Baby blue love

      Лютик не шибко надеялся забеременеть до течки, но он все равно тщательно следил каждое утро за своим состоянием. Может хочется есть больше обычного? Или тошнит?       Но нет, абсолютно точно никаких изменений.       Но он не расстраивался. Может еще и контрацептивы повлияли, он их долго принимал, хоть и следовал рекомендациям врачей: делал перерывы и менял, но все-таки…       Все-таки спешить им было некуда, так что Лютик просто жил обычной жизнью, хотя уже замечал изменение отношения к нему. Все будто бы стали аккуратней и даже не ссорились при нем. Вроде, что перед беременностью тоже нельзя нервничать. Лютик только хмыкал.       Он пережил столько пиздеца рядом с Ламбертом, столько раз перетрепал себе нервы, что уже начинал просто абстрагироваться от всего этого и быть спокойным.       Даже когда они застряли в таверне, ему хватало одного взгляда на Ламберта, чтобы взять себя в руки, но он не отказывался от лишней заботы и внимания. В конце концов, обычно он получал его через выступления, а сейчас же надо было как-то компенсировать!       Так что зная, что сейчас вряд ли случится чудо, они просто снова вдоволь натрахались, заебав всех своими криками, охами и абсолютно удовлетворенно-затраханными лицами, когда появлялись на ужине.       Подходил к концу декабрь. Течка должна была начаться через недели полторы, как правило задержка если и была, то на день-два, и никогда больше.       И ее Лютик ждал с благоговением и трепетом, едва сам не смеясь с того, как, наверное, это глупо выглядит со стороны. Едва не молится на период, когда единственное, на чем ты можешь существовать, так это на крепком члене.       Однако рядом с Ламбертом он не ощущал себя плохо или как используемое тело. Нет, даже на пике этого больного желания он оставался любимым, желанным и прекрасным.       Ему казалось, что только Ламберт мог заставить его чувствовать себя так в самые необходимые моменты.       И эта течка абсолютно ничем не отличалась от любых других. Еще в прошлом году это стало просто периодом. Он не был неприятным или достающим. Он был, и Лютик просто наслаждался им, давал наслаждаться собой и телом Ламберта.       И особенно он наслаждался ей в момент, когда знал, как высока возможность зачать ребенка.       Ведь в прошлый раз, как он высчитал, он как раз и забеременел во время нее. Они даже делали абсолютно все, как и в первую течку.       Ламберт любил кончать на бедра или живот, но не в этот раз. Ламберту думалось, что если он хоть раз высунет раньше нужного, то Лютик ему что-нибудь откусит. Член непременно.       Под конец течки, когда Лютик лежал рядом с Ламбертом, прислушиваясь к своим ощущениям, чтобы понять: это пауза или, все-таки, они отмучались, он невольно улыбнулся, думая о том, что это его последняя течка в этом году. Скорее всего. Он надеялся.       — Ну? Что мне скажет командир? Если что, то я сейчас смогу предоставить только язык и пальцы.       — И фаллоимитатор, — усмехнулся Лютик. — На котором ты так сто…       — Лютик, я не понимаю, из всех наших сексуальных практик тебя эта так впечатлила, что ли?       Лютик широко улыбнулся.       — Ага. Я не думал, что меня это так заведет.       — Я больше не дамся.       — Да успокойся, я и не прошу… А если по теме, то вроде... Вроде все. Если я внезапно не захочу через час, как это было на прошлой.       — Ну… — Ламберт посмотрел ему в глаза. — Тогда поздравляю с, скорее всего, успешным зачатием.       Лютик довольно улыбнулся и потерся носом о его челюсть.       — Зато я точно знаю, что он был зачат в о-о-о-очень сильной любви.       — О да, я бы сказал чрезмерной любви, которая наполняла тебя до краев.       — Ты очень сильно озабочен своей спермой, Ламберт.       — Когда-то она совершила чудо, — рассмеялся он, чмокнув Лютика в лоб. — Ладно, немного полежу и отнесу нас двоих в бадью.       — Мг.       Лютик был уверен, что вот он точно забеременел. С этого дня он беременный.       Некоторые подшучивали, мол, свершился святой акт, осталось только дождаться пришествия. Лютик лишь закатывал глаза и продолжал пить прописанные ему не то витамины, не то еще какие-то странные штуки.       Изменений в теле никаких не наблюдалось, но Лютик и не рассчитывал, что у него с первой недели начнется токсикоз, отечность и жуткий аппетит по утрам.       Так что он просто терпеливо ждал, и каждый раз растекался в ласковой улыбке, когда по пробуждению Ламберт целовал его в щеку и мягко гладил по животу под сорочкой. Лютику думалось, что он не был никогда таким счастливым и поражался всего одному: откуда ж в нем столько светлого было? Как же в нем все это умещается?       Нет, не так.       В них.       Лютик занервничал. Ко второй неделе он занервничал. Ламберт успокаивал его и говорил, что за две недели там даже зародыша нет, что же он тогда хочет почувствовать.       — Сам вспомни, когда у тебя симптомы начались? К концу первого месяца? Ну вот и все. Первый месяц там только все формируется и…       — Я знаю, что там происходит первый месяц! — перебил его Лютик. — Я достаточно изучал информацию!       — Тогда хватит может думать, что все пошло крахом? Первый месяц даже дергаться не надо, лучше иди ко мне.       Лютик выдохнул и кивнул, потом спокойно присел к нему на колени, обняв за шею и зарывшись носом в темную макушку, пахнущую еловым маслом. И запах Лютика совсем не менялся. Может, он и вправду просто торопится?       Что он хочет от набора клеток в первые недели? Изменения в самом организме едва заметны, куда уж тут до реальных их проявлений.       Так что Лютик продолжил жить, как жил.       А потом была середина февраля и, по расчетам Лютика середина второго месяца. И понял он, что нет никакого второго месяца.       Он чувствовал себя слишком хорошо, не менялся аппетит, вес, фигура, реакции, ничего. Ничего из того, что он ощущал в прошлый раз.       Он посмотрел в окно, уперевшись лбом в стекло. Его парализовал странный ужас, ведь... у них были все условия для успешного зачатия, они регулярно занимались сексом, не пользовались противозачаточными…       — Лютик?       Лютик лениво повернул голову к Ламберту, который стряхнул остатки снега и, закрыв дверь, вошел в комнату, снимая куртку.       — Что с лицом?       Лютик не отвечал, молча смотря за тем, как Ламберт раздевался.       — Детка? — настороженно протянул Ламберт и, отложив промокшую одежду на стул у камина, медленно подошел к Лютику. — Что-то болит?       — Не знаю, а у тебя не болит осознание, что единственный наш шанс завести ребенка остался, блять, сгустком крови? — гаркнул Лютик с обидой, и сам дернулся от того, что звучало это так, будто Ламберт был виноват. Он опомнился и покачал головой: — Нет, ничего, прости.       — Я не понимаю. Лютик, может в этот раз просто легче проходит? Ты не нервничаешь, у тебя идеально подобранное питание и…       — Врач приходил, я попросил Йен еще неделю назад. Знал, что на этом сроке врач сможет обнаружить беременность. Обнаружил. Вернее ее отсутствие. Я не беременный, Ламберт, и от тебя никогда таким не буду.       Ламберт изменился в лице. Какая-то детская растерянность, страх, горечь перемешались в его глазах, и Лютик невольно сжал на нем рубашку в кулаках, будто боялся отпустить.       Ламберт молчал, смотря на пол. Плечи у него опустились, уголки губ тоже. Взгляд показался потерянным. Он сказал:       — Прости, я не знал…       — Не извиняйся. Нам обоим паршиво.       — Просто…       — Да-да, я знаю, о чем ты подумал. Не встретил бы тебя, нашел бы другого мужика, у которого сперматозоиды рабочие, и был бы счастлив. Охуенная мысль, правдоподобная, блять, как наличие у меня магических способностей. Не был бы я счастлив с другим альфой, Ламберт, и ты это знаешь. И нет тех обстоятельств, в которых я бы тебя не повстречал. Мы с тобой предназначенные, а значит так нужно. Кто знает, вдруг я бы во время родов умер бы?..       — Лютик…       — Не делай это лицо, и не говори мое имя таким голосом, будто я умер еще вчера. Да, хреново, а что сделать?       — У меня чувство, будто я с горы упал в море, — с горькой усмешкой сказал Ламберт.       — Да… Я понимаю. Каждое утро мы просыпались с мыслью, что все получится, представляли, как будем жить. Планировали свою невозможную жизнь. Мы сами виноваты. Ламберт, мы слишком наивны в этом плане. Теперь мы, во всяком случае, поняли.       — Смешно, наверное, но я сейчас стою и жду, когда ты скажешь, что это шутка, и на самом деле у нас получилось.       Лютик покачал головой и с усталым выдохом прижался щекой к его плечу. Ламберт обнял его в ответ.       — Нет, не скажу. Это не шутка… Я не беременный. Я испугался, что что-то там подпортил себе противозачаточными, или выкидыш, или киста, помнишь? Но нет, он снова меня обследовал, все хорошо. Просто…       — Просто я бесплодный. Лютик, я знаю… Что будем делать теперь?       Лютик сильнее его обнял, теснее прижался, прикрыв глаза.       — То же, что и обычно… Поедем путешествовать и жить. А потом… Когда сможем отойти и полностью принять, мы подумаем над тем, что выберем: возьмем младенца из монастыря или можно… Найти альфу, который меня… Ты понимаешь. Он отчасти нам будет родным тогда.       Ламберт кивнул, но эти слова так и не дошли до него. Мысль о том, что у них будет их ребенок, родной, въелась прочно в мозг. Но он обязательно поймет, просто немного позже… Когда так больно не будет.       Ламберт искренне поражался силе Лютика. Его спокойствию. Он вправду вел себя совершенно спокойно, будто его ничего не волновало. Что он так легко это принял, а Ламберт в груди вместо сердца кусок камня носил.       Спокойно Лютик рассказал про ситуацию за ужином, Эскель хотел начать его успокаивать, но Лютик пресек его, сказав, что жалости к себе он не хочет.       Ламберт поражался этому. Ведь Лютик… Так хотел, он был так рад и счастлив этой мысли, а теперь... Теперь так легко это принял?       А в один из вечеров Ламберт нашел Лютика в библиотеке. И он понял, что Лютику, на самом деле, было еще хуже.       Он, как и Йеннифер в свое время, вчитывался в книги, искал способы забеременеть.       На секунду Ламберта даже охватил ужас: а что если Лютик станет, сродни Йеннифер, одержим этой мыслью? Всю жизнь будет жить и идти на крайние методы, на абсурд и опасные дела, лишь бы получить свой минимальный шанс.       Однако как повлиять на это он не знал.       Лютик, заметив его, только моргнул и странно улыбнулся.       — Обнадеживаешь себя? — спросил Ламберт вяло.       — Я… просто читаю статистику… И все. Много интересного нашёл и…       — Лютик, — пресек его Ламберт холодным голосом. — Брось это. Если не нашла Йеннифер, то ты и подавно.       — Ты, конечно, извини, но у Йеннифер и матки нет, а…       — А у тебя нет моих яиц с рабочими сперматозоидами. Это одинаковые понятия.       — Нет! — гаркнул Лютик, захлопнув книгу. Ламберт аж вздрогнул от этого звука. — Тогда как же я от тебя забеременел тогда?! Значит есть шанс, есть...       — Нет шанса, Лютик! Не такими способами, во всяком случае. В прошлый раз ты забеременел не втирая в нас кровь единорогов, так что... Делай вывод сам, Лютик, ты не так глуп, как сейчас из себя строишь, лишь бы избежать боли.       Лютик поджал губы и откинул со злости книгу.       — Избежать боли! Как будто это плохо!       — Нет, не плохо. Но не такими способами. Надежда, заранее обреченная на ее несбыточность, приносит боль куда более сильную чем та, что ты испытал бы сейчас.       — Зато ты вот смотрю легко с этим смирился, да?       — То, что я не реву ночами не значит, что я легко с этим смирился. Лютик, я просто хочу… Чтобы ты не увяз в этом, чтобы не сделал себе больнее. У меня есть только ты, и поэтому я стою здесь и говорю это. Ты прекрасно это знаешь.       — Знаю… — сипло прошептал Лютик и сглотнул комок в горле.       Ламберт покачал головой и прошел к нему, присев рядом и обняв за плечо, прижимая к себе. Лютик судорожно выдохнул и покачал головой.       — А я… Я имя уже придумал… Подумал о том, как нам будет сложно первое время. О том, как спина будет болеть на последних месяцах… К родам уже едва не начал мысленно готовиться.       — Лютик, я понимаю. Я думал об этом не меньше. Думал о том, как сильно ты разозлишься, если я предложу назвать ребенка Айденом.       — Как-то это... не по-христиански.       Ламберт усмехнулся и чмокнул Лютика висок.       Они посидели молча какое-то время, пока Лютик не сказал обреченным голосом:       — Я... я не смогу бросить все это пока не проверю. Просто не смогу это оставить.       — Мы можем проверить что-то из этого, но ты должен заранее быть готов, что ничего не поможет. В конце концов… Мы в самом деле можем найти другого альфу. Нынче их тщательно отбирают для такой роли. Дадут нам его биографию, и все такое… Можем найти даже специально брюнета…       — Представляю, как в меня кончает незнакомый мне мужик, а потом я ношу от него ребенка, и мысль, будто бы я нашпигованная яблоками свинина на праздничном столе…       — Мрак, — фыркнул Ламберт. — Это совсем не так. Этим часто пользуются однополые семьи, и нормально. Никаких тебе свиней и яблок.       Лютик тяжело выдохнул и зарылся носом в шею Ламберта, сжавшись в плечах и сильнее к нему прижавшись.       И, в общем, это и было ответом.       После Каэр Морхена для Ламберта начался какой-то бессмысленный и беспощадный аттракцион. Секс начал превращаться из удовольствия и наслаждения друг другом в какой-то ритуал. Ему хотелось уже выть на луну от безнадежности происходящего. Секс в определенной позе, с какими-то отварами, секс, обдолбавшись зельями, секс, ограниченный временем. А сколько ж Ламберту дряни приходилось глотать ради Лютика, чтоб тот, наконец, понял, что все это тупо и бессмысленно.       Два месяца прошли для Ламберта в одном сплошном ожидании, когда Лютик перестанет превращать приятное и простое действие в акт издевательства. Ламберт даже иногда просто кончить не мог под эту атмосферу.       Один раз, глядя в потолок, он сказал:       — Лютик, я люблю тебя, правда люблю. Но если это все не прекратится в ближайшее время, то я вообще перестану с тобой сексом заниматься. Могу тебе в бутылку надрочить, а ты хоть целебные маски себе из моей спермы делай.       Лютик только фыркнул и, оперевшись на локоть, сказал:       — Я хоть что-то пытаюсь делать.       — Ага, только мне приходится добывать эти хитровыебанные ингредиенты в большинстве случаев.       — Вдруг это поможет?!       — Ага, осталось только обмазаться кровью девственниц и трахнуться на алтаре под молитвы сектантов. Чтобы наверняка.       — Много ты понимаешь.       Ламберт не ответил.       Не хотелось в сотый раз повторять, чем все это кончится. Истерикой.       Истерикой Лютика, когда он очнется и поймет, что все бессмысленно, все нелепо, а он просто тратил время зря и вместо того, чтобы пытаться приходить в обычное русло жизни, учиться заново наслаждаться друг другом, он падал в неясную бездну.       Страдал ради ребенка, которого у них не будет, и мучил еще и Ламберта.       Будто бы самому Ламберту было приятно жить с неясным огоньком надежды, который Лютик зажигал своим неутомимым фанатизмом и безудержным желанием.       Но в мае, на Беллетэйн это, все-таки, начало подходить к концу.       Закончилось, как Ламберт и предполагал, это все истерикой.       Обычно они проводили Беллетэйн пьяные и веселые, наслаждаясь друг другом на природе, купаясь в этом полуфантомном состоянии окружающего праздника, в бесконечном запахе вина, молодости и желания.       А в этот раз все было, конечно, наперекосяк.       На улице темнело. Они могли бы пойти развлечься на Беллетэйн, но Лютику было не до праздников.       — Это что, кровь? — Ламберт посмотрел на баночку с какой-то странной жидкостью в ней. Она была вязкой и плотной. — Я это пить не буду.       — Это вроде и не надо пить, — фыркнул Лютик, присев на стул и доставая смятые желтые листы. — Это вроде древний рецепт, тут надо…       Лютик прищурился, бегло читая рекомендации. Ламберт стоял и следил за ним. Он уже подумывал воспользоваться услугами чародейки, чтоб та что-то сделала с этим фанатизмом. Неужели было так сложно сложить два и два? Йеннифер положила на это почти всю свою жизнь, живя этой мечтой, а она была чародейкой, и ресурсов у нее было больше, и то, ничего у нее не вышло.       Но Лютик считал, что у них все будет наоборот.       — В общем, — он выпрямился, и Ламберт заметил какую-то неясную тень отчаяния на его лице, которую, на самом деле, в последнее время он видел слишком часто. — Тут есть что-то вроде заклинания… Его надо потом разобрать. И… суть тут в знаках. Они рисуются на... Так, низ живота омеги и…       Он сделал паузу и неясно улыбнулся. Дочитал до конца, открыл рот, хотел продолжить, а потом отложил листок и махнул рукой.       Ламберт насторожился. Лютик плюнул на это слишком легко для человека, который жил этим последние месяцы.       — Лютик? — Ламберт отставил странную бурду красного цвета на столик и плавно подошел к Лютику. — Свет мой, ты чего?       — Я занимаюсь хуйней, — ответил он быстро и без запинки. — Нарисовать неясной жижей у меня что-то на животе, а у тебя — на члене. Охуенно. Давай тогда мне на матке, а тебе на яйцах, почему нет?       — Лютик…       Ламберт покачал головой, а потом присел рядом, обняв его и чмокнув в лоб.       Хотелось сказать: «я же говорил, что ты поймешь, что это бред и тебе будет больнее», но Ламберт не был настолько идиотом. Лютику было плохо все это время, даже хуже, чем Ламберту, и сейчас, начиная осознавать масштаб, Ламберт заметил в его глазах неясное отчаяние. Такое же он видел в своих глазах первую неделю, когда переваривал эту мысль.       — Лютик, детка, послушай… Просто плачь, хорошо? Тебе станет легче.       — Не станет…       — Станет. Слезы помогают. Ты долго в себе это копил, показывал, что ты сильный, что можешь сам это переварить. Можешь, но поплачь, малыш, тебе просто нужно наконец расслабиться.       Лютик поджал губы, шмыгнул и уткнулся носом в его шею. Минут пять он сидел неподвижно, ровно дыша, а потом издал пронзительный скулеж, словно раненый зверь, и заплакал навзрыд. Сразу и резко.       Ламберт просто был рядом и обнимал его. Молчал, потому что говорить что-то было бессмысленно, и он делал все, что мог: был рядом и обнимал его, давал Лютику почувствовать, что никто его не обвиняет за слезы и за слабость, что это позволительно, что это нужно ему.       — Я не... Я не понимаю, Ламберт! — выкрикнул он в сердцах. Это было так странно: Лютику было больно, а Ламберт ощутил облегчение. Наверное от того, что впервые за все эти месяцы он увидел именно Лютика. Его эмоционального живого Лютика, а не странную куклу, которая едва с ума сходить не начинала.       — Что не понимаешь, солнышко?       — Почему… Почему это… это так?! Ведь… Все могут, а мы... мы нет?! У меня в голове не укладывается, что у нас не будет ребенка! Это вранье, это…       — Это не вранье, Лютик, не делай себе хуже. Но у нас есть другие спосо…       — Не хочу других способов, я хочу, чтобы этот ребенок был от тебя! Я не хочу носить под сердцем ребенка от какого-то там брюнета с неплохой биографией!       — Тогда приют.       — Ага, и не знать, какие там у него были родители?! Может шизофреник и алкоголик! Ламберт, я... я… я не могу об этом думать, правда, просто не могу! Это сводит меня с ума!       — Я уж вижу, — выдохнул он печально и удобнее усадил Лютика на своих коленях поглаживая по пояснице. — Я знаю, это больно. И тяжело поверить в это… Мы ведь думали все эти года, что сможем. Представляли, планировали, а теперь нам надо жить понимая, что… Пока не получается. Кто знает, может, получится потом? Как в прошлый раз? Чистая случайность.       Внезапно Лютик расслабился. Всхлипнул и посмотрел на Ламберта широко раскрытыми глазами.       — Думаешь, что так может быть еще раз?       — Да. Но надо помнить, что от нас это не зависит. И не планировать ничего. Просто… жить дальше. А там, гляди, будет у нас к тому времени двое не наших, а ты оп, и забеременеешь от меня.       — Но я не хочу, чтобы в меня мужик какой-то кончал…       Ламберт рассмеялся, погладив Лютика по пояснице.       — Никто в тебя кончать незнакомый не будет, хватит. Просто… прими это пока, ладно? Мы ничего не можем сделать, не можем на это повлиять. Но мы так же не влияли на нашу встречу, на то, как близки друг другу стали и на ту беременность. Просто… успокойся, Лютик. Посиди, подыши, нам некуда бежать. Ты еще молод, очень молод.       Лютик кивнул и всхлипнул, потом зафыркал от щекотки, когда Ламберт поцеловал его в прикрытое веко.       — Пойдем… — тихо прошептал Лютик, беря его руку в свою, — пойдем на празднование? Выпьем, станцуем… займемся сексом. Просто сексом.       — Если ты не забыл, как это делается.       — Вспомню, даже если и забыл.       Ламберт улыбнулся и кивнул, заправив русую прядь за ухо, снова подмечая их немного заостренную форму. Он мягко улыбнулся и сказал:       — Пообещай мне, что бросишь все это. Бросишь и попытаешься просто жить. Жить своей жизнью, а не этим больным желанием… Неприятно же понимать, что ты тратил это время зря. Мы можем радоваться и наслаждаться, не страдать и не насиловать друг друга.       — Можем…       — И мы это сделаем, правда же?       Лютик резко сжал его руку и кивнул. И потом сказал, уверенно и спокойно:       — Я обещаю тебе, Ламберт.       Ведьмак кивнул, не прекращая улыбаться.       — Я люблю тебя, пташка.       — И я тебя.       Ламберт подался вперед, чмокнул его в приоткрытые, немного опухшие от слез губы, и Лютик улыбнулся ему в ответ, поглаживая тыльную сторону ладони.       Ламберт мог только радоваться, что Лютик хотя бы понял необходимость… бросить все это. Как скоро он это примет и сможет ли в самом деле прийти в себя он не знал, но Ламберт поможет ему в этом. Сможет отвлечь, сможет напомнить о жизни.       Сделает что-нибудь, чтобы Лютик перенес свое внимание на другие вещи.       Ламберт посмотрел на его руку, которой он гладил его и подумал, что да, он обязательно сделает это.       И Лютик сможет сделать свой первый полноценный вдох.       А сейчас их ждал Беллетэйн, вино и нежное, полное чувственности занятие любовью.       Лютик пусть и перестал носиться с зельями, заклинаниями и странными рунами на полу и телах, но легче тому, казалось, не становилось.       Ламберт выучил его долгие взгляды, на омегах с детьми, на просто гуляющих ребятишках. Он даже не мог спокойно пройти мимо кошки с котятами, и то смотрел на нее таким взглядом, будто его предали.       Ламберт старался его отвлекать, да и сам Лютик старался, но все же... Все же смотреть на такого Лютика Ламберту было невозможно.       Лютик пытался отвлекаться на выступлениях, и у него это даже получалось. Он подолгу пел, зарабатывая больше положенного, потом немного пил, потом они занимались сексом, и весь вечер проходил для Лютика легко. И на утро тому вроде было абсолютно нормально, а потом… А потом что-то да происходило, что напоминало Лютику о их ситуации.       Ламберт знал, что Лютику надо дать что-то, что займет его на хороший месяц. Можно, конечно, пойти дать себя повалять кикиморе, валяться месяц без сознания, но как-то это было уж чересчур радикально.       А потом идея, наконец, пришла, и Ламберту только оставалось верить, что она будет рабочей и поможет Лютику отвлечься.       — Я, кажется, чуть голос не сорвал, — пожаловался Лютик, вернувшись к Ламберту и положил мешочек с деньгами на стол.       — Правильно, тебе еще ночью во весь голос стонать, надо беречь.       Лютик цыкнул и закатил глаза.       — А я вот не хочу с тобой сегодня сексом заниматься.       — Ну значить ржать во весь голос как умалишённый от того, что выпьешь.       — Много ты понимаешь!       — Ну, я же не издеваюсь. Наоборот рад, что вечерами ты либо смеешься, либо стонешь, или… — он мягко встал и обнял Лютика за талию. Тот мурлыкнул и прижался к нему, — или смеешься и кончаешь одновременно.       Лютик фыркнул.       — Я не виноват, что иногда у меня такая реакция на оргазм.       — Да-а-а. Это когда он особенно интенсивный, и тебя аж едва не скручивает от удовольствия... Как у тебя тогда ножки дрожат, м? А еще ты можешь плакать, когда кончаешь.       — Так, видимо, ты хочешь, чтобы я тебе отсосал прямо посреди таверны?       Ламберт рассмеялся.       — Нет, я хочу прогуляться. Тут ужасно шумно и воняет… Уже голова болит.       Лютик кивнул и, допив его эль, забрал деньги и пошел к выходу. Ламберт забрал его лютню к себе, зная, что после выступлений Лютик был ужасно уставший, так что он не нагружал его.       Было начало июня и наступившие ночи были теплыми и приятными. Воздух был чистый, ветер лёгкий. Ламберт любил такие ночи, зачастую они даже спали под отрытом небом, несмотря на то, что спокойно могли снять комнату. Было что-то в этом особое.       — Я Вальдо, кстати, встретил, — Лютик прижался к Ламберту, обняв за руку, и медленно семеня рядом.       — Он меня уже не боится?       Лютик рассмеялся.       — Он свято уверен, что ты до сих пор злишься на тот поцелуй.       — Ну да, так злюсь, что за пять лет и слова ему не сказал при встрече. Я уже и забыл, что это было вообще.       — Зато он помнит. Я тоже, кстати, смутно припоминаю, о чем он там. Ладно. Завтра хочу с ним встретиться, только пить не буду… А у тебя какие планы? Задания есть какие?       — Не смотрел пока, завтра гляну, — пожал плечами Ламберт и резко остановился у реки, на мосту.       Лютик шмыгнул носом и тоже замер, смотря на воду, поглаживая Ламберта по руке.       — Знаешь, ночи всегда такие мистические. Не находишь? Есть в них что-то… Вообще во всем что-то есть, только день скучный. А утра, вечера, ночи… Всегда какие-то особенные. А день я не люблю.       — Потому что день существует для самых обычных дел. А вечерами случаются всегда самые интересные и приятные вещи.       — Кажется, наши отношения не нормально, но начались… Утром?..       — Не знаю, смотря про что ты. Для меня они начались ночью, после того, как мы играли в никогда не. Когда мы с тобой поцеловались впервые.       Лютик мурлыкнул и потерся щекой о его плечо.       — Да, в ночи будто есть все… А казалось бы, ночью надо спать. Но если спать, то можно пропустить все самое интересное!       — Да. Хорошо, что мы не легли еще спать.       Лютик не совсем понял, о чем он, но кивнул, смотря на воду.       Ламберт опустил взгляд вниз.       — У тебя шнурки развязались, — улыбнулся он и резко присел на колено, завязывая.       Лютик умилился, смотря на это. Его каждый раз покоряло то, что Ламберт был обходителен в любых мелочах. Всегда ухаживал за ним, заботился, проявлял знаки внимания. Лютик едва не таял каждый раз.       Посмотрев на воду, Лютик сказал:       — Так странно… Почти пять лет прошло, а каждый раз, когда я смотрю на тебя, я ощущаю ту же самую трепетную нежность и восторг, что и в первый раз… Тогда я думал, что это от влюбленности, расцвет чувств… Но нет, это и есть мои чувства к тебе. Ты что там, застря… Ламберт!       Лютик, опустив взгляд, едва не крикнул и подскочил на месте, намертво вцепившись пальцами в поручень. Сердце ударилось о глотку.       Ламберт широко улыбнулся.       — Ты выйдешь за меня, Лютик?       Лютик прикрыл рот рукой, смотря на коробочку в его руках. Он даже с трудом кольцо в ней разглядеть мог. Скромное обручальное кольцо.       Лютик судорожно выдохнул, оторвав руку от своего рта и сначала судорожно закивал, будто боялся не успеть, а потом крикнул:       — Блять, да, конечно!       Ламберт рассмеялся и медленно встал с колена, смотря в глаза.       — Это… это не шутка? — промямлил Лютик, смотря на кольцо. Такое начищенное, что блестело в блеклом свете луны.       — Да, знаешь, я по приколу купил парные обручальные кольца и еще… Смотри, — он достал кольцо и повернул к Лютику так, чтобы тот видел оборот. — Тут написано, — тупо и тривиально, но на что хватило фантазии — волк. А на моем «Лютик». Просто… да, эту тупо и…       — Нет, это романтично и мило! — взвизгнул едва не на ультразвуке Лютик.       Ламберт рассмеялся.       — Может дашь мне свою руку?..       Лютик ошалело закивал головой и сначала протянул левую, а потом, опомнившись, правую. Затаив дыхание, он уставился на то, как Ламберт аккуратно надел на безымянный палец кольцо, потом просто уставился на него, смотря, как красиво оно переливается.       — Я думал… Думал, что ты не сделаешь мне предложение…       — На это и был расчет, — кивнул Ламберт и, все еще не выпуская его руки, чмокнул в тыльную сторону ладони, а после выпрямился. — Теперь ты официально мой, Лютик.       Лютик посмотрел на него с таким блеском в глазах, что у Ламберта едва дух не перехватило.       — Надень свое! Оно же с собой, да?!       — Да.       Ламберт кивнул. Второе он уже просто достал из кармана, без бархатной коробочки.       — Покажи, что там тоже написано, — Лютик буквально вжался в него и всмотрелся в кольца. Да, на обратной стороне было написано «Лютик». Он расплылся в широкой улыбке и буквально вжался в Ламберта. — Дай я надену, — он аккуратно забрал кольцо, и почти с трепетом благоговения аккуратно надел его на Ламберта, а потом крепко сжал его руку в своей. — А мы же… мы будем… ну, у нас будет свадьба?!       Ламберт медленно кивнул, с улыбкой глядя на восторженное лицо Лютика.       — И у меня будет свадебный костюм?! Стой-стой, а я… я могу же сам заказать у портного? Какой я захочу?! Даже если это будет очень дорого!       — Можешь, Лютик. Свадьба всего одна. Но я не собираюсь напяливать на себя эти отвратительные костюмчики.       Лютик почти обиженно фыркнул.       — Ламберт, ты женишься не на крестьянке какой… Как будто я собираюсь надевать беленькую рубашенку из сукна, о нет, мой милый, нет! Это будет… Ламберт, ты обалдеешь от дизайна! У меня в голове уже тако-о-о-ое!       Ламберт рассмеялся и, обняв за талию, прижал его к себе, поцеловав, пытаясь хоть так куда-то деть лавину всех чувств, что вызывал в нем Лютик своей радостью и эмоциями.       Лютик прижался к нему в ответ и обхватил его лицо ладонями, улыбаясь в поцелуй, хотя поцелуем это было, конечно, проблематично назвать.       — А гостей позвать можно? Мне Присцилла сказала, что хер ты меня замуж позовешь. И мы поспорили, что если позовешь, то на моей свадьбе она будет обязана исполнить чеканную монету одетая только в нижнее белье. И Вальдо тоже так говорил… и еще одна моя знакомая из Оксенфурта…       — Ничего себе ты шоу готовишь для наших холостых друзей. Зови кого хочешь, Лютик.       Лютик улыбнулся и кивнул, снова целуя и прижимаясь ближе.       — А в нашу… нашу первую брачную ночь ты наконец поставишь мне метку. И я твой. Твой-твой-твой. Тысячу раз твой.       Ламберт довольно улыбнулся и кивнул.       Да. Лютик его.       Ламберта Лютик.       Лютика Ламберт.