Трудное счастье.

— Ксюша? — Викентьев заглянул в кабинет, когда никакой реакции на его стук в дверь просто не последовало. Зам сидела в углу, тоскливо и отчаянно вглядываясь в пустоту. В ногах валялась пачка антидепрессантов, а рядом с ними стояли стакан виски и полупустая бутылка. Илья встревожился, как никогда раньше — такой он её видел впервые, а остальных случае знал только понаслышке. Он в два шага оказался у неё, приговаривая, что таблетки нельзя запивать алкоголем. — Дверь закрыл, — прорычала Нечаева. — Но… — Дверь закрыл! Илья повиновался. Подойдя к двери, он мягко нажал на ручку под удивлённым взглядом уже уходящей Инги и постарался закрыть беззвучно, но всё равно послышался щелчок, и с губ сорвалось ругательство. Когда Викентьев развернулся, девушка уже сидела за столом, сортируя по стопкам бумаги, а след вискаря уже простыл. Ксюша устало вздохнула и хлопнула ладонями по столу: — Илюш, ну вот что ты хотел? Если нужно кому-то поныть, то иди к Максиму Максимычу, он с этим лучше справится, чем я в таком состоянии. — Почему, если я к тебе прихожу, то сразу ныть? — он скрестил руки на груди и тут же получил недовольный взгляд девушки. — Я помочь тебе хочу… Ты работаешь без сна и отдыха, вон, уже антидепрессанты алкоголем запиваешь, ну? — Ты под кайфом? Или совесть проснулась — вспомнил, что ты тоже зам и нужно хоть что-то делать? Ответственность за то, что нихуя не… не… — Слов уже не находилось, а этот упырь даже и не собирался уходить. Ксения Борисовна достала из-под стола пустую стеклянную бутылку от минеральной воды. — Выйди, а не то кину. Я злая пиздец. (Глаза Викентьева округлились, но сам он с места не сдвинулся.) Илюша… Но это предупреждение также не подействовало, и бутылка полетела ему в живот. Лицо второго заместителя скривилось, он постоял секунду и рухнул. Нечаева сидела ещё в оцепенении с открытым ртом какое-то время, будто некие силы забрали у неё возможность двигаться, и вскочила. — Илюша, ну ты чего не увернулся? — спросила она, упав рядом на колени и поглаживая его щёку. Будь тут кто-то, Нечаева бы и сдержалась, но все уже разъехались, кроме Скворцовой — да и та вышла на перекур, — и девушка выпустила проснувшуюся от алкоголя сентиментальность. — Совесть во мне проснулась, вспомнил, что зам тоже. Ответственность решил взять за то, что нихуя не делаю… — губы его опять сжались от боли. — Это наказание, считай, плата моя, что работаешь только ты.

***

Ливень продолжал колотить о стекло окон, Ксения продолжала курить, глядя в это окно, а где-то сзади сидела практикантка, продолжая работать над очередной ерундой. Эта томная и молчаливая продолжительность сводила с ума, а если и не сводила, так уж точно наталкивала на дурные мысли. «Может упырь и не такой уж и упырь?» — задалась вопросом Нечаева. В голове крутился его поступок. Совесть во мне проснулась, вспомнил, что зам тоже. Ответственность решил взять за то, что ничего не делаю… Это наказание, считай, плата, что работаешь только ты. Не, ну не дурак ли? — Малыш, почему ты не уходишь? — вздохнула она. Соня перестала клацать по клавиатуре и, немного помолчав, ответила: — Мне нужно отчёт до завтра закончить, а ещё много осталось. — Ясно. Но не послышались опять мононтонного клацания по клавишам, и Нечаева заглянула через плечо на практикантку — она пялилась на неё с волнением и интересом. — Что-то случилось? — поинтересовалась Соня, когда поймала, наконец, на себе взгляд. — Вы просто пили и сейчас домой тоже не едете, а у Вас, вроде, дела закончились… — Да так, — она ухмыльнулась, — думаю. Скворцова выждала паузу, надеясь на продолжение, но его не последовало, и продолжила работать с отчётом. Взгляд заместителя устремился в серую даль, сквозь бесконечный ливень. И всё же, почему он так сделал? Действительно вспомнил об ответственности? Или в нём проснулись старые чувства? Может, тогда и ей стоит отставить эту напыщенную ненависть? Ксения подавилась дымом, вызвав беспокойство студентки, но отмахнулась, показывая, что всё в порядке. Нечаева взяла с пола сумку и зашагала по коридору: — Малыш, закрой тут всё.