Coke nails

Волшебная атмосфера Франции бесследно рассеялась по возвращению в Лос-Анджелес. На протяжении всего полета домой, Гас спал головой кверху, слегка посапывая и крепко сжимая мою руку. Забавно, что даже во сне он помнил о моем безумном страхе летать, оказывая некий жест поддержки: «Я с тобой, все в порядке, не бойся, малышка» Сменяющиеся за окном пейзажи пушистых облаков лишь напоминали о том, что мы все ещё парим, находясь в подвешенном состоянии. Очередной взгляд в окно только нагонял панику и тревогу, и, дабы не калечить нервишки, я старательно отвлекалась на что угодно: рассматривала пассажиров, читала таблички, пялилась на спящего Гаса. Но изредка, осторожно поглядывая в окно краем глаза, я мысленно материлась: «Когда же, блять, мы уже приземлимся!»

***

— Ну, вот. Мы снова дома, — оставляя багаж у ног, Густав не с первого раза подкурил сигарету, пока мы ожидали наш убер, стоя в стороне у аэропорта. — Я рада лишь тому факту, что снова твёрдо стою на ногах. В остальном — странно, здесь я не чувствую себя. Словно должна находиться в другом месте, но точно не здесь... — задумчиво глядя в пустоту, промолвила я. — Благо, у меня есть ты, иначе бы я рехнулась давным-давно. Правда. Пип улыбнулся, наклонившись, чтобы чмокнуть меня в лоб и, кивнул на прибывший автомобиль, подхватив наш саквояж и быстрыми затяжками докурил. Комфортно разместившись в машине, мы разделили пару белых наушников на двоих, слушая protect me from what i want от placebo. Настроение моментально испортилось и я снова погрузилась в мрачное состояние меланхолии и безысходности — как будто бы вернулась из чудесной сказки в чудовищную ледяную реальность. По сути, так оно и было: снова учеба, тупые подростки-недотёпы, скитающиеся по коридорам, ежедневные причитания мамы, бесполезные наставления отца и никуда ни девшийся тотальный контроль — чем больше я думала обо всем, тем сильнее хуевело. Высунув наушник, Гас обратился ко мне: — Клем, детка, — он взял мою руку, расслабленно откинув голову на сиденье. — Да? — я насторожилась, интуитивно чувствуя, что он хочет сообщить нечто важное и также выдернула второй наушник. Он помедлил, но все же продолжил: — У меня начинается тур, я должен был тебе сказать раньше, но не хотел портить впечатление от нашего путешествия, — сжимая в своей руке мою, он заметно напрягся. — Почему я должна расстроиться, Гас? Я имею ввиду... — Потому что тур растянется почти на два месяца, и, боюсь, мы не увидимся за это время. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя здесь одиноко и уныло, — он улыбнулся. — Так что держи, это тебе, — он достал из кармана массивное черное кольцо. — Это мое любимое, я его раньше постоянно носил, но теперь боюсь проебать в пьяном угаре, а оно многое значит для меня, — я, не разрывая зрительного контакта, аккуратно приняла подарок, машинально сжимая его в ладони как сокровище. — Как и ты. — Гас, я те... — Клем. Я хочу, чтобы ты знала это: никто и ничто нас никогда не разлучит. Ты моя девочка, я не хочу вешать на тебя ярлыки, типа, моя девушка-девушка или, бля, невеста. Ты мой близкий человек, понимаешь? Помни об этом, — он нежно, почти невесомо, коснулся губами моего виска, надевая кольцо мне на палец. — Помни меня. «Тебя невозможно забыть» — пронеслось у меня в голове. — Га-ас, ну что ты... — слова его звучали устрашающе, как будто прощальные. Он легко поцеловал меня, едва коснувшись моих губ, а после отвернулся к окну, все еще крепко сжимая наши руки, поглаживая большим пальцем кольцо. А я... я чувствовала что-то неладное, как будто кто-то умер. Всю дорогу мы молчали, впервые ощутив между нами напряжение. По прибытию домой, Пип помог мне с чемоданами и долго смотрел в глаза, стоя у входной двери. Отчего-то на меня нахлынула грусть и я не смогла удержать поток слёз. Густав крепко прижал к себе, поглаживая по темным волосам, нашептывая: «Малыш, ну ты чего? Я же вернусь, обещаю. Два месяца пролетят так быстро, что ты и не заметишь. У тебя учеба, жизнь кипит, ты ведь совсем малышка. А однажды утром, ты проснешься от того, что я разбужу тебя своей глупой мордой, заявившись спозаранку с перегаром и виноватыми глазами, едва ты откроешь свои, ну» — Не знаю, что за хуйня, наверное ПМС, — пытаясь прийти в себя и успокоиться, стоя с опухшим лицом, я начала нервно смеяться. Гас заботливо вытер большими пальцами мои слезы и нежно поцеловал в кончик носа. — Девчонки, — закатив глаза, он покачал головой. — Сейчас мне нужно лететь по делам, стыканемся вечером, посидим где-то, да? Согласна? — Да, да. Иди уже, дураш, — осознав, что выгляжу я со стороны как малое дитя, заплывшее в слезах, я обняла его напоследок так крепко, как только смогла. Встав на носочки, рукой взъерошила его отросшие светлые волосы и чмокнула в любимый щетинистый подбородок. — Пока, птенец, лети осторожно, — он озарил меня очаровательной улыбкой и удалился к такси, что ожидало его уже минут двадцать. Отдохнув с дороги, я договорилась, наконец, встретиться с Саррой, посидеть в кафе и поделиться новостями, личными впечатлениями от поездки и просто накопившимися фото. Узнать, что же нового произошло у неё за время моего отсутствия. Так как в конце ноября — к тому же вечером, погода в Лос-Анджелесе примерно градусов семнадцать, я нарядилась в тотал блэк прикид: черные потертые широкие джинсы, жилет и кардиган с узором. На ноги нацепила кожаные старенькие Dr. Martens, и надела широкий чёрный обруч на голову, зафиксировав волосы. Перед выходом еще раз взглянула на подаренное кольцо и прижала руку к груди. «Это кольцо для меня много значит. Как и ты» — я расплылась в детской улыбке и, взяв ключи с трюмо, сигареты и карту, кинула это все в сумку и отправилась в назначенное кафе. Сарра светилась от счастья, делясь новостями. Мне вдруг стало интересно: — Гас сказал, что у него тур на два месяца. Бекси будет с ним? — посасывая алкогольный напиток через трубочку, буднично интересовалась я у сидящей напротив девушки. — Не знаю, он мне об этом ни слова не говорил. Чуть позже к нам присоединились Гас и Бекс, разбавив нашу девчачью обстановку, внося в неё позитив, пошлые шутки и шум, который всегда сопровождал этих двоих. Попрощавшись в двенадцатом часу с друзьями, мы вызвали такси и не отлипая друг от друга щебетали на заднем сидении, направляясь домой. Гас шепотом сообщил мне на ушко, что тур начинается послезавтра, а также, что хочет провести эту ночь со мной. — Гас! — мне было до безумия щекотно, и рой мурашек летал по коже туда-сюда, от того что его губы находились невероятно близко к ушам. Пока я шутливо отбивалась от его шаловливых рук, что пробирались ко мне под свободный кардиган, он вдруг заявил: — Если бы сегодня мне осталась последняя ночь, я бы хотел провести её с тобой, — после сказанной фразы я уставилась на него и вмиг перестала смеяться. Чувство любви и нежности растеклось внутри моего сердца, и я абсолютно честно и искренне призналась ему в любви: — Я тебя безумно люблю, Птенчик, знай это, окей? — неожиданно для себя, я жадно вцепилась в его губы, покрывая их сладкими поцелуями, чередуя то краткий, нежный, выражая: «Спасибо, что ты есть», то длительный и глубокий, означающий «Хочу тебя здесь и сейчас». Таксист покашливал с переднего сидения, напоминая нам о том, что в салоне мы не одни, и процесс спаривания ему лицезреть не особо хочется. На полпути Гас оповестил водителя о смене адреса назначения, а я недоуменно сдвинула брови, задаваясь немым вопросом: «Какого хрена? Мне нужно домой!», на что Густав никак не отреагировал, лишь притянул к себе в пьяные объятия, целуя мою каштановую макушку. Это был отель. Он привез меня в гребаный отель, потому что мы хотели уединиться в компании друг друга и растянуть эту ночь максимально, насколько это возможно. — Гас... — поднимаясь в лифте, я вдруг задумалась. — Гас, мы никогда не были у тебя, почему? — Потому что в моем доме живут все, но только не я... — безразлично ответил он и двери лифта распахнулись. Мои мысленные догадки не обвенчались успехом, потому что сексом мы этой ночью не занимались. Парень резко переменился в поведении и настроении, плотно прилегая к бутылке и сигаретам. Мы сидели на полу с ковровым белым покрытием неуютного дорогого отеля, у просторной кровати в полутемноте, с горящим в конце номера торшером. И хотя в какой-то степени это ощущалось вполне себе уютно, полная же картина выглядела паршиво: догоняясь крепким виски, Гас сверлил глазами пустоту, пока моя нетрезвая голова покоилась на его оголенном от майки плече. — Мне нужно освежить прическу, как думаешь, какую сделать следующей? — обратился ко мне Пип, спустя пару часов гробовой тишины, взъерошив свои волосы. Моя голова автоматом поднялась с плеча и я осмотрела Гаса. — Не знаю, у тебя не было идей? Ты же постоянно что-то новое и крутое выдаешь. Ты икона стиля, Гас, — я пыталась взбодрить его, каждым волоском на теле ощущая его нестабильное настроение. Он устало хмыкнул, сделав очередной глоток из бутылки, скорчив лицо. — Я чувствую пустотууу, Клем. Я не говорил тебе об этом, не хотел грузить. Но сейчас я думаю, какая нахуй причёска? Что мне со своей жизнью дальше делать? — его пьяное лицо мгновенно помрачнело, уставшие веки нависали на стеклянные глаза, а улыбка в стиле «Убейте меня» вызывали лишь чувство жалости. Я качала головой в стороны, собирая мысли в голове, параллельно устраиваясь напротив парня, перехватив его вялую руку. Он моментально уронил пьянющий взгляд на кольцо. — Только не снимай его, хорошо? Считай это бракосочетанием наших душ, их слиянием воедино. Навсегда, — он указал пальцем на свое тату на другой руке с этой надписью, и я провела по ней. — Если ты снимешь его, то разрушишь эту связь. — Ты так пьян, боже... — издав смешок, подметила я и поцеловала то место, с набитыми буковками, образующими слово навсегда, принимая условия. — Знаешь, Гас, мне кажется я настолько сильно люблю тебя, что никогда не сниму его. Обещаю, — он снова измученно улыбнулся уголком губ и прикрыл глаза, откинув голову с растрёпанными волосами на край кровати, тяжело выдохнув. — Но и ты пообещай мне. Окей? — Обещаю... — промямлил он. — Нет, взгляни на меня, и скажи это. Твое обещание похоже на мычание умирающей коровы. — Окей, обещаю, — медленно возвращая голову в исходное положение, хрипел он. — Что бы там ни было, блять... — хлопая по карманам на наличие сигарет, он, кажется вообще не соображал, что сейчас происходит и что обещает. — Пообещай, что бросишь это дерьмо. Ради меня, ладно? Ради нас. Слышишь, ты мне нужен, — держа его лицо в своих руках, я смотрела прямо ему в глаза. — Я, бля, зависим, от, сука, наркотиков, чтоб их, — выудив из пачки сигарету, даже сидя шатаясь, он подкурил и отвернул голову, перед тем рассеяно взглянув на меня. Сейчас он выглядел как в детстве на фото, что показывал мне — совсем маленький пупс Густав. — Улыбка может пройти через мно-огое, — начал он, заметно теряя координацию от табака. — Лицо будет прежним, лишь обретет со временем морщины, шрамы может даже, но сердце... — он постучал по груди. — Сердце терпит порой такие удары, разбиваясь в осколки, что его не собрать обратно, понимаешь? — он озвучивал мысли в слух и я не перебивала его, позволяя выговориться. Эмоции били через край, это было заметно по его интонации рассказа. — Я ведь правда ещё ребенок, ебаный ребенок, только с деньгами, чтоб их... — его густые брови согнулись домиком, а уголки приоткрытого рта опустились, придавая ему жалостливый вид. Казалось, он вот-вот расплачется. — С деньгами, сука, и наркотиками, и тупыми шлюхами, бесполезными людьми рядом, что травят мне душу, — парень завис с языком на губах, смотря сквозь меня. — Пустой я, блять, как банка консервная. Знаешь, заезженная тупая фраза «мертв внутри», так это про меня, получается, — я сжала его ладонь в знак немой поддержки, сдерживая колючие слезы. — Тогда, может не стоит ехать в тур в таком состоянии, м? Тебе нужен отдых, Густав. Давай вернемся во Францию, там было замечательно! Гас, слышишь? — я подскочила с места на колени, подсев ближе к нему, как дите, загоревшееся безумной идеей. Но он сидел как прежде, лишь слегка покачивая пьяной головой, улыбаясь и смотря кристально чистыми, но безумно уставшими глазами, с отблесками наивной, ранимой детской души. — Пиши новую музыку! Сделай новую прическу, давай уедем! Все наладится! — слезы снова собрались на юных щеках, а голос срывался на плач. Птенчик отрицательно качал головой, облизывая сухие губы. — Я... я.. я не могу! Все не так… Просто, — хрипло прошептал Пип, пожав плечами, допивая остатки крепкого алкоголя из бутылки и отбрасывая ее на ковер. — Я живу этим, и я не смогу уже никогда в жизни жить обычной примитивной жизнью. Мне нужны эти тусовки, наркотики, я не смогу сидеть дома и, блять, ходить на какие-нибудь курсы, работать в закусочной и по пятницам посещать спортзал. Отводить детей в садик, быть примерным отцом. Не могу, даже если хотел бы, не смог... — он практически шептал эти слова так отчаянно, но у меня в ушах они звучали оглушительно громко, так что мне захотелось попросту лишиться возможности слышать. — Быть может позже, через пару лет, когда я получу все, что хочу: целый торт и ту самую вишенку на нем, может, я успокоюсь. Но сейчас — я молод и хочу, блять, покорить все вершины мира. Я- я.. я, сука! Я хочу чтобы все отсосали мой готический член, — рассмеявшись, заявил он, склонив голову набок. — Узнали, кто такой Лил Пип! Детка, я панк-звезда! Сука, чувствую себя как Фиш Нарк! — бархатно хриплый голос звучал весело и параллельно с нотами печали и неуверенности в собственных словах. — И я тебя люблю, Клем, сильнее, чем ты думаешь, — прохрипел он, притянув меня к себе и мы упали на пол, прижимаясь друг к другу. От него несло стойким перегаром. — Обещаю, — добавил он. — Мы справимся, детка. Но чуть позже... это не так легко. — Я буду рядом. Поверь мне, — шепнула я, привстав на локте, чтобы лучше видеть его усыпанное рисунками лицо, водя по нему большим пальцем. — Все, блять, узнают, кто такой Лил Пип! — я ласково улыбнулась, испытывая нереальное чувство гордости. Поскольку я верила в него.