Baby blue love

      Ламберт понимал: грядет настоящий ад, и плавно и медленно период «беременность — лучший период в жизни омеги» начинал превращаться в «беременность — это непонятная кара для омег, которые просто хотят детей».       Ламберт серьезно по вечерам втыкал в стену и думал, а почему именно так. Почему появление на свет ребенка проходило для человека настолько травмирующе? Для животных все еще куда не шло, но это!       Перед седьмым месяцем Лютик очень волновался, что ребенок не примет положение головкой вниз, и придется оперировать. На самом деле он подолгу вел рассуждения, как будет рожать лучше: естественным путем или кесаревым. С одной стороны естественных родов Лютик еще немного боялся, но кесарево, он знал, опасно для самого ребенка, да и восстановление вещь сложная…       Ламберт лишь сказал, что думать об этом смысла нет. Резать его никто просто так не будет, только по показаниям.       И, Ламберт клянется, этот осмотр был один самых напряженных.       Перед ним Лютик так перенервничал за положение ребенка, что в итоге смог только лежать из-за головокружения и боли в животе. Йеннифер провела лекцию о том, что его нервы сейчас не нужны ни ему, ни ребенку ни… она сделала небольшую паузу, а потом добавила: ни собирающемуся падать в обморок Ламберту. И, Геральт, ты не можешь побледнеть, ты и так белый… Что значит ты чувствуешь, как бледнеешь? Да не умирает Лютик! Что значит это ты умираешь… О, Боже, мне самой уже легче в декрет уйти, чем... вот это!..       Ламберт думал о том, что медленно приближался третий триместр, а со слов врача он — самый напряжённый в случаях всяких необычных беременностей.       Ламберт надеялся, что Лютика пронесет абсолютно так же, как и в другие месяцы. Он вообще себя относительно замечательно чувствовал!       Уставал быстро, разве что, болела спина и живот, но в целом, с его слов, он чувствовал себя вроде как даже нормально.       Ламберт стал догадываться, что это нормально становилось каждый день все более относительным.       Наконец, пришел врач, которого Ламберт хотел с криком на руках занести в комнату, потому что тот, видимо, абсолютно не понимал, что здесь происходит! Зашел такой спокойный, со всеми поздоровался, неспешно пошел! Ламберт шел позади него и пихнуть в спину хотел, пока Арс не повернулся и не сказал:       — Я умею читать мысли.       — Так может вы прочитаете, что либо я, либо Лютик скоро в обморок упадем?..       Арс только кивнул.              — Справедливо…       И ускорил шаг.       Лютик, правда, к этому времени объелся сухофруктов, так что его мало что волновало, и к моменту прихода врача он просто читал книгу, закинув ноги на спинку кровати. Арс скептически посмотрел на Ламберта и устало выдохнул.       — Да он буквально полчаса назад… Чуть сознание не потерял!       — Я уже покушал и больше не нервничаю, — сказал Лютик спокойно.       Арс понимающе улыбнулся и кивнул, открывая свою сумку. Ламберт посмотрел, как Лютик неловко попытался поменять положение. Живот, с каждой неделей, начинал казаться все более забавным на фоне такого маленького Лютика. Иной раз Ламберту думалось, что там у него вообще двойня, но врач говорил, что нет, ребенок один и живот самый обычный.       Но никуда деться от умиления Ламберт не мог.       Да и не хотел.       Едва врач успел утешить по поводу того, что ребенок перевернулся и с ним все в порядке, начался другой спектакль.       Выслушав симптомы об ужасной усталости и выпадании волос, он сказал, что, скорее всего, это анемия и ему не хватает железа.       — Но ничего страшного, — сказал он спокойно, потрепав испугавшегося Лютика по плечу. Рядом сидел Ламберт, ласково сжимая его руку, видя, что Лютик то белеет, то зеленеет. — Это очень распространенная болезнь у беременных. Просто надо добрать железа, оно содержится в, например, говяжьей печени…       Он аккуратно взял блокнот, начав что-то писать, а после удивленно вскинул голову и посмотрел на Лютика, когда услышал всхлип.       — Пташка, ты чего?.. — Ламберт сильнее сжал его руку. Это вообще странно было! Лютик никогда, абсолютно точно никогда не плакал при посторонних! Даже при Геральте или Йеннифер! А тут врач!       Врач тоже растерялся, раскрыв рот, не понимая, что же он не так сказал…       — Лютик?.. Тебе же сказали, что ничего страшного, это у мно…       — Я не люблю говяжью печень, — протянул Лютик и снова всхлипнул, принявшись вытирать свое лицо.       Ламберт замер с открытым ртом. Врач засуетился.       — Ну значит не ешьте! Я витамины пропишу, и отвары… В них железа еще больше будет!       — Правда?.. — недоверчиво спросил Лютик, всхлипнул.       — Правда. Продукты сами по себе содержат меньше всех этих веществ, нежели витамины и специальные отвары… Все будет в порядке, главное не нервничайте и много отдыхайте!       Лютик кивнул и прижался к Ламберту.       — Мне… мне надо осмотр провести… — неуверенно сказал врач, боясь, что если заставить Лютика отлипнуть от Ламберта, то тот разревется еще больше. Не то чтобы для него это было каким-то открытием, беременность у всех проходила по-разному, и намного хуже было, когда омега плакал из-за реальных причин. Смерти плода, его болезни, собственного риска смерти… Вот это было страшно, а сейчас он просто относился с пониманием.       — Хорошо, — Лютик кивнул и кое-как отстранился от Ламберта, всхлипнув.       Ламберт сочувственно на него посмотрел, погладил по плечу и сказал, что он скоро придет.       Кое-как пережив осмотр без Ламберта, после Лютик сидел, молчал и обнимал его. Ламберт лишь целовал в макушку и гладил его. Лютик успокоился, пришел в себя и сказал, что сам не понял, что же это такое было.       — Гормоны, — сказал Ламберт устало. — Все в порядке, Лютик. Хочешь реветь — реви.       — Не хочу реветь… — сморщился тот. — Я так хочу груш!       Ламберт замер.       — Лютик, там… Там вчера первый снег был… На улице. Какие груши?..       Лютик хлопнул глазами, а потом посмотрел на него как-то задушенно, будто бы Ламберт его наругал или накричал. Ламберт всполошился.              — Но, думаю, у моря есть все! Попрошу Йеннифер!       Слава Богу, что сейчас никого просить несколько раз не надо было. Стоило сказать «Лютик хочет» и все могли кинуть свои дела и сорваться. А особенно сейчас, когда тому, казалось, сложнее становилось с каждым днем все больше.       Он очень быстро уставал, постоянно хотел спать. А когда не хотел спать — хотел есть. И как правило желания Лютика очень редко совпадали с возможностями их кухни или кладовой.       Время прогулок врач советовал как-нибудь увеличивать, хотя Лютику сейчас долго ходить было только сложнее. Постоянно болела спина и ноги, несмотря на сотню подобранных валиков под спину и постоянный массаж, которым Ламберт овладел в совершенстве.       Лютик сам начинал смущаться своего состояния и озабоченности других о себе, так что к концу двадцать пятой недели Ламберт заметил, что Лютик старался почти не выходить из комнаты, только если погулять.       Ламберт про себя поражался: ну откуда в этой милой голове может браться столько глупых мыслей?       Так что Ламберту, одному, пришлось убеждать Лютика, что все только рады ему помогать, что все волнуются.       Так что Лютик немного осмелел.       Живот продолжил расти, и был очень, очень заметно круглым. В общем, теперь его никак нельзя было спрятать.       Но, как думалось, живот это единственное хорошее, что было. Ламберт искренне умилился, когда видел Лютика со стороны, он даже не смог бы толком описать это чувство.       Вот Лютик, беременный, и в нем уже развивается жизнь, почти что сформированная. С мышцами, органами, глазами и ртом. Она двигается и развивается.       Ламберт мог просто минутами залипать на Лютика, глупо улыбаясь. Подолгу он мог слушать ритм сердца ребенка, или прислушиваться к его деятельности. Какие-то более широкие движения уже исчезали за счет того, то ребенку уже просто негде было двигаться, но Ламберт все равно чувствовал небольшие вибрации. Может, движения рук или ног, может, головы… Ламберт не знал, но чувствовал. И каждый раз это так умиляло его, и он едва вслух не скулил от этих чувств.       Лютик крутился перед зеркалом, рассматривая себя со стороны. Набранные килограммы, кажется, уходили только в живот, потому что как таковых изменений Ламберт в упор не видел. Возможно, немного стали шире бедра, но он считал, что это даже и не из-за веса, а просто подготовка тела к родам.       Но щеки были! Щеки Ламберта радовали.       А вот Лютик осматривал себя недовольно, а потом с разочарованным выдохом опустил сорочку обратно, закрывая живот.       Ламберт пораженно вскинул брови, отрываясь от альбома, и выпрямился, смотря на Лютика, который грустно присел на кровать и взял мяукнувшего от неожиданности Ворона на руки. Тот посмотрел на него бешеными глазами, не ожидав, что его оторвут от его важных кошачьих дел в виде выпускания когтей в куртку Ламберта, чтобы оставить побольше затяжек.       — Лютик?.. Что случилось?       — Ничего.       — Ну да, поэтому ты так агрессивно гладишь кота?..       — Совсем не агрессивно.       Ламберт устало выдохнул и отложил альбом, вытерев пальцы, испачканные в угле, о собственные штаны. Они все равно черные!       Мягко присев рядом с Лютиком, он осторожно погладил его по плечу.       — Что тебя расстроило?..       — Не строй из себя слепого, — буркнул тот недовольно.       — Ну… Я не строю?..       — Живот!       — Ага. Прекрасный семимесячный живот, где развивается наш не менее прекрасный ребенок. Что с ним не так?       Лютик внезапно улыбнулся, будто опомнился, и кивнул. И Ламберту показалось, что в миг с него пропало все недовольство, будто он вспомнил, что с ним происходит на самом деле. Что это не просто живот.       — Ну?..       — Ты видел.       — Что видел, да Боже мой?!       — Растяжки!       Ламберт уставился на него и моргнул.       — И что с ними не так?..       — Они есть!       — Потому что ты беременный?..       — Но…       — Что «но»? Ты беременный, Лютик, это нормально!       — Они и на… на бедрах появились!       Ламберт устало закатил глаза.       — Лютик, и что дальше? Это естественные вещи! Они не выглядят пугающе или отталкивающе!       — Выглядят!       Ламберт внимательно на него посмотрел, склонив голову к плечу.       — Лютик, у меня тоже есть растяжки.       — Что?!       — На спине. Странно, если они такие отвратительные, то почему ты за шесть лет совместной жизни о них впервые услышал?..       — Потому что ты лжешь!       Ламберт снова закатил глаза, цыкнув, а потом сел к нему спиной, задрав рубашку. Лютик почти как безумный уставился на спину, и в самом деле… растяжки! Почти незаметные, конечно, но за годы они бледнеют, так что… Да и на фоне шрамов их не видно было…       — Откуда они у тебя?..       — Из-за роста, — хмыкнул он, опустив рубашку и повернувшись к Лютику. — Я очень худым был все детство, а потом, из-за испытаний, и в росте вымахал, и в ширь. Вот и на спине они появились. Вроде ещё на ногах где-то, но я уже не помню, где.       Лютик пораженно моргнул и раскрыл рот.       — Ну что? Наверное, ты меня теперь не хочешь, да?       — Хочу конечно!       — Значит я стал некрасивым?..       — Не говори глупостей.       Ламберт широко улыбнулся и кивнул, когда Лютик опомнился и моргнул, посмотрев на пол.       — Но они все равно другие… У тебя еле заметные и полосками, видно, что из-за роста, а у меня… Как будто я... Не знаю.       Ламберт покачал головой и плавно взял за край сорочки, погладив по голой коже на животе. Потом мягко задрал ткань, склонился и быстро прошелся поцелуями по небольшим следам на коже.       — Лютик, это твои шрамы. Такие же, как и мои. Просто ты совершаешь подвиг иного рода. Все прекрасно, Лютик. Ты прекрасен. Не надумывай себе лишнего, тебе и так очень сложно сейчас, — он ласково чмокнул его в висок, и Лютик посмотрел на него широко раскрытыми глазами. — Ты же вон какой у меня красивый, а такие глупости говоришь… Думаешь, что это способно тебя испортить.       — Мне вовсе не сложно… — тихо сказал Лютик.       — Не надо врать. И не надо думать, что якобы все происходящее это пустяки. Лютик, в тебе развивается сраный ведьмак! Да там целый кабан!       Лютик тихо хихикнул, уткнувшись носом в его плечо и потерся о него.       — Я просто… Немного устаю, и…       — Постоянно болит спина и ноги, еще у тебя кружится голова, ты очень быстро устаешь и недавно ты чуть не упал в обморок. Лютик, относись к себе с уважением.       — Просто… Я сколько помню, столько нам говорили, что беременность это естественный процесс, все омеги это могут и… Я чувствую себя виноватым, если не справляюсь с эмоциями, и начинаю вот это… Ведь все через это проходят!       — А я чувствую облегчение, когда ты выходишь на эмоции. Тогда я понимаю, что сейчас ты выскажешься, я тебя утешу, и тебе станет легче… Это важно для меня. И хватит вспоминать странные нотации твоего общества. Роды это нихуя не легкий процесс. От того, что ты можешь с этим справиться, вовсе не значит, что все это так легко и нормально! Было бы нормально, так омеги бы не умирали во время родов, инвалидами бы не стано…       Лютик вдруг испуганно вжался в Ламберта и тот осекся. Да, не лучшую он тему поднял, когда до родов меньше трех месяцев.       — А я… я же буду…       — Ты будешь в порядке. У нас опытный хороший врач. Ты будешь все это время под наблюдением, за всем будут следить… Рядом две сильные чародейки… Спасут и тебя, и ребенка, если что.       — Правда?       — Конечно, Лютик, конечно. Главное сейчас дыши спокойно и не нервничай, не тревожь ни себя, ни малыша…       — Надо думать имя, — внезапно закряхтел Лютик и залез на кровать.       Ламберт умилился и, сняв с себя сапоги, подсел к нему. Поцеловал в щеку, погладил по животу.       Правда в этот раз рассуждения об имени много результатов не дали. Уже хотелось назвать ребенка каким-то затертым до ужаса Михаэлем и забыть. Но Лютик сказал, что за такой вариант можно и по лбу получить.       Ламберт лишь рассмеялся.       Про сложности Ламберт абсолютно точно не спиздел.       Потому что конец двадцать шестой недели преподнес им прекрасный, напугавший до усрачки всех в замке сюрприз.       Лютик еще днем жаловался на то, что ребенок очень активно пинается.       — И вот такое чувство, что как назло побольнее места выбирает.       — Тренируется! — гордо заявил Ламберт, но сочувственно погладил Лютика по животу. Небольшие толчки и вправду ощущались. Пока что это вовсе не было похоже на те движения, о которых все говорят, но Ламберту казалось, что ещё пару недель, и движения у того станут ну очень четкими.       Правда, после прогулки он успокоился, и Лютик даже смог немного подремать.       Ламберт как придурок сидел рядом и улыбался, гладя его по животу, думая о том, что они оба спят.       Вечером Лютик был непривычно ласковым, все ластился к нему под руку. Ламберт, конечно, против не был.       Не знал он, кто там придумал мифы, что беременный омега во время секса отталкивает, но у Ламберта как стоял от пары поглаживай, так и до сих пор стояло.       Ламберт мягко склонился над ним, целуя, думая о том, как бы к Лютику правильно подобраться. Если раньше у них был выбор из поз, где Лютик был сверху, то сейчас скакать Лютик определенно не мог.       Ламберт хотел улечься на бок, но Лютик пихнул его в грудь и сказал:       — Нет, давай… По-другому.       — Напомню, что на спине тебе уже давно нельзя.       Лютик опомнился и недовольно захныкал.       Пока Лютик возмущался по поводу их какого-то инвалидного секса, Ламберт устроился позади него и, отведя ягодицу, плавно вошел. Лютик вздрогнул, прижался к его груди и спешно согнул одну ногу в колене, чтобы Ламберту было удобнее.       Ламберту, в принципе, эта поза нравилась. Он мог обнимать Лютика, целовать его, ласкать грудь, ягодицы и бедра, переходя к головке, массируя и ее, и видя, как Лютик рот едва не раскрывал от наслаждения.       Ламберт пытался все сделать нежно и плавно, но, вместе с тем, как Лютик стал подмахивать ему бедрами, он сам начал срываться, плотно фиксируя его за бедра и начиная толкаться глубже и ритмичнее.       И как же великолепно Лютик его сжимал.       А потом внезапно Лютик застонал совсем не так, как стонал до этого — болезненно. Ламберт испуганно замер, а Лютик снова издал какой-то неясный звук и схватился за живот.       Ламберт так и не понял, к чему он был сам ближе: чтобы обосраться от страха или упасть в обморок.       — Лютик? Солнышко, что такое?!              Лютик закряхтел и перевернулся на спину, сморщившись от боли.       — Блять… я… Как никогда чувствую, что у меня есть матка.       Ламберт побелел от страха.       — Так, стой, болит… Или что?       — Блять, да как будто… — Лютик поерзал, оперевшись на руку и откинувшись на подушку, жмурясь от боли… — будто… сокращения… Знаешь. Вот сейчас уже не болит, наверное… про... Блять! — Лютик снова сожмурился и сжал под собой покрывало.       — Я за Йеннифер и врачом!       Ламберт вскочил с кровати и так занервничал, что едва трусы не забыл надеть.       Вломился он в комнату уже достаточно громко для того, чтобы проснуться, но Йеннифер и Геральт, видимо, сначала не поняв, что просто так вломиться Ламберт ночью не мог, лишь хором хотели послать того на хуй, но Ламберт крякнул:       — Врач! Нужен врач!       — Лютик рожает, что ли? — Геральт подскочил по кровати и принялся расталкивать и без того проснувшуюся Йеннифер, за что и получил по лицу.       — И без тебя знаю, что вставать надо! — гаркнула она и резко подскочила, не стесняясь своей наготы перед Ламбертом. Как будто он смотрел на ее голые сиськи в принципе.       — Нет, не рожает… Я не знаю, может и рожает!       И Йеннифер, и Геральт были бледные сами по себе, так что бледнеть определенно не могли.       Но они, казалось Ламберту, побелели.       Дальше Ламберта буквально оттолкнули с прохода и Йеннифер быстро куда-то ушла, скромно прикрыв грудь, кажется, трусами Геральта.       — Где у нас водка?! — крякнул Ламберт. — Я без нее в обморок упаду!       Геральт посмотрел на него перепуганными глазами, а потом пошарил рукой под кроватью и достал полупустую бутылку.       Ламберт схватил ее и сделал три больших глотка.       На шум пришел и Эскель, а потом — Койон.       И сидел клуб перепуганных дебилов в коридоре. В основном в трусах.       Потом пришла Трисс, но уже в халате, и протянула Эскелю бутылку с неясной жидкостью.       — Так он что… Может родить сейчас?.. — севшим голосом спросил Эскель.       Ламберт посмотрел на него в истинном ужасе.       — Да с чего вы взяли, что он рожает? — насупилась Трисс. Геральт был рад, что она была в замке, потому что, казалось, она единственная, кто сохранила возможность мыслить критично. — Ламберт у нас что, эксперт по схваткам?       — Лютик сказал, что похоже на сокращения! А матка что, много при каких случаях сокращается?!       — Может и от простой боли! — гаркнула она. — Ламберт, у тебя что, матка есть?!       — А у тебя?       — У меня она хотя бы была и, поверь, если у тебя были месячные, то можно сказать, что ты на треть уже готова к родам!       Ламберт послушно замолчал, будто решил, что такие аргументы его устраивают и кивнул.       Койон сжался в плечах, сложив руки на груди.       — А… ну, чисто в теории… Лютик может родить сейчас? — спросил он.       Все кинули на него напряженный взгляд и гаркнули:       — Заткнись!       Трисс, правда, помолчала немного и сказала:       — Вообще, да, возможно, что ребенок к этому времени уже сможет существовать вне его организма. Придется попотеть, но все будут живы…       Ламберт кивнул, потом снова побелел и внезапно присел на подоконник.       — Так он… рожает?..       Эскель дал ему подзатыльник.       — Успокойся, бля! — гаркнул Геральт. — Ты вообще… Мог там своим членом аккуратнее елозить?! Сначала из-за него он страдать десять месяцев должен, а теперь вот… Рожать на седьмом месяце!       — Нормально я там елозил! — крякнул Ламберт. — Да я вообще могу остальные месяцы сексом не заниматься, если так надо!       Все ему поверили.       Глядя на него Трисс решила, что при нужде он мог бы вообще сдохнуть на эти месяцы, а потом ожить. Ну, мало ли. Если попросят.       А еще она думала, что тот скоро упадет в обморок. И не дало ему это сделать только то, что в коридоре раздались шаги после скрипа двери. Все уставились в сторону.       Врач зевнул, закрыв дверь. Йеннифер, стоящая вдалеке от всего этого, возле двери, на случай, если срочно понадобится ее помощь, настороженно на него посмотрела.       Весь табор ведьмаков и одной чародейки, казалось, в один прыжок оказались рядом.       Врач оглядел их и сказал:       — Я будто на оргию пришел… неловко как-то… — сказал он, одернув рубашку на себе.       — Самое время для шуток! — взмахнула руками Трисс.       Халат на ней развязался, демонстрируя прекрасную упругую грудь.       Врач откашлялся.       Трисс спешно прикрылась, проматерившись. Врач тяжело выдохнул.       — С ним все хоро…       — Он не рожает?! — крякнул Ламберт.       — Нет. Это просто тренировочные схватки. А у вас, видимо, произошло тренировочное ожидание рождения…       — А это нормально?..       — Абсолютно. Это очень частое явление.       — Из-за секса?.. — предположил тихо Ламберт.       — Нет, не из-за него.       — То есть… нам еще можно?       — Нужно, — кивнул он уверенно. — А теперь, извольте, я откланяюсь… Мне тоже пришлось из кровати выпрыгнуть.       Йеннифер облегченно выдохнула, впрочем, как и весь табор.       После почти все покачали головой над Лютиком, который испуганно на них пялился, потому что выглядели они так, будто были на его похоронах. Как бы Лютик не пытался сказать, что он и не думал, что рожает и сейчас хорошо себя чувствует, его не слушали.       Геральт и вовсе предложил, что если Ламберт ему мешает, то они могут его выкинуть, за что и получил от Лютика по лбу.       Наконец, все лично потрогавшие Лютика и его живот, из которого не пропал ребёнок, со спокойной душой разошлись по комнатам. Ламберт прикрыл за ними дверь и посмотрел на Лютика.       Тот шмыгнул.       — Меня это воркование напрягло больше, нежели сами ложные схватки… — и подтянул покрывало до самой шеи, будто в ужасе отчего-то прятался.       — Не скажи, — качнул головой Ламберт, плавно садясь рядом и потянув покрывало на себя, укладываясь рядом. — Я подумал, что ты… рожаешь!       — Ламберт, перед родами должны отойти воды…       — Может они и отошли! Там так хлюпало, что не поймешь, возбужден ты или это воды! И вообще... Воды не всегда отходят перед схватками! Они после! Я знаю, я читал!       Лютик посмотрел на него долгим и очень выразительным взглядом, показывая, что он об этом думает.       — Мне теперь сексом страшно заниматься, — прокряхтел Ламберт, приобняв Лютика за плечи. — А себя как сейчас ощущаешь, малыш? — он мягко погладил его по животу.       — Это ты у меня спрашиваешь или у ребенка?       — У тебя! А… ой. Ладно, придется тебя перестать называть малышом… Жаль!       Лютик улыбнулся.       — Чувствую себя хорошо. Он, вроде, тоже. Попихался что-то немного и сейчас успокоился. Наверное, чувствует, что отец рядом и волноваться нечего.       — Не будем его расстраивать, что нахождение рядом отца не гарант безопасности…       Лютик покачал головой, сжав его руку в своей.       — Но не в нашем случае, — он посмотрел ему в глаза. — Правда же? Ты же у нас защитник?       Ламберт улыбнулся ему в ответ и потерся носом о его нос.       — Да, правда…       — А ты-то как себя чувствуешь? А то выбежал весь белый и трясущийся…       — Уже хорошо. Тогда я не знал, падать ли мне в обморок, чтобы сократить процесс ожидания, или потерпеть уже…       Лютик рассмеялся, откинув голову назад.       — Да, альфам нельзя рожать.       — Уверен, есть те, которые бы справились с этим! Вон, Арсен аж… роды принимает! Безумие!       — Давай уже спать, а? Уже почти пол второго ночи.       — Да… Да, конечно, ложись.              Он кивнул и, потушив свечи, прилег рядом, поцеловав его в шею и крепче обнимая, прижимая к себе.       Несмотря на то, что врач сказал, что тренировочные схватки это нормальное явление и, более того, подготавливают тело к настоящим схваткам, никто не был готов, что это повторится.       Поэтому, когда к концу недели они сидели вечером, травя друг другу байки, Лютик резко прекратил смеяться, все тут же замерли и в ужасе уставились на него. Тот раздраженно цыкнул, положив руку на живот.       — Вы можете… Не делать эти лица?..       Они не могли.       Лютик, видимо, не хотевший сидеть в таком виде перед всеми, попытался встать.       — Лютик, сиди-сиди, пускай это прой…       — Сидеть, пока они так на меня смотря… Бля, — он сел обратно, сжавшись в плечах и сожмурившись от боли.       Ламберт шикнул на них, и те сами разбрелись. Возможно, они и хотели бы остаться рядом, но если Лютик был так катастрофически против, то делать было нечего. В конце концов, демонстрирование своей слабости далеко не всем по вкусу, а особенно в такой уязвимый период.       Ламберт остался рядом, обняв его и поглаживая по животу.       Лютик сначала издавал какие-то неясные звуки — кряхтел и мычал, все ерзал и дергался, а потом глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдохнул, явно пытаясь успокоиться и прийти в себя.       — Тебе легче? — осторожно спросил Ламберт.       — Да… да… — он откинул голову на спинку дивана, покачав головой. — Я в первые секунды сам думал, что рожаю.       Ламберт мягко улыбнулся и, склонившись, поцеловал в живот.       — Все хорошо. Хочешь отдохнуть?       — Я… Да, пожалуй, да.       С каждым днем Лютик становился, казалась, все более неловким, если дело касалось вставания с кровати или похода по лестницам, но Ламберт всячески оказывал ему подержу.       Не за горами был третий триместр, и сейчас Ламберт старался быть все более и более обходительным и внимательным к Лютику.       Ему становилось тяжелее ходить и постоянно портилось настроение, но рядом был Ламберт, так что справляться с этим было легче.       Разве что Ламберту пришлось буквально вытягивать из Лютика обещание, что чуть что — он все ему рассказывает, не будет сидеть в уголочке и страдать. Лютик как-то совсем сначала не поддавался, а потом Ламберт сказал, что малыш сейчас все чувствует, и почему он должен страдать из-за гордости Лютика?       Лютика это привело в ужас, а Ламберт, на самом деле, думал, что сказал какой-то бред. Нет, определенно, на ребенка напрямую влияло питание и общее состояние Лютика, но едва ли он там ощущал перемены настроения.       Но Лютик искренне в это поверил, так что Ламберт был в курсе его состояния двадцать четыре на семь, и был искренне этому рад. Тем более, с постоянной поддержкой Лютику было попросту легче и он меньше себя накручивал.       А накручивал он себя с увеличением срока беременности каждый раз все больше.       Как-то уже на двадцать седьмой неделе, ночью, Лютик растолкал его. В слезах. Сказать, что Ламберт пересрался — это ничего не сказать. Он буквально подскочил на кровати, ударился макушкой о спинку и уставился на Лютика, взяв его за руки.       — Солнце, что такое? Почему ты плачешь? Больно? Врача?       — Нет… Нет, ничего…       — Я вижу, какое ничего! Что такое, что случилось? — он мягко погладил его по щеке, убирая слезы, и Лютик прижался к его ладони.       — Ты меня… любишь?       — Конечно! Что за глупости ты спрашиваешь?..       — Я… Я проснулся, потому что он толкался, и я потом не мог заснуть… И я подумал… Подумал, что, может, с ним что-то не так… Мне стало так страшно! А потом я вспомнил, что мне снилось…       — Нет-нет, Лютик, с малышом все в порядке! Тебе же врач говорил, помнишь? Это даже хорошо, что он много двигается — он укрепляет руки, ноги, тело… мышцы. Что тебе снилось?       — Что ты… Что мы с тобой путешествуем… Еще. Мне кажется, года три назад… И я… я забеременел. Я тебе это говорю, а ты говоришь, что я тебе изменил, что это не от тебя, и ты начинаешь собирать свои вещи. Я к тебе бросаюсь, ты кричишь, ругаешься, отталкиваешь… А потом на лошадь и поехал… А я за тобой бегу, а ты дальше… едешь… и… проснулся. И потом вспомнил, что снилось…       — О Боже… Ну вот, поэтому малыш и пинался. Чувствовал, что папе всякие ужасы снятся, вот и решил, что это не дело. Иди ко мне, Лютик, — он мягко прижал Лютика к себе, погладил по голове, пояснице, животу. — Это просто ночной кошмар. Я тебя люблю. Я тебя никогда не брошу. Я же не животное какое-то дикое!..       Лютик шмыгнул носом и тихо всхлипнул, пытаясь прижаться к нему ближе, но, определенно, из-за живота сделать это было проблематично.       Ламберт гладил его и целовал, сцеловывал слезы и пытался успокоить.       — Мне такое… иногда снится. Что ты меня с ребенком бросаешь… Что на него кричишь постоянно, ругаешься, бьешь… или меня.       Ламберт отдалился и в ужасе посмотрел на него.       Ладно один сон, но несколько! Ламберт понимал, что если какая-то идея бесконечное количество раз крутится во сне, значит оно еще большее количество раз крутится в голове Лютика. Или когда-то крутилась?.. Старый страх?..       — Лютик, милый, нет, это не…       — Я просто… Мне страшно, что они вещие!       — Бред, — сказал Ламберт сухими губами, уверенно, хоть и тихо, а потом подался вперед, спешно целуя, — бред, бред, бред… Просто бред, Лютик, я люблю тебя, и ребенка люблю… Я ждал его все эти шесть лет, я мечтал об этом… И сейчас ты видишь, я уверен, ты все видишь и понимаешь, что я никогда так не поступлю.       — Я... Да, я знаю. Понимаю это. Я не сомневаюсь в тебе, но…       — Но?..       — Раньше…       — Раньше сомневался? — спросил Ламберт пораженно, медленно моргая.       — Не совсем… Просто… Я думал о ребенке, какая это ответственность… Когда я с кем-то говорил на эту тему, мне говорили, мол, ребенок это то, чем я должен буду жить… Что никакое хобби не будет уже таким важным и на первом месте, как мой ребенок… Но к этому я был готов. Я знаю, что быть папой это призвание такое же, как и любая другая работа, которой ты посвящаешь всю жизнь и любовь, всего себя…       — Да, я тоже это знаю. Я прекрасно знаю, что ты справишься. Неужели ты думаешь, что не справлюсь я?..       — Я… Нет, я так не думаю сейчас, но мне говорили, что это риск… Что муж может… Просто не выдержать. Что хороший-хороший, потом ребенок родился, ты моргаешь… а мужа нет.       — Бред, — повторил Ламберт почти отчаянно. — Не знаю, кто там что может, но это точно не я.       — Я знаю, — он прижался щекой к его плечу. — Я думал, что даже если так и случится… То у меня есть Геральт, Йеннифер, Эскель, Койон… Они помогут, одного не оставят.       Ламберт едва не оледенел от понимания, что Лютик вообще принимал возможность данной идеи, и уже заранее стал себя успокаивать тем, что он не пропадет!       Безумие!              — Лютик… Я не знаю, кто в тебя это понапихал, но это не про нас. Пожалуйста, успокойся, я не уйду, не пропаду… После родов я останусь, я буду любить тебя, буду любить ребенка, заботиться и поддерживать.       — И… ничего у тебя не пройдет?.. Вот увидишь во мне просто папу, а не омегу… буду сидеть там в пеленках и погремушках и…       — И будешь Лютиком. Горячо любимым мной Лютиком. Лютиком, который ворвался в мою жизнь со своей наглостью, огромным сердцем и глупыми шутками. Ты всегда им был, есть и будешь. Ребенок на твоих руках лишь заставит меня любить сильнее, еще сильнее заботиться, стараться… Ничего более. Лютик есть Лютик.       Лютик мягко улыбнулся и поднял голову, посмотрев ему в глаза.       — Я не знаю, почему это снится.       Ламберт тяжело выдохнул.       — Просто рассказывай сразу мне. Вместе справимся… Сейчас отдыхай, Лютик, и помни, что я всегда рядом… Ложись спать, я буду рядом... Или чего-то хочешь?       — Я… Я хочу творог! С яблоками…       — Лежи, сейчас принесу.       — И корицу туда!       — Хорошо.       Правда, по дороге на кухню, Ламберт чуть не убился, и очень был рад, что Лютик не пошел с им. Сейчас ночь была облачной, так что ни звезд, ни луны, темно, хоть глаз выколи, но уже на подходе его зрение чудесно приспособилось и видел он все четко.       Пока он все кромсал для Лютика, сам выпил стакан мучильни. Сморщился, зашипел и шумно выдохнул.       Ну вот что за человек? Все хорошо-хорошо, а тут бац — кто-то ему в голову вдуплил, что все скорее всего будет плохо и тот теперь кошмарами мучается! Радовало, что он хотя бы сейчас не думал, что его бросят и вообще не любят.       Ламберт качнул головой.       По пути назад он уже не пытался совершить акт самоубийства и даже все донес, ничего не разбив и не разбросав.       Лютик улыбнулся ему, уже зажегший свечу, и похлопал по месту рядом, с жадностью забирая у него тарелку, будто бы Ламберт мог проявлять интерес к творогу с яблоками.       — Ламберт… У меня скорой третий триместр, а имени у ребенка все еще нет!       — Мы пытаемся! — всплеснул он руками, подкинув в камин дров, который почти потух, и залез снова в кровать, укрываясь одеялом.       — Плохо пытаемся!       Ламберт устало выдохнул, грохнувшись на подушки и смотря в потолок.       — Мне мама, — начал он внезапно, и Лютик, жуя, посмотрел на него, — сказку рассказывала. Слышал, про мальчика, которому лед попал в глаз?       — Да… Да, кажется я что-то слышал.       Ламберт улыбнулся.       — Она говорила, что мой отец запихнул мне сам эту льдинку в глаза, и теперь я слепо таскаюсь за такой же снежной королевой. В детстве я не понимал, о какой же королеве она говорит… Теперь понял.       — О том, — прервал его Лютик, — что ты сам выбрал идти за холодом, безразличием и высокомерием?       — Да. Снежная королева меня восхищала, и я не видел ничего плохого, чтобы быть с ней… Да и вообще, она не была плохой в той сказке! Свободу-то она ему дала, считай, сама… Пришла Герда и стало все хорошо, — он мягко взял руку Лютика в свою, улыбаясь.       — Хочешь сказать, что я — твоя Герда? — усмехнулся он, качнув головой.       — Да. Теперь кажется, что так… Ты столько лет таскался, пытался, проходил через муки… Пришел деловито… спел песенку и внезапно все стало легко и понятно!       — Песенку, — передразнил его Лютик, укусив за ребро ладони.       — Я это к чему… Кай. Мне очень нравится имя Кай. Потому что… Он казался мне… В меру. Нет этой броскости, вычурности… Спокойный, сдержанный, а в конце — сам себе господин. Кай был моим любимым персонажем. Хотя странно, да? Он же вроде как жертва.       — Мы все жертвы, — кивнул Лютик. — Пока не поймем сами, что хотим быть сами себе хозяевами.       Ламберт кивнул, улыбаясь.       — Кай, — протянул Лютик, причмокнув. — Мне нравится.       — И что, совсем от него не веет холодом?       — От него веет тобой, — сказал он, мягко улыбаясь. — Мне кажется, он будет жутко похож на тебя. Во всем. И внешне, и по характеру. Что рано станет самостоятельным и… думаю, что он выберет ведьмачество. Сам.       — Не хотел бы я этого…       — Успокойся, не так, как вы, пока ходили со льдом в глазах… Так, как ты сейчас. Просто работа. У него будет жизнь, и будет выбор, и будет работа… Так мне кажется, — он мягко отложил тарелку, поскребя немного ложкой по пустому дну, и прилег на кровать, смотря в потолок.       Ламберт улыбнулся.       — Или, кто знает, может будет наоборот? — он мягко положил ладонь на его руку, гладящую живот. — Вдруг он пойдет в тебя? Будет нежным и ласковым. А еще до усрачки наглым. Прям вот пиздец. Я, если стучась в дверь, и мне не открывают, я просто развернусь и пойду. А ты… Развернулся, ушел и пришел с топором. И все равно зашел.       Лютик улыбнулся.       — Не знаю… Что кричит твоя интуиция?       — Она не видит будущее, — пожал он плечами. — В любом случае, увидим. Наша задача не напортачить. Хотя, как мне кажется, каким бы идеальным ты не был, ребенок все равно вырастет с кучей заебов. Мы же ебанаты все.       — Люди без заебов — глупые люди. Вопрос, как он будет к ним относиться. И тут главное работать с ними и направить в нужное русло. Если бы не моя тотальная боязнь остаться одному и умереть с голоду, я бы не пошел с Геральтом, я бы не научился приковывать внимание людей ко мне.       — Это… Наши заебы не всем нам помогают.       — До тех пор, пока мы не научимся с ними работать. Твои минусы тоже нам часто помогали.       — Ага… Особенно, когда я на тебе срывался.       — Это ты зачем-то всякое плохое помнишь… Давай по-честному, Ламберт, твоя злость и агрессия единственное, что помогло тебе выжить. По-другому ты бы… не смог.       — Думаешь?       — Знаю. До тех пор, пока ты хоть что-то чувствуешь, даже если это боль — это лучше, чем совсем ничего. Когда совсем ничего нет, человек… ничего не делает. Если бы я увидел, что ты вообще на меня никак не реагируешь, я бы не стал даже пытаться. Я бы решил, что тебе все равно. А так… в тебе был страх, была агрессия, я смог их понять, смог с ними работать…       Ламберт выдохнул и улыбнулся.       — Солнце ты мое ненаглядное, — качнул он головой, чмокнув в губы, и Лютик широко улыбнулся, довольный. — Спасибо и тебе, и твоему топору… Страшно думать, что все это бы прошло мимо меня! — едва не крякнул он и погладил по животу, укладывая ладонь так, чтобы чувствовать шевеления. Но тот, кажется, вдоволь понапихавшись, решил успокоиться. Либо это реакция на сахар.       — Куда бы оно от тебя прошло? К кому мне надо еще деваться?..       — К Эскелю. Я прямо чую, что если бы я в самом деле… не реагировал, то ты бы остался рядом с ним. Он добрый, милый, галантный и заботливый. Он бы тебя с первой встречи на руках носил… Он и носил. А я? Я тебя буквально бросил на землю и послал на хуй в нашу первую встречу!       Лютик рассмеялся, покачал головой.       — Это… О боже… Я уже и забыл! Такое ребенку не расскажешь… И ты же не мог даже подумать, что спустя всего шесть лет… Отгрызешь руки любому, кто так посмеет со мной сделать…       — Если бы кто-то уронил тебя во время беременности, я б не только руки сгрыз, Лютик…       Лютик умильнулся и потерся о его щеку своим носом.       — С Эскелем было бы не так…       — А как? Еще лучше?       — Сейчас укушу.       — Кусай. Люблю когда ты кусаешься и царапаешься.       Лютик покачал головой и ласково укусил его за мочку уха.       — От Эскеля я бы не смог забеременеть…       — Уверен?.. Ты, может, такой вот особенный омега, которой от ведьмаков может?..       — Нет, дело не в этом… Нет, ну в этом тоже, но так, наполовину… Мои гены во многом помогают, но нам… В этой ситуации помогла именно предназначенность… Иначе бы не вышло.       — Думаешь?       — Мне так врач сказал… И еще, Ламберт, из-за тебя, козла упертого, мы и ждали эту беременность хер знает сколько.       — Не понял! — воскликнул недовольно Ламберт.       — Я же спрашивал… Мол, а как так вышло? Мы же пытались по-всякому, и никак… А тут… забеременел? Неужели просто удача? Оказалось, что важна была метка. Она как-то специально мой организм адаптирует под это все… Вот в нашу первую зиму и вышло, что я сразу забеременел… Были очень благоприятные условия. И течка, и метка, и первый партнер… Это очень способствовало… А потом, после того, как ту покромсали и новую не поставили, мой организм как бы тебя отторгал.       — Так, стой! Я тебе метку поставил в первую брачную ночь, забеременел ты только спустя год!..       — Зависит же от цикла течки, Ламберт! Это тебе не процесс раз-два и готов! Там все сложно!       — Я уж верю, что сложно… Там человек… сделался. В любом случае, зато мы успели пожениться. Представь, как бы сложно было с ребенком на руках обручиться!..       — Ну да… Тут ты прав. Ладно, это все уже в прошлом… Сейчас у нас все хорошо. И с нами, и с… и с Каем, — он улыбнулся. — Слушай, как хорошо имя-то легло! Кай… Кай. Мне нравится.       — Я рад. А теперь давай-ка спать, ты и так утром уставший просыпаешься, сейчас еще и полночи бухтеть будем…       — Ламберт… А я не хочу спать.       — А чего же ты хочешь?       — Тебя, — он улыбнулся, — когда мы с тобой милуемся, я каждый раз вспоминаю все… Всё, что между нами было, любуясь тобой, и… так хочется…       — Лютик… Я даже не знаю. Мне прошлого раза хватило…       Лютик покачал головой и, подавшись вперед, укусил за губу. Мягко обнял его за шею и погладил по волосам. Провел рукой по плечам, груди и зажал сосок меж пальцев. Ламберт шумно выдохнул и отстранился от него, посмотрев в глаза.       — Лютик…       — Это не из-за секса. Ты видел, что это случается иногда и просто так… Ламберт, давай не будем терять время?.. Сейчас я себя комфортно чувствую, а ближе к последним неделям мне, возможно, будет уже неприятно… Давай, малыш, ты такой красивый…       Лютик улыбнулся, видя, как у Ламберта глаза загорелись.       Он рыкнул и подался вперед, целуя, обнимая и гладя.       — Я люблю тебя, — сказал он в поцелуй, начиная плавно стаскивать с Лютика белье.       — Да… Да, и я тебя. Покажи, как ты меня любишь.       Ламберт рыкнул и навалился на него всем телом, млея от ласковых поглаживаний.