Now you do

Ничего не бывает так хорошо, как ожидаешь, но ничего не бывает и так плохо, как ждешь. (Д. Емец. Мефодий Буслаев. Лед и пламя Тартара)

Жизнь в безвестности… Ещё недавно это казалось ей кошмаром. Когда о тебе не знает абсолютно никто. Абсурд в нынешней системе, где все просматривается и прослушивается? Отнюдь. Опыт показывает, что зная об опасностях можно их избежать, а те, кто привык полагаться на средства оповещения могут здорово просчитаться и просто не обратить внимание на действительно нужные мелочи. Быть никем приятно. И полезно. Когда знаешь, что ты никто, то падать больше некуда — ты и так на дне. Лежишь и смотришь в небо. В бескрайнее синее небо. А значит, путь один — вверх. Но подниматься не получалось. Получалось только выть ночами в той дыре, в которую она забилась, выть и звать Криса. Потому что на деле ничто больше её не трогало, только собственное горе. Говорят, время лечит. Видимо, тем, кто так говорит, сильно повезло или же их никогда это не касалось, потому что ни черта оно не лечит! И если после очередного срыва Эвелин удавалось взять себя за шкирку и начать что-то делать, то не проходило и нескольких дней, как мысли делали круг и следовала очередная бурная ночь с всхлипами и подвыванием. Ничего это время не может. Ни раны залечить, ни притупить боль. Ни-че-го. И, пожалуй, последнее, что ей сейчас хотелось — это видеть кого-либо вменяемого. Дно Капитолия. Что вы знаете о нем? Что скрывается за блеском витрин, ослепительным светом богатых домов, яркими огнями казино и ресторанов и музыкой, что льется из дверей и окон внешнего мира? Иногда кажется, что существует только он — мир света и красок, а остального и вовсе нет. Но так только кажется. Изнанка Капитолия темна и пустынна. Все необходимое столица тянула с дистриктов, но и в самом городе было немало опустившихся, которые не захотели пробиться наверх, но которым по праву рождения повезло оказаться в городе. Принято считать, что вся бедность осела за пределами Капитолия, в дистриктах от пятого и выше. Принято считать, что в Капитолии обитают счастливые зажиточные люди, которые ни в чем не нуждаются. Забавно, это действительно так. Нищеты в привычном понимании в Капитолии не было — каждый житель столицы мог жить так, как ему заблагорассудится, однако были и те, кто устав от бесконечных празднеств ушел в тень, спрятался от вездесущего ока системы, и жил так, как мог себе позволить только ограниченный круг лиц в этом мире, чьё воображение позволило ему заглянуть дальше привычных установок и самому себе быть законом и судьёй. Каюкеры. Киллеры. Убийцы. Эвелин лежала на спине, глядя в деревянный, точеный жуками потолок старой лачуги. В голове стоял шум и одновременно — была пустота, которая и была той причиной, по которой Уошинтон не могла начать жить дальше. С другой стороны в её нынешнем месте пребывания определенно был плюс: никто ничего от нее не ждал и не требовал, сделать это было попросту некому. Пустота. Забавно, как легко можно спрятаться в насквозь просматриваемом городе, как часто оборотной стороной высотных зданий становятся заброшенные заводы, а элитных офисов — одноэтажные домишки, которые сначала хотели снести, а потом о них забыли, зажав между другими домами. Эвелин существовала здесь уже несколько месяцев, то дни пролеживая без движения, даже не питаясь, то выбираясь по ночам за едой. У жизни, по её мнению, должен был быть какой-то смысл, его же девушка не видела. Сейчас, когда трезвый рассудок потихоньку начал отбирать своё, к Уошинтон сначала пришло осознание, что случившееся не исправишь, а лечь и помереть было бы слишком жирно. — Так, выплакалась, хватит. Соберись, тряпка, — качнувшись, девушка села, неприязненно рассматривая собственные спутавшиеся грязные волосы. Первым делом стоило найти воду и привести себя в божеский вид, или, хотя бы, его подобие. Возвращаться назад Эвелин не собиралась, поэтому надо было озаботиться поисками общедоступного источника воды. Заколов на затылке хвост, девушка отправилась на разведку. Удобное место обнаружилось в пяти кварталах и представляло собой ныряющую под спрятанный среди сени деревьев мост речку. Кое-как приведя себя в порядок, Эвелин устроилась на ветке дерева, недалеко от моста. Прежде чем приступать к обустройству своей дальнейшей жизни, требовалось разобраться в окружающей обстановке, которой она не интересовалась ещё с самого мая. Интересно, её ещё ищут или уже перестали? Или давно нашли и наблюдают? Или и не искали вовсе? Девушка вздохнула. Нет, если бы нашли, об этом бы узнали Майклсоны и её забрали. На то, что они обидятся и оставят её в покое, Уошинтон даже не рассчитывала. Значит, не нашли. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Чем обернется её визит в просматриваемый парк ещё предстоит выяснить. Если искать перестали, то всё в порядке, если не искали — тоже, а вот если ищут, тогда ей надо быть предельно осторожной. Возьмём это за рабочую версию. Если её ищут, то ей надо избегать мест, где она может попасть в глаз камеры, либо стать тем, кого они не замечают. Стать призраком. Невидимкой. Эвелин ухмыльнулась. Что значило «быть каюкером»? Обладать огромным запасом оружия? В совершенстве владеть боевыми искусствами? Входить в своеобразную касту охотников за головами? Вовсе нет. Это значило уметь выживать в любых условиях и при любом раскладе. Быть своим и на городских улицах, и в лесу, и в высшем свете. Быть незаметным, невидимкой, тенью, о которой даже не вспомнят, но которая сделает всё, что ей нужно. Это значило следовать простому правилу о том, что если ты жив — у тебя всё хорошо. А из всего остального можно выкрутиться. Это был не род деятельности, а, скорее, жизненная философия, дополненная этой самой деятельностью. Сейчас Эвелин Уошинтон, представительнице первого дистрикта, ученице лучшего мастера оружия, какого только можно представить, участнице и победительнице тридцать седьмых Голодных Игр требовалось научится простой истине, которая приходит спустя годы практики, а к некоторым не приходит и вовсе — как жить в мире с миром и с собой. Когда-то кто-то сказал, что убийцы — самые спокойные в мире люди: они умеют ждать. Профи недалеко от них ушли, но терпение — вещь капризная, и в руки каждому не даётся, хотя при подготовке к Играм она больше обязанность, нежели свойство. Когда же торопиться некуда, приручить терпение не так то просто. Одно дело ждать необходимого момента, собрав волю в кулак, и совершенно другое — жить в ожидании чего-то, непонятного, неосознанного. В ожидании жизни? Смерти ли? Пожалуй, это самая важная вещь в жизни — уметь жить ежедневно, не тогда когда требуется разом показать на что способен, не тогда когда надо подниматься с колен, идти вперёд и вообще за что-то бороться, а просто планомерно день за днём жить, а не существовать, потому что существовать легко, а вот жить — со всеми своими устремлениями, горем и амбициями в мире, где некуда идти — невероятно сложно. Приходится развлекать себя самому. Нагретая на солнце крыша хорошо отдавала тепло, и лежать на ней было приятно. Закинув руки за голову, девушка возлегала на горячей черепице, лениво поглядывая вниз, на неторопливо разъезжающих по своим делам капитолийцев. Эти мелкие, занятые лишь своими делами букашки вызывали у девушки чувство отвращения. Они, погрязшие в своей рутине, пусть даже обставленной богатством и великолепием, не знали и не желали знать что-то кроме своего маленького мирка, не желали выглянуть за его пределы и сообразить, что мир снаружи выглядит вовсе не так, как им казалось. А мир снаружи выглядел… забавно. Когда-то давно Эвелин прочитала в одной книге историю о том, как наравне с властью явной в городе была также власть неявная, состоящая из организации, связанной с правительством, вольных охотников, а также тайной силы, стоящей над всеми в этом городе, силы, которая по слухам являлась духом города. Городские легенды вещь привлекательная. В местах, где они есть, жить всегда интереснее, а ещё любопытнее их - легенды - создавать. Власть предержащие в Капитолии, да и во всем Панеме, были лишь в лице Президента и его пешек, которые без его приказа и шага не ступят, а значит, управление осуществляется централизовано, исключительно волей Президента, и обмануть такую власть не составит никакого труда. Эвелин покосилась вниз, вспоминая о своем нынешнем клиенте. Это можно было бы назвать поручением или заданием, если бы не один момент. Не было организации, которая эти задания могла бы дать, или человека, координирующего информацию. Была лишь кучка вольных охотников, поставивших себя выше закона и убиравших тех, кто своей жестокостью выбивался даже из их сумасшедшего общества. Так уж получилось, что пристанище свое мисс Уошинтон нашла именно среди возомнившего себя богами отребья.