Обещаю вернуться никогда

      Солнце поднималось над лесом. Оно стояло ещё слишком низко для того, чтобы его лучи проникли сквозь кроны вековых ракит и осветили озеро, но Геральт чувствовал его тепло. Русалка спала, перекинув руку через его грудь. Он поглаживал её кисть и старался не думать о том, что едва её не лишился. …Геральт принял твёрдое решение не гоняться за призраками и упорно, вплоть до грубости, игнорировал Русалку. Она не искала его расположения и, хотя его отношение её обидело, держалась как прежде, может быть, чуть более холодно. Геральту было совестно перед ней – он прекрасно помнил, чем ей обязан, – но своё поведение он менять не собирался и, несомненно, продержался бы до своего отбытия, если б не Сваромир. Геральт обнаружил почти сразу, что одно дело – игнорировать женщину, когда на неё никто не претендует (Ладимир относился к Русалке скорее как к сестре), и совсем другое – делать то же самое в присутствии мужчины, который влюбился в неё с первого взгляда и пытается привлечь её внимание. Причём, так как мужчина этот – обаятельный добродушный оборотень, а не угрюмый ведьмак, озлобленный на весь белый свет, ему это удаётся мгновенно. Геральт сам не заметил, как тяга шататься по окрестностям испарилась. Русалка, его Русалка, заглядывалась на полуголого оборотня, краснела, когда он прикасался к ней, и не думала его избегать. Ведьмак обозлился настолько, что даже забывал временами о том, что она вовсе ему не принадлежит и что он сам твёрдо решил от неё отказаться. Геральт был готов прикончить соперника… но всё же не утратил разум. Он отлично понимал, что ведёт себя глупо, но не мог ничего изменить. Единственное, на что у него доставало выдержки, – сохранять безучастное выражение лица (которое не обмануло ни Ладимира, ни Сваромира. Скорее всего, не обмануло бы и Русалку, если б она не была так поглощена Шваром) и не вмешиваться. Он боялся оставить её хотя бы на минуту. И радовался малейшему знаку её внимания. Когда он вышел, чтобы урезонить, если понадобится, Кречета (ему сразу не понравился его тон), какое это было счастье, когда она с облегчением взглянула на него! И когда она отступила за его спину, почуяв драку, намечавшуюся между Кречетом, Сваромиром и Ладимиром… Он был готов защитить её от всего света. Только она этого не оценила. И он снова изнывал от ревности, наблюдая, как крепнет симпатия между ней и Сваромиром. Когда Русалка и Сваромир ушли на ночную прогулку в поле, он не пошёл за ними. Сваромир обладал рысьим слухом и, как бы Геральт ни таился, обнаружил бы его. Поэтому ведьмаку оставалось только, как волку в клетке, ходить из стороны в сторону вдоль рабицы и изо всех сил пытаться не прислушиваться. В конце концов, он ушёл на терраску и сел на диванчик. И поднялся как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как Сваромир под яблоней целует взасос его Русалку, и она вовсе не сопротивляется. На миг он обезумел и метнулся к двери. Неизвестно, что было бы, если бы ему удалось выйти; скорее всего, он бы убил Сваромира. Но под ноги ему попалась табуретка, и он грохнулся на искалеченную ногу, взвыв от боли. Сам бы он не встал. Однако Ладимир выказал неожиданное сострадание, помог ему подняться, а затем почти на себе оттащил в дом и уложил на диван. После он ушёл. Геральт лежал, сдерживая стоны. Через несколько минут вернулся Ладимир с бутылкой вина и двумя бокалами. Похожее Геральт испытывал, когда Йеннифэр выбирала между ним и Истреддом. Но даже тогда ему было легче, потому что он обладал такими же шансами, как и соперник. Он рассказал Ладимиру всё. Хотя собеседник не особенно был ему симпатичен, Геральт знал, что он никому ничего не разболтает. Пока ведьмак говорил, душевная боль понемногу унималась. Он вспомнил Йеннифэр, её объятия, поцелуи, её тело… и его нынешние мучения самому ему показались наваждением. И самое опасное в этом наваждении было то, что он почти утратил над собой контроль. Он смирился с потерей Русалки – тем более, как можно потерять то, чем не обладал? – и вернулся к своим прежним прогулкам. Нога болела адски, но это его не останавливало. Как ни мало он бывал дома в эти дни, ему удалось заметить, что между Русалкой и Сваромиром не всё ладно. Русалка ходила печальная, а во взгляде Сваромира, хоть он и был с ней так же чуток и нежен, проскальзывала затаённая боль. Через два дня Сваромир внезапно уехал. Геральту стало ясно, что у них ничего не вышло. Но облегчения он не почувствовал. Ему было жаль Русалку, и, даже когда она накричала на него за завтраком, его отношение к ней не поменялось. Геральт охотно бы её утешил, но он был последним, у кого Русалка стала бы искать утешения… Потом было сражение с чудовищем и одна из самых паршивых ночей в его жизни. Скорее всего, если бы он с самого начала берёг ногу, а не расхаживал по полям, бедро его уже зажило бы. Но сейчас, после многодневных прогулок, а особенно после неудачного падения, оно будто горело в огне. Геральт бредил и звал ту, которая всегда облегчала его боль… и она пришла к нему. Но на этот раз было не так, как обычно: ведьмаку казалось, что она вот-вот уйдёт, исчезнет навсегда, и он пытался удержать её. Левая рука плохо его слушалась, и он прилагал все силы, чтобы не выпустить её ладонь. Он добился своего – она осталась. Она была с ним, пока он не уснул… Наутро Геральт проснулся бодрый и отдохнувший. И полный решимости убедить себя в том, что он любит только Йеннифэр. Ровно до того момента, когда Ладимир сообщил ему, что он сломал Русалке кисть. Русалка страдала от боли и была почти беспомощна – по его вине. Такого стыда он ещё никогда не испытывал. Она казалась маленьким заброшенным котёнком, избитым, страдающим и никому не нужным. Она не хотела принимать его помощь, но он сумел её переубедить. Теперь она не сторонилась его, не смотрела на него со злобой и страхом. Он попросил Ладимира лечь на кушетке, чтобы быть с ней – так, как она была с ним, когда была нужна ему. Но он не ожидал, что, ощутив его присутствие, она повернётся к нему, станет медленно и нежно целовать его лицо и скажет, что любит его. Она грезила наяву, не владела собой и не могла солгать. Он млел от её ласк, от её слов, не догадываясь о том, как страстно желал их услышать. И он не смог молчать. Ведь она спала и ничего бы не запомнила… На рассвете, когда за ним явились князья, он понял, что не сможет оставить её сейчас. Только беспокойство о Цири не покидало его. В то время, когда она ждала его помощи, он наслаждался любовью той, которую и не надеялся встретить… И Диву он сказал, что готов вернуться сию же минуту. Див окинул его пронизывающим взглядом и обещал вызвать Шиву. Геральт остался на лавочке. Он не хотел встречаться с Русалкой… да и она с ним – тоже, как оказалось. Наверное, если бы она унижалась перед ним, умоляя его остаться, Шива бы приехал не зря. Но она не шла, Геральт был в полном одиночестве и вдруг подумал, что мог бы сидеть здесь, целуя её, а она прижималась бы к нему и трепетала, отвечая на его поцелуи… И он так ясно увидел её рядом, что даже протянул руки, чтобы обнять её… Но её не было. Он вскочил и бросился на её поиски. Она была зла на него, но он знал, что она его простит…

***

Я просыпалась медленно и долго не могла понять, где нахожусь. Солнце уже проникало на полянку, и озёрная гладь отражала нежный розоватый свет. Я наконец вспомнила. И дивный лунный вечер, и лунную ночь, которая могла бы показаться сказкой, если б не ломило всё тело и не болела промежность. Да, ведьмак постарался на славу. Впору было подумать, что у него минимум год никого не было. Хотя, сказать по правде… если бы не некоторые… ну ладно, многочисленные, по правде же… жесты с моей стороны, которых он не ожидал и был от них в восторге и которых я тоже не ожидала и сейчас, утром, была от них в глубоком изумлении, потому что не представляла, что способна на такое… он бы угомонился намного раньше. Это была сумасшедшая ночь, наполненная страстью, наслаждением, счастьем и немножко – болью. Я и мечтать не могла ни о таком партнёре, ни о таком блаженстве. И сейчас я чувствовала опустошённость и стыд. В меня с младых ногтей вбивали, что секс до свадьбы недопустим. И даже, когда ты всё-таки выходишь замуж, он возможен только для рождения детей – никаких прелюдий, никакого удовольствия и, само собой, никакого разнообразия, только одна классическая поза. То, что мы с Геральтом творили этой ночью, выходило за рамки всех представлений, которые у меня когда-либо были, некоторые вещи я даже вообразить не могла. Да, это было здорово, но в то же время… «распущенно», вероятно, самое мягкое слово. Мне хотелось скорее зайти в воду и помыться. И хотелось, чтобы Геральт ко мне не прикасался. Последнее было самое паршивое. Ведьмак ни в чём не был виноват, напротив, его следовало бы поблагодарить… а вместо этого я не могла на него смотреть. Судя по его дыханию, он то ли спал, то ли дремал. Я осторожно высвободилась из его рук и, радуясь, что удалось сделать это незаметно, пошла к воде. Плескалась я долго и немножко расслабилась. Вода остыла за ночь и приятно освежала. Сквозь её кристально чистую толщу виднелось песчаное дно, на котором играли солнечные зайчики. Кое-где колыхались пушистые водоросли, между ними сновали рыбёшки. Ветра не было, от каждого моего движения расходились волны, и их тени пробегали по зеленоватому песку. Я бы с огромным удовольствием проторчала в воде до тех пор, пока не явятся Див и Ладимир. Проторчала бы и дольше, лишь бы избежать необходимости говорить с ведьмаком. Но ничего не поделаешь, придётся вылезать. Я напоследок посмотрела вдаль, туда, где кроны ракит густели, ветви их переплетались между собой и озеро уходило в непроглядную лесную чащу. Со вздохом повернулась и побрела к берегу. И сразу же обнаружила, что Геральт не спал. Он сидел, положив руки на согнутые в коленях ноги, и, естественно, даже не подумал одеться. Хоть бы он отвернулся… хоть бы не смотрел этим солнечным, счастливым взглядом… Ведьмак мигом понял, что что-то случилось. Когда я вышла из воды и бросила на него быстрый взгляд, он смотрел на меня, слегка прищурившись, и, хотя лицо его казалось равнодушным, в глазах была тревога. Моё платье лежало недалеко от него. Я наклонилась за ним. Геральт протянул ко мне руку, но я отступила назад. – Геральт, пожалуйста… не трогай меня. Он имел полное право обидеться. Он мог отвернуться, пожав плечами и оставив меня наедине с моими тараканами. Но он повёл себя, как обычно – то есть непредсказуемо. Ведьмак нахмурился, слегка приподнялся, схватил меня за руку и одним движением притянул к себе, так что я внезапно обнаружила, что уже не стою с платьем в руках, а сижу между его ног, настолько близко к нему, что ближе почти некуда. То есть как раз в той позе, которой я изо всех сил старалась избежать. Я трепыхнулась, предчувствуя, что это бесполезно. Так оно и оказалось – Геральт обнял меня, и уйти можно было, только когда он позволил бы. – Что случилось? – Ничего, – пробормотала я, отвернувшись. – У тебя прелестная манера не смотреть в глаза, когда ты врёшь. Я упорно смотрела поверх его волосатого колена. Он, помедлив, легонько взял меня за подбородок и повернул к себе моё лицо. Я опешила и попыталась вновь отвернуться, но ничего не вышло, и оставалось только смотреть в его цитриновые глаза, которые были так близко… Всё-таки Геральт беспокоился, хотя и пытался это скрыть. Он смотрел на меня несколько секунд, потом наклонился ко мне и тихо спросил: – Я сделал тебе больно? Я снова опешила, несмотря на то, что вопрос был вполне логичным. Чем дольше я молчала, тем сильнее Геральт волновался. Зрачки его расширились, и выражение лица изменилось. Он медленно отпустил мой подбородок, но желание отворачиваться пропало. И, странное дело, постепенно улетучивался стыд.       Я, не отводя от него глаз, легонько провела пальцами по его щеке и тихо сказала:       – Мне было очень хорошо с тобой.       В его глазах появились знакомые золотые искры, и он негромко ответил:       – Мне тоже.       Немного помолчав, он добавил:       – Ни одна женщина не дала мне так много, как дала ты.       Я смутилась и опустила глаза – затем, наверное, чтобы тут же их поднять и посмотреть на него с удивлением. Я не думала, что после столь бурной ночи он окажется на что-то способен утром.       Он улыбался. Я провела пальцами по его груди и коснулась губами его губ.       Поцелуй вышел глубоким, долгим и очень нежным. Я перекинула ноги через его бёдра, придвинулась к нему и слегка приподнялась, опираясь на его плечи. Он подхватил меня под ягодицы, и я тихонько охнула, ощутив его в себе.

***

      – Нет, в конце концов, мне без разницы, – говорил Ладимир, пробираясь за Дивом по бурелому. – Я согласен с атроксами, истинным воином может быть только тот, кто не подвержен земным страстям. И всё же я бы не был так категоричен. Если дело только в физиологии, то почему бы и нет? Ведь не все способны отказаться от удовольствий ради превосходного владения мечом…       Див так внезапно остановился, что Ладимир налетел на него, ойкнул и, потирая переносицу, поинтересовался:       – Вы чего? Жагницу увидели? Неужели она это пережила? – Если и пережила, – не сразу ответил Див, – то сейчас она точно сдохнет. Ладимир недоумевающе покосился на него и шагнул вперёд. Они стояли на краю лесной поляны и молча смотрели, и Ладимир даже не удосужился поймать отвисающую челюсть. – У тебя наушники есть? – медленно спросил Див. – Только одна пара, – так же ответил Ладимир. – Всё лучше, чем ничего, – пожал плечами князь. – Не назад же возвращаться. – Угу. Не должно его надолго хватить. Через четверть часа они переглянулись, встали и, не вытаскивая наушники из ушей, ушли в чащу.

***

Солнце заливало поляну ослепительным светом. На водной глади появилась рябь от лёгкого ветерка, и в ней плясали солнечные зайчики. Было жарко. Мы лежали рядом, тяжело дыша, потные и совершенно обессиленные. По привычке Геральт протянул руку, чтобы обнять меня, но я возразила: – Я вся мокрая. – Я не лучше, – ответил он и всё-таки меня обнял. – Надо бы искупаться, – сказала я, не делая никаких попыток встать. – Угмм… Наступила тишина. Я думала, что он уснул, и сама начала задрёмывать, но он вдруг спросил ясным голосом: – Что произошло утром? – Ты о чём? – не поняла я спросонок. – О тебе. Ты не хотела, чтобы я к тебе прикасался… Сон с меня слетел в одно мгновение. – Мне показалось, что ты… Он умолк на секунду, и я понадеялась, что продолжения не будет, но он всё же закончил: – …стыдишься меня. Придётся отвечать, ничего не поделаешь. Хорошо хоть, мне не видно его лицо, а ему не видно моё. – Тебе не показалось. Так глупо… – Из-за того, что я… – Ты тут вообще ни при чём, – поспешно перебила я его. – Я сама виновата… Я умолкла, но чувствовала, что он ждёт продолжения. Пришлось заговорить снова: – Понимаешь, в меня всю жизнь вбивали, что секс – это нечто постыдное, грязное и вне брака он недопустим. Я думала, что к тридцати годам избавилась от этих предрассудков, а на деле выяснилось, что не совсем… Он вздохнул с облегчением. – Об этом я тоже думал, но решил, что всё же… – Ты совершенно ни в чём не виноват, – вновь перебила его я. Он вдруг тихонько рассмеялся. – Откровенно говоря, ты меня удивила. Я не ожидал от тебя… такого темперамента. – Это потому, что я была с тобой. Он провёл пальцами по моему плечу. Как всё же странно было быть так близко к нему! Помолчав, я сказала: – Я с восемнадцати лет гадала, почему мне не везёт с мужчинами. Но теперь, кажется, поняла. Я ждала тебя всю жизнь, хотя сама этого не знала. И, честно говоря… никогда бы в это не поверила. – Ты не узнала меня. – Конечно, не узнала! Если бы мне кто-нибудь сказал, что именно ты – мой принц на белом коне, я бы долго смеялась. Не очень-то ты похож на принца. Он фыркнул. – У меня никогда не было белой лошади. – Тем более. Немного помолчав, он заметил: – Сваромир тоже мало похож на принца. Опять Ладимир оказался прав. Геральт меня ревновал. Даже сейчас, когда он произносил имя Сваромира, голос его слегка изменился, хотя он старался говорить безразличным тоном. – Швар… Ну почему же, похож. На заколдованного царевича. Он загадочный, симпатичный… Геральт издал недовольное ворчание, но ничего не сказал. – Кроме того, он первый мужчина, который проявил ко мне внимание. Геральт подозрительно затих. – Трудно было не увлечься. Ласковый, умный, добродушный… Геральт молчал. Мне показалось, что он даже дышать перестал. – … но на роду мне оказался написан ведьмак, – закончила я шутливо. Геральт молчал. Кто меня за язык тянул… – Если ты хочешь быть с ним… – медленно заговорил он. – Нет. Раньше хотела, но, даже если бы ты… вёл себя по-прежнему, мы бы всё равно расстались. Геральт вновь затих, только теперь это была другая тишина. Он внимательно слушал. – Просто… похоже, уже тогда ты запал мне в душу больше, чем хотелось бы. У меня не получилось бы забыть, как ты на меня смотрел тогда, после душа… помнишь? Первый день, когда ты пришёл в себя… И то, как ты сказал мне, раньше… ты бредил, но всё равно… – Я сказал, что отдал бы жизнь за то, чтобы выспаться на твоих волосах, – сказал он. – Я не бредил. И не передумал. Я приподнялась, чтобы поцеловать его в щёку, но он повернулся, и оказалось, что я целую его в губы. Он ответил на мой поцелуй и медленно начал спускаться ниже. Я перебирала его волосы. Мне уже было известно, что он не имеет привычки останавливаться, и всё же я вздрогнула, почувствовав, как его пальцы скользнули между моих ног… Солнце склонялось к закату, когда я наконец поднялась и сделала попытку подойти к воде. Геральт смотрел на меня сочувствующе. – Я же тебе говорил, – с мягкой укоризной сказал он. – Извини, но о… последствиях ты не сказал ни слова! Ты только спросил, уверена ли я! – Ты же сказала: «Да». – А ты мог бы отказаться. – От такого? – удивился Геральт. – После того, как ты сама мне это предложила? Да, глупо было рассчитывать на то, что он скажет «нет». Я прекрасно помнила его глаза, когда он услышал от меня это предложение. И, если честно, сделано оно было вовсе не за тем, чтобы он отказывался. Скорее наоборот. К тому же, о последствиях нетрудно было догадаться. Тогда я меньше всего о них думала. И всё же… всё же… – Это было чудесно, – призналась я. – Я старался, – усмехнулся Геральт. Он встал, подхватил меня на руки и пошёл к озеру. Вода, тёплая, как парное молоко, мягко обволокла меня со всех сторон. Геральт поцеловал меня. Неладное я почуяла, когда его поцелуи стали очень уж страстными, но было уже поздно. Он ловко подхватил меня под ягодицы и прижал к себе. – Геральт, – попробовала я его остановить, – мы же решили, что пора собираться. – Разве мы не про утро говорили? – изобразил он удивление. – Ты хочешь здесь на ночь остаться? – А ты не хочешь? – Геральт, мне кажется, это будет перебор. Мы сюда не одни всё-таки приехали. – Нашла о ком беспокоиться. Они в лесу себя чувствуют как рыбы в воде. – Всё же нам пора. – Ладно, – ответил он. Несколько минут мы смотрели друг другу в глаза. Он не убирал руки, а я не торопилась отпускать его шею. – Геральт! – Что? Ты сделала всё возможное, чтобы я тебя не отпускал. – Я сделала?! – Конечно. Я лишь чуть-чуть тебе помог. – Ты бы мог меня остановить! – Вряд ли я когда-нибудь окажусь на это способен, – тихо ответил он, целуя меня. В общем, из воды мы выбрались, только когда солнце село и начало холодать. Ночь обещала быть не такой тёплой, как предыдущая, но никто из нас этого не заметил.

***

Проснулись мы на рассвете. Покидать озеро не хотелось ни мне, ни Геральту, но надо было возвращаться. Когда мы завтракали, из зарослей боярышника осторожно выглянул Ладимир. – Не может быть! – сказал он, выбираясь на поляну. – Я уже не надеялся увидеть вас по отдельности. – Зависть вредит здоровью, – невозмутимо ответил Геральт. – Ты будь поосторожнее, так несварение желудка недолго заработать. Ладимир напыжился, помолчал, но потом фыркнул: – Лишь бы зубам она не вредила. – Зубам тоже. В зависимости от моего настроения. – Ещё один, – проворчал Ладимир. Следом за ним вышел Див и кивнул нам как ни в чём не бывало. Из-под его локтя выглядывало маленькое существо со вздёрнутым курносым носиком и копной длинных сизых волос с запутавшимися в них водорослями. Оно окинуло нас неприязненным взглядом бледно-жёлтых раскосых глаз, прошлёпало перепончатыми, как у лягушки, лапами к воде и бултыхнулось в озеро – только круги пошли во все стороны. Когда на поляне появился Ладимир, я смутилась – ведь наверняка они что-то слышали. О том, что они не только слышали, но и частично видели, я, на своё счастье, не догадывалась. От взгляда непонятного существа мне стало совсем неловко. – Кто это был? – спросила я. – Ничего особенного, – ответил Див. – Местный водяной. – Он так обалдел, что ломанулся в чащу, – добавил Ладимир. – Оно и понятно – веками тут сидел в тиши и благодати, только по весне лягушки и соловьи орали. И вдруг такое… – Нервный он просто, – сказал Див. – Подумаешь, встряхнулся слегка. Не всё же в болоте сидеть. – Сколько, он сказал, здесь торчит? Двести лет? Да, двести, зелёный совсем. Так вот, ему этой встряски на следующие двести лет хватит. – Пусть радуется, – ответил Див, – что он не водяной где-нибудь на Оке или Пахре. Тогда всё лето у него была бы одна непрекращающаяся встряска. Геральт усмехнулся – он, похоже, сообразил, что Ока и Пахра как минимум тоже водоёмы, только расположены в гораздо более населённых местах. Я окончательно залилась краской и предпочла тихо поедать кусочек мяса, вперив взгляд в землю. Покончив с мясом, мы пошли к машине. Геральт снова нёс меня на руках, а я смотрела через его плечо, как медленно прячется за деревьями тихое лесное озеро с хрустальной водой и вековыми ракитами по берегам.