Baby blue love

      На самом деле, покой был еще где-то… час. Да, час, в которой Кай сопел на груди у Лютика, и тот сказал, что он адски устал, а спать с ребенком дело небезопасное. Ламберт просто уставился на этот комочек на его груди, понятия не имея, что с ним делать.       Одевать? Сам?       Своими руками?       Он посмотрел на свои ладони. Они казались в два раза больше, чем Кай. Хотя тот, все-таки, был больше.       — Я… кажется, не знаю, как одевать…       Лютик тихо рассмеялся, и Ламберт в ужасе дернулся.       — Ты… ты не боишься его разбудить?.. — шепотом спросил Ламберт.       — Ламберт, он спал в утробе буквально в любой ситуации, включая когда я рыдал. Ему все равно.       — Я разбужу его одеванием!       — Это да, но он снова должен заснуть. Поставь пока люльку поближе ко мне…       Ламберт нервно кивнул. Нет, ну люльку он-то точно поставить сможет.       И вправду смог. Хорошо примостил рядом, расстелив там одеяло и пеленки.       — Я помогу тебе, — кивнул Лютик, и Ламберт дернулся.       — Помоги тем, что не будешь совершать лишних движений.       Лютик улыбнулся и качнул головой.       Ламберт быстренько взял заранее подготовленную одежду и посмотрел на нее в ступоре. Это ж надо, уметь работать с мечом, но в ужасе смотреть на кусок белой ткани, пахнущей неясным средством для стирки всевозможной одежды для детей.       Он думал, что самое сложное будет одеть его. Но нет, оказалось, нет.       Едва Лютик выпрямился с ним и аккуратно взял, чтобы передать Ламберту, как тот разошелся таким ревом, что Ламберт сам едва не закричал. Лютик растерянно прижал его к себе обратно, укачивая в руках и, спустя непродолжительное хныканье, он начал успокаиваться.       — Я не понял… — проговорил в ступоре Ламберт с распашонкой в руках. Лютик растерянно моргнул и посмотрел на него.       — Я тоже… Но я так или вырублюсь, или…       — Я… не буду одевать его, пока он кричит!       — Ламберт, это новорожденный ребенок, он все время кричит! Просто аккуратно его возьми и, главное, не придавливай ранку, врач сказал, что какое-то время ее нужно обрабатывать.              Какое-то время Ламберт в ужасе смотрел на Кая, а потом, собравшись, кивнул.       Чувствовать себя бесполезным в первый день жизни их ребенка ему не хотелось больше всего.       Процесс одевания был адом. Кай, нагло вырванный из единственных знакомых ему рук, плакал не переставая и все дергался, яро противясь одеванию.       — Почему ты такой маленький, но кричишь громче грифона? — в шоке спросил Ламберт так, будто ждал, что тот ему ответит.       На самом деле, пока это происходило, он решил, что он плохой отец. Он отвратительный отец! Ему нужно прыгнуть со скалы.       Но, едва закончив с этим, он взял того в трясущиеся руки (потому что он не был готов брать такие хрупкие вещи в свои руки), и, несмотря на то, что Ламберта трясло, как осиновый лист, Кай начал успокаиваться, но все еще сопел, кряхтел и хныкал.       — Может… может его вообще нельзя отрывать от твоей груди?.. — разнервничавшись, спросил Ламберт, пытаясь упокоить не то себя, не то ребенка.       Но Кай начал успокаиваться. Даже первее, чем это сделал Ламберт.       — О, — протянул Лютик, который выглядел таким переполошным, что, казалось, сон ему не светит еще неделю. Он облегченно прилег обратно на подушки. — Дети не любят процесс одевания, это нормально. Просто аккуратно положи его в люльку теперь.       Ламберт выдохнул с облегчением. Потому что несмотря на то, что ему удавалось держать его на руках и ничего не сломать, но не означало, что он теперь не боялся выдохнуть лишний раз.       Он склонился над люлькой, начиная аккуратно укладывать Кая, но тот снова взревел.       Выругавшись, Ламберт снова прижал его к себе, выпрямившись.       — Все, Лютик, пускай спит на мне, значит. Не хочет он люльку твою, — сказал он внезапно уверенно и сухо, уже просто взбесившись с происходящего. Ну не нравится ребенку это все, хочется ему слышать чей-то ритм сердца, значит, так надо! Слышать этот крик от любого движения Ламберту не нравилось.       — Ты не будешь спать?.. — искренне удивился Лютик, хотя не то чтобы он был против. Сам он заснет так или иначе, а заставлять ребенка нервничать не хотелось.       Ламберт тяжело выдохнул. Он сам был уставший, как псина. Нервы его здорово выжрали. Кроме того, хотелось есть.       — Не знаю… Пока нормально, так что посижу пока с ним. Если начнет прям рубить, то попытаюсь его уложить… Может он крепко заснет и не заметит?..       — Может… может и так… Я бы посидел с ним, но…       — Тсс, ты и так достаточно сделал на сегодня, — Ламберт медленно обошел кровать, усевшись рядом с Лютиком, опуская взгляд вниз. Кай теперь не спал, разумеется, но успокоился.       — Наверное, ему спокойно, когда рядом бьется сердце… Он же все время в утробе был, наверное, слышал биение твоего сердца…       — Да, наверное, так, — Лютик, наконец, облегченно выдохнул и, поправив подушки, улегся на бок и закрыл глаза.       Ламберт погладил его по волосам и снова посмотрел на Кая. Ламберт теснее прижал его к себе, придерживая головку.       Он мягко улыбнулся, а потом стал тихо напевать колыбельную. Для Кая, и для Лютика, надеясь, что не заснет сам.       Уже было четыре утра. Он достаточно измотался, но знал, что Лютику сложнее, а он, в конце концов, ведьмак, раньше и более усталым приходилось работать, а тут всего лишь укачивать младенца.       Как бы то ни было, через полчасика спал и Лютик, и Кай, и Ламберт снова широко улыбнулся, наслаждаясь тишиной и уютом. Сердце у Кая билось несколько быстрее, чем у ведьмака, но Ламберту казалось, что этот процесс должен со временем нормализоваться.       Несмотря на усталость, в тишине Ламберту удалось помедитировать, так что ему даже стало легче. Правда большую часть времени он просто смотрел на Кая и умилялся. Тот не проснулся, не ерзал, видимо, ему в самом деле надо было слышать ритм сердца.       Осмелиться уложить его в люльку Ламберт смог только к семи утра. Кай крепко спал, ему не мешало ни пение птиц, ни свалившийся с тумбы блокнот, который Ламберт пытался достать, чтобы порисовать и чем-то занять руки.       Он медленно встал, поражаясь тому, что в самом деле держал его! На руках! И все было хорошо.       Он обошел кровать и медленно наклонился, пытаясь уложить его спать как можно аккуратные. Едва уложив того, Ламберт замер, ожидая крика. Но нет, Кай спал.       Он облегченно выдохнул и укрыл его одеялом, зная, что в руках ему было тепло, а без человеческого тепла могло стать холодно.       Наконец, Ламберт потянулся, а спустя полчаса даже осмелился пойти помыться и перекусить. В замке стояла тишина, видимо, вчера, все основательно перенервничав, решили, что в жопу расписание, и стали просто отлеживаться.       А потом, по виду зала, он понял, что они еще и не слабо так набухались, судя по количеству бутылок. Чудом только до комнат дошли.       Уже сытый и отмытый, взяв с собой компота и воды, чтобы Лютику со всем утром скучно не было без нормальной еды, он вернулся в комнату. Все все еще спали, и Ламберт решил тоже.       Едва он снял с себя рубашку и штаны, прилег на кровать, потянулся к Лютику, чтобы поцеловать его в щеку, как тут же отрубился.       На него внезапно навалилась такая слабость, что ему показалось, будто к кровати его просто придавило.              Ламберт думал, что проснется от детского крика (как он понял — дети в первые дни, ввиду отсутствия у них других способностей, только орут), но нет. Крика не было.       Была тишина и аккуратные толчки в плечо.       Он сожмурился и кое-как оторвал лицо от подушки.       — Что такое?.. — протянул он сонно и кое-как, жмурясь от света в комнате.       — Ламберт, я знаю, что ты не спал, но… я очень в туалет хочу, а встать вообще не могу… Я пытался, но у меня не…       — Сейчас, — перебил он его, кое-как вставая с кровати. Однако, глянув на время, он пораженно вскинул брови. Час дня! Он думал, что поспал десять минут!       — Ты всю ночь с ним сидел? — спросил Лютик, заглядывая в кроватку и улыбаясь. — Я не видел его всего ничего, но уже соскучился.       Ламберт тоже заглянул в люльку, и тоже улыбнулся. Да, он тоже соскучился, несмотря на то, что его мозг пока даже и не проснулся.       — Только… еще минуту и я не захочу в туалет…       Ламберт опомнился и спешно помог ему со всем справиться. И, пока все было спокойно, помог Лютику умыться, принес пиалку с водой и тряпицу прямо в кровать, потому что стоять Лютик вообще не мог, даже сидеть ему было больно. Да ему и просто нельзя было из-за высокой возможности раскрытия швов.       Вытеревшись сухим полотенцем, Лютик снова заглянул в кроватку, глупо улыбаясь.       — Так ты и не ответил.       — А… Да, почти всю ночь. Но, как видишь, его сейчас уже ничего не волнует, — он присел рядом с Лютиком, потрепав его по плечу, а после погладив по животу.       Лютик внезапно посмотрел на него, широко улыбаясь.       — Ламберт… даже не верится… Я… я все.       — Да, Лютик, наконец, ты родил, — он мягко убрал ткань ночной рубахи и поцеловал его в коленку. Лютик тихо хихикнул. — Буквально сделал чудо.       — Это… не чудо. Так все омеги могут.       Ламберт недовольно фыркнул.              — Ты вытолкнул из своего живота этого четырехкилограммового джентльмена, Лютик, и я не желаю слышать ничего о том, что это естественная вещь.       Лютик тихо хихикнул, кивнув.       Это было странно, но где-то с полчаса они просто смотрели в люльку, на спящего Кая, держась за руки.       Они осознали. конечно же они уже все осознали, но Ламберт готов поклясться, что сейчас хотелось находиться рядом с ребенком все время. И даже не из-за страха, что может что-то случиться в их отсутствие, а просто из-за… собственной нужды.       Ламберт бы не удивился, если бы узнал, что это так тоже природа устроила.       — Боже, какой он маленький… — почти проскулил Лютик, умиляясь.       — Вчера ты говорил обратное.       — Вчера я его родил и познал девять кругов ада. А сейчас… а сейчас кажется, что эти часы боли ничто по сравнению с… ним. Я так хочу его обнять.       — Наобнимаешься еще, Лютик. Судя по всему, наш уважаемый ведьмачище отказывается засыпать не на руках.       — Ну и пусть, — Лютик улыбнулся, перевернувшись на бок, снова заглядывая в люльку. — Он же совсем беспомощный сейчас, даже толком ничего не видит…       Ламберт улыбнулся и подсел еще ближе, склонившись и поцеловав Лютика в лоб, а после снова смотря в люльку.       Через какое-то время снова пришел врач. Он пояснил, что в начале своей работы как-то неправильно наложил шов и после этого у него паранойя. А еще ему заново надо было осмотреть ребенка.       Так что он еще и Кая разбудил, который ознаменовал свое нежелательное пробуждения криком. Лютик смотрел на это почти с ужасом. Конечно же для него, как для папы, Кай сейчас был хрупким, с ним надо нежно и аккуратно, и видеть, как резко его схватил врач ему было почти больно!       Он догадывался, что Арсу виднее, он с младенцами возится дольше, чем Лютик живет, но!..       Пока врач что-то проверял у Кая, Лютик едва за сердце не схватился, и потом, едва врач успел выпрямиться, сам протянул руки, требуя, чтобы ему в срочном порядке отдали потревоженного ребенка.       На Арса, который дал ему ребенка, он посмотрел почти враждебно, затем прижал к себе ближе кричащего Кая, укачивая его и обратно заматывая в пеленку.       Арс тяжело выдохнул. Иногда ему страшно было забирать у только родивших детей даже на пару минут. Ему думалось, что ему руки отгрызут.       Однако, он убедился, что с ребенком все хорошо, никаких отклонений и он начал адаптироваться.       Он выдал кучу рекомендаций о том, что следует делать сейчас Лютику, собственно, с самим собой, назначив на время постельный режим и питьевую диету, выписав целую кучу отваров и витаминов, чтобы при таком питании у него не пропало молоко, не утратило своих свойств и не стало менее питательным.       Следом, едва переварив информацию о состоянии Лютика, Ламберт уже хватал все о ребенке. Там было еще больше!       —…от. В общем, это все. Как только появятся силы, обязательно его искупайте.       — Да хоть сейчас, — пожал плечами Ламберт.       — Ты готов мыть ребенка один в ванночке? — скептически уточнил Лютик, продолжая укачивать в своих руках уже успокоившегося Кая, который, казалось, стал снова засыпать.       Ламберт опомнился.       — А… Нет.       Лютик кивнул, посмотрев на Кая.              — Это нормально, что он сейчас снова засыпает?       — Младенцы в первые дни могут спать почти весь день, просыпаясь буквально на несколько часов. Это нормально, так адаптация проходит наиболее безопасно для ребенка. Вы все запомнили?       Ламберт кивнул, надеясь, что в самом деле ничего не забыл из ухода за младенцем в эти первые, невероятные сложные как для них, так и для Кая дни.       — Хорошо… Думаю, уже может кто-то прийти, но желательно не тормошить ребенка, сами понимаете.       — Если… если там кто-то есть в зале, можете передать им? — попросил Лютик, поправляя пеленку и подняв наконец взгляд на Арса, видимо, больше не желая его разорвать к хреновой матери. Арс решил, что любящие омеги, конечно, прекрасно для ребенка, но опасно для окружающих.       — Хорошо. А сейчас отдыхайте побольше. Вы истощены.       — Ничего я не истощен, — фыркнул Лютик. Он в самом деле ощущал себя в порядке, но он знал, что, скорее всего, это заслуга недавно прижившегося гена, а еще того, что ему, все же, дали выспаться и он просто лежал в кровати.       Когда врач ушел, Ламберт спешно подсел ближе к Лютику, смотря на засыпающего Кая.       Ламберт широко улыбнулся, облегченно выдыхая.       Невольно вспомнил о первой беременности Лютика, о горечи утраты. О их планах, о попытках забеременеть, и, наконец, все-так случившейся беременности. О долгом ожидании, и вот, он сидел и смотрел на то, чего ждал, на самом деле, несколько дольше, чем пару лет.       Они просидели в тишине, просто смотря на Кая, а потом в дверь постучались, и они вскинули голову.       Дверь скрипнула и неуверенно заглянул Геральт. Сначала он посмотрел на Лютика, и выглядел ну… вполне обычно. А потом, наконец, он заметил белый сверток на его руках.       На лице его отразилась странная эмоция, которую они до сих пор бы не смогли правильно описать.       Он улыбнулся и прикрыл за собой дверь.       — Я… могу же пройти?..       — Да, врач сказал, что уже можно. Можешь познакомиться с внуком, — мягко улыбнулся Лютик, и Геральт двинулся вперед.       Вел он себя в точности, как и Ламберт в первые минуты. Он боязливо подошел и чуть склонился, чтобы рассмотреть это маленькое тело в белых пеленках. Он широко улыбнулся, на миг даже растерявшись.       Трогать его ему было тоже страшно. Он был таким маленьким!       Из-под полуприкрытых век виднелись ядовито-желтые глаза. Они были еще немного мутноватыми, но Геральту думалось, что это вопрос времени.       — Как назвали, напомни?       — Кай. Это Ламберт предложил. Мне понравилось.       — Да, красивое имя, — кивнул Геральт, всматриваясь в этого ведьмачонка на его руках. Это было так странно… Ведьмак! Маленький ведьмак. Которому и дня от рождения не было. — С ним все в порядке?       — Да, врач осмотрел его уже два раза. И, о, как он вчера орал, так могут орать только абсолютно здоровые и крепкие дети, — рассмеялся Лютик. — Хочешь взять его на руки?       Геральт резко отрицательно качнул головой — почти испуганно. Ламберт понимающе кивнул.       — Да, я тоже боялся первое время… Но он не так хрупок, как кажется. Ты вспомни, как он пинался. Странно, что синяков изнутри не оставил своим ручищами.       — Геральт, не бойся.       Геральт только нахмурился, будто что-то обдумывал. Это совсем непривычно, в его жизни такого ни разу не было! Он не видел детей, которым от рождения было несколько часов! Он ведь даже еще толком ничего не видит и не ориентируется, а крик — это все, что он может.       — Я помогу, — сказал внезапно Ламберт, вставая и беря на руки Кая. Тот заерзал и поморщился, когда его передали с рук на руки, но, оказавшись у уже знакомой груди, притих, расслабляясь, держа ручки сжатые в кулаки, у своей груди. — Главное держи головку и… Геральт, ну что ты в самом деле?..       — Я его сломаю! — почти крикнул Геральт, и Кай среагировал на его голос — но не криком в ответ, просто резко дернул рукой, и Ламберт умилился на пару с Геральтом.       — Ну я же не сломал. Видишь, держу, он даже не плачет.       — Ты меньше меня. У меня ладонь с его тело!       — Ой, не льсти себе, — цыкнул Ламберт, закатив глаза, видя, что руки у Геральта немного тряслись. Как и у него в первые часа эдак три.       Геральт попыхтел под нос, но кое-как потянулся руками к Каю.       — Главное держи ему голову, а то она у него больше тела, — хохотнул он, передавая Геральту Кая. Тот закряхтел недовольно, видимо, не понимая, почему его оторвали от теплой знакомой груди и нежных рук в какие-то непонятые огрубевшие ладони воняющих мужланов. Да, Ламберт бы тоже был недоволен, если бы его оттянули от Лютика и стали мять какие-то здоровенные мужики.       Геральт взял Кая на руки неуверенно, и руки у него тряслись.       — Успокойся, — едва не шикнул Ламберт. — Видишь, все с ним нормально. Но если тебя продолжит так трясти, то он начнет орать и тебе это не понравится.       Конечно он не был уверен, что тот в самом деле начнет орать, но он едва за сердце не схватился, глядя, как у Геральта руки тряслись. Уронит не дай Боже же такими темпами!       Геральт глубоко вдохнул и, внезапно, успокоился, смотря на лицо Кая и улыбаясь, непроизвольно укачивая его, хотя в этом не было необходимости.       Лютик чуть вытянул шею, улыбаясь. Смотреть на Кая в руках Ламберта было умилительно — как такой огромный грубый мужлан так нежно прижимал к себе недавно родившегося ребенка, но с Геральтом, ввиду его комплекции, это выглядело более умилительно.       — Глаза у него Ламберта, — сказал тот внезапно. — Не знаю, почему мне так подумалось.       — Нам тоже так кажется, — улыбнулся Лютик. — И дело даже не в цвете… Не знаю, просто смотрю на Кая, а на меня человек смотрит глазами Ламберта…       Геральт широко улыбнулся и кивнул, продолжая укачивать его, наклонившись чуть ниже, рассматривая внимательно.       Несмотря на то, что он весил целых четыре килограмма, он все равно был маленьким и пока что щуплым.       Геральт вот так провозился с Каем на руках до момента, пока он не стал засыпать, и Ламберт в срочном порядке передал его Лютику, потому что если тот заснет на Геральте, то тому придется с ним ходить еще несколько часов, пока у Кая не начнется глубокий сон.       Лютик с мягкой улыбкой прижал ерзающего Кая к себе, целуя в макушку и облегченно откидывая голову назад. Это было странно, ведь Кай был буквально в метре от него, но у него все равно руки чесались забрать его, обнять, погладить, и в момент, когда он это сделал, то ощутил негу и спокойствие.       Возможно, у Кая была привычка к слушанию ритма сердца, соответственно — и нужда, а у Лютика нужда в том, чтобы постоянно чувствовать Кая после беременности.       Лютик был уверен, что это ничего страшного — желание контакта.       Хуже было бы, если бы он не хотел брать его на руки.       Геральт присел на корточки возле кровати, глупо улыбаясь.       — А ты-то как, Лютик?       Лютик тяжело выдохнул.       — Вчера казалось, что я умираю. А если не умру во время родов, то потом сам умру, потому что это было невыносимо, но сейчас… Знаешь, мне кажется, что это просто мелочи по сравнению с тем, что он сейчас рядом, — он улыбался, смотря в потолок и прикрыв глаза. — А сейчас, ну… думать не хочу, сколько там швов, — он рассмеялся, пожав плечами.       Геральт замер, моргнув.       — Там… швы?       — Геральт, посмотри на голову Кая и вспомни, что обычно находится у омег между ног. Как думаешь, там будут разрывы?..       Геральт совсем стушевался и пробубнил что-то неясное себе под нос.       — Так что сейчас Лютику прописали постельный режим, — качнул головой Ламберт, пытаясь вывести Геральта из транса из-за смущения.       — Получается, все заботы о ребенке сейчас на тебе?       Ламберт пожал плечами и кивнул.       На самом деле, несмотря на фронт работ, он был рад, что он мог помочь Лютику и дать тому отдохнуть после этого. Так что он не был расстроен или напуган. Самое сложное уже сделал Лютик, так что дело за малым.       — Справлюсь, — хмыкнул он. — Тут всего лишь надо менять пеленки и мыть его. И немного еще по мелочи.       Геральт понятливо кивнув.       — Я могу позвать еще кого? Или не стоит?       — Думаю, пока нет. Стоит сделать паузу. В конце концов, он сейчас привыкает к миру, а у всех очень острые запахи. Это может разнервничать его.       Геральт понятливо кивнул и улыбнулся, снова заглядывая за пеленки, в лицо Кая.       После непродолжительного сюсюканья, Геральт все-таки решил оставить почти заснувшего Кая наедине с ними. Тревожить его и вправду не хотелось.       Несмотря на его сон, все ходили к ним вахтовым методом, ровно через час, едва запах выветрится. Подержать Кая удалось не всем, так как тот просто заснул и брать его на руки было страшно, боясь потревожить.       Трисс, казалось, сюсюкалась больше вех, едва не прослезившись. Ни Лютик, ни Ламберт не ожидали такой реакции.       Казалась, она просидела, просто пялясь на него, около десятка минут, улыбаясь.       Ламберт сказал, невольно тише, потому что Кай спал:       — Кажется, ты не против обзавестись своими собственными детьми?       Трисс почти отшатнулась, посмотрев на него в ужасе.       — Что? Нет! Я не хочу себе детей. Мне нравится смотреть на него и умиляться, но я понимаю, что скорее сойду с ума, чем смогу его выходить хотя бы до момента, когда он скажет свое первое слово.       Лютик понимающе улыбнулся, а Ламберт нахмурился, почесав затылок, будто для него любовь к детям сразу же должна была быть абсолютно и всеобъемлющей.       — Ламберт, хотеть детей это далеко не только им умиляться. Это труд, и не каждый готов посвятить себя этому.       Трисс кивнула.       — Кроме того я любила тебя, Ламберт, ты мне не последний человек, и смотреть на твое продолжение… Это не что-то простое, как ты думаешь.       Ламберт потупил взгляд, но кивнул.       Когда к ним пришла Трисс, был уже почти вечер. Ламберт успел пообедать, сделать все необходимое для Лютика из отваров, быть задушенным в поздравительных объятьях от каждого, и вот, он снова был здесь. По правде говоря, здесь он был по большей части все время, стараясь особо не уходить.       Пока он искал нужные витамины и варил отвары, то понял, что жутко хотел увидеть Кая.       Поэтому он снова был здесь, рядом с Лютиком и Каем, который, казалось, отказывался лежать где-то в другом месте. А может Лютик пока просто не хотел перекладывать его в люльку. Ламберт не знал.       Через некоторое время Кай стал просыпаться, и Трисс возбужденно дернулась, глядя на это. Лютик погладил его по макушке, улыбаясь, и Кай сморщился, поджав губы. Внезапно он захныкал, и Лютик мягко стал укачивать его в своих руках.       — Может, хочет есть? — предположил Ламберт. — Это ж ведьмак… Это другие дети могут первые дни не есть, а ему силы нужны.       Трисс улыбнулась, хоть и находила крик Кая несколько раздражительным, но это ведь ребенок, какой еще у него должен быть крик?              — Какой серьезный, ты погляди, — Трисс состроила странную эмоцию, что-то между умилением и хмуростью. Кай и вправду выглядел недовольно. — В отца пошел, тот тоже если и орал от боли, то с таким лицом, будто кого-то ненавидит.       Ламберт цыкнул и закатил глаза.       — Ладно, тогда я пойду… — сказала она без желания и, на прощание, провела ладонью по черной макушке недовольно дергающего руками Кая.       Лютик кивнул и сказал уже Ламберту, когда Трисс встала, чтобы выйти:       — Разве он может хотеть есть?..       — Не знаю… Прижми ближе к груди и посмотри. Он вроде ночью сам все нашел.       Лютик прислушался к совету, чуть привстав, скривившись от боли внизу, и оперся о подушки, которые Ламберт подложил тому под спину.       Он устроил Кая удобнее в своих руках и одновременно развязывая завязки на рубахе, подмечая, что она явно была не приспособлена для кормления ребенка.       Кай поерзал, прохныкал, а потом стал тыкаться лицом в грудь, пытаясь найти, видимо, еду. Лютик перехватил его голову, и Кай подался вперед, обхватывая губами сосок. Лютик расплылся в широкой, довольный улыбке. Момент кормления казался ему таким интимным, таким непере…              Он скривлялся от боли и широко раскрыл рот в беззвучном стоне из-за боли, вжавшись в подушку.       С трудом удержал руку, чтобы не сжать из-за внезапного приступа головку Кая.              — Лютик?.. Солнце, что такое? — Ламберт испуганно дернулся, глядя, как свободный рукой Лютик сжал простынь и снова зашипел от боли.       — Секунду… Все хорошо…       Ламберт видел, что у него какое-то очень относительное хорошо, но только замер. Кай довольно причмокнул, прижимаясь ближе к груди и сжимая руки в кулаки. Он выглядел вполне себе довольно (насколько это возможно для младенца, у которого есть пока только одна эмоция — крик). Зубов у того определенно не было, так что кусать он не мог…       Видимо, привыкнув, Лютик более-менее успокоился и расслабил руку, поджимая губы, прикрывая глаза.       — Мне показалось, что я сейчас снова рожать начну… — выдохнул он пораженно.       — В смысле?       — Видимо, матка сокращается при кормлении… Это… Извиняюсь, Кай, но это пиздец, как неприятно.       — А… то есть… как бы… это типа мини-схватки происходят?       — Не знаю. По ощущениям да. И в тазу нереально болит. Боже помилуй, — Лютик откинул голову назад, и Ламберт, сочувственно качнув голой, подался вперед, чмокнув его в шею, потом в щеку, и Лютик облегченно прикрыл глаза, кое-как поглаживая голову Кая, чтоб не дай Боже не сжать ее пальцами из-за очередного сокращения.       — Наверное… Это пройдет?.. — предположил Ламберт, очень сильно надеясь, что это пройдет.       — Надеюсь. Наверное, к моменту, когда и живот полностью уйдёт. Тогда уже сокращаться будет нечему… — на выдохе сказал он, выпрямляя шею и посмотрев на Кая, который спокойно ел и не понимал, что вообще вокруг происходит.       Ламберт кивнул, чмокнул его в макушку и поглаживая по плечу.       — Он, вроде, первые дней десять будет есть очень мало, — попытался его успокоить Ламберт. — Так по крайней мере у обычных детей. Что там у нашего ведьмачища я не знаю, — он улыбнулся, когда услышал тихий смешок Лютика.       — Пускай ест, сколько ему надо, потерплю уж как-нибудь.       Ламберт кивнул, прикрыв глаза, поглаживая Лютика по плечу и с легкой улыбкой слушая непонятное кряхтения Кая, пока тот ел.       Кай и вправду ел мало, и Ламберт был рад, что Лютику в первые дни стоило помучаться всего десяток минут в день, а в остальное время за ним ухаживал Ламберт.       Почти каждый день приходил врач, осматривал Кая, которому это определенно не нравилось. А в момент, когда Арс сказал, что ему нужно взять кровь, Лютик чуть за сердце не схватился.       А потом, когда Кай заорал еще громче во время забора крови, Лютик… просто заплакал.       Ламберт сначала удивленно на него посмотрел, не понимая, к чему такая реакция. Это же новорожденный! Он все время орет! Даже по утру, когда Ламберт с ним носился, подмывая, вытирая и протирая, он периодически орал.       Но сейчас, видимо, видя прямое вмешательство, Лютика переклинило. Хотя, как пояснил Арс, отдавая Кая Лютику на руки, пока они тут все в обморок не попадали, это все еще работа гормонов и инстинктов. Он замечал это у многих родивших в первые дни. Сказал, что не стоит бояться этой гипер-опеки, скоро все это нормализуется.       В принципе, несмотря на страх Ламберта, что один он не управится, все оказалось довольно… легко. Кай чаще всего спал (когда на Лютике или Ламберте, когда в люльке), а Ламберту требовалось только ухаживать за ним и менять пеленки и одежду.       Так что в первые дни, пока Лютик приходил к себя и восстанавливался, Ламберт чудесно справлялся сам.       С Каем уже перезнакомились все жители замка, кто-то даже смог подержать его на руках, если удавалось застать его в моменты активности, а не когда он спал на Лютике. Кая во время сна старались не трогать — только чтоб переложить в люльку. Из-за обостренных чувств он мог, в отличие от других младенцев, проснуться от шума и снова начать орать, что, они оба решили, не совсем благоприятно. Трепать нервы едва родившемуся ребенку было такой себе идеей.       Так что… первые дни Ламберту казалось, что они все просто отдыхали и от беременности, и от родов. Было спокойно и хорошо, Кай почти не кричал, если его лишний раз не трогать. В принципе, сам он кричал только из-за голода, даже из-за пеленок он молчал, так что Ламберту приходилось самому все проверять. И, собственно, будить это несчастье, которое своим ором оповещало, что ему и в мокрых распашонках нормально так лежится.       Эскель как-то по этому поводу сказал, мол:       — Все говорят, что он на тебя очень похож, а я думал, мол, какого черта? Это ж недельный ребенок, он похож на лягушонка! А теперь понял, что да, на тебя… Только ты способен был заблевать кровать и остаться в ней лежать.       Ламберт сказал, что пожалуется на него в суд за клевету, потому что такого он не припомнит.       Хотя сильно спорить не стал. Он по пьяни много чего не помнил (одно из самых страшных потерь из его памяти это воспоминание о, со слов Лютика, самом лучшем их сексе, а Ламберт помнил только как набухался и, даже не доведя Лютика до комнаты, зажал его в углу и порвал на нем сорочку).       В первый день, когда Лютику вышло нормально встать на ноги (до этого еще три дня он ходил держась о стенку, или о Геральта, или Ламберта), он с каким-то чувством вины посмотрел на люльку.       Ламберт, который укачивал в ней Кая, испуганно посмотрел на Лютика. Он помнил лекцию врача о послеродовой депрессии, как многие потом жалели вообще о рождении ребенка, говорили, что они не справятся и, что самое страшное, и не пытались справляться.       — Лютик?..       — Мне очень стыдно, но… понимаю, что я должен первым делом нормально искупать Кая в ванне, но я так хочу нормально помыться!       Ламберт облегченно выдохнул и покачал головой.       — Так иди мыться. Я пока с Каем посижу и постельное поменяю. Тоже мне, — фыркнул он и Лютик довольно улыбнулся и обнял его.       Он сказал:       — Боже, Ламберт, какой же кайф просто стоять!       Ламберт улыбнулся и чмокнул его.       Врач швы снял еще на третий день, хотя обычно их снимают через неделю при таких разрывах. Как многие догадывались, вопрос был в том, что у Лютика сейчас очень высокая регенерация. Уже через десять дней он начал спокойно ходить, мог даже бегать или приседать.       Когда он впервые сел без боли в бедрах, он аж в ладоши хлопнул, потому что последний раз такое было месяца четыре назад.       На самом деле видеть полегчавшего Лютика было приятно и хорошо. Ведь последние месяцы ходил он медленно и осторожно, уставал, а сейчас вот — уже бегает и скачет.       Лютик быстренько взял с собой чистые вещи и ушел в бадью, и Ламберт только в спину успел крикнуть, чтобы тот попросил Геральта набрать ему воды. Тяжелое таскать ему нельзя было. Кормление по прежнему проходило для него тяжело, хоть и живот уже заметно ушел, а Кай тем временем ел все чаще, просыпаясь днем из-за голода до четырех раз, и с каждым днем разы все увеличивались, так что сейчас Лютик дни и ночи просто морально готовился к тому, чтобы контролировать себя и не напугать Кая резкой хваткой или собственным странным звуком.       Ламберт снова опустил взгляд вниз, и улыбнулся спящему Каю.       Все происходящее порой казалось сном. Будто бы не по-настоящему. Такие мысли накатывали часто, особенно по пробуждению, но один крик Кая и он понимал, что да, все в порядке.       Они теперь просто самая настоящая семья.       Лютик вернулся из купальни быстрее обычного. Как правило он мог сидеть там до часа, обмазываясь всем, чем только можно, но сейчас он, казалось, просто вымылся простым мылом. От него пахло только им, по крайне мере.       Лютик тоже присел у люльки, заглядывая и улыбаясь.       — Иногда мне не верится…       — Да, мне тоже, — кивнул Ламберт, смотря на Лютика. Сейчас в самом деле было легче. Лютик приобрел свою привычную активность и теперь ему не нужна была постоянная поддержка. Теперь она ему вообще не нужна была.       — Знаешь, за эти месяцы, я думал, что никогда не научусь ходить нормально… А сейчас так легко! Хотя живот еще не ушел, но уже не такой тяжести… и бедра не болят! Хотя врач говорил там о какой-то болезни из-за размера плода… Но нет, все прекрасно.       — Конечно. Это все ведьмачий ген, Лютик, от этого у тебя такая регенерация, — он сделал небольшую паузу, опустив взгляд вниз, когда Кай закряхтел. — Ну что, Лютик, все еще хочешь второго?       Лютик неясно сморщился.       — Сейчас мне даже думать об этом больно, — он улыбнулся, когда Кай раскрыл глаза, хмурясь. Он едва не пропел умильным голосом: — Кто это такой проснулся? Кто это такой на меня смотрит?       Ламберт широко улыбнулся. В первый день он еще будто не отошел от шока — они оба не отошли — а сейчас, наконец, им стало легче и лучше, так что постоянное сюсюканье с Каем стало уже привычкой. Ламберт пытался удержаться от этого, считая, что он же взрослый мужчина! Но на пятый день, беря его на руки, не выдержав, проскулил что-то вроде: «ты же мое солнышко, ты же моя радость».       По крайней мере это было правдой. Кай был и радостью, и счастьем, и даже чем-то большим.       Чем больше Ламберт жил, тем больше понимал, как же мало знают люди не то что о мире, а даже о себе. И половину из того, что он начал испытывать на второй год совместной жизни с Лютиком невозможно было описать.       А уж какими словами выразить то, что он ощущал, когда на него сейчас смотрел Кай своими огромными глазами, параллельно пытаясь засунуть себе в рот кулак...       Лютик широко улыбнулся, умиляясь.       — Ладно, раз он проснулся и даже не плачет, то можно помыть его. Набери пока воду и подогрей, а я проверю, все ли там зажило.       Ламберт кивнул и, перед тем как встать, чмокнул Лютика в лоб.       Откровенно говоря, Ламберт бы всем скучающим мог посоветовать простого человеческого завести ребенка.       Большую часть времени они с Лютиком все же жили вполне размеренной и тихой жизнью. Иногда случалось что-то, что переворачивало их мир с ног на голову, но в целом все было тихо и спокойно, и их это полностью устраивало.       Но теперь… Ох, теперь.       Кай все еще не орал без повода как резанный, как их предупреждал врач и как они вычитали. Уже даже когда ему исполнился почти месяц, он плакал только в случае голода или резкого звука (по крайне мере с того момента, как стал на них вообще внимание обращать) и иногда из-за испачканных пеленок.       А в целом он был спокоен и со временем, когда он начал различать предметы, его на долгое время увлекала яркая игрушка. Ну или сюсюканья любого, кто приходил мимо. И особенно часто это был Ламберт, который с ним сюсюкался, казалось, вообще все время. Лютик шутил, что он его скоро до смерти засюсюкает.       Но событий все равно было много. Начиная от того, что он начал набирать вес и приобретать обычный цвет кожи, заканчивая первыми непонятными, но крайне забавными, по меркам Ламберта с Лютиком, звуками.       Гиперопека у Лютика чуть спала, и он уже не смотрел на врача, как на врага народа, когда тот приходил осматривать ребенка или, Боже упаси, проводить с ним какие-то махинации.       Единственное, что было маленьким неудобством — это частое кормление, но Лютик и к этому привык, считая дни до момента, когда у него все там, наконец, вернется в прежний вид и этот процесс перестанет быть для него таким болезненным, потому что, так или иначе, Ламберт видел, что для него это было чем-то трепетным и интимным.       Ко второму месяцу Кай походил уже больше на трехмесячного, но в целом, учитывая его вес при рождении, все было нормально.       Крика до сих пор не было. Несмотря на то, что врач говорил о скачке роста, или еще что-то такое, Кай не кричал без особых поводов. Добавились разве что колики, но те легко снимались легким массажем, после чего Кай успокаивался, улыбаясь во весь беззубый рот или заинтересованно наблюдал за каруселькой над кроватью, особенно, когда кто-то ее дергал, и та крутилась и шумела. Это вообще Кая в восторг приводило.       А уж когда он впервые засмеялся, Лютик прям так и заплакал от умиления.       — У тебя руки не болят столько его таскать? — Ламберт мягко чмокнул его в висок, поглаживая по уже плоскому животу. Лютик, едва пришедший в свою более-менее знакомую форму, до сих не мог привыкнуть, что ему ничего не мешает. Что он может приседать, сгибаться, бегать, прыгать!       — Я там себе такой бицепс накачал, что мне уже ничего не страшно, — Лютик рассмеялся, а вслед за ним и Кай.       Ламберт улыбнулся ему, и тот снова, после небольшой паузы, прерывисто засмеялся, глядя на него вполне довольно и счастливо.       Кай был крупным для своего возраста, но не выходил за норму, а еще был прелестно розовощеким и всегда улыбчивым и довольным.       Засыпал он все еще только на Лютике и на Ламберте, но Лютик был предпочтительнее и чаще — просто из-за того, что зачастую он засыпал во время кормления.       Теперь верилось.       Верилось абсолютно и точно. Это будто была новая, еще неизученная, непривычная жизнь. В каком-то смысле так и было. Ведь людей невозможно было полностью понять, а на руках Лютика сейчас человек, которого познавать можно всю свою жизнь.       — Бицепс бицепсом, но мне страшно, что у тебя руки скоро отвалялся.       — У нашего многоуважаемого ведьмака сегодня полдня болит живот, и он отказываться находиться где-то, кроме как на руках. В другом случае он начинает орать.       Ламберт качнул головой, посмотрев на Кая.       — Молодой человек, вы какой-то странно-эмоциональный для ведьмака. Может вы не ведьмак? Может вы тайный шпиен?       Кай снова рассмеялся — но уже реагируя на умилительно-веселую интонацию. Лютик улыбнулся вслед — широко и счастливо.       — Никудышный из него шпион. Он еще на шестом месяце показал, какой он ведьмачище. Похлеще отца своего, да? — он обратился уже к Каю. Врач как-то сказал, что желательно начать общаться с ребенком как можно раньше, не стесняясь того, что он не понимает. Лютик в ответ только засмеялся, а Ламберт пояснил — с ребенком они волей-неволей общаются с момента рождения. Сложно, знаете ли, не общаться с человеком, который смотрит на тебя такими умными глазами!       Да и вообще мало они верили, что Кай ничего не понимает. А даже если и не понимает, то все чувствует. Не может не чувствовать.       Если в первый день они может и относились к нему как, в самом деле, какому-то забавному бурундучку, то потом они решили, что нет, человек он уже. Полноценный человечище, только зависимый очень и беспомощный, но менее человеком это его не делало.       Так что разговоры с Каем делом были привычным уже у всех. Не только для Ламберта с Лютиком. Первой из других с ним заговорила Йен, потом Трисс, следом Эскель, потом Койон, а Геральт, стесняющийся до последнего, кажется, обратился к Каю случайно и в приступе умиления, когда тот дернул его за волосы. Волосы у Кая вообще любимая игрушка была. В этом случае его ни игрушкой было не отвлечь, ни погремушкой.       По крайней мере ни одна игрушка так забавно не пищала как Йеннифер или Трисс, и тем более не крякала — как Геральт. Как-то на руки Кая взял и Весемир, и Кай с такой силой дернул его за волосы, что от хриплого звука, изданного Весемиром, Кай и вовсе расплакался, и отказывался успокаиваться где бы то ни было, как не на руках Лютика.       Поле этого Ламберт сказал, что тот либо сдерживает свое старческое кряхтение, либо Кая ему больше не видать.       Ламберт выдохнул с улыбкой и снова посмотрел на Лютика.       Ему казалась нечестным говорить, что чувства у него растут и растут. Но он понимал, что это было правдой. Вместе с невозможным уважением и благодарностью, он понимал, что чувствовал к Лютику нечто, что становилось все сильнее и сильнее.       Ламберт потянулся к Лютику, поцеловал его в кончик носа, а после чуть согнулся, чмокнув и Кая, который довольно агукнул, растягивая рот в улыбке.       Ламберт думал, что нельзя было быть счастливее.       Но каждый раз, когда Кай улыбался — он был.       — Я… вот что вспомнил, — начал Ламберт, поглаживая Лютика по спине. Кай внезапно на руках у Лютика закряхтел, будто ему не понравилась смена тона.       Лютик поспешил его укачать, а Ламберт, дотянувшись до погремушки, продемонстрировал ее Каю, и встретил в ответ снова смех.       — Молодой человек, не все внимание в мире должно доставаться вам, — качнул головой Ламберт и протянул игрушку Каю, когда он неловко стал к ней тянуться. В некоторых способностях Кай явно преуспевал. Вместе со своим ростом и весом. Выхватив игрушку и поспешив засунуть ее себе в рот, Кай чуть успокоился.       — Что ты вспомнил? — Лютик смотрел на Кая, обращаясь к Ламберту, но того, кажется, полностью поглотило обсасывание игрушки.       — Твоя мама. Она же не знает, что ты родил.       Лютик опомнился и пораженно ахнул. Точно! Мама! Как же он забыл?       Вернее, нет, он думал о ней в самом начале беременности, но он боялся как-то сглазить, или еще что-то, поэтому решил после беременности. Но после было столько хлопот с Каем, что он совсем забыл.       — Да, точно, — Лютик кивнул, явно занервничав. Он не то ощутил себя виноватым, не то сбитым с толку. Кай занервничал вслед за ним. Это вообще была странная черта у Кая. Стоило Лютику или Ламберту ощутить себя как-то не так, как Кай, видимо, решал в срочно порядке отвлекать их своим криком. Хотя они догадывались, что Кай просто чувствует перемену настроения и тоже начинает нервничать.       Лютик прижал к себе ближе закряхтевшего Кая, который даже игрушку выплюнул, и постарался его укачать.       Ламберт прижал Лютика к себе и чмокнул Кая в макушку.       — Слушай, мы так дзен постигнем, если наше чудо будет всегда так реагировать.       — Йен говорила про это, — опомнился Лютик, продолжая укачивать Кая. — Ну, знаешь, типа мы же состоим из энергии, или что-то такое…       — Да, и у ребенка нет своего энергетического поля, поэтому он живет в нашем. И поэтому нам, а особенно тебе, надо чувствовать себя хорошо.       Лютик тяжело выдохнул, начиная напевать колыбельную. Колыбельные Кая успокаивали всегда. В этот раз тоже, но Ламберт поспешил взять его на свои руки. Кай закряхтел, но особо противиться не стал, только агукнул, когда Ламберт снова потряс перед ним погремушкой. Однако определенно таким же радостным он уже не был. Ламберт, начиная его укачивать, сказал Лютику:       — Почему тебя это так… задело?       — Нет, не задело, — качнул он головой и потер руки, а после посмотрел на Кая, улыбаясь ему, старясь успокоить. Он поправил на нем распашонку, но будто бы нервно. — Я просто… Надо написать письмо, да? Я просто не знаю, сможет ли она приехать сюда, чтобы… увидеть его. Мне кажется, она бы хотела этого.       — Мы можем встретиться в другом месте.       — Это сложно, Ламберт, ты знаешь. Во-первых, неясно, как на портал среагирует Кай, во-вторых… Он очень часто кушает, и где мне его кормить?       — Как будто кого-то останавливают оживленные улицы, — фыркнул Ламберт. Картины кормящих не так редки. Он часто такое видел.       Лютик фыркнул и скептически на него посмотрел.       — Ты не будешь против, если я начну кормить его при других?       Ламберт сначала хотел равнодушно пожать плечами, а потом замер.       Нет… Нет-нет-нет!       Этот процесс был для него чем-то интимным — не в сексуальном плане — и лицезреть такое третьим лицам вовсе не обязательно.       Лютик тяжело выдохнул.       — Если в этом будет какая-то срочная необходимость, то, конечно, без вопросов… Комфорт Кая превыше других… — он посмотрел на Кая. Игрушка того мало сейчас увлекла, и Лютик нахмурился. Обычно Кай очень легко завлекался в подобным. Он посмотрел на время и опомнился. — Как кстати, скоро он начнет орать, что хочет есть.       — А… так вот почему он такой недовольный.       — Прямо как ты, если тебя три часа не кормить. Хорошо, что он бубнить пока не умеет.       — Он умеет кряхтеть! — крякнул Ламберт, и Кай в ответ на звук издал какой-то свой, забавно-детский звук.       — Он делает это мило, — пожал плечами Лютик, закатив глаза и расстегивая рубашку. Они все собирались в город, чтобы прикупить рубашек по размеру Лютика, в которых удобно было бы кормить, но все не могли решить со временем и стоило ли брать с собой Кая. С одной стороны Кай в основном очень любил прогулки, на улице он вообще спал за милую душу. Но с другой… Если он захочет есть или запачкает пеленки… Все это было лишними сложностями, так что легче было оставить его на кого-то, но Кай начинал нервничать, если рядом не было Лютика или Ламберта…       Лютику пришлось снова забрать Кая, потому что рано или поздно, но он начнет возмущаться более активно, нежели просто недовольное лицо.       Кай сначала не среагировал на смену рук, а потом заерзал и Лютик удобнее его устроил, придерживая голову.       Когда Кай довольно закряхтел — он почти всегда кряхтел, пока ел — Лютик кивнул и снова посмотрел на Ламберта.       — Тогда, возможно, письма и хватит… Потому что это максимум, что я могу сейчас предложить. И пока оно дойдет, — Лютик устало закатил глаза, — мне кажется Каю уже лет двадцать будет, когда оно дойдет.       — В любом случае, лишним не будет. Думаю, она должна знать о том, что у нее появился внук.       — Ага, внук, который весь пошел в тебя, — тихо хихикнул Лютик. Если вначале были только глаза, то теперь, чем дольше они смотрели, тем больше шутили, что Лютик родил маленькую версию Ламберта.       — Нос у него не мой, кстати.       — Это к лучшему.       — Ты долго будешь унижать мой нос?       — Чудесный нос, — серьезно заверил его Лютик, а после, аккуратно подавшись вперед, чмокнул в кончик носа, и Ламберт тихо зафыркал.       Он на секунду прервался, улыбнувшись, посмотрев на Кая. Все эти звуки и кряхтение его до ужаса умиляли. Он выдохнул:       — Что ж… Значит письмо.       — Да, — согласно кивнул Лютик. — Может… ты как-нибудь его зарисуешь? Думаю, это было бы хорошо.       Ламберт нахмурился, будто что-то обдумывал, потом кивнул. А потом опомнился, щелкнув пальцами.       — О! У него еще щеки твои!       Лютик цыкнул и закатил глаза.       — У всех детей щеки, Ламберт.       — Даже у маленьких Ламбертов?       — Даже у маленьких Ламбертов, — он кивнул и чмокнул его в щеку.       И подумал о том, что письмом надо озаботиться в срочном порядке. Мама должна знать.       Он посмотрел на Кая и ласково улыбнулся, погладив его по тёмной макушке. Ламберт аккуратно забрал у него из рук погремушку и поправил распашонку. Кай чуть сильнее закряхтел и ухватился за его палец.       Лютик невольно умилился и, не отрывая взгляда, сказал:       — Даже не верится, что когда-то он повзрослеет и заживёт своей жизнью. Возможно, опасной...       — Возможно. Но это будет совершенно не скоро. Пока что это маленький беспомощный человек, которого мы, определённо, должны защищать от этих всяких опасных жизней.       Лютик ласково улыбнулся и посмотрел на Ламберта.       Один Бог знал, как он любил этого мужчину.       — Да... Да, ведь маленькие Ламберты заслуживают абсолютно счастливого детства.       Ламберт кивнул и ласково чмокнул Лютика в щеку, счастливо выдыхая. Он прикрыл глаза, вдыхая запах волос Лютика и слушая тихое кряхтение и причмокивания Кая. Да, он определённо не совершит с ним тех ошибок, что совершили с ним.       Не смог бы, даже если бы и захотел. Ведь Кай будто был его собственным сердцем.