Baby blue love

      Шли последние недели беременности. Лютик продолжал максимально корпеть над комнатой, чтобы его все устраивало и все было хорошо. За прошлую неделю они в город ходили большее количество раз, чем за эти месяцы в принципе!       Ламберт не ожидал, но… он тоже стал немного нервничать из-за скорого рождения ребенка.       Если Лютик только радостно говорил о том, что это, наконец, кончится, то Ламберт испытывал страх перед первыми днями рождения.       Ребенок! Целый человек! Беззащитный, зависящий от них, хрупкий! Ламберту начало казаться, что ему страшно будет брать его на руки!       Кроме того… Как себя вести с ним? Что делать? Как пеленать? Как мыть? Как вообще с ним взаимодействовать?!       Ламберт понял, что нихрена не знал об этом, а когда высказал свои страхи Лютику тот только моргнул, сказав:       — Как пеленать покажут… Мыть аккуратно, в теплой воде… Мы же купили специальную ванночку уже… Ламберт, не дури себе голову, ты все поймешь по ходу дела.       А Ламберт в ужасе решил, что нет, он ничего не поймет, он плохой отец!       Зато вот Лютик радостно менял им постельное белье и перестирал в сотый раз детскую одежду, считая, что, возможно, роды могут начаться и раньше, так что надо быть готовым!       Сегодня, как раз перед сном, еще были очередные тренировочные схватки, и Ламберт перепугался, что Лютик уже рожает, хотя вроде как еще не должен был! Но Лютик пнул уже белеющего Ламберта и сказал, что он может отличить эти схватки от настоящих.       Ламберт успокоился, но потом все равно заснуть ему вышло не очень хорошо.       Он долго лежал с Лютиком, гладя его по животу и смотря, в ночной тьме, на кроватку.       В конце концов он заснул, а потом снова проснулся. Он даже не понял, почему. Раскрыв глаза, он увидел, что Лютик лежит рядом, не ерзает, было тихо и спокойно. Он сонно моргнул и, осмотревшись, понял, что Лютик не спал. Он лежал и смотрел в потолок, перевернувшись на спину.              Ламберт вскинул бровь, потерев глаз.       — Солнце? Ты чего не спишь?       Лютик дернулся, будто бы не ожидал вопроса (ну да, в три ночи кто вообще может ожидать вопросов?) и посмотрел на него. Вместо ответа он тяжело выдохнул и, оперевшись о руки, попытался привстать. Ламберт помог ему, подложил подушку, поправил одеяло и чмокнул в живот.       — Что такое?       — Я… — Лютик замялся, закусив губу, начав теребить завязки на сорочке. Потом, глубоко вдохнув, он посмотрел Ламберту в глаза и почти проскулил: — Я рожать боюсь…       Ламберт едва рот не раскрыл. Ведь последние месяца два Лютик только стенал о том, как он устал, как ему тяжело и что он не боится родить, потому что лучше потерпеть пару часов, чем не успевать проснуться — и уже устал. И Ламберт думал, что Лютик в самом деле… уже не боялся рожать (зато Ламберта мысль о скорых родах с ума сводила).       — В смысле… — протянул Ламберт, не до конца понимая. — Ты же… ты же говорил, что все нормально уже! Что не боишься и все такое!       — Я и не боялся… — шмыгнул Лютик, погладив свой живот. — Но… я просто проснулся сейчас из-за того, что он толкался… Не мог заснуть, лежал и думал… Ведь ребенок… Он же большой! Посмотри на мой живот!       — Да, мы еще на месяце шестом поняли, что это богатырь, — согласно кивнул Ламберт.       — И… рожать! Я! Его! Типа… во мне ничего больше твоего члена не было!..       Ламберт откашлялся, и Лютик вскинул бровь.       — Что?..       — Ну… один раз было… Когда ты меня раскрутил на фистинг… Вернее сначала я тебя пытался раскрутить, ты назвал меня ебанутым, а через месяц тебе пришлось раскручивать меня, потому что я подумал, что я в самом деле ебнутый.       Лютик нахмурился, будто не мог вспомнить, а потом кивнул. Да, наверное, даже когда ты беременный и очень растерянный трудно забыть такой сексуальный опыт. Ламберту казалось, что Лютик тогда испытал один из самых мощных оргазмов, после которого едва не отключился.       — Да… ну… значит твоя рука… Но твоя рука это не ребенок! Даже если ты в кулак руку сожмешь… И, в конце концов, никто не рожает с предварительной растяжкой, ласками и бесконечным вылизыванием. Если ты в меня сейчас член засунешь, то непременно встретишься с шейкой матки!       Ламберт снова откашлялся, кивнув.       — И вот… рожать! Ребенка! Большого! Вдруг… вдруг…       — Вдруг тебе вообще кесарево назначат? — перебил его Ламберт, вспомнив, что сегодня должен прийти врач и как раз назначить предварительный день родов и решить вопрос о естественных родах или о кесареве.       Лютик опомнился, кивнув.       — Да… Да, точно, — Лютик кивнул, тяжело выдохнув. — Может и кесарево… Ох, я уже и не знаю, как будет лучше.       — Врач как раз и скажет, как будет лучше, — он оттянул его сорочку и чмокнул в голое плечо.       Лютик тяжело выдохнул и кивнул. Ламберт видел, что это в самом деле его немного пугало, но он не знал, как его утешить.       Он подсел к нему ближе, обнимая за плечи и чмокнул возле уха.       — Лютик, все будет хорошо. Я понимаю, это очень ответственный период… Болезненный, сложный эмоционально… Но никто вместо тебя этого сделать не может. Надо будет немного потерпеть, а потом… а потом, наконец, это все кончится и ты увидишь того, кого мы очень долго ждали.       Лютик неуверенно, но мягко улыбнулся. Мысли о рождении малыша его успокаивали.       Но так же быстро улыбка пропала, Лютик поджал губы, нахмурился, будто что-то обдумывал.       — Что такое? Есть что-то, что мучает тебя?       — Да… Если честно, то да, — тихо сказал Лютик, говоря так, будто хотел, чтобы Ламберт не услышал его вовсе. — Я давно хотел поднять эту тему, но… не знал, как начать… и стеснялся…       — Стеснялся? — искренне удивился Ламберт. Он думал, что они уже в тех отношениях, когда стесняться просто нечего! В их жизни были ситуации, когда один другому едва не в туалет помогал ходить! О чем можно было стесняться?!       — Это просто… Все говорят, что… это не то, о чем стоит даже спрашивать.       Ламберт нахмурился, даже примерно не представляя, о чем он говорил!       Шесть лет, за которые случалось много, очень много чего. Ламберт за ним убирал рвоту, помогал сходить в туалет, спокойно отстирывал простынь и белье от крови, когда из-за плохо подобранных противозачаточных и сильного стресса у того началось кровотечение. И что, извините, должно его смутить? Ламберта вообще уже ничего не смущало, если это касалось Лютика.       — Просто… я много думал об этом… Только, пожалуйста, отреагируй на это спокойно! Просто скажи, что ты думаешь…       Ламберт медленно кивнул, уже начиная пугаться собственных предположений. Лютик что, сейчас захотел третьего человека в их семью притащить? Или во второй раз забеременеть от другого? Что?!       Но Лютик сказал:       — Как бы ты отреагировал, если бы я… если бы я попросил тебя… быть со мной рядом?..       Ламберт нахмурился, качнув головой.       — Я и так рядом с тобой!       — Нет, я не про сейчас… Во… во время родов… Мне страшно, что если я буду один, то начну паниковать, и это может как-то сказаться на прохождении ро… — он прервался, когда заметил, как на него смотрел Ламберт. Как на идиота. Он жутко перепугался, подумав, что это в самом деле нечто низкое и непозволительное для альфы. Ведь роды это далеко не приятный процесс, и, наверное, Ламберт просто потом не сможет захотеть его, если будет все это видеть! Он спешно сказал: — Я же… я же просил нормально среагировать! Просто скажи нет, я по…       — Лютик, я вообще-то вообще никак не среагировал.       — Нет! Ты смотришь на меня, как на придурка!       — А как мне еще смотреть?.. Я думал, ты сейчас скажешь, мол, захотел третьего мужика в семью! А тут… роды… Чего стесняться?!       Лютик пораженно моргнул и шмыгнул, рассеяно пожав плечами.       — Мне говорили… говорили, что альфа не должен быть в такой момент… и видеть омегу в таком состоянии… Потому что это страдания, боль… и неприятный вид ребенка при рож…       Ламберт откровенно заржал.       Они вообще много идиотизма наслушались за это время. Что Лютику сейчас нельзя есть очень кислое, нельзя лежать на спине, нельзя заниматься спортом (и наоборот, нельзя не заниматься спортом). Нельзя вязать, петь, учить что-то, сильно смеяться, заниматься сексом, мастурбировать, есть на ночь, не есть на ночь… И куча, куча чего еще!       — Неприятно ребенок выглядит при рождении! Пиздец! — выкрикнул в сердцах Ламберт. — То есть по мнению общества мы, альфы, тупые животные, которые не знают, что ребенок не рождается чистым, розовощеким, пухлым и пахнущий молоком?! И что еще? Может, мы еще не знаем, что вы в туалет ходите и можете рыгнуть?!       Лютик заполошно моргнул, а потом надул губы, глубоко недовольный, что Ламберт со смехом отнесся к его страхам.       Ламберт, заметив перемену настроения, усмехнулся, качнув головой, и с любовью чмокнув Лютика в щеку, поглаживая.              — Лютик, я знаю, как примерно выглядит ребенок. И это не оттолкнет меня от него в будущем. Что за тупой стереотип?! Типа у нас такая хрупкая психика, что мы должны смотреть только на все красивое и ухоженное? Я извиняюсь, Лютик, а когда в первые дни ребенок запачкает пеленки, а тебе вставать нельзя, то что делать будем? Мне же нельзя смотреть на это, вдруг я узнаю, что ребенок это не ангелок, срущий цветами?!       Лютик тихо рассмеялся и расслабился, прижимаясь к Ламберту сильнее, ощущая покой, расслабление и спокойствие.       — Если ты хочешь, чтобы я был рядом, то я буду, — сказал Ламберт серьезно и уверенно. Без оглядки на возможный отказ. Будто знал заранее, что выбора у него, на самом деле, и не было. Что будто бы он не имел права на выбор, хотя Лютик определенно не стал бы его принуждать к подобному.       — Правда?.. Просто… а вдруг, вдруг ты в самом деле меня потом не захочешь?! Так говорят…       — Лютик, я корчился перед тобой в разных состояниях. В том числе я стенал от боли, рыдал, как ребенок, и меня выворачивало наизнанку собственным желудком. И что-то я не заметил, что это потом тебе со мной мешало ловить все такие же яркие оргазмы… — Ламберт уже выучился, что лучше всего Лютику получалось себя ставить на чужое место или смотреть со стороны именно с аналогией. Что Ламберт тоже был перед ним слабым, мучающимся от боли, и Лютик не испытывал к нему ни отвращения, ни потухшего желания. — Я тоже, Лютик, как и ты прекрасно отличаю моменты страдания и моменты спокойствия. Я не ожидаю увидеть тебя всегда в одном настроении, в одном самочувствии. И ты это знаешь.       Лютик неверяще на него посмотрел, будто сам не понимал: как Ламберт мог согласиться?! Это же неправильно!       Наверное, он так много слышал на эту тему слов о том, что это неправильно, что невольно сам начал думать, что это недопустимо, что это грязно.       Но ведь какой смысл в этой любви, в этих отношениях, если один партнер брезгует другим?       Они, так или иначе, люди, и не могут быть всегда здоровыми и красивыми. Случаются слабости, и болезнь, и одному приходится ухаживать за другим, и убирать собственными руками порой далеко не полевые цветы с пола и простыней.       Лютик уже сам давно понял, что «не брезговать» — это не только значит не стесняться засунуть язык в какие угодно места и трахнуться потными. Нет, это о моментах болезни, о бессилии, о боли, о страхах, о слезах, о истериках.       И все это было с ним уже сотню раз.       Ламберт потрепал его по плечу, чмокнув в лоб, и Лютик снова заулыбался.       — Единственное, конечно… Это будет тяжело морально. Видеть твои страдания, — сказал он. — Но я, все-таки, не хуже тебя знаю о специфике твоего тела и психики. Ты уязвим в этом плане и, наверное, тебе в самом деле будет легче, если я буду рядом… Мне кажется, это будет безопаснее и для тебя, и, следовательно, для ребенка…       Лютик шмыгнул, прильнув еще ближе, нервно поглаживая свой живот.       — Но я… Наверное, сначала как-то сам попробую… Просто я по себе знаю, как тяжело морально смотреть на страдания твоего любимого человека.       — Главное пообещай мне, что если ты поймешь, что тебе плохо, что начинается паника — сразу проси позвать меня.       — Ты правда… не находишь это… странным?..       Ламберт устало закатил глаза и ласково чмокнул его в лоб.       — Лютик, честное слово, я ж не на процесс рождения буду смотреть, а на тебя. Вот если б я стоял возле врача… пожалуй, это могло бы меня немного… удивить…       Лютик рассмеялся и кивнул, наконец, облегченно выдыхая.       Поддержка Ламберта во время родов, на самом деле, один из самых важных вопросов для Лютика, поэтому он так трепетно к этому подходил. И как же легко стало, когда он понял, что да, Ламберт будет рядом, если так будет нужно.       А ведь он столько историй про это наслушался?       Но нет, рисковать нельзя было. Если ему станет плохо во время родов, или он запаникует, это может травмировать тело ребенка, так что нет, это не тот вопрос, где можно выбирать.       И, наконец, Лютику удалось заснуть, полностью успокоившись.       Лютик нервно ерзал, схватишься за руку Ламберта. Врач отложил мерную ленту и, посмотрев в свой блокнот, тяжело выдохнул. Ламберт знал, что решение о кесареве принимают всегда без желания. Операция это сложная и опасная. Ламберт догадывался, что резать матку это тебе не разрывы после естественных родов зашивать.       — И что вы думаете? — Лютик склонил голову к плечу, потирая поясницу. В последнее время она у него болела, казалось, просто не переставая, иногда боль облегчалась в с трудом подобранной позе.       — Честно говоря… Размер таза у вас подходящий даже для такого плода… Помимо прочего, ведьмачьи регенерации… выносливость… Ну, вы понимаете. Я знаю, вы, возможно, напуганы, но если говорить как врач, то могу сказать, что ваше тело сейчас идеально для естественных родов.       Лютик медленно моргнул, будто сам до конца не знал, что же он должен по этому поводу испытать.       — Поймите меня, — почти просил Арс, — возможно когда-то лет через двести кесарево сечение выйдет на более-менее безопасный уровень, но… сейчас это опасно. Надо резать живот, мышцы, матку… Плюс это стресс для ребенка, а тем более ведьмак, а ведь они еще более чувствительны к внешнему миру! Большинство ведьмаков глаза открывают только через сутки, потому что не могут привыкнуть даже к самому блеклому свету, и…       — Нет, не надо, — качнул головой Лютик. — Я готов рожать и так. Просто… были страхи из-за размеров плода… Ведь сколько вы сказали он весит?       Арс быстро посмотрел в блокнот и ответил:       — Почти четыре килограмма.       Лютик тяжело выдохнул, и Ламберт сильнее сжал его ладонь, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони.       — Ну вот… Но если вы говорите, что я справлюсь и все будет хорошо… И так будет лучше для него… То рожу и так. В конце концов, я что, зря дыханию этому учился странному?              Арс тихо рассмеялся и кивнул.       — Не надо недооценивать дыхание, оно очень помогает во время родов, ведь кислород лучше всего насыщает кровь. Так что помните о дыхании.       — А что там о дне родов? — опомнился Ламберт. Для него это было важно, знать хоть примерный день, чтобы быть готовым.       Врач снова склонился над своим блокнотом, чуть прищурился и кивнул.       — Я так полагаю, третьего мая…       — О, почти Беллетэйн! — всплеснул руками Лютик, улыбаясь.       — Да, почти… — кивнул Ламберт, вспоминая, что ровно два года назад, на этом празднике, Лютик наконец смог пообещать ему, что оставит эту маниакальную мысль о своей беременности и будет просто жить. — Зато близко к моему дню рождения.       На самом деле, Ламберт не знал, когда у него день рождения.       В его доме никто ничего не праздновал, а потом… просто не было необходимости думать о том, когда он там родился, а тем более — в какой день. Но в свой собственный день рождения, Лютик, заласканный вниманием, поцелуями, подарками и, собственно, Ламбертом, вскочил с кровати с бешеными глазами и крякнул: «Стой, но когда же у тебя день рождения?!» Ламберт лишь пожал плечами, не выражая никакого к этому интереса.       Он сказал в ту ночь, вырисовывая на спине Лютика неясные узоры:       — Понятия не имею.       — Боже, Ламберт, это… возмутительно!       Ламберт вовсе не считал это возмутительным, но Лютик в срочном порядке придумал ему дату. Сначала он хотел как можно скорее, чтобы впервые отпраздновать его день рождения, но потом решил, что нет, надо что-то особенное. Вот и вышло, что день рождения у того был теперь седьмого мая. Лютик сказал, что в Ламберте есть что-то от Беллетэйна. А семь — это любимое число Лютика.       Вот и вышло.       Седьмого мая.       Сейчас Лютик мягко ему улыбнулся и кивнул.       — Только в этот раз, Ламберт, праздновать мы его будем в пеленках и погремушках.       — Это будет лучший мой день рождения, — кивнул Ламберт, говоря совершенно уверенно.       Врач понимающе улыбнулся, кивнув.       — Но, возможно, роды могут быть позже… Вы понимаете, это предварительная дата, когда там на самом деле ребенок соизволит выйти на свет — никогда не угадаешь. Обычно мои прогнозы сбывались на пару дней позже.       — Выйдет, что вообще на твой день рождения рожу, — хохотнул Лютик, глядя на Ламберта.       — Во всяком случае, это точно запомнится.       — Я смотрю, ваши отношения ничуть не поменялись за время беременности? Я имею ввиду в худшую сторону, — уточнил Арс, внимательно их осматривая.       — Боже, нет! Конечно же нет! — крякнул Лютик почти возмущённо, будто одна мысль о том, что как-то могло так случиться, что их отношения ухудшились была для него издевательством. — Отчего же должны?       — Если бы я только знал, — качнул головой Арс, захлопывая блокнот. — Я просто всякое уже наблюдал. Иногда неутешительные вещи… Иногда абсолютно не утешительные вещи… Иногда думал, что лучше бы им не беременеть. Но вы, определенно, отрада для души. Начинаешь верить в лучшее, — он кивнул и резко встал, попрощавшись.       Лютик смотрел на него пораженно, будто был удивлен. Даже когда за ним закрылась дверь, Лютик все еще смотрел туда, где он сидел.       — Лютик? — Ламберт щелкнул перед ним пальцами и тот резко повернулся к нему.       — Безумие! — воскликнул он недовольно, хмурясь. — Зачем… зачем ребенка заводить, если все… неутешительно?..       Ламберт тяжело выдохнул. Да, Лютик забывал, что вне их тел, вне их отношений, мир не такой радужный, как хотелось. Казалось, Лютик даже забыл о том, сколько раз Йеннифер расходилась с Геральтом.       Последний концерт и вовсе пришлось от Лютика утаить, но Ламберт удостоился чести его наблюдать. И крик Йеннифер, что она бы ушла отсюда к хреновой матери, подальше от Геральта, если бы не Лютик.       Йеннифер и Геральт, взрослые и умные люди, которые вроде даже любили друг друга, но Ламберту казалось, что им будто бы мешало что-то. Мешало им быть счастливыми по-настоящему.       Но Лютику об этом не говорил. Сейчас он жил в своем розовом мирке, и это было лучшим для его состояния, особенно в последние месяцы, когда ему становилось вся тяжелее и тяжелее.       Мир был не таким радужным, как хотелось бы.       — Лютик, люди… разные. Они часто не знают даже самих себя, не то что партнера… Как бы мне не хотелось признавать, но все те сказки, что ты слышал, все те слова, из-за которых ты переживал… И изменения твоего тела, и мое присутствие на родах, и истерики… Ты ведь подсознательно боялся, что я плохо на это среагирую, ведь ты что-то такое уже видел. Ты знаешь, знаешь прекрасно, что это на самом деле существует. Что мужья начинают злиться на своих беременных партнеров за их эмоциональность, за набранные килограммы или неопрятный вид. Для меня тоже безумие психовать из-за волос на ногах, но для некоторых это повод для того, чтобы член упал!       Лютик медленно моргнул и понимающе кивнул. Да, к сожалению, все его страхи и сомнения не были взяты из воздуха. Где-то он это увидел, что-то он об этом знал. И поэтому боялся.       — Я… знаю мужчин, которые искренне уверены, что омега после родов вполне может заняться с ним сексом. Мол, даже если разрывы, то ведь есть рот или рука! И они же даже не верят, что в первый месяц после родов большинство омег… им же адски тяжело! Тело даже восстановиться не успевает, не говоря о психике! А гормоны? Мне кажется, я даже догадываюсь, в чем же причина такого поведения.       — И в чем же?       — Они не страдали. Они не знают, что такое боль, не то что чужая, а даже своя. А даже когда с ними происходило что-то плохое, они думали, что это справедливо. Когда ты не знаешь, что значит настоящие страдания, ты не можешь сопереживать другому. Так уж вышло, что проблемы мы начинаем понимать только после того, как сами их пережили…       Лютик нахмурился.       — Но ты же ведь прекрасно понимаешь сейчас мое состояние! Хотя ты не был беременным!       Ламберт рассмеялся, глядя, как по-забавному тот хмурился.       — Но мне было больно из-за гона. У меня случались жуткие гормональные сбои из-за этого. Были моменты, когда мне плакать хотелось, блять, из-за всего. Но как же так, я же ведьмак. Я альфа. Мне плакать нельзя. Поэтому я знаю, как это на самом деле важно — сесть и поплакать, раз так тебе хочется. Это касается и другого. Конечно, эта теория не абсолютна, но, мне кажется, она тоже имеет место быть… Есть люди и просто глупые. Есть люди, которые не любят.       — Но зачем тогда… ребенка делать?! Вот омега, и ты его не любишь, а вместе вы, потому что так легче выжить… Но ребенка-то куда?       Ламберт пожал плечами.       — Не знаю, Лютик, я не Бог. Все, что я понял за всю свою жизнь о других людях: я их никогда не пойму. Как бы сильно не старался.       — Но меня ты понимаешь отлично!       Ламберт криво улыбался, продолжая сжимать его руку в своих, наслаждаясь тем, какая же нежная у Лютика была кожа. Он прикрыл глаза, вспоминая, как в первые дни, когда они стали спать в одной кровати, он мог с интересом смотреть за тем, как Лютик мажется всякими маслами и кремами. Любовался этим так, будто Лютик творил какое-то искусство.       Только годами позже он понял, что Лютик и есть искусство.       — Не всегда, Лютик. Порой я могу только догадываться. Но да, тебя я понимаю больше всего. Но ведь и рядом с тобой я дольше всех. У нас много похожих привычек, выражений, даже наше мировоззрение во многом похоже. Мы страдали вместе и вместе радовались. В этом плане эмоции объединяют, — он поднес руку Лютика к своему лицу и мягко поцеловал в костяшки, а после, выдохнув, прижался к ней щекой и посмотрел Лютику в глаза.       — Мне так нравится слушать, когда ты говоришь. Особенно на такие темы. Не знаю, замечал ли ты, но у тебя такая грамотная и слаженная речь!       Ламберт улыбнулся и медленно кивнул.       — Да, возможно, я заметил это именно сейчас. Так, должно быть, и работает наше понимание друг друга.       Лютик приоткрыл рот, а потом лицо его вытянулось во внезапном понимании.       Да, об этом на самом деле говорил Ламберт. Что они понимают себя через друг друга. И тем самым понимают и другого.       Лютик улыбнулся и, подавшись вперед, чмокнул в щеку.       Конечно же Лютик нервничал. Наверное, мало было на свете омег, которые абсолютно бы не нервничали перед этим, просто думая о том, как же им все это надоело.       Лютик и ждал скорее этого дня, дожидаясь, когда же сможет коснуться его, обнять, прижать к себе… Он весь едва не трепетал, только представляя, как, наконец, сможет коснуться его, увидеть…       Но, Боже, роды!       Это сводило его с ума. С одной стороны, он уже узнал, как сильно больно может быть. И когда он только пережил это, то думал, что да, родить теперь ему ничего не стоит.       Но сейчас он понял, что, на самом деле, это не так.       Ведь… Это целый ребенок! А еще схватки! У него кости будут расходиться! Кости! Они и так ужасно ныли и болели, пока во время беременности немного расширялись, но это же было медленно и плавно, а во время родов это будет резко и быстро!       Лютик мог просто по десять минут смотреть в стену, в ужасе думая об этом, но потом приходил Ламберт и становилось спокойнее.       — Так когда нам ждать пополнения, м? — спросил Геральт за ужином, на который Лютик пришел чисто за компанию, потому что ничего кроме воды в него не лезло.       — Третьего мая, скорее всего, — Лютик посмотрел на свой живот, искренне поражаясь, почему не родил месяца так два назад.       — О, почти Беллетэйн! — с нотой удивления сказала Йеннифер.       — Почти, да. Но может и позже. Врач сказал, что, скорее всего, что позже…       — Но осталось выходит… — Койон нахмурился, — меньше недели?!       — Ага, — подал голос Ламберт. — Я уже тоже не знаю, чего хочу: чтобы это случилось быстрее или нет…       — Ой, чую мы тебя первую неделю не увидим. — качнула головой Трисс, подтолкнув Эскелю свой кубок, чтобы он подлил ей вина. Ламберту казалась, что их отношения стали несколько лучше.       — Почему?       — Насколько я знаю, после родов, если омега находится в нормальной семье, а не рабочей, где на поля сразу же погонят, то минимум несколько дней вставать нельзя. Так что, Ламберт, будешь мыть, пеленать и укачивать.       Ламберт кивнул.       — Да, я понимаю. Ничего страшного. Справлюсь.       — Я буду помогать, если будешь уста…       — Лютик, если так скажешь врач, то ты будешь лежать, а до туалета я буду носить тебя на руках на пару с ребенком. Понял? Молодец.       Йеннифер тихо хихикнула, а Лютик сначала надул губы, а потом мягко улыбнулся. Боже, как же он радовался, насколько адекватный у него был мужчина! Который все понимал, готов был возиться первые дни с ребенком почти один. Лютик хоть и понимал, что, так или иначе, будет максимально много времени проводить с ребенком (ему не представлялось, чтобы у него хватило силы воли не видеть его после рождения хотя бы несколько часов), но все-таки большая часть нагрузки будет именно на Ламберте.       — В любом случае, кажется, надо приготовить побольше успокоительного, — хмыкнула Трисс, — для особо впечатлительных, — она обвела взглядом всех ведьмаков, задержав его на Геральте и Ламберте.       — Мне, возможно, будет не до успокоительных, — кинул ей Ламберт и словил тут же удивлённый взгляд Геральта.       — Ты решил сразу в обморок свалиться? — скептически уточнил Эскель.       — Нет, мы просто решили, что… — Лютик начал неуверенно, будто где-то глубоко внутри стыдился, что так нельзя, но за него продолжил Ламберт.       — Если понадобиться, то я буду рядом с Лютиком.       Все, казалось, синхронно на него посмотрели, а Лютик стыдливо опустил взгляд. Нет, Ей-Богу, так не принято! Так нельзя! Так недо…       Геральт сказал:       — Лютик, если он упадет в обморок прямо на тебя и придушит, то пытайся кричать.       — Так, Геральт, я не такой нежный, как ты себе придумал! — недовольно стукнул по столу Ламберт, и Геральт лишь рассмеялся.       Лютик облегченно выдохнул, посмотрев на свой живот и проведя по нему ладонью.       Потом он посмотрел на стол.       Есть, на самом деле, хотелось. Нормально поесть. Но он знал, что перед родами несколько дней сугубо питьевая диета, да и Кай лежит уже второй день на желудке не слезая.       А потом еще и после родов, он знал, около недели ничего в рот не положить…       — Так, знаете, я, наверное, пойду… Не могу смотреть, как вы тут нормально едите, — прокряхтел он, вставая, и Ламберт, наспех запихав в себя остатки еды, встал вслед за ним, подставляя ему свой локоть. Он иногда даже шутил, что у него на этой руке бицепс вырос от того, что Лютик постоянно на эту руку опирается при ходьбе.       — Обещаем, Лютик, как только тебе будет можно, приготовим шикарный ужин, — подмигнула ему Трисс, улыбнувшись.                    Лютик лишь страдальчески выдохнул.       — Спасибо, Трисс, но у кормящих список запрещенных продуктов…       — Приготовим без них, — хмыкнула Йеннифер и Лютик благодарно кивнул, привычно опираясь о руку Ламберта.       В комнате он с облегчением улегся на кровать, глубоко вдыхая.       Ламберт присел рядом, поглаживая его по животу и обращаясь к нему же, зная, что ребенок уже давно слышит голоса:       — Знаешь, мне кажется, мы как-то больше уклоняемся в то, чтобы ты скорее появился…       — Твоя правда, — кивнул Лютик. — Рожать страшно, но выносить это уже нет никаких сил… Это сводит с ума. — Лютик удобнее положил под голову подушку и прикрыл глаза.       — Осталось совсем чуть-чуть. Потом будет немного легче… Наверное. Узнаем, — выдохнул он, понимая, что дети бывают разные, и одни просто спят в первый месяц, а другие — кричат.       — Хочется, конечно, отдохнуть, но все-таки я прекрасно знал, на что шел, — качнул головой Лютик, накрыв ладонь Ламберта своей. — Главное, чтобы мы ему не навредили, а остальное мелочи.       Ламберт согласно кивнул, мягко улыбаясь. Лютик внезапно хихикнул, и, когда он посмотрел на него, вскинув бровь, Лютик пояснил:       — Помнишь, я тебя папочкой называл? Ну вот… теперь ты… отец.       — Накаркал, — кивнул Ламберт, улыбаясь. — Для тебя я и по сей день папочка, — подмигнул он ему. — И, как только все более-менее успокоится, а ты восстановишься, я тебе это хорошенько припомню.       Лютик растянулся в довольной улыбке, склонив голову к плечу.       — Ради этого стоит не сойти с ума в первые месяцы, — усмехнулся Лютик. — Кстати, ты не заметил? Геральт как-то совсем мало сегодня говорил с Йен.              Ламберт хмыкнул.       — Очень трудно говорить с кем-то или о чем-то другом, когда ты сидишь с таким напоминанием о скором событии, Лютик. Все тоже нервничают из-за этого.       — Правда?       — Конечно. Ведь это очень важное для всех событие. А тем более зная, насколько это сложный период для тебя.       — Ох… тогда ладно… — кивнул Лютик растерянно, поглаживая свой живот. — Забавно будет, если я рожу на твой день рождения.       — Ну, помнишь, я тебе говорил, что этот ребенок — самый невероятный подарок, какой ты мне делал? Так вот… теперь это буквально подарок.       Лютик тихо рассмеялся, а потом прикрыл глаза, улыбаясь.       Несмотря на постоянные нервы, страх, на боли во всем теле и усталость, чувствовалось странное расслабление и легкость. Возможно, так на него действовало понимание, что скоро он в самом деле родит и увидит этого ребенка. Сможет его обнять.       Это заставляло его трепетать, и он бы в жизни не подумал, что сможет когда-нибудь почувствовать что-то такое, потому что от этого ожидание было не похожим ни на что другое.       Это было так странно: ведь Ламберт подарил ему миллион чувств и эмоций, но в этом… в этом было что-то совершенно особенное.       Возможно, именно это дарило покой.       А может это просто работа гормонов. Лютик не знал.       Но сейчас ему было хорошо и спокойно, а Ламберт был таким любимым и прекрасным!       На душе в который раз потеплело от мысли, что он с абсолютно правильным человеком.       Оставшиеся дни проходили в абсолютном спокойствии. Лютик пытался себя успокоить, считая, что лишние нервы ни к чему хорошему не приведут. Он старался просто отдыхать и отвлекаться от мыслей, постоянно тыкая Ламберта, чтобы тот ему что-то рассказывал, а когда ему становилось чуть хуже — настаивал на сказке.       И, в общем, к концу беременности Ламберт уже наизусть выучил сказ про Федота. Он отскакивал у него от зубов, и Лютик лишь смеялся, говоря, что зато будет чем ребенка развлекать.       По утрам Лютик много валялся, решая, что он вообще не хочет вставать, пока не родит, но после прогулок он был более активным, но все равно его активность ограничивалось тем, что он мог с кем-то поговорить или посидеть в обществе, но в целом сейчас он больше времени проводил в комнате, допуская к себе только Ламберта. Никто против не был, кто знает, как там реагирует организм на скорые роды, врач что-то говорил про то, что в последние дни может сильно упасть уровень активности и желания общения. Тело активно готовится к родам, а психика у беременных, которая и так всю беременность работала на защиту себя и ребенка, к этому времени может сводиться к желанию покоя и тишины. И присутствию отца ребенка, естественно, если у них хорошие отношения.       Так что Ламберту тоже приходилось сейчас много времени проводить в отрешении с Лютиком, но ему не было сложно, главное, чтобы Лютик чувствовал себя хорошо.       Он говорил о том, что сейчас хочется только тишины и покоя.              — И вообще, будь моя воля я бы один родил! — крякнул он по утру, отказываясь выходить к людям.       Ламберт рассмеялся.       — Ага, как рабочие, в поле, да?       Лютик фыркнул.       — Вот тебе с них смешно, а они, между прочим, в отличие от меня, хотя бы правильно рожают…       Ламберт медленно моргнул.       — В смысле? Можно неправильно родить?!       — Ну они там в какой позе хотят, в такой и рожают. Сам посуди, что легче рожать в полуприседе там каком… А мне врач сказал, что если я хочу с врачами, то только лежа, иначе не выйдет ему нормально следить за родами… А лежа это не совсем естественная поза…       — Это вредно для тебя? И для ребенка?       Лютик выдохнул.       — Я не знаю. Он сказал, что у всех по-разному. Кому-то прям тяжело шло, и не выходило тужиться, а кто-то кроме как лежа рожать и не мог… В любом случае, я хочу с врачами, так что как скажут, так и лягу… Я Арсу доверяю, он плохого не посоветует…       — Боже, я всю жизнь думал, что правильно рожать на спине!       Лютик тихо хихикнул.       — Так рожают только с акушерами… А другие как им удобнее будет.       — Ну, надеюсь… тебе лежа нормально будет.       — Учитывая, что это ведьмак, так я не удивлюсь, если он сам все сделает, а потом вообще встанет и пойдет искать варгов…       Ламберт рассмеялся и потрепал его по плечу, чмокнув в лохматую макушку.       — Боже, через три дня уже выходит! — почти удивленно воскликнул Лютик.       — Не боишься уже?       — Смирился как-то… Понял, что… ну, этого не избежать. Так что надо родить и спокойно выдохнуть… Завтра Беллетэйн… В прошлом году мы на нем были, помнишь? — спросил он, вскинув голову, смотря в глаза.       Ламберт чмокнул его в кончик носа, кивнув. Лютик довольно мурлыкнул.       — Вишневый пирог, вино, танцы, флер какой-то полубессознательный… Покрывало у реки, теплый хлеб, и ты… В этот праздник я себя каждый раз ощущаю каким-то… Будто и не человеком, знаешь…       — Потому что ты не человек, — усмехнулся Ламберт, потираясь о его нос.       — Я об этом не сразу узнал!       — На наш первый Беллетэйн ты все прекрасно знал.       Лютик недовольно фыркнул.       — У Йен завтра день рождения… Она, наверное, будет на Беллетэйне вместе с Геральтом? Они иногда туда ходят.       — Не знаю… Сомневаюсь, что кто-то вообще куда-то пойдет, когда на носу такое событие.       — Эскель с Трисс собирались! В самом деле, Ламберт, не стоит делать из этого какой-то приговор… Главное, чтобы рядом был ты, а они, — Лютик пожал плечами, — могут пойти… Ведь это праздник! А в их жизни не так уж и много праздников.       Ламберт качнул головой, не говоря о том, что в ближайший месяц Йеннифер вместе с Геральтом вообще никуда не пойдет.       — Ладно… Пойдешь к ним или все еще отказываешься видеть людей?       — А сколько там?       — Уже двенадцать дня.       — Ничего себе мы валяемся! Ох… Можно прогуляться… да, прогулки хватит.       Ламберт кивнул и, предварительно поцеловал, медленно встал с кровати, затем помог и Лютику, раздевая его и помогая одеться, все поглаживая большущий живот, зная, что еще совсем чуть-чуть, пережить самое сложное и… с облегчением выдохнуть. Даже не верилось, что уже на этой неделе он возьмет своего сына на руки!       Пока Ламберт завязывал на сорочке завязки, улыбаясь своим мыслям, Лютик съежился и поморщился. Ламберт даже взгляда обеспокоенного поднять не успел, как Лютик пояснил:       — Ничего, опять эти схватки… Видимо, мое тело уже хочет родить, но наш уважаемый Кай отказывается выходить на связь…       Ламберт рассмеяться и мягко поцеловал его в щеку.       — Что ж, тогда пойдем прогуляемся, авось легче станет.       Лютик кивнул, все еще слабо морщась. Но Ламберт знал, что эти схватки длятся недолго и Лютик к ним привык.       На улице он пытался правильно, глубоко дышать, и они спокойно о чем-то говорили. Сейчас почти все темы волей-неволей, но сводились к предстоящему рождению ребенка. Несмотря на то, что теперь точно каждый полностью осознавал происходящее, восторг никуда не уходил.       Ведь они любили этого ребенка. Любили и ждали.       Они гуляли около часа, и периодически Лютик останавливался, хмурясь и смотря на землю. Таких остановок было уже три. И на четвертой Ламберт забеспокоился. Он, конечно, понятия не имел, как для Лютика проходят эти предварительные схватки, но он не замечал такого ранее.              — Лютик? Все в порядке?..       Лютик ответил не сразу. Постоял, похмурился, поглаживая живот, потом сказал:       — Что-то я нагулялся…       — Тогда пошли в замок. Если устал, то не надо насиловать себя.       Лютик кивнул и облокотился о Ламберта, о любезно подставленный для него локоть. Ламберт решил, что Лютик просто устал, или у него сильно болит поясница. Он жаловался, что порой боли были просто невозможными — наверное, из-за положения ребенка, хотя Ламберт не представлял, что он с такими габаритами вообще двигаться умудрялся!       В замке Лютик огляделся, а потом остановился в главном зале, поздоровавшись со всеми. Ламберт успокаивающе положил ладонь на его поясницу, поглаживая. Он едва хотел сказать Лютику, чтобы тот присел или прилег, как Лютик сказал Йеннифер:       — Ты не могла бы вызвать врача?       Ламберт чуть прям так и не упал. И так и не понял: от шока или просто в обморок.       Йеннифер, которую вытянули из спора с Трисс, сначала не поняла, в чем проблема, оглядывая Лютика так, будто она определенно не замечала его живота, а потом подскочила на кресле:       — В смысле?! Еще же… четыре дня!       Ламберт побелел, посмотрел на Лютика. Он был совершенно спокоен! Ламберт бы в жизни не подумал, что уже… началось!       Хотя чего он мог ожидать? Что Лютик заорет и забьется в истерике?!       Лютик пожал плечами, а Йеннифер, подскочив, рванула куда-то наверх, и сделала это так резко, что Ламберту показалось, что она обгоняла пространство и время.       Ламберт же стоял с открытым ртом. Так же, как и другие. Геральт уставился на Лютика так, будто тот собирался его убить.       Казалось, что напуганы и удивлены были все. Кроме Лютика.       Ламберта это почему-то не утешало.