Coke nails

Два пьяных тела, одно из которых было до смерти напичкано алкоголем, так и отключились на полу номера в районе пяти часов утра в обнимку, как два кота, тесно прижавшиxся друг к дружке и обмениваясь теплом. *** Уже к полуночи, сидя в своей комнатушке, заставленной лишь бездушной мебелью без какого-либо намека на уют и рьяно пытаясь прочесть и вникнуть в текст напечатанного в книге домашнего задания уже по десятому кругу, мозг всячески отказывался воспринимать информацию, активно подкидывая события ушедшего дня. На фоне играла песня птенчика «This feeling». Это был первый раз, когда я позволила себе послушать его творчество. Отчего-то мне совсем не хотелось этого делать, не хотелось думать о том, что мой Гас — известная личность. Так что, когда он умчался в тур, я сделала для себя вид, будто он уехал на соревнования или чем там занимаются обычные люди без славы. Томно вздохнув, с глухим звуком захлопнув книгу, я тихо, как привидение, паря над паркетом, приблизилась к окну, как всегда рассматривая сквозь него ночное небо. Погода в городе ангелов была мерзопакостной в текущее время года: проливные дожди и скаженный ветер портили и без того паршивое настроение. Густав уехал из города одиннадцать часов назад, но стойкое ощущение, будто мы не виделись уже месяц, не покидало меня. Звезд на небе не было видно из-за заполонивших его облаков. Черное, черное полотно, обычно усыпанное яркими мерцающими огоньками, сейчас выглядело мрачно и холодно, оттого создавалось впечатление, будто сверхмассивная черная дыра движется по направлению к нам, безжалостно поглощая на своем пути все небесные тела и объекты, а мы — следующие в её списке. Одиночество в одиноком мире. Не глупо ли привязываться к человеку настолько, что жизнь без него становится серой, унылой и, кажется, даже бессмысленной? Тонкие, костлявые длинные пальцы, ногти которых покрыты черным лаком, вырисовывали на стекле три буквы, образовывающие имя. Гас. И сердечко. Гас. И сердечко. Выводя на запотевшем от горячего дыхания стекле буквы, мой силуэт, словно вкопанный, стоял намертво пригвожденный к холодному полу. Подобно пациенту в палате психбольницы, что бредит навязчивой идеей, царапая записки сумасшедшего на стене, отстраненный от реальности окружающего мира. Ситуация, сложившаяся за последние несколько месяцев, выбила меня из привычной жизненной колеи. Раньше я постоянно твердила себе что никто, ни за что, и никогда не сможет повлиять на меня и изменить. Люди приходят и уходят, верно? Но ты у себя один. И бог знает, сколько нам осталось жить, так для чего же убиваться тоской по людям, что не сосчитали нужным остаться рядом с тобой? И я сейчас не о Гасе, а в целом, обобщённо о людях. Я видела, как сильно мама была привязана к отцу, так и не сумев уйти, узнав о его предательстве. Как многие были зациклены на ком-то, не представляя жизни без своей второй половинки. В конечном счете я и сама поддалась влиянию незнакомца, ставшего для меня по итогу роднее всех людей, участвующих в моей никчемной жизни. Тот самый случай, когда: «С человеком хорошо, а без него невозможно». Подступившая ревность скаталась как шерсть у котов в тугой, противный ком, встав поперёк горла. «В туре будет все, о чем он тебе рассказывал: девушки, наркотики, секс и рок-н-ролл». «Симпатичные девушки с пышными формами и отсутствием мозга в черепной коробке будут клеиться к нему, пока он будет наглушь объебан веществами. Глупышка, ты и правда думаешь, что он не трахнет хотя бы одну их них, напрочь забыв о тебе в этот момент?» — мой бессовестный разум генерировал и подкидывал колкие неприятные варианты развития событий, которые я, встряхнув головой, попыталась отсечь. — Нужно выпить крепкого кофе. Нужно сконцентрироваться на ебаной домашке, — отдав поручение самой себе, я тихо спускалась вниз, но предательская седьмая ступенька старой лестницы противно скрипнула, с потрохами выдавая меня, гуляющую посреди ночи по дому. Зажмурив глаза, я как бы попыталась спрятаться на миг, изолироваться. Убедившись в том, что тишина привычно обволакивает стены дома, я добралась, наконец, до кухни. Как робот со встроенными установками, витая в облаках, я варила крепкий кофе в 3:33 ночи. Край ночи — время, когда маски сползают, показывая истинное лицо. Давно заезженная фраза: «Ночью все иначе и откровеннее» кажется мне очень правдоподобной. Влияние солнца на людей было мною не изучено, но я четко была уверена в том, что с наступлением тьмы мир погружался в демонический омут, где каждый вытворял и говорил то, что хочет. Прихоти легко воплощались в реальность, разврат правил телами, на утро вызывая у людей чувство стыда. Загадочное время, гнетущие порой мысли и поспешные выводы. Недаром говорят: «Утро вечера мудренее». Светило как бы присматривает за нами, играя роль родной матери, но его отсутствие на небосводе могло привести к Хаосу в грешном мире, позволяя выпустить наружу монстров, запертых внутри дневных тел. Двумя руками обхватив горячую чашку с уже готовым ароматным напитком, я согревала ладони с многочисленными линиями, отчего создавалось впечатление, будто она вся изрезана. Линия жизни, линия сердца: сколько помню, мама всегда верила в хиромантию, особенно в расслабленном состоянии от выпитого крепкого вина, облегченно вздыхая и говоря: «Моя линия жизни длинная, смотри, Клем. Еще долго буду тебе надоедать, ха», — она указывала на ведущую до изгиба на запястье четкую линию. «Значит, я не умру от остановки сердца, или передозировки алкоголем» — а после пополняла содержимое бокала и с радостным наслаждением делала глоток, закуривая крепкую сигарету, заполняя пространство едким запахом, от которого меня тошнило до тех пор, пока я сама не начала курить. — Это все чушь, — противоречила я, качая головой и возвращая взгляд в экран телефона с открытой в браузере вкладкой сонника «К чему снится новая обувь красного цвета». Впервые за долгое время проживания в этом месте, мне показалось, что тут стало подозрительно холодно. Имеющийся камин не справлялся с отоплением. Дом раздражал меня каждой деталью. Откинув длинные ноги, укутанные теплыми шерстяными носками на деревянный столик у дивана с мягкой, изумрудного цвета обивкой в гостиной, я благополучно устроилась на нем. Предварительно потянув за выключатель вычурного напольного торшера, который Сью приобрела в антикварном магазине. Он освещал лишь небольшой участок просторной комнаты, в которой было слышно одно только тиканье настенных старинных часов и мое сердцебиение. А за окном шумел гул ветра, жутко завывающего и стучащего, как нечто потустороннее в окно. Откинув гнетущие мысли в сторону, а голову на спинку дивана, я прикрыла глаза, воспроизводя в памяти нашу с Гасом поездку во Францию. До чего же было беззаботно, весело и тепло на душе, несмотря на холодную погоду. Улыбнувшись всплывшим кадрам из воспоминаний, как в любом примитивном фильме, я открыла глаза и передо мной стояла Сьюзен, скрестив руки на груди, прикрытой шелковым халатом. «И как ей не холодно?» — спросило меня мое внутреннее я, не получив ответа от внешней меня. Её янтарные, с коричневой примесью полусонные глаза, щурились даже от такого незначительного источника тусклого света. — Бл... Господь... — на выдохе прошептала я, заменяя мат на обращение к высшей силе, знатно под обосравшись. — Обязательно вот так подкрадываться, да? — сердце колотилось как бешеное, но руки по-прежнему намертво были приклеены к чашке. — Обязательно было шуметь, когда я сплю? — прилетел встречный вопрос от недовольной женщины. Минуя конфликт, я отпила аккуратно напиток, губами касаясь кромки емкости со жгучим кофе, больше намереваясь спрятаться, сглатывая подступившую порцию огрызаний, нежели смочить горло. Исподлобья выглядывая на недовольную мать, которая явно не спала из-за мучающей ее бессонницы на почве алкоголя, а не из-за меня, я все же не сдержала язвительного ответа. — Тебе не кажется, что в доме чересчур холодно? Как можно спать, когда изо рта идет пар, и даже куча теплой одежды не согревает? С такими успехами я могу спать на улице, какая разница, так ведь? — пожав плечами я прикусила обоженный язык уже после того, как сказала вслух эту колкость. — Я же говорила, что у тебя проблемы с термообменом, детка, — мягко приземлившись на диван подле меня, Сьюзен провела ладонью по сиденью против направления ворса ткани, оставляя темный след на бархате. — Нужно показать тебя доктору. Возможно, записать на плавание, ты ведь все равно ничем не занимаешься. Постоянно сидишь в комнате, слушаешь музыку и не проявляешь никакой физической активности. — Ну, конечно. Слушать музыку разве не занятие? — я вновь прильнула к чашке, закатывая глаза. — Серьезно, Клем, — женщина ласково коснулась кончиками пальцев моих волос, заботливо и тепло глядя на меня. — Ты не заболела, мам? Что за приступы нежности? — нахмурив брови, я косо посматривала на сидящую рядом женщину. Быть может она прочла в этом взгляде некое отвращение — такое часто проскальзывало на моем лице совсем ненарочно. — Как всегда, — женщина отодвинулась, прильнув спиной к дивану. — Когда я пытаюсь поговорить с тобою и хоть как-то исправить наши отношения, ты все портишь, — голос дрогнул, издав вздох, но она тут же перевела тему. — Быстро в кровать. И кто вообще пьет кофе посреди ночи? — она раздраженно вздохнула, поудобнее разместившись на огромном диване, усыпанном подушками, провожая меня взглядом. Я помыла чашку, оставляя её на сушке и, погасив свет, вернулась в окутанное мраком царство, именуемое спальней. В то время как Сьюзен на первом этаже вскрыла новую бутылку абсента, без церемоний отпивая его с горла, обойдясь без рюмки, по итогу уснув на том же месте, свернувшись в позу эмбриона. Не помню как я провалилась в сон, но точно очень быстро. О домашнем задании я и думать забыла. Достаточно странно, ведь мне даже не пришлось с угрызением совести о невыполненной работе ворочаться и мучаться до утра, по наступлению которого я с легкостью проснулась и вернулась к привычной жизни девушки своего возраста. Сборы в школу, занятия в классе, сплетни на перерыве от одноклассниц, сидя в буфете. Коротания похожих друг на друга вечеров за просмотром любимого сериала в компании фисташкового мороженого, боль в горле на следующий день, игнорирование ее, авось «Само пройдет, сейчас выпью чая только с медом». Запущенный процесс, ангина, антибиотики. Недельная самоизоляция дома, лежа в постели с пучком немытых волос и собранной вокруг кровати пустой посудой с недопитым чаем — подобно рассыпанной соли, защищающей от всякого зла. Последующее улучшение состояния, возвращение в школу, ад, рутина. Дни сменялись один за другим, как книга, которую ты с конца придерживаешь за бумагу, быстро перелистывая страницы, успевая заметить мельком вырванные из контекста фразы или слова. Но один день все же не был похож на предыдущие, ему удалось выбиться из нескончаемой вереницы тусклых, ничем не отличающихся друг ото друга дней. Ставя на паузу сериал, я отвлеклась на вибрирующий звонок, на дисплее телефона светилось имя абонента — GothAngelSinner, который пьяно, но достаточно внятно щебетал мне в трубку признания в любви. — Пупс, как тур? — грустно спросила я, зевнув в ладонь, сильно тоскуя по этой забавной мордашке. Время без пяти одиннадцать. Сердце ёкало от волнения, как будто мы только недавно познакомились и обменялись номерами. И вот теперь, я не знаю, что говорить, испытывая сильное волнение и легкую дрожь. — Ох, — издав тяжкий вздох, Пип хрипло простонал в динамик. — Тур, хм, тур заебца, — хмыкнул он, чиркая зажигалкой. — Устал. — Я скучаю, — поджав губы в робкой полуулыбке, я вплотную прижала телефон к уху, имитируя объятия с человеком, находящимся на другом конце провода, заколоченном внутри телефона, как в тюрьме. Чертово расстояние. — Я тоже, детка, я тоже. — У тебя будет концерт в Лос-Анджелесе? Повидать бы тебя хоть глазочком, мне так все осточертели. Без тебя — все будто мертво вокруг. — Через недели три, вроде. Надо будет чекнуть точную дату. Мы скоро увидимся, малышка, не грусти, м? — его голос звучал как мантра, успокаивая меня. — Хэй, ты можешь сейчас набрать мне по фейстайму, чтобы я уснула? — шепотом попросила я, попутно захлопывая крышку ноутбука, не намереваясь уже досматривать начатую серию. Хотелось создать иллюзию его присутствия рядом, ведь с Густавом я всегда быстро засыпала, только если мы не хохотали до утра со всего подряд. Ответа не последовало, но в следующий момент на экране появилось его хмельное, изнурённое опухшее лицо. — Боже, ты что, совсем не просыхаешь? Выглядишь ужасно, — натянутая улыбка с оттенком сожаления нарисовалась на моем еле видном лице из-за отсутствия освещения. — Спасибо. Как прикажешь мне еще вывозить этот движ? Детка, это пиздец. Я сейчас буквально сбежал ото всех, сижу в какой-то дешевой ночной забегаловке, лишь бы дать ушам отдохнуть, позволив им насладиться тишиной. Здесь от силы человек пять сидит. Такие же как и я, наверно. Бегут от кого-то, в поисках уединения. Вот, вышел покурить, захотелось услышать твой голос. Ты как? — Я хорошо, — ложь, без тебя мне отвратно. — Очередная тусовка в твоем автобусе? Черт, и как вы все там помещаетесь, он что, резиновый? — Бля, я сам порой удивляюсь, — смешок. — Как двадцать человек может уместиться в мелкой квадратуре, где стоит мебель и облако дыма вперемешку с потом и перегаром? Свежий воздух кажется нереально вкусным после всего, я бы сказал непозволительной и дорогой роскошью. — Твоя доброта, как бумага в общественном туалете — все ею пользуются, и швыряют в урну. — Они мои друзья, я не могу их выгнать, — он пожал плечами. — Конечно. Я понимаю, но ты мне дороже, чем ваши сраные тусовки, после которых половина, если не больше, твоих «друзей» бесследно исчезают, как только солнце встает над горизонтом. А ущерб для твоего физического и ментального здоровья наносится непоправимый. — Клем, господи, не начинай... — умоляюще протянул Пип, не желая слушать этого. — Люблю тебя, извини за нудьё, — я улыбнулась, когда он поцеловал экран точно в камеру, сделав тоже самое, я неловко хихикнула. — Я заскринил! — он устало подмигнул, но это выглядело настолько печально на измученном лице, что мне вдруг захотелось побежать к нему босиком через пол страны, взять за руку и затащить в свою кровать, никогда не отпуская. — Гас, ты в порядке? Скажи мне, если ты хуево себя чувствуешь. Он молча задумчиво выпускал клубы дыма, после чего скрипучим голосом ответил. — Я в норме, я не болен и чувствую себя хорошо. Увидимся через три недели перед концертом. Городов нереально много — это круто, хоть я и заебуюсь, как ебаный папаша-трудоголик. Я дам послушать тебе свой новый трек, черт, малыш! — метнув головой, он затянулся никотином, сразу же выдыхая его в камеру. — Он такой охуенный! Это пиздец, серьезно, я сам от себя не ожидал! — заметно ободрившись, он походил на мальчишку лет десяти, который оживленно рассказывал о своих достижениях. — Что за трек? Хотя бы намекни, а? — я знала его натуру, знала, что он сейчас солгал, ответив, что в полном порядке. Он бы никогда не стал сетовать на предсмертное состояние. Никому. Он до последнего выжимал свои соки, доводя начатое до конца. — Ладно, — вздёрнув указательный палец в экран и увлажнив языком пересохшие от сигарет губы, он быстро оглянулся по сторонам, будто собирался рассказать мне государственный секрет. — Скажу одно — это совместная работа с охуеннейшим продюсером... — он замолк, щуря глаза, создавая облако интриги. — Клэйм Казино! Господи! — он откинул назад голову, закатывая глаза от удовольствия. — Я молодец? Я молодец! — лицо по ту сторону экрана повеселело и Гас начал привычно дурачиться, корча рожицы, то и дело поправляя волосы с зажатой меж указательным и средним пальцем сигаретой. — Люблю, горжусь. Растешь, скоро будешь Большим Пипом, — шепнула я, лежа на боку, подложив ладонь под щеку. — Люблю тебя больше, — с привычным акцентом протянул Пип, растягивая букву «О» в последнем слове. — Нет. Я люблю больше. — Нет! Люблю тебя больше! — теми же пальцами он тыкал в экран сигаретой, опустив одну бровь, улыбаясь уголками губ. — Спокойной ночи, Птенчик. — Спокойной ночи, принцесса. Прислонив губы к экрану и отчётлив причмокнув, он отключился, напоследок улыбнувшись и показав язык, скосив глаза. Благо, я успела сделать пару скриншотов и еще с пять минут пялилась на них, отзеркаливая улыбку моего готического ангела-грешника.