Baby blue love

      С утра Ламберту пришлось абсолютно одному возиться с ребенком, пока Лютик фурией побежал в ванную.       Он только тяжело выдохнул. Кая он умыл, поменял пеленки, потом искупал, переодел, покормил и крикнул Лютику, чтобы тот быстрее вышел, потому что Ламберт из себя молоко выдавить не может.       Кай, в принципе, готов был ждать, потому что процесс размазывания кашеобразных овощей его всегда очень увлекал. Лютик шутил, что художником станет.       Ламберт успел отмыть Кая и себя, когда Лютик, наконец, вышел. Он был идеально вымыт, количество масел на нем каким-то образом перебивали запах молока. Волосы были идеально уложены, и на нем была надета одна из самых дорогих сорочек, что они покупали, с оборками и шелковыми завязками.       Ламберт едва рот не раскрыл. Кай тоже смотрел на Лютика так, будто не узнавал.       — Он еще хочет кушать? — спросил Лютик, подходя ближе и смотря на Кая.       — Возьми на руки и проверь.       На руках Кай не проявлял никакого интереса к молоку. Или, возможно, за убойным количеством ароматизаторов на Лютике, он просто не чувствовал запаха молока. В любом случае, он не кричал и был вполне себе доволен, так что Ламберт решил, что капусты сегодня хватило.       — Я не… Лютик, ты что со своим отцом на свиданку идешь?       — Что?!       — Что слышал.       — Боже, Ламберт, какая гадость! В нашем роду так принято для омег. Быть ухоженными и…       — Приемником для спермы и рождения детей. Да, я помню.       Лютик пораженно раскрыл рот, но парировать в ответ не стал. Это отчасти было правдой.       — Если ты так выскажешься перед моим отцом, Ламберт, то будешь спать на диване.              Ламберт лишь устало закатил глаза и тяжело выдохнул.       — Зачем ты намазался таким количеством этих вонючек и духов? Оно почти перекрывает твой естественный запах.       — Мой сейчас естественный запах — это запах гребаного молока!       — Да, как и положено кормящим.       Лютик только отвернулся и резко вышел из комнаты, хватая попавшуюся под руку погремушку.       В конце концов, уже ближе к двум, Лютик сказал, что пойдет их встретить. Они договорились об этом по переписке. Ламберт сказал, что погуляет это время с Каем на улице.       Лютик лишь кивнул, в сотый раз нервно перевязывая завязки на рукавах, кусая губу.       — Лютик, если хочешь мое мнение, то ты выглядишь ненатурально. Но абсолютно подходишь под стандарты того, как люди ходят при дворах.       — Это меня успокаивает, — кивнул он, а после потянулся за поцелуем.       Ламберт, удобнее перехватив на руках Кая, поцеловал Лютика. Тот как-то даже сразу и успокоился.       — Помни, что я буду рядом с тобой. Это главное. Мы столько с тобой нахлебалась, Лютик, что, думаю, на фоне этого твой отец уже не так страшен.       Лютик посмотрел на спящего на подоконнике Ворона.       Да, у него свой дом, муж и сын. Он обзавелся котом, а Ламберт еще предлагает завести собаку. Еще у него есть приемная семья. Неуклюжий и неловкий отец, не отчитывающий его за то, что он очень мало задает вопросов — значит, мало думает.       У него другая жизнь. Другой он.       Но, к сожалению, страх вынуждал его притворяться тем, кого бы хотел видеть отец.       Возможно, поэтому он даже немного хочет его прихода. Ведь отец думал, что у него не будет ни мужа, ни, тем более, детей.       Он перевел взгляд на Кая, грызущего игрушку, и улыбнулся. У него теперь семья и дом.       Это новый он.       Но отцу он все равно покажет старого себя.       В конце концов, ему надо было идти.       Ламберт его проводил, чмокнул в щеку и пошел обратно. Прогулялся с Каем, прошелся по берегу моря. Потом, удобнее взяв Кая на руки, уселся на песок, внимательно следя за тем, чтобы Кай себе его в рот не засунул. Кая вообще очень увлекало море.       Какое-то время Ламберт вот так и сидел с Каем на руках, глядя, как тот увлеченно смотрел на море. Кай был бледным, примерно как Лютик, пухлощеким и с яркими желтыми глазами. Ламберт мягко улыбнулся, склонившись и чмокнув его в лоб. Кай довольно агукнул и неловко попытался закинуть голову назад. Ламберт широко улыбнулся, потрепав по щеке.       В моменты, когда он сидел вот так с ним, один на один, это неясное чувство теплоты, нежности и любви к Каю ощущались как никогда.       Долгожданный ребенок, о котором в один момент он перестал даже мечтать.       Его сын был сейчас с ним, в его руках, счастливый и довольный.       Он прикрыл глаза, глубоко вдыхая воздух, идущий с моря. Кай снова попытался засунуть кулак себе в рот, Ламберт тихо рассмеялся, и Кай засмеялся в ответ.       Иногда Ламберт даже не верил, что это чудо в самом деле создал Лютик. И тогда он испытывал еще больше к нему благодарности, хотя больше, казалось, было невозможно.       И Лютик еще удивлялся недавно, мол, он в первые месяцы выглядел совсем неухоженно, как же так, Ламберту он нравился все так же сильно? А Ламберту казались идиотизмом такие вопросы. Лютик несколько месяцев назад ребенка родил, что едва не чудом было в случае, когда беременность от ведьмака, и он удивляется, почему Ламберт его все еще любит.       Будто бы можно не любить.       Ламберт бы, наверное, так все время и просидел, но его внезапно окликнули. Он с кряхтением встал с песка, отряхнув штаны и удобнее перехватив Кая в своих руках.       Его звал их сосед. Ламберт уже давно себя тут зарекомендовал, так что если появлялись какие-то проблемы, то всегда звали его.       Мужчина спешно подошел, приветственно махнув рукой.       — Добрый день, и, — он посмотрел на Кая, — и тебе привет, Кай.       — Что-то случилось?       — Да, моя жена сошла с ума. Она считается, что у нас в кота кто-то вселился. Такое бывает?       Ламберт невольно расхохотался, побудив этим рассмеяться и Кая.       Чего он только уже и не наслушался за это время. В кого только демоны не вселялись. А то и целые дьяволы.       — За что она так окрестила кота? Он нассал в тапки?       — Орет громко, — шмыгнул тот растерянно.       — У меня ребенок тоже орет, но что-то в него еще никто не вселился.       Мужик пожал плечами.       — Я чего к тебе пришел… Ты это, может, приди, сделай вид, что все осмотрел и скажи, что все хорошо, ладно? Она у меня такая… эмоциональная.       Ламберт понятливо кивнул, но пообещал зайти попозже. Все-таки тащиться с Каем куда-то без Лютика он не решался.       Сосед лишь понятливо кивнул, и они о чем-то разговорились, пока Кай то сувал в рот собственный кулак, то пытался пальцы Ламберта, а когда тот их одергивал, начинал хныкать, но так же быстро успокаивался, реагируя на то, как его начинал отвлекать их сосед.       В конце концов, Ламберт решил вернуться домой. Может немного самому перекусить. Правда, едва он успел переступить порог, как понял, что еда отменяется. Надо менять Каю одежду и мыть его.       Устало выдохнув, тот понес начинающего хныкать Кая в сторону ванной.       Он отмыл Кая, застирал одежду и снова переодел его. Процесс одевания Кай не любил, так что между каждым предметом одежды следовало укачивание на пару с погремушкой.       Ламберту казалось, что на крик он уже и не обращал как таковое внимание. Теперь он его не раздражал, не выводил из себя, и он определенно был этому рад.       Наконец, Кай был переодет и довольно агукал у него на руках, когда Ламберт принялся его развлекать.       С Каем, даже один, он управлялся на удивление хорошо. Если в первые дни было непривычно брать что-то настолько хрупкое на руки, то сейчас он привык, да и Кай набрал, стал пухлее.       Так что в роли отца Ламберт ощущал себя вполне комфортно и хорошо. С этим не было проблем, и, порой, в моменты, когда он оставался с Каем один на один, он просто пугался мысли о том, что, не встреть он Лютика, то всю жизнь бы и провел ведьмаком. Вроде уже и не тоскливо это, но приятного было мало. Призванием это не назовешь, скорее работой, к тому же не самой любимой.       Так что сейчас он наслаждался тем, что ведьмачество для него осталось просто способом заработка. А отцовство стало тем, чем он невольно начинал жить и наслаждаться. Пусть прошло совсем мало, и в его обязанности пока входил просто уход за Каем, но Ламберт обещал себе, что с остальным он тоже справится хорошо.       Не совершит тех ошибок. Он не будет таким, каким был его отец.       Он не мог сказать, что отцовство для него стало полем нереализованных амбиций, хотя, может, так отчасти и было. Ведь он хотел дать Каю то, чего не получил сам. Счастливое детство, крепкую семью и дом, где ты в безопасности.              Да, это было главным, ведь ни Ламберт, ни Лютик такого дома не знали.       В конце концов Кая надо было укладывать на дневной сон, а Лютика все еще не было с его родителями. Пожав плечами, он поднялся на второй этаж, укладывая Кая в кроватку, предварительно поцеловав его в лоб.       Он улыбнулся, начиная укачивать кроватку и напевать колыбельную. Кай засыпал хорошо, особенно если до этого его хорошенько «угулять». Ламберт с Лютиком часто слышали жалобы других родителей, что у них дети порой вообще спать отказывались, но у Кая с этим проблем не было, а особенно, если вывести его на улицу. Там он спал как хомяк.       Кай какое-то время копошился, хватая игрушки, облизывая их и улыбаясь Ламберту, но вскоре стал засыпать.       И даже после того, как он заснул, Ламберт еще какое-то время просто стоял над кроваткой, смотрел на Кая и умилялся.       Как же он был счастлив!       Он был самым счастливым, определенно.       А потом он услышал стук копыт и удивленно вскинул голову.       Своего коня Ламберт передал Геральту, поскольку ухаживать за ним и выводить на прогулки он не был намерен ближайшие лет пять, если не больше, так что было странно слышать возле дома гул от лошадей.       Убедившись, что Кая не разбудил звук, он спустился на первый этаж, вспомнив, что родители Лютика не последние люди и, должно быть, шум от них.       Он угадал.       Выйдя на крыльцо, привалившись к косяку плечом, он оглядел карету, запряженную лошадьми. Карета! Он едва не поморщился и кое-как задавил желание просто развернуться и притвориться, что он не он.       Это Лютик не виконт уже лет двадцать, и мать его оказалась довольно приятной. А отец?       Он ожидал увидеть разжиревшего огромного лося, бесящегося с жиру.       Он снова поморщился — но уже от собственных фантазий.       Лакей спрыгнул с седалища, огляделся и поспешил к двери, открывая ее.       Мужчина протянул руку сначала матери Лютика. В этот раз она была совсем не похожа на ту женщину, что Ламберт видел пару лет назад. Ее волосы были собраны в высокую прическу, вместо скромного плаща было платье, которое обычно и носили дамы подобного происхождения. На ней были каблуки, из-за которых, едва встав на песок, она чуть не повалилась.       Следом вышел Лютик, и даже он был каким-то чужим Ламберту. Его осанка, разлет плеч и лицо. Все в нем было чужое. Ламберт раздраженно прикрыл глаза. Захотелось разбудить Кая, показать его отцу Лютика, а после затолкать их обратно в карету и увезти прочь. А с Лютика стащить и этот костюм, и это фарисейство.       Его тошнило от этого.       Если бы хоть кто-то мог знать, какое же отвращение он испытывал перед этой знатью.       А потом вышел и отец Лютика. Ламберт едва прям так челюсть и не потерял.       Это был очень высокий мужчина — выше Ламберта. Он был крепкого телосложения, с хорошей конституцией тела. Широкие плечи подчеркивал сшитый по фигуре темный жилет. Зачесанные назад волосы с легкой проседью на висках, мужественное лицо с широкими скулами.       Он выглядел как… как воин.       Перед Ламберт был не граф, не человек с высоким чином.       Это был воин, который пережил и знал много. Строгий, но не злой.       Ламберт встречал достаточно таких людей, чтобы узнать их издалека. И невольно ощущать мерзотный привкус уважения, которого всегда сторонился. Таких людей уважаешь невольно даже за то, что силой их духа несет за километр.       Он огляделся, кивнув и сделал жест, чтоб они прошли вперед. Ламберт поежился.       Все еще хотелось уйти.       Все-таки, он в самом деле не думал, что когда-нибудь ему придется знакомиться с родителями Лютика.       Если секундами ранее они казался ему незнакомым и непонятыми, будто бы неестественным, то сейчас Ламберт сам себе стал внезапно казаться чужим.       И невольно ужаснулся мысли, что если бы не те мутации, не те гены, Лютика бы отдали замуж еще в очень юном возрасте, за черт пойми кого. А может и не за черт пойми кого, может тоже за военного, хотя Ламберт, более-менее изучавший вопрос подобных семей, знал, что замужество это не акт любви. Это акт укрепления экономических отношений между семьями.       Ламберт внезапно ощутил, как все в нем похолодело.       Он быстро одернул себя, выпрямился и без желания спустился с крыльца.       Ему показалось, что когда Лютик увидел его, то будто оживился. Лицо его стало чуть менее каменным и, он улыбнувшись, быстро прошел вперед, не обратив внимания на укоризненный взгляд отца.       Ламберт посмотрел на Лютика и улыбнулся ему, когда тот едва не полубегом подошел к нему, обняв за локоть. Ламберт ощущал, как сильно он был напряжен. Возможно, один вид его отца вводил его в ужас. Или же они успели о чем-то поговорить в карете.       Чем ближе отец Лютика подходил к ним, тем более растерянно ощущал себя Ламберт, будто не знал, что ему делать, что говорить.       По правде говоря, говорить вообще не хотелось.       — Папа, мама, вот, собственно, — Лютик продолжал держать прямую осанку и широкую улыбку, указывая на Ламберта, — мой… супруг.       — Спасибо, что познакомил хотя бы сейчас, — голос у его отца тоже был низкий, басистый, из-за которого у Ламберта едва мурашки по спине не прошлись. — Гилбард, приятно познакомиться, — он протянул ему свою руку, и Ламберт сначала боязливо на нее покосился.       Не припомнит он, чтобы ему руку жали подобные люди. Не соответствовало это чинам.       Очнулся Ламберт только тогда, когда Лютик ущипнул его за бок.       — Приятно познакомиться. Ламберт, — голос его звучал более-менее ровно, и не сорвался на более высокие ноты, чем он порой грешил, если нервничал или вообще боялся. — Просто… Непривычно, что кто-то вроде вас жмет руки кому-то вроде меня, — по его интонации не было понятно, издевается он или нет, но по выгнутый брови Гилбарда Ламберт понял, что тот все понимал прекрасно.       — Отчего же? Мы с вами теперь одной крови. Моя жена — Анна-Мария.       Ей Ламберт только кивнул.       Руки омегам, разумеется, не жали. По существу, в соответствии с рангами, Ламберт не имел права жать руку Гилбарду, но тот не побрезговал. Это немного расположило и успокоило.       Лютик предложил зайти в дом, и Гилбард все время что-то оглядывал и выглядывал. Возможно, думал Ламберт, простая привычка. Если он воевал, то это нормально — проверяет обстановку.       В принципе, все было неплохо, пока они обсуждали что-то отстраненное. Ламберт сказал, что Кай пока спит и трогать его не надо, но никто и не настаивал, хотя по Анне-Марии и было видно, что она хотела поскорее увидеть внука.       Кажется, в этом плане, она была, как и Лютик — абсолютно отдана своей семье. Хотя, возможно, это могло быть в некотором роде выбором без выбора. Когда у тебя двое детей сложно не отдавать им всю себя.       Гилбард вел себя сдержанно и спокойно, он почти ничего не говорил, предпочитая слушать. Ламберт тоже молчал. В основном Лютик что-то рассказывал, отвечая на вопросы Анны-Марии. Она спрашивала в целом про свадьбу, про быт, про Кая.       Гилбард не выглядел как очень строгий отец. Он был расслаблен и спокоен. А потом внезапно сказал:       — Я до сих пор и слова не услышал о твоем супруге.       Ламберт ощутил, что его будто бы дернуло. Резко и внезапно, напугав, но он постарался не подать вида. В конце концов, он просто не понимал, что производило на него такой эффект. Ведь что ему может сделать Гилбард? На дуэль вызывать? Так Ламберт бы с удовольствием померился техникой с настоящим воином со знанием дела.       Он перевел взгляд с окна на Гилбарда.       — А что вы хотите услышать, сэр? Я ведьмак, — пожал он плечами, будто бы это все, что он мог сказать.       Гилбард выдохнул. Анна-Мария притихла, будто ей запрещалось говорить в то же время, пока говорил муж. Лютик тоже затих.       Ламберт догадывался, что по их Кодексу поведения так и должно быть. Омега должен молчать, пока говорит его партнер. По крайней мере, если они супруги.       Ламберта тошнило от этого.       — Если бы я был так глуп, чтобы верить всем мифам о ведьмаках, то не был бы тем, кто я есть. И, во всяком случае, хочется верить, что и Лютик не так глуп, чтобы выбрать себе стереотипного ведьмака, как о них говорят. Полагаю, вам есть что сказать.       — Однако, он выбрал ведьмака.       Гилбард внимательно на него посмотрел.       — Мне показалось, или вы только что попытались намекнуть на глупость моего сына?       — Вам показалось.       — Рад. Иначе бы это могло закончиться дуэлью.       Лютик поежился. Ламберт про себя удивился.       Разве же Лютик не изгнан из их семьи? Разве теперь Гилбард был бы обязан выйти на дуэль за оскорбление его сына?       — И все же… Весь ваш опыт заканчивается… ведьмачьей школой и мечами?       Ламберт пожал плечами.       — В большей степени.       — Университет? Может быть, школа?       — Вы точно знаете, кто такой ведьмак? Если бы я не убивал монстров, то умер бы от голода.       — Но у вас сейчас сын. Вы не занимаетесь ведьмачеством как таковым.       — Скажем так, со временем я нашел, как превратить это в простое ремесло, чтобы суметь обеспечить семью и при этом не спать на берегу в ожидании утопца.       Внезапно, Гилбард улыбнулся — вполне довольно. Лютик сидел, как каменное изваяние, молчал и, казалось, не дышал.       — Сколько вам?       — Почти семьдесят. Честно говоря… Очень малое количество ведьмаков знает свой настоящий возраст.       Гилбард присвистнул.       — Вы старше меня. И… что хуже, моего сына.       Ламберт пожал плечами.       — Скажем так… Не буду обособлять других ведьмаков, но наш возраст… это сложная вещь. Много лет пропадает на одном ведьмачестве, сложно выйти за рамки меча и выживания. Пока вы в четырнадцать изучали медицину, я думал о том, как выжить. Так что в каком-то смысле… Я бы сказал, что ощущаю себя на тридцать. Да. Если говорить об опыте и знаниях, то мне немного больше Лютика. Порой он бывает мудрее меня и…       — Не говори глупостей! — крякнул недовольно Лютик.       Ламберт аж дернулся от неожиданности, не думая, что тот влезет в диалог.       Гилбард откашлялся, и Лютик ойкнул, потупив взгляд. Анна-Мария сказала:       — Дорогой, помни, пожалуйста, что Лютик… Он не граф, как ты. Он просто человек. Он не обязан… соблюдать все это.       Гилбард нахмурился, но все-таки согласно кивнул, а потом сделал жест, что Лютик мог продолжить.       Ламберт едва не поморщился от этого. Его бы вырвало, если бы ему пришлось указывать Лютику, когда тому говорить.       — Я… Я хотел сказать лишь то, что Ламберт очень плох в суждении о самом себе. Отец, все ведьмаки, если дожили до сорока, очень смышленые. Я следил за всеми этими битвами, я их записывал, и, поверь, глупым там быть нельзя. И еще… — он повел плечом, чувствуя себя неловко, когда говорил следующие слова: — Мне кажется, ни один глупый человек не смог бы вынести со мной столько лет. Я бы все разрушил своей импульсивностью.       — Да, об этом я тоже думал, — согласно кивнул Гилбард. — Ты всегда был таким, с тобой сложно было не выйти на эмоции. Иногда ты забывал о том, что люди напротив тебя — такие же, как и ты. Иногда ты хотел больше, чем мог предложить. Но своего ты добился, — он снова посмотрел на Ламберта, но так же быстро перевел взгляд.       Лютик зажевал нижнюю губу и неловко кивнул.        — Я просто говорю о том, что он достаточно умен. По крайней мере ему нравится математика.       — Нет воинов, которые не изучают математику, — сказал он без интереса. — А так же медицина и биология. Алхимия, как я полагаю, ваше второе я.       Ламберт без желания кивнул. Кто бы знал, как он ненавидел обсуждать такие вещи!       Он вмиг забывал все, о чем читал, и предпочитал занять сейчас роль Лютика — просто молчать, пока ему не скажут говорить.       — О ведьмаках говорят иначе. Мол, то же чудовище, но с лицом человека.       — Это вранье, — заверил его Лютик, скрывая боль от этих слов. Казалось, Лютик эту тему переваривал куда сложнее, нежели Ламберт. — Отец, ты знаешь, что люди… бывают глупы.       — В большинстве своем они глупы.       Ламберт раздражённо прикрыл глаза.       — И именно поэтому я не проявлял и капли заинтересованности, когда услышал, что твой супруг — ведьмак. Если бы они были теми, как о них говорят… О, я был бы поражен и решил, что ты все-таки сошел с ума и, возможно, только притворялся, что умел читать.       Лютик удивленно на него посмотрел.       — Как не поразился? Совсем?       Гилбард пожал плечами.       — Совсем. Я знал, что ты выйдешь замуж. Ребенок… я был удивлен. Я думал, с этим будут… проблемы.       — Они были, — кивнул Лютик. — Долго были. Но все хорошо… И со мной, и с ребенком, — он мягко улыбнулся, и было видно, что мысли о Кае его грели, а потом он внезапно опомнился. Он обратился к Ламберту: — Сколько Кай уже спит?       — Не знаю. Не больше часа.       — Пойду проведаю, если с ним никого рядом нет он все время просыпается.       Ламберт кивнул, видя, как оживилась Анна-Мария. По ней было видно, что она страстно хотела увидеть его. По Гилбарду он бы так не сказал. Лютик ловко поднялся по лестнице, все еще держа осанку, а после скрылся.       Ламберт ощутил себя ужасно неловко. Ему показалось, что он проглотил собственный язык. Он вынужден был посмотреть на Гилбарда, когда ощутил на себе пристальный взгляд. У Гилбарда были лядовито-голубые глаза. Такие же, как у Лютика. Но у Лютика взгляд был доверчивый и широко-открытый. У Гилбарда — холодный и пронизывающий.       — Вы были удивлены, когда узнали о замужестве, — с удивлением для самого себя сказал Ламберт.       Гилбард пораженно вскинул брови, и Ламберт побоялся, что сейчас его просто высмеют.       Однако, тот только медленно кивнул.       — Несмотря ни на что, я был уверен, что у ведьмаков плохо с пониманием людей…       — Я семь лет живу с человеческим воплощением под боком.       — Всего семь?.. — он пораженно вскинул брови. — Сколько же вашем ребенку?       — Всего пять месяцев. Он только недавно научился ползать.       — И то хорошо. Про замужество… Что ж, может быть. Но я удивился не выбору партнёра, а самому факту. Знаете, есть омеги, которые, кажется, абсолютно далеки от замужества и семьи. Да, милая?       Анна-Мария внезапно покраснела и опустила взгляд вниз.       Она кивнула:       — Это просто не было моим призванием. Я хотела посвятить жизнь рисованию… О, точно! — она резко подняла голову. —тот рисунок? Чей он?       Ламберт смутился, хоть по его лицу и не было понятно.       Рисование считалось сугубо омежьим делом, так же, как и музыка и несколько других профессий.       Поэтому он так долго скрывал свою страсть к рисованию.       А тем более ведьмак!       Он повременил с ответом, но будто бы вынужденно протянул:       — Мой. Лютик попросил зарисовать для вас, на случай, если вы не сможете сами увидеть внука.       Гилбард не скрыл откровенно-удивленного взгляда. Такая открытая эмоция почти что напугала. Анна-Мария тоже удивилась.       — Это… ох, вы очень талантливы!       — Вы рисуете? И у кого вы обучались?       — Ни у кого. Это был способ медитации. Один из многих.       — Был, — подчеркнул Гилбард.       — Да, был. Сейчас это хобби.       — Редко встретишь мужчину, который рисует. К тому же война.       — Я не воин. Не сейчас, по крайней мере. Я… выбрал семью в большей мере.              Гилбард оглядывал его внимательно и пытливо, будто не до конца верил его словам. Но так он будто бы чувствовал, что Ламберту просто не было смысла врать.       Это не те вещи, которыми можно похвалиться. Скорее нечто, что нужно отчаянно скрывать.       Гилбард кивнул, а потом резко спросил:       — Вы читали Дазрада?       Ламберт нахмурился. Что-то в голове у него проскользнуло, и он неуверенно спросил:       — Если это он написал трилогию о хаосе, то да… Знаком.       Гилбард кивнул.       — Афелису, Гхаеркрудс, Геверальд?       — Геверальд? Он же с севера, кто там пишет вообще?!       Гилбард рассмеялся и кивнув.       — Да, но у него есть хорошая трилогия «Небытие о бытие». Но то, что вы различили, что он с севера — уже хорошо. И то, что там почти нет выдающихся ученых.       Анна-Мария заинтересованно на него смотрела, будто сама была поражена происходящим.       Гилбард прикрыл глаза.       — Лютик в самом деле легкомыслен, — признал он без желания. — Мы знали, что он сбежит, но об этом не знал он. Он сделал это ночью, не взяв с собой ничего. Мне пришлось выслать за ним людей, потому что я был уверен, что он умрет. Может, я и относился к нему со снисхождением из-за того, что он был единственной надеждой на укрепление нашего влияния благодаря связи с родом Ада, но смерти я ему не желал… Но он заработал в первый же день. Так что через месяц я отослал их назад.       — Месяц?.. — пораженно промямлил Ламберт. Так он его вовсе не… выживал из рода? Они бы вернули его в первый же момент, как только бы поняли, что Лютику грозит опасность?       — Да, через месяц у него была устойчивая почва. Он был больше уверен в себе, чем дома. Поэтому мне было все равно, что его муж — ведьмак. Я ожидал от него чего-то такого. Но то, что ведьмак образованный…       — Вы же сказали, что не так глупы, чтобы верить всем этим мифам?       — По вашей же логике: откуда у ведьмака время на образование? Ведь выживание — все, на что есть время.       — Но вы сами сказали, что прекрасно понимаете расхождение слухов с реальностью. Неужели вы думали, что единственное отличие в том, что я умею проявлять эмоции?       — По правде говоря эмоции это единственное, насчет чего я сейчас сомневаюсь.       — С ними все ровно так, как и надо. Лютик не жаловался.       — Случился б взрыв, будь вы таким же эмоциональным, что и мой сын…       Ламберт качнул головой, открыл было рот, но услышал звук шагов. Он повернул голову, глядя, как Лютик спускался с лестницы. Он сказал:       — Отоспавшийся и сытый ведьмак готов знакомиться со своими родственниками, — он тихо рассмеялся, а Анна-Мария вскочила в этот же момент с дивана. Гилбард остался сидеть, но заинтересованно повернул голову.       Кай на руках у Лютика активно дергал ногами и руками, видимо, желающий, чтобы ему дали вдоволь наползаться и облизать все углы, которые ему попадутся.       — Боже, какая же прелесть! — Анна-Марии широко улыбнулась, с трепетом забирая к себе на руки Кая. — Ох, вот это ты крепыш… Лютик, как у тебя руки не болят?       — Я привык, — он пожал плечами, улыбаясь Каю, которой издал краткий смешок.       Анна-Мария умилилась, улыбаясь.       — Кто это у нас тут такой красивый? Кто это такой пухлый и довольный?       Кай в ответ радостно заагукал, и Ламберт не сдержал улыбку, глядя на это.       Он плавно перевел взгляд на Гилбарда. Он сидел во все той же позе, внимательно смотря со стороны. Внезапно он спросил:       — Он тоже ведьмак?       — Да. Как и я.       Гилбард кивнул.       Анна-Мария внезапно подняла голову и сказал:       — Милый, не хочешь познакомиться с внуком? Судя по всему, он пошел в некотором смысле в тебя…       Гилбард рвано кивнул и медленно встал, будто ждал разрешения, когда ему можно было подойти к ребенку.       Возможно, он просто вынужден был вести себя так, быть сдержанным, поэтому ждал.       Гилбард подошел ближе, заглядывая в лицо Кая. Тот, кажется, был крайне возбужден новыми лицами. Он вообще на все реагировал очень ярко и громко       Лютик мягко улыбнулся:       — Да, мне кажется, в плане роста и комплекции он в тебя, отец.       — Твой супруг тоже не маленький мальчик.       — Это из-за мутаций. При рождении я был очень мелким.       Гилбард улыбнулся, смотря на лицо Кая.       Кай в самом деле был очаровательным ребенком.       — Но в большей степени он все-таки пошел в отца, — протянула Анна-Мария, продолжая смотреть на Кая с широкой улыбкой. — Очень похож на вас, Ламберт.       Ламберт только кивнул. Это он уже услышал буквально от каждого.       — Вот так и бывает. Ходишь десять месяцев, вынашиваешь, рожаешь, а в итоге он точная копия твоего мужа, а не тебя! — сказал почти возмущенно Лютик. — Хотя, отец, твои гены меня больше расстроили, конечно… Четыре килограмма живого веса!       Гилбард усмехнулся, а потом растерялся, когда Анна-Мария предложила взять его на руки. Он немного повременил, а после аккуратно взял Кая на руки. Как ни странно, но с ребенком на руках он выглядел очень гармонично.       Ламберт про себя выругался. Таким мужчинам, как он, хоть лопату с говном дай — все равно хорошо.              Гилбард спросил:       — Внушительный вес… Тебя оперировали? Надеюсь, врач был хороший?       Лютик качнул головой.       — Это были естественные роды.       Теперь удивления не скрыла Анна-Мария:       — Четыре килограмма? Сам?!       — Впечатляет… — протянул Гилбард, и снова посмотрел на Кая, который дернул его за лацкан.       Ламберт тоже встал, подходя ближе.       — Долго пришлось мучаться?       — Ну… Не знаю. В целом, со схватками, тринадцать часов… Сами роды два часа.              Гилбард качнул головой, Анна-Мария посмотрела на Лютика с сочувствием, но тот лишь отмахнулся. Да, стоило только родить и взять Кая на руки, как Лютику все показалось глупостью. И беременность, и роды. Ничего не имело значения по сравнению с тем счастьем, что он испытывал и по сей день.       Кай увлек Анну-Марию надолго, потому что ей необходимо было увидеть как тот ползает, пытается забавно садиться, плюхается на бок, как пытается засунуть пятку в свой рот, ну и тому подобное.       Анна-Мария была без ума от Кая. Она снова и снова его обнимала, общалась с ним и развлекала, параллельно общаясь с Лютиком.       Ламберт видел, как жадно она пыталась насытиться общением и с Лютиком, и с внуком, ведь она не знала, как скоро снова их увидит.       Гилбард тоже был рядом, хотя такой активности, конечно, не проявлял.       Кай, в принципе, был очень рад такому вниманию и новым лицам, поэтому смеялся, казалось, в два раза больше. Ламберту это грело сердце.       Гилбард был на удивление молчаливым большую часть времени. Но он слушал. Казалось, что слышал даже больше, чем ему стоило бы услышать на самом деле.       Ламберт отошел, чтобы подышать воздухом, и просто не вынося то и дело пытливых на нем взглядов Гилбарда.       Он будто читал его мысли.       Ламберт быстро налил себе стакан водки, осушил двумя глотками и так же быстро вышел на улицу. Уже начинались сумерки. Он уставился пустым взглядом на море. Это был хороший способ медитации. Мысли почему-то здесь очищались лучше всего.       Со временем он стал понимать, почему Лютик так любил воду.       Он сделал несколько глубоких вдохов, и решил, что надо бы вернуться. Когда он развернулся, то почти столкнулся с Гилбардом. Он был одной сраной огромной каменной стеной. Ламберт неловко ойкнул и чуть не завалился на спину, но вовремя схватился за перила на веранде.       Гилбард внимательно на него посмотрел, и Ламберт понял, что он что-то от него, нахрен, хотел. Хотел после первого своего взгляда на него. Так что он начал первым:       — Если вы хотите что-то сказать, то говорите сразу. Но помните, что никакого влияния на Лютика вы сейчас оказывать не можете, хотя он думает наоборот.       Гилбард только кивнул. Он выглядел спокойно, и слова Ламберта его, кажется, совсем не задели. Это хороший знак.       — Хотелось узнать, как у вас с деньгами. Ребенок требует больших затрат.              Ламберт покосился на него.       — У нас все хорошо. Мы планировали беременность еще два года назад, но… к сожалению, у нас не получилось. Так что за эти два года сбережения выросли… Мы не чувствуем неудобств.       — Это похвально, что вы как следует к этому приготовились.       — Мы оба хотим, чтобы он не нуждался ни в чем и был счастлив.       — Понятно. Все ограничится одним ребенком? Я заметил люльку, из которой он явно уже вырос.       Ламберт замялся. Его напрягал этот непонятный допрос.       — Не знаю. Лютик хочет троих, но… после родов немного изменил свое мнение. Так что полагаю, что да… Минимум у нас будет еще один.       Гилбард кивнул. Он смотрел на море, спокойно и незаинтересованно.       — Я не думал делать этого. Переписывать на Лютика часть наследства.       Ламберт не скрыл удивленного взгляда. Он был уверен, что Лютику ничего не может перепасть. Он изгнан.       — Но теперь… меня задушит моя совесть, если я не смогу быть убежденным в том, что мои внуки в самом деле не будут ни в чем нуждаться.       — Мы чудесно справляемся сами, — пожал он плечами, хоть и захотел себя ударить. От чего он отказывается? От денег?! От денег, которые нужны в первую очередь для их будущего, для детей, для семьи?!       Гилбард, наконец, медленно перевел свой взгляд на Ламберта.       — Я пока не решил, как именно это устроить. Можно отдать часть от общей доли, тогда доход будет постоянным. Если Энтони, конечно, не наделает дел, — он устало закатил глаза к небу. — Сейчас я хочу, чтобы вы приняли от меня небольшой подарок.       — Я? — Ламберт едва рот не раскрыл. — Я не ваш сын.       — Мой сын тотально не умеет распоряжаться деньгами. Или что-то поменялось?       Ламберт тяжело выдохнул. С этим были некоторые проблемы, да. Лютик стал более ответственным, не тратился зазря, но в некотором роде… Были проблемы.       — У нас в любом случае общий бюджет. Это ваш сын. Дарите ему. Так будет правильнее. Я понимаю, вы мыслите по своему титулу. Что все принято отдавать в руки супругу-альфе, но… у нас такого нет.       Гилбард внимательно на него посмотрел, а потом кивнул, усмехнувшись.       — Хорошо. Я послушаюсь вашего совета.       — Так будет правильно, — Ламберт растерянно пожал плечами.— А ему… будет приятно. Мне кажется, вы один из тех многих страхов, что до сих пор окружают его… И с ними ничего не поделать.       На это Гилбард ничего не ответил. Развернулся и вернулся в дом, дав какой-то знак скучающему лакею, скромно что-то поедающему из бумажного свертка.       Ламберт растерянно пошел за Гилбардом.       Из-за суматохи Кай отказался ложиться на третий дневной сон, так что сейчас он явно был несколько недовольным, но спать отказывался.       Они задержались еще на полчаса, а затем Лютик решил снова попытаться уложить Кая спать. Гилбард потоптался, и через пять минут пошел за ним. Анна-Мария проследила за ним и тяжело выдохнула. Несмотря на то, что она явно была рада этой встрече, Ламберт видел, что она тосковала.       На секунду он растерялся, оставшись с ней один на один.       Имел ли он право завести диалог с графиней? А если имел, то мог ли спросить о том, о чем хотел спросить?       Он откашлялся и неуверенно начал:       — Выглядите подавленно.       Она растерялась и резко посмотрела на него перепуганными глазами. Но быстро пришла в себя, сказав:       — Это не из-за вас или Кая, уверяю! Я счастлива, что смогла увидеть вас!       — Хорошо, тогда я рад. Но все-таки… у вас все хорошо?       Она растерянно пожала плечами. И сказала так, будто и не совсем в тему:       — Я очень счастлива за Лютика, — она посмотрел на погремушку в своих руках, — но, к сожалению, это напоминает мне о моем прошлом.       Ламберт опомнился, что Гилбард говорил, что некоторые омеги, и она в том числе, не предназначены для семейной жизни. Но Анна-Мария так была увлечена и Каем, и Лютиком!       Она была счастлива.              Но спросить, что же именно не так, он точно не мог.       Она продолжила:       — Вы знаете, что в наших семьях нет такой практики. Брак по любви. Поэтому я очень рада за Лютика. Я вижу, что вы любите и его, и своего сына… Лютик сказал, что вы на равных ухаживаете за ребенком… Я рада за вас. Главное берегите их.       — Ну это и не обсуждается. Я их люблю, все-таки.       Она мягко улыбнулась и отложила погремушку, дернув плечами.       — Вы еще приедете?       — Не знаю. Все зависит от моего мужа.       — Вы можете приехать и без него.       — Могла бы. Не будь я так от него зависима. Он взял меня замуж тогда, когда я была на ранг ниже него. Этот брак спас мою семью от банкротства.       — Разве это повод сейчас… быть… такой? — он долго подбирал нужное слово. Он едва не осекся, сказав «прислугой».       — Повод. Гораздо больший, чем вы можете представить. Но ему понравился Кай, думаю, мы еще приедем. Постараюсь его уговорить во всяком случае. Спасибо за гостеприимство.       Ламберт лишь кивнул, не зная, что сказать.       Почему-то, смотря на Анну-Марию, ему казалось, что она абсолютна несчастна. Однако говорить о счастье или о справедливости, учитывая то положение, в котором она находилась — просто смешно.       Наконец, спустился сначала Лютик, потом — Гилбард. Лютик был несколько смущен, смотря себе под ноги. Он сказал, заметив Ламберта:       — Кай заснул, но… посидишь рядом с ним, пока я провожу родителей? Он очень беспокойный сегодня из-за новых людей, может быстро проснуться.       Ламберт лишь кивнул и, попрощавшись с Гилбардом и Анной-Марией, спешно поднялся наверх. Оказавшись на втором этаже один, рядом с Каем, он ощутил внезапное облегчение.       Будто до этого что-то давило на его грудь, на его плечи, а сейчас он смог вдохнуть полной грудью.       Он начал укачивать кроватку и тихо напевать колыбельную, когда Кай закряхтел. Вскоре он успокоился.       Про себя Ламберт удивился. Да, для высшего общества он тот еще экспонат. Вроде мечом пользоваться умеет, а вроде еще рисует и поет. Да, пожалуй, это было странное сочетание.       Вскоре вернулся Лютик.       По нему Ламберт видел, что тот тоже достаточно устал. Вместо слов он просто подошел к нему и упал в его руки, облегченно выдыхая. Ламберт обнял его в ответ и осторожно отвел к кровати, усаживая и продолжая обнимать. Он чмокнул его в макушку, потрепав по спине, и Лютик облегченно выдохнул.       Через какое-то время он вскинул голову и посмотрел ему в глаза.       Ламберт усмехнулся:       — Ну вот, а ты боялся. Твой отец не так страшен, как ты его рисовал.       — Да, сегодня он был очень мягок.       Ламберт про себя опешил: мягок? Так это было очень мягко?       Он постарался не подавать виду, и лишь плавно кивнул. Лютик продолжал:       — Он влюбился в Кая. И он сказал, что откроет на мое имя счет… Сказал, что хочет быть уверенным, что его внуки не будут бедствовать…       Ламберт кивнул. Хороший подарок.       — Он сказал, что это как… подарок на свадьбу и поздравление с рождением ребенка… Ты ему не очень понравился, но он спокойно отнесся.       — Не понравился? — искренне удивился Ламберт. Он думал, что Гилбард был к нему минимум равнодушен, а он!..       Лютик качнул головой.       — Да, для него ты слишком мягок и слишком не образован…       Ламберт опешил. Он ему… другое говорил!       Хотя, наверное, это было в отношении того, что он ведьмак…       — Но он сказал, что только на вид может сказать, что ты хорошо владеешь техникой боя. Это его впечатлило. Маме ты понравился. Ну, ты это и так понял, наверное… В общем, вот. Все оказалось не так страшно.       Ламберт плавно кивнул, про себя радуясь, что Гилбард все-таки оказался довольно сдержанным человеком и не показал своей неприязни к нему, иначе Ламберт даже думать не хочет, как бы он смог на это среагировать.       — По крайней мере, они оба без ума от Кая, — сказал он, утешая скорее себя.       Лютик мягко рассмеялся.       — О, наш пухлощекий ведьмак мало чье сердце не затронет. Он очарователен.       Ламберт кивнул, поцеловал его в лоб и поглаживая по спине. Лютик вскинул голову, посмотрев ему в глаза, улыбаясь.       — Я все время удивляюсь про себя… Мы не так много с тобой знакомы… В смысле, семь лет, да, это много, но мы к этому времени уже женаты и у нас ребенок… Для такого прорыва в отношениях этого мало.       Ламберт пожал плечами.       — Разве? Мне кажется, это даже долго, ведь сейчас принято рожать через год знакомства. В лучшем случае.       — Но я говорю про здоровые отношения! Когда люди сами этого захотели, а не когда так диктует контракт или нужда родить побольше рабочей силы… Обычно на это уходит десяток лет.       — И что? У всех по-разному, Лютик. Тем более у нас сразу началась совместная жизнь. Мы фактически перепрыгнули этап начала отношений.       Лютик выдохнул, кивнув.       — В любом случае, я рад.       — Я знаю. Ты довольно часто об этом говоришь.       — Потому что не могу поверить своему счастью. Просто сегодня увидел отца с матерью… Да, мой отец… У него хороший титул, хорошая репутация, он знает военное дело… Он высок и красив для мужчины. Пожалуй, многие бы попытались за него ухватиться не думая. Но моя мама… Ох, она готова была порезать вены лишь бы не выходить за него. Она даже пыталась сбежать. А потом отказывалась рожать детей. И он… я знаю, что он понудил ее к этому силой.       Ламберт помрачнел и кивнул.       Теперь он понял, почему Лютик снова заговорил о том, как он счастлив, что они вместе. Теперь он понял.       — Несмотря на то, что она была прекрасной матерью, и она не возненавидела ни меня, ни моего брата за путь, через который нас зачали… И мой отец, так или иначе, ты видишь, что ратует за образование и деньги у детей. Но все равно… Я понимаю, что моя мама большую часть жизни была несчастлива. Поэтому я сейчас по-настоящему благодарен за то, что у меня все по-другому. И что Кай был зачат в любви. Хоть я и понятия не имею, когда именно это произошло, но я уверен, что кончал ты с большой любовью, — рассмеялся он, и Ламберт, ласково закатив глаза, чмокнул его в кончик носа, и Лютик забавно сморщился, довольно фыркнув.       — Теперь я понимаю, почему твоя мать была так печальна…       — Да. Ведь она увидела то, что никогда не было ей доступно. Ей не дали быть самой по себе и так же ей не дали шанса на счастливую семью…       — В любом случае, я благодарен ей за то, что она любила вас, несмотря на это. Иначе… иначе я не знаю, как бы все могло быть плохо с твоей психикой.       — Не хуже, чем с твоей, Ламберт. Ты пережил ад намного хуже, чем я.       — Но я альфа.       — И что? Пол ни на что не влияет.       — Хорошо звучит. Жаль, что не работает. Лютик, ты остро реагируешь на проявление агрессии из-за твоего устройства психики, данной природой.       Лютик недовольно фыркнул, но вынужден был согласиться.       — Это ужасное упущение… — сказал он с сожалением.       — А по-моему прекрасно. Благодаря этому ты совсем не агрессивен, и меня от этого отучил. Это прекрасная среда для развития ребенка. Мы уже не умеем с тобой быть агрессивными, — он улыбнулся, и Лютик кивнул, думая, что да, это в самом деле было хорошим условием. Несмотря на то, что порой ему приходилось переживать трудности из-за этой особенности, теперь он был уверен, что они оба не навредят Каю внезапным всплеском агрессии.       Он потянулся к Ламберту за поцелуем, поглаживая его по колючим щекам, млея в его руках и пытаясь душить более громкие звуки, чем шумные выдохи, когда Ламберт стал спускаться ниже, целуя шею и нервно теребя завязки этой сорочки, которую хотел поскорее стащить, чтобы снять отпечаток этого дня.       Лютик жадно его оглаживал, и, подтянув его лицо к своему, жадно впился в напряженную шею, целуя и вылизывая. Ламберт чаще задышал и, наконец, снял с него сорочку, и Лютик снова прижался к его шее, начиная быстро расстегивать пуговицы на его рубашке, пока Ламберт оглаживал его грудь и плоский живот              Он чувствовал, что от нетерпения Лютик дрожал будто внутри собственного тела. Он чуть отстранился и тут же жадно поцеловал его, наваливаясь сверху всем телом, продолжая ласкать его.              И все было таким неважным.       Не надо были ни достижений, ни почести, ни наград.       Нужен был Лютик, любящий его всем сердцем, и спящий рядом в кроватке Кай. И знание, что они были счастливы и ни в чем не нуждались.       И ничего, ничего больше.       Как же он был благодарен всему происходящему, что это все привело именно к этому.       К этой секунде.       После, Лютик, лёжа на груди Ламберта, ласково поглаживая, поднял голову и улыбнулся ему. Ламберт улыбнулся в ответ и чмокнул в губы. Лютик тихо прошептал:       — Я знаю, что иногда бываю просто чёртовым беспорядком, но ты... Ох, спасибо тебе за эту прекрасную жизнь.       Ламберт улыбнулся ещё шире, навалившись на него сверху, обнимая и целуя. Да, эта прекрасная жизнь.       Лютик мягко поцеловал его, сказав:       — Я помню, как в самом начале отношений думал о том, что я иногда веду себя как сумасшедший. Куча странных мыслей в моей голове. Но ты оставался таким прекрасным... И я считаю, что это самое ценное сейчас. Что я безумен, а ты все ещё прекрасен.       — И что мы любим друг друга.       — О, нет... Нет. Это не любовь. Это...       — Это нечто большее.       Лютик широко улыбнулся и кивнул, снова тянясь за поцелуем.              Да, это было чем-то большим. И Кай был прямым тому доказательством, ведь в себе он умещал и любовь, и счастье, и доброту, и самый искренний смех.       Он стал воплощением всего, что они чувствовали друг к другу.       Да, — думал Ламберт, целуя и обнимая, — это многим больше, чем любовь.