зеркальные стены уходили ввысь, позволяя видеть себя и всех вокруг со всех сторон. Эвелин сидела на кушетке, болтая ногами. С ней не стали творить ничего сверхъестественного, только удалили волосы с ног. Привычка же каждый вечер принимать душ и мыть волосы сыграла свое дело. В комнату зашел молодой человек, в котором с первого взгляда можно было признать капитолийца: голубые волосы были забраны наверх, а лицо сильно накрашено, особенно выделялись длинные розовые ресницы и сильно нарумяненные щеки. — Добро пожаловать, меня зовут Аурелий Коридж, но ты меня можешь звать Рили, — слащаво улыбнулся он. — Я приготовил для тебя великолепный наряд, в нем ты будешь блистать! Девушка с интересом посмотрела на него. Этот стилист готовил трибутов уже пять лет, и нельзя сказать, что его наряды были какими-то уникальными, или выдающимися из всего этого однообразия. Трибуты первого дистрикта всегда «сияли» и «блистали» именно за счет многочисленных алмазов и мерцающей ткани. Но… Не в этот раз. — Ты только посмотри на эскизы! — верещал Аурелий. — Он идеально тебе подходит! Алетея и Венда прекрасно с тобой поработали, уверен, ты сама заметила, насколько преобразилась!!! Эвелин передернуло. Ее костюм представлял собой практически копию костюмов предыдущих трибутов: белое одеяние с разбросанными по нему бриллиантами. О, нет! В этом на публике она не появится! — Я не буду надевать все то, что вы на меня понавешаете. Вот эскизы моего костюма, — девушка повернулась на сидении и протянула опешевшему стилисту лист бумаги. — Я… Я не буду делать костюм по твоим эскизам!!! — завизжал он. — Это моя работа и мне за нее платят! Если я из-за тебя лишусь ее, то я… — Или вы сделаете по-моему, или Капитолий узнает, чьи дети занимают почетную должность стилистов первого дистрикта, — мило и безжалостно улыбнулась Эвелин. Стилист побледнел. — Ты… ты блефуешь… — О, правда? Коридж… Знакомая фамилия… Мне кажется, это была фамилия одного трибута лет двадцать пять назад… Из какого же он был дистрикта, — девушка сделала вид, что задумалась. — Кажется, из четвертого… Или это был второй? Не уверена… — Откуда ты знаешь?.. — капитолиец побледнел еще сильнее. — У меня есть связи, — короткая улыбка и снова по лицу разлилось хладнокровие. — Ты не сделаешь этого. — Отчего же? Сделаю. Если не получу костюмы. Все в твоих руках. Ничего личного, — Эвелин улыбнулась, — но это — мои Игры. — Хорошо, — Коридж нервно перевел дух. — Твоя взяла. Покажи свой эскиз…***
Девушка крутилась перед зеркалом в наряде, в котором через несколько минут должна была уже спускаться к выходу. Черное шифоновое платье разлеталось лоскутами вокруг ее фигурки, окутывая девушку темным облаком. На нем, словно звезды, сияли мелкие бриллианты. Светлые волосы удерживал в прическе обруч, сплошь покрытый редкими черными бриллиантами. Они словно вбирали весь свет в себя, поглощая его без остатка. Это были уникальные камни. Известные также как черные технические алмазы или карбонадо, они были обязаны своим цветом скорее незначительным включениям или случайным частицам в составе камня, чем таким микроэлементам, как азот, бор и водород, которые и придавали цвет большинству бриллиантов. Совокупность же мелких черных бриллиантов обладала уникальным блеском, который, казалось, исходил из полной темноты, поскольку чистый черный бриллиант почти полностью поглощал свет. Любуясь из года в год блеском и бриллиантами, капитолийцы забыли, что первый дистрикт производил не столько вездесущие прозрачные алмазы, сколько предметы роскоши. А уникальность и есть роскошь, коей белые бриллианты перестали быть. В конюшнях было полно народу. Повсюду стояли трибуты в различных одеяниях, их менторы и стилисты. Церемония вот-вот должна была начаться и снаружи слышался шум толпы и музыка, разносящаяся на несколько кварталов. Эвелин вскочила в колесницу и вцепилась в поручень из красного дерева. — Странные какие-то костюмы, — стоящий рядом Марк одернул белую ткань. Он был одет в простой белый костюм, с вставками черных камней. На голове также был венок — меж антрацитовых волос сияли кристально прозрачные капли бриллиантов. — Хм. Возможно, — девушке, казалось, совсем не было дела до не смевшего пошевелиться стилиста, замершего неподалеку. Она оглядывала их экипаж, прикидывая, как они будут выглядеть со стороны. Смотрелись они занятно: девушка с бледной кожей в черном переливающемся платье и черным ободом в светлых волосах, который, казалось, поглощает весь свет аки черная дыра, и загорелый черноволосый юноша в белом костюме со сверкающим ободом на голове. Колесницу их вела четверка лошадей запряженных квадратом — белоснежная и вороная в первом ряду и вороная и белоснежная во втором. Весь их образ был словно шахматное поле для одной, единственной, игры. Черное и белое, тьма и свет перемешались давным-давно в этом мире, и сейчас уже не разобрать, где правда, а где ложь. Не ей. А, может, и не стоит? Ведь важно сейчас не найти истину, не навешать ярлыки, кто хороший, а кто плохой, не пытаться бороться против системы, напоминая ей, что она давно погрязла в пороках. Важно просто Жить и наслаждаться этой жизнью, какой бы она ни была. Чтобы, оглядываясь назад, не желать вернуть ушедшие годы, чтобы прожить их иначе, а смотреть вперед, наслаждаясь всем до самой смерти. Ворота ангара разъехались в стороны, открывая дорогу первой колеснице. Им. Солнце било в глаза, освещая трибутов и заставляя драгоценности сверкать и переливаться всеми цветами радуги. Эвелин и Марк, замерев, стояли на колеснице, которую четверка лошадей мчала по улицам столицы. С балконов домов, стоящих вдоль улиц, по которым проходила процессия; из окон высовывались люди, приветственно размахивая руками и радостными криками встречая трибутов. Когда взгляд их падал на экипаж первого дистрикта, они замирали в недоумении. Черный? У первого дистрикта? Но вглядываясь в сияющие черные камни, украшавшие одежды трибутов, они замирали уже от восхищения. Черные бриллианты были уникальны! Насладиться их блеском хотел каждый. Пожалуй, это было единственным, что еще не приелось пресытившемуся Капитолию. Крики и приветствия взрывались с новой силой. Чуть расслабившись, Эвелин подняла руку, приветствуя толпу. Улыбка расползлась по ее губам. Девушка не была уверена, что ее поймут, поймут идею ее образа, но они поняли. Поняли. Колесницы выехали на Круглую площадь и начали делать круг по ней, чтобы потом остановиться у Президентского дворца. Эви, радостно улыбаясь, приветствовала капитолийцев. Сейчас, из-за нетипичности образа, все взгляды, осмотрев трибутов, неизменно возвращались к ним, цепляясь за шахматный порядок расположения цветов. Находиться в центре внимания… Ей это доставляло искреннее удовольствие. Марк, довольно улыбаясь, не отставал от девушки, посылая поцелуйчики и подмигивая молодым капитолийкам. Те смеялись и готовились поставить на очаровательного трибута. Экипаж остановился у Президентского дворца. Отзвучали фанфары, и президент взял слово. Это был высокий мужчина, лет тридцати девяти — сорока. Седина еще не тронула его черные волосы, а в петлицу белого костюма была вставлена роза, белая, как снег, как его фамилия — Сноу. Зазвучал гимн. Сколько иронии было в этих словах! Большинство населения не представляло, что они поют и чему подпевают, но Эвелин, прекрасно знавшей латинский, доставляло огромное удовольствие повторять слова гимна про себя, одновременно лицезря картины прошлого, соответствующего этим событиям. Все-таки, у нее был неплохой учитель. Прекрасный летний вечер. После тренировки, вымотавшей ее, девушка решила побродить по дому. Было спокойно и тихо. Ребекка уехала в город, решив пройтись по магазинам, а Клаус все еще был в зале. Остановившись перед огромной дверью библиотеки, Эвелин нерешительно постучала и, открыв дверь, просунула в комнату голову. — Можно? — Конечно, входи, — Элайджа отложил книгу, которую читал, и поднял взгляд на девушку. — Что это? — она кивнула на книгу, входя и осторожно прикрывая за собой дверь. — Это? — Древний взглянул на отложенную книгу. — Это история. Просто историческая книга. — О чем? — Эвелин, заинтересовавшись, опустилась в кресло, стоящее недалеко от вампира. — О том, какой был мир раньше. — И какой же? — Тебе интересно? Я могу рассказать… Часто вечера после тренировок она проводила в библиотеке, слушая рассказы Элайджи. Рассказывал он на удивление интересно, так, что хотелось слушать и слушать, закрыв глаза и внимая лишь его бархатному голосу. Он рассказывал ей о том, какая жизнь была до «конца света» изменившего мир и стершего с лица Земли почти все человечество. О том, какая была культура, о разных эпохах, о разных правителях. О разных языках. Это он познакомил ее с Великим Латинским языком, от которого брали начало многие языки мира. От которого шло название этой страны. Уроки с ним она не забудет никогда. Когда она разорвала все связи с их Семьей, ей очень не хватало их бесед. Было одиноко. Возможно, это была грусть по хорошим временам, а возможно, нечто большее… Гимн закончился. Лошади тронулись, в последний раз объезжая площадь, чтобы потом скрыться за воротами Тренировочного Центра, который они покинут только тогда, когда придет пора ступить на Арену. Трибуны рукоплескали, провожая трибутов, которых они увидят в следующий раз лишь на Интервью. Эвелин спокойно улыбалась, все еще находясь в плену воспоминаний, а в сознании, шлейфом за колесницей, летели финальные слова президента Сноу: «Удачных Вам тридцать седьмых Голодных Игр. И пусть удача всегда будет на Вашей стороне!»