Трудное счастье.

Собранная. Расчётливая. Холодная. Это слова приходят в голову, когда видишь Нечаеву, первого зама из МПП. Девушка с сжатым губами и взглядом глубоких глаз, стремительным, прожигающим, рыскающем в бесконечном поиске новой информации, от которого становится не по себе. Сама же девушка предпочитает лишь скромно говорить о своей личности, мол, человек она командный, хоть и с характером. «Ну да,» — думал Илья, — «человек без характера тащить весь коллектив не будет.» Человек без характера будет отсиживаться, как отсиживается он — тихо, нервно подёргивая крыльями носа или уголками рта, читая в стотысячный раз «Психологию одиночества», отвечая на подделанные звонки, о которых все знают, что они подделанные, и изредка выдывая идиотские идеи. Об этом Илья тоже частенько думал. Ибо времени у него хватало. Нечаева была самым лучшим работником, что даже если приверженцы убеждения, что незаменимых нет, понимают, что в случае с Ксенией Борисовной достойной замены найти не получится. К таким выводам Викентьев успел прийти задолго до появления нового министра, а после сего в этом всё больше и больше убеждался. Продолжая мусолить эту тему, Илья Владимирович задумчиво крутил в руках теннисный мяч. Он бы с радостью бросал его в стену — да только Никиту раздражал стук, а второй заместитель хоть и пребывал в меланхоличном расположении духа, когда обычно хотелось сорваться на кого-нибудь, спорить с ним совсем не желал. Дверь без стука открыли, и в кабинет бесцеремонно ворвалась Ксюша. Не успел Викентьев хоть что-то сказать, как она опёрлась на стол, бросив папку так, что из неё выпали все бумаги, и заглянула ему в глаза: — Пойдём, Илюша, Женя на тебя проораться хочет. — Что? — Да идея какая-нибудь твоя идиотская нужна, — Нечаева сгребла все документы и вышла в коридор. — Что? — снова, но уже в тишину спросил Илья.

***

Что от него требовал министр, Викентьев так и не понял. Он посидел в кабинете, наблюдая, как Ксения Борисовна, сидя на столе и дымя, что-то доказывала Тихомирову, и Соня то ставила, то убирала кружки; потом пришли эти… стерва и сука, тоже что-то непонятные потрындели; Женя на него действительно наорал и потребовал найти материал… Илья спросил по поводу пчёл, но, получив ещё одну порцию криков, кивнул и спешно направился к себе. Викентьев был будто в тумане. Всё произошло излишне шумно и сумбурно — не хватало только Джемы с её вечно неуместными наездами, — голова наливалась свинцом, а шум дождя и низкое давление только угнетали обстановку. Захотелось опять кидать мяч в стену, чтобы пришёл Дударь и можно было на него сорваться. Он постучал по столу пальцами, пытаясь вспомнить, что за доклад приказал делать Евгений Александрович. Илья вышел в коридор и подошёл к столу практикантки. — Сонь, ты ж была у министра? Не помнишь, что мне надо сделать — голова раскалывается, ни черта не помню… — Ну, Илья Владимирович, Вы сказали, что можно сделать опросы среди разных слоёв населения, чтобы понять направление дальнейшей деятельности, опираясь на мнение населения, Ксения и Евгений Александрович начали спорить на эту тему, потом Луч и Скотч пришли, Евгений Александрович разозлился из-за них… (Викентьев начинал злиться за этот пересказ, ибо девушка рассказывала точно то, что он помнил и что ему было абсолютно не нужно.) Вот, и сказал написать ему доклад, чтобы он с ним выступил на конференции. — Спасибо, — кивнул Илья, и Скворцова засияла. Да, подумал Викентьев, благодарят её здесь редко… — Не за что, — сказала Соня ему вдогонку, когда он уже закрывал дверь кабинета. Илья Владимирович замер и поправил: — Есть за что. Не надо принижать своих заслуг. Он вошёл в застеклённый кабинет, оставляя студентку в потрясённом молчании, и сел за стол. То была простая мудрость, которой его научила Ксения, как только он сюда пришёл. Может, поэтому… Он откинулся на спинку стула, зазвенел телефон, и Викентьев бросил его на пол. Может, поэтому именно и она сейчас первый заместитель, а не он — пашет и здраво оценивает свои заслуги? Хотя если бы Ксюша дейстивтельно здраво оценивала свои заслуги, то давно бы уже пробилась в министры, а не сидела на депрессантах в замах… — Нечаева, Нечаева, Нечаева… — вздохнув, произнёс Илья и принялся писать речь Тихомирову.