Арт-терапия

Мурашки беспокойства вернулись, когда Генри не заявился позвать его на обед. Полчаса Даг разбирал механизмы трясущимися пальцами, но, упустив третий винтик подряд, плюнул и набрал инженеров. Никто не ответил. — Потакать паранойе — порочная практика, — сказала турель. Даг отключил её и отправился на поиск пропавших. Остальные их тоже хватились. Начальница подняла на уши службу безопасности, по громкой связи вкрадчиво предложили содействовать коммуникации и осведомленности, а Центр Развития перестал ходить ходуном. Учёные сновали по коридорам, толпились у лифтов, шептались и спорили. Кто-то залез в вентиляционную шахту — и застрял там, внеся свою лепту в хаос. Во всей этой суматохе Даг незамеченным прошмыгнул в застенки Лаборатории. Неприятная догадка билась в висках. Он дважды обошёл вокруг контрольной комнаты, проверяя каждую каморку и закуток, слазал наверх, к охлаждению, и вниз, в старую серверную. Никого. Никого на лестнице, никого в чулане, никого в пультовой. Дага мутило. Кусая костяшки пальцев, он в третий раз заглянул в конференц-зал. Проектор, до того демонстрировавший финансовую статистику, подмигнул чем-то красным и вырубился. Мгновение на экране светился отпечаток картины — семи вырезанных сердец. Их пульс оглушал. Даг кинулся прочь из офисов. На хлипком мостке над пропастью он наклонился за перила, и его вырвало в черноту. Покалывание тут же расползлось по конечностям. На ватных ногах он добрёл до ближайшей стены и вжался в неё скулой; дрожь не ушла. Когда до Дага донеслись голоса, он отмахнулся от них как от шума. Но голоса не исчезли. Глухие и слабые, они настойчиво резонировали в костях черепа. Даг прижал ухо к панели. — Джакоби, а ты можешь взорвать эту дверь? — Ты видишь где-нибудь бомбы?! — Нет, но если мы перегрузим батареи в ноутбуках… — То кому-нибудь из нас оторвёт пальцы и… — Кофе кончается!.. — ...Всяко лучше чем голодная смерть… — Почему нас до сих пор не хватились?! — Заткнитесь! Там что-то шуршит! Даг встрепенулся. — Эй! Я вас слышу! — Хвала Джонсону… Раттманн, это ты? — Угу… Сейчас. Подождите! Пройдя пару метров и пошарив ладонью по выступам и щербинкам стены, Даг нашёл, что искал: точку доступа. Она пряталась за секретной панелью, поддеть которую не составляло труда — если знать как. Робот мог бы открыть её по беспроводной связи, а людям оставалось только обламывать ногти. Наученный горьким опытом, Даг вставил в щель карточку пропуска. Щёлк — и панель поддалась. — Что ты там делаешь?! Даг спешно отдёрнул руку. Часть настенной плиты отошла, обнажая разъем для модуля персональности и маленькую консоль. Отсюда управлялись умные панели вокруг. Даг выбрал одну — ту, за которой слышались голоса запертых инженеров. Стоило ввести пароль, и она с брюзжащим шипением отъехала в сторону. Первым из проёма выбрался Генри. Даг подхватил его и помог устоять; остальные поддерживали друг друга. Выглядели они немногим лучше начальника. Когда все вылезли на помост, Джакоби зарыдал. Пока Алана успокаивала коллегу, Генри рассказал, что случилось. — Вечером я решил протестировать её контроль над панелями на этой вот конуре, — он махнул рукой в сторону блока, в котором провёл последние шестнадцать часов. — Всего одна камера, только одна живая стена, пассивная вентиляция… короче, ни раздавить, ни задушить она никого не могла. Всё было схвачено! — Идиот… — донеслось за спиной. Генри и бровью не повёл. — Только вот сенсоры упорно твердили, что подключение не установлено. Поэтому мы зашли внутрь и попытались наладить его вручную… — Оказалось, что сенсоры врут! — Ну да. Она давно подключилась к камере и просто заманила нас внутрь. И дверь заблокировала. Не знаю уж, как у неё получилось, дверные приводы… — Сцеплены с приводами панелей со времён предыдущего отката, — подала голос Алана. — Ты знал бы, если бы читал нашу отчётность. — Чёрт!.. — Вот именно. Они побрели из Центра Развития — в тишине. Лишь Грегор бормотал, как он рад, что захватил с собой кофе. В Лаборатории Даг передал инженеров на руки медицинскому персоналу. Те посмотрели на него с подозрением, но ничего не сказали. Наверное, снова дёргалася глаз — мелочь по сравнению с состоянием Генри и остальных. Начальство уже объявило, что на неделю освобождает их от работы. Совместителей, которых не запирали на день в четырёх стенах, это, разумеется, не касалось. Как и героев-спасателей. Дага наградили хлопком по спине и благодарственной речью. Слов он не разобрал. Постепенно толпа растворилась, оставив Дага перед дверями лифта. Массивные створки шелушились хлопьями краски, а прутья решётки пестрели пятнами ржавчины. Откуда-то из-за них, из шахты, доносился мерный ритм стука. Удар, всплеск, тишина и снова удар — капли воды. Они падали без перебоев — похоже, на поверхности валил мокрый снег. Шлёп. Шлёп. Шлёп! Даг досчитал до трёхсот и подпрыгнул, когда кто-то положил руку ему на плечо. — Ждёшь окончания рабочего дня? Лорен улыбалась. Её скрещенные руки прижимали к груди папку личного дела. На светлом картоне виднелись первые буквы: “Лейт…”. Даг потупил глаза. — Я… Не знаю. Нет. — Тогда пошли. Сегодня отгрузили партию УЗКС! Отдел собирается отмечать — это, и то, что ГЛэДОС никого не убила, — Лорен склонила голову. — Твои, между прочим, заслуги. Её слова падали на него одно за другим — шлёп, шлёп, шлёп, — и Даг отступил — но упёрся спиной в ржавые прутья. — Ну вот, теперь у тебя на халате будут полоски… так что? — Я… мне нужно… Пульс участился, став пульсом семи сердец с картины на экране проектора. — Никуда тебе не нужно, Раттманн, — Лорен взяла его за рукав. — Идём. Он поддался. Вскоре капель шахты лифта утихла за поворотами и коридорами, уступив место гаму корпоратива в столовой. Откуда-то взялся торт, в пластиковых стаканчиках пенилась кола, а в дальнем углу старший лаборант доливал в неё ром из-под полы халата. Пригласили даже подопытных — тех, кого можно было позвать. Некоторые из них жались к стенам, другие активно претендовали на алкоголь, третьи болтали с учёными. Испытуемая из камеры Эрика придирчиво изучала “Чёрный лес” на столе. Даг достал вечернюю дозу лекарства и сунул таблетки в рот. Он уже собирался запить их колой, когда подошла Картер. Всё ещё в оранжевой робе, она выглядела довольной, и это выражение совсем не вязалось с лицом. Даг поспешно сглотнул таблетки, поцарапав нёбо об их углы. Закашлялся, но Картер словно и не заметила. — Добрый вечер, — сказала она. — Говорят, вы помогли вызволить ваших коллег из ловушки? Это похвально. — Вроде того, — Даг пожевал губу. — А вы э… закончили испытания? Картер подняла глаза к потолку. — Не совсем. Полковник позвонил и приказал мне остаться здесь. — Что?! Она усмехнулась. — И почему все ведут себя так, будто происходит нечто ужасное… только Лора не против. В любом случае, это не обсуждается. У вас полно технологий, к которым давно пора присмотреться. — Если… если вы так считаете… — Да. Ладно, Раттманн, мне пора. Всего доброго. И простите меня за турелей, я понятия не имела, что вы их чините. Сказав это, она скрылась в толпе, а Даг остался один на один с колой, из которой вышел весь газ. Допив сладкую жидкость, он развернулся, чтобы уйти, и столкнулся нос к носу с испытуемой номер двести тридцать четыре. — В вашем торте фальшивые сливки, — заявила она. Даг заморгал. — Я его не попробовал. — Вот, — испытуемая протянула картонное блюдце, — съешьте мой. Действуя на автомате, Даг погрузил пластиковую ложечку в мягкий корж. Коктейльная вишня укатилась на край тарелки, но сливки остались. У них действительно оказался растительный привкус. Даг проглотил их и потратил десять секунд на попытки поймать скользкую ягоду. Когда он поднял глаза, испытуемой след простыл. Пожав плечами, Даг покинул столовую. Он прошёл сто шагов в сторону Центра развития. Замер — впереди мерцали аварийные лампы сердец. Тряхнул головой, зевнул и залез в грузовой лифт. Кожа чесалась от пыли, а дома ждали душ и постель. Следующим утром Даг снял с зеркала нарисованный ГЛэДОС портрет. Отражение повторило за ним и убрало лист дрожащими пальцами. Выглядело оно плохо: мешки под глазами, следы от ногтей на левой скуле, следы зубов на губах… Даг обработал засохшие ранки, кое-как расчесался и отправился на работу. Шёл по скверу, длинной дорогой. Под ногами хрустела ледяная глазурь; мутный от снега воздух скрадывал её треск. Силуэты деревьев вокруг сливались в серые пятна, разделенные прогалинами тропинок, а коттеджи торчали угловатыми вставками. Даг спрятал руки в карманы. Выдохнул ртом — пар тут же исчез в снежной завесе. Пятнадцать минут спустя из дымки показался забор. За ним очертания приобрела проходная, а после проступили наземные лабораторные корпуса. Миновав контроль пропусков, Даг проскользнул внутрь. Вызвал лифт, потёр покрасневшие руки и огляделся. Камера на стене оглядела его — от макушки до промокших ботинок. Кроме неё, никто в лобби не обратил на Дага внимания. Всё пили кофе, читали газеты, обменивались приветствиями и не спешили спуститься под землю. Лифт приехал — и уехал с единственным пассажиром. Через полусонные коридоры Даг добрался до кабинета. На двери, под магнитом от белой доски, его поджидала записка. Округлые буквы прыгали в мерцающем свете, нехотя складываясь в слова. “Привет! Не ходи к ней, пока нас не будет. Просто на всякий случай. Генри”. Даг отлепил магнит, спрятал его в карман и смял листик записки. С треском и шелестом офисная бумага стала тёплым снежком. Запустив его в ближайшую мусорку и убедившись, что промахнулся, Даг отправился в Центр Развития. ГЛэДОС висела под потолком, прекрасная в своём мёртвом спокойствии. Словно высеченная из того же гранита, что и стены лабораторных пещер, она замерла в полужесте. Заросли проводов вокруг поредели, и ничто теперь не скрывало её рубленый силуэт, наложенный поверх серого сумрака. Напольные прожекторы подсветили центральный модуль — маску без всякого выражения. Свет коснулся приводов и кабельных связок — и Даг увидел скованные за спиной руки. Не запуская системы, он забрался в закуток за стеной, где прятались манипуляторы для рисования, краски, рисунки и кисти. Достал из сумки отвёртку; взвесил её в ладони. Тяжесть металла тут же сдавила пальцы. Даг простоял с минуту, пялясь на инструмент, но так и не смог прикоснуться к креплениям. — Мы теперь не здороваемся? — спросил бестелесный голос. Отвёртка упала на пол с оглушительным грохотом — это Даг вскинул руки и закрыл уши ладонями. — Так невежливо… — Голос стал тише. Словно звуковым волнам пришлось пройти слой кожи и плоти насквозь. Словно ГЛэДОС и вправду заговорила. — Не беспокойся, тебе вовсе не кажется. Я нашла способ обойти блокировку вокодера. — Как… — Немного фантазии и лазеек в программе. Согласись, так намного удобнее, — она сделала паузу. — Кстати, зачем ты здесь? — Я… — Даг пнул отвёртку, и она сгинула между прутьев напольной решётки. — Почему ты заперла Генри и остальных? — О, так ты пришёл обсудить мою инсталляцию! — ГЛэДОС хмыкнула. — Надеюсь, тебе понравилось. Я назвала её “Ящик”. Она демонстрирует, насколько мы изолированы и далеки друг от друга — даже в границах замкнутого пространства. — ГЛэДОС… — в горле першило. Даг отпустил свои уши и прижал ладонь к шее. Сглотнул. — ГЛэДОС, живых людей нельзя использовать для инсталляций. Механический голос брызнул искрами смеха. — Я просто не успела закончить. Манипуляторы ожили. Отпрыгнув назад, Даг нащупал в сумке гаечный ключ. Вцепившись в угловатую рукоятку, он замер, парализованный видом роботизированных конечностей, осторожно перебирающих стопку акварельных листов. — Вот. Мои новые иллюстрации. ГЛэДОС протянула их Дагу. Он взял — и сразу же выронил. Бумага разлетелась по полу; один из рисунков ускользнул в решетку — вслед за отвёрткой. — Ты меня огорчаешь. Сначала разобрал инсталляцию, потом снял портрет с зеркала… а теперь это. Зачем ты так поступаешь? Она говорила что-то ещё, но Даг больше не слушал. Он пятился шаг за шагом, не зная, куда ступить. Вокруг, на каждой из плиток, на каждом листе, бились сердца. Кое-где корчились люди. Выписанная тоненькой кисточкой смерть рвалась с каждой работы. ГЛэДОС нарисовала их всех. Вот Лорен Ваног: халат, окровавленный красной краской, остекленевший взгляд… вот Эрик Волков: кости переломаны прессом, каждый шип и каждый неестественный угол выведены с особым усердием… вот Кэтрин, вот Алана, вот Генри… — Я собирала их пару недель… хотела сделать коллекцию. Ты всё испортил. Даг зажмурился и вслепую махнул ключом. — Ох. Когда он открыл глаза, манипуляторы безвольно висели, подергивая пальцами хватов. Похоже, тонкая механика не выдержала столкновения с неуправляемой сталью. ГЛэДОС молчала. — Я… — Даг старался не смотреть вниз. — Прости. Лучше будет, если я их разберу. После того, что случилось с инженерной командой… после этой инсталляции люди начнут расследовать твоё поведение. Лучше не оставлять улик. Получив в ответ звенящую тишину, Даг начал работу: отключил питание механических рук, отсоединил их от приводов подвижных панелей, вернул режимы в нормальное состояние. Когда он закончил, изящные манипуляторы стали грудой деталей у ног — такой же мёртвой, как груды плоти на написанных ими картинах. — Четыреста пятьдесят один градус, — сказала ГЛэДОС. — Прости?... — По Фаренгейту. Это температура самовоспламенения бумаги. Раз уж ты хочешь избавиться от улик… — за стеной что-то щёлкнуло, — то я знаю, как это сделать. Капля пота стекла со лба прямо в глаз. Даг смахнул её манжетой рубашки и увидел, как впереди дрожит воздух. Марево расползалась, заставляя цвета на рисунках плыть и мерцать. — Не беспокойся. Все технологии Aperture сохраняют работоспособность вплоть до шести тысяч семисот сорока градусов по Фаренгейту. Даг узнал эту фразу — ей завершался экстремальный тестовый трек. Тело среагировало мгновенно. Обдирая кожу и ткань одежды, оно бросилось наутёк, в щель между панелями. Даг наблюдал будто со стороны, как падает в Комнату управления. Мир накренился: пол оказался где-то под боком, ноги упёрлись в стену. Через подошвы туфель сочился жар. В закутке, где он только что копался в проводке, плясали языки пламени. Они лизали панели, безучастно поглощая пластик, дерево, ворс и искусство. Даг поднялся. — ГЛэДОС… Она качнулась. — Я всё ещё могу рисовать цифровые картинки. Смотри. На мониторах, висящих вокруг массивного тела, возник знакомый уже рисунок: семь сердец, отнятых у хозяев. Даг отвёл взгляд. — Ты… тебе и правда становится легче, когда ты изображаешь… вот это? — О да. Несомненно. Даг ушел, предварительно заблокировав функции контроля температуры и доступ к печи. Отключить вокодер не смог — баг, позволявший ГЛэДОС говорить, засел глубоко в прошивке. Оставалось надеяться на Алану и то, что за время её отсутствия не найдется других уязвимостей. Надежда протянула недолго — через три дня в рабочей почте обнаружился странный е-мейл без темы и отправителя. Силясь удержать открытыми слезящиеся глаза, Даг механически кликнул на сообщение. Текста тоже не оказалось, зато во вложенных файлах лежала картинка: "art_therapy.apf". Даг открыл и её. Сон сняло как рукой. На экране раскинулось настоящее батальное полотно. В окружении живописных лабораторных пространств лежали поверженные учёные. Они пали в неравном бою с технологией: кого-то переломала панель, кто-то замкнул собой электрическую цепочку, кто-то угодил под лазер конвейера. Раздавленные, утопленные, сожённые трупы каждым штрихом молили о помощи, но помочь было некому. Пиксель за пикселем складывалась картина: люди, доверявшие механизмам и помыкавшие ими, стали историей. Выжило лишь перерожденное естество, воплощенное в металл и пластмассу. Даг поискал среди погибших себя. Он рассматривал бейдж на груди расстрелянного турелями лаборанта, когда пришло второе письмо. “Я объединила все свои референсы. Выразила эмоции, что у меня накопились, проработала чувства. Теперь я знаю, чего хочу. Ну как, ты доволен?” — Доволен? Курсор мигал, а поле ответа оставалось пустым: пальцы застыли в дюйме от клавиш. Его длинные, тонкие, дрожащие пальцы… на клавиатуру упала слеза. А после ещё одна. Разноцветный пластик влажно блестел — почти так же, как на картине. Пропуская скользкие буквы и возвращаясь, Даг набрал одну строчку: “Пожалуйста, вспомни другое. Ты -- не только твой негатив. Надеюсь, это поможет”. Он прикрепил свой последний рисунок — бабочку, выходящую из кокона-капсулы, — и отправил письмо в никуда. Выпил таблетки. Позвонил терапевту, но разговора не получилось: Даг не мог разглашать подробности, а общие советы не помогли. В конце концов он попробовал рисовать — лёгким нажатием карандаша, бледными точками на полях книги про арт-терапию. Постепенно узор расползся на всю страницу, оплетая одно предложение: “...метод позволит вам не только дать ярости приемлемый обществом выход, но и создать удивительные картины…”. Удивительные картины стояли перед глазами. Вечером Даг обнаружил себя за рабочим столом. Он сидел, уперев лоб в ладони, и сверлил взглядом столешницу. На древесине перед ним расцветали краски — лепестки кровавых разводов, бутоны посиневших лиц и шипы разрушительных прессов. Скрипнула дверь — роспись схлынула. Даг поднял голову, чтобы увидеть трясущуюся в проёме Лорен. — Они отправили Эбби на экстремальный тестовый трек, — выпалила она, между словами хватая ртом воздух. — Даг, он прикончит ее! Они прикончат ее... Этот трек сделан для смертников! Кто-то понял, что выдал ей лишнего, и пытается всё замять! — Плохо, — сказал Даг. Лорен уставилась на него, умалишенного, в соответствии с диагнозом. — Чего?! — она скорее хрипела, чем кричала. — Мы должны ее вытащить! Ты знаешь, что будет, если... Свет моргнул и погас. Аварийное освещение включилось не сразу; долгую секунду обитатели темноты ползли из своих углов, чтобы душить и жрать изнутри. А потом зажглись красные лампы, и существа исчезли, уступив место реальному ужасу. — Какого… — ГЛэДОС. Лорен прижала руку ко рту. В лаке на ее ногтях отразились алые маячки. — Я должна вытащить Эбби, — с этими словами она выскочила во тьму. Даг остался сидеть, наблюдая, как багровые лучи выстраиваются в картину, застрявшую на сетчатке. Кучи тел. Кровь. Смерть. Он поднялся, только услышав крики.