Baby blue love

      — Вам нужна именно Мадам? — управляющая моргнула, осматривая их двоих. — Вы не за омегами, так?       — Как проницательно с вашей стороны, — кивнул Ламберт. Лютик рядом лениво осматривал главный зал, а особенно — здешний бар. Он был хорош. Лучше, чем в тавернах, где ему приходилось бывать.       — Но она никого не ждала, а без приглашений мы не пускаем. Не думайте, что раз она заведует этим местом, то у нас тут черти что! Если что, то все наши проверяются раз в месяц у двух разных вра…       — Поздравляю вас с этим достижением. У нас к ней вопрос делового характера. Это важно.       — Насколько? — она прищурилась, сложив руки на груди. Ламберт не любил таких женщин. Пускай о нем думают все, что угодно, но женщины-беты для него были невыносимы. Если альфы всегда проявляли стойкость, омеги — неуловимую глазу хрупкость, то эти… к этим никогда не поймешь, что ты чувствуешь. С одной стороны надо надавить, иначе никак, но с другой Ламберт не привык использовать какую-либо силу против омег. Это было не в его правилах.       — Очень важное. Сохранность этого заведения в том числе.       Девушка перевела взгляд на Лютика. Лютик уже мечтал о бутылочке красного полусладкого, урожая года этак пятилетней давности. Его мало уже интересовал бордель и Зелиса.       Мимо них прошел стройный парнишка. Ниже Лютика, с округлыми бедрами, и подмигнул Ламберту.       Ламберту подумалось, что он пользуется спросом со своей бледной кожей, белыми волосами и огромными глазами.       Лютик все еще думал о вине.       — Вы из королевской охраны?       — Боже милостивый, — закатил глаза Ламберт, — просто предайте ей, что к ней насчет Таулера. Не больше и не меньше. А дальше увидим.       — Если выяснится, что я бегаю зря, то с вас причитается. Время деньги.       — Обязательно, — кивнул он ей без интереса. Он проследил за тем, как девушка быстрым шагом пошла в сторону лестницы, а после перевел взгляд на Лютика. — Пойдешь со мной или предпочтешь пофлиртовать с продавцом при выборе вина?       — Что? Я не буду ни с кем флиртовать! — Лютик нахмурился, посмотрев на него.       — Мало ли. Вы это любите.       — А ты что, не против?       — Я уже смирился, что ты делаешь это неосознанно.       — Что? Я не делаю этого!       — Лютик, к твоему сведению, когда ты говоришь с альфой, постоянно улыбаясь, глупо хихикая и говоря высоким голосом — по нашему мнению это уже флирт.       — Мне что, надо ходить с таким лицом, как у тебя?       — Чудесное лицо, — фыркнул Ламберт.       — Особенно, если использовать его как сиденье…       — Ах ты. И этот человек не хочет заниматься сексом!       — Я тогда на тебя обиделся.       — Что?       — Что слышал.       Ламберт бы искренне хотел поинтересоваться, за что ему такие милости, хоть и знал, что диалог будет бессмыслен и беспощаден, к ним вернулась та девушка.       — Ладно, проходите. А вы… Вы что, тоже? — она уставилась впритык на Лютика.       — А что со мной не так?       — Я… Ладно, всякое бывает.       Лютик нахмурился и едва не споткнулся, когда Ламберт мягко толкнул его в спину, и тот сделал шаг вперед.       — Я не понял, что не так? — брякнул Лютик, идя по лестнице и все смотря через плечо на управляющую.       — Лютик, мы живем в тринадцатом веке, и если ты не занимаешь высокий титул и не чародей, то наверняка должен только ублажать мужа в постели. Мысль о том, что ты ходишь с ведьмаком на равных может свести с ума, так что лучше им и не знать…       — Какая глупость!       — Это устои общества.       — Глупые устои общества! О боже. Как представлю, если бы у меня не было этого дефекта… Знаешь, что бы со мной сейчас было?       Он сказал это таким голосом, будто с ним произошла бы трагедия и не меньше.       Ламберт остановился и, посмотрев в глаза, спросил:       — Что?       — Я бы уже детей нянчил от нелюбимого супруга, вот что. И из обязанностей у меня было бы шить, петь у окна и... его ублажать. Ужас!       — Я думал, ты не против нянчить детей.       — Ага, через лет десять, и от тебя, а не в двадцать от какого-то хрена с горы, которого буду видеть лишь тогда, когда ему надоест любовница… Боже, это просто ночной кошмар!       — Согласен, — кратко кивнул Ламберт. — Идем.       Найти кабинет, где была Зелиса, не было проблемой. На входе стояла стража, которая, однако, после того, как Ламберт представился, пропустила их.       В кабинете пахло спертыми женскими духами, от которых едва голова не болела. Права была Виенна — у Зелисы напрочь отсутствует вкус.       Она сидела на кресле, немного раскрасневшаяся из-за выпитого, и смотрела на них спокойным взглядом. Первым она заметила Ламберта, но, не задержав на нем взгляда, уставилась на Лютика. Она вскинула брови.       — А это что?       Лютик едва не подавился от возмущения.       Сколько… Сколько пренебрежения! И только от того, что от него пахнет омегой! Когда был бетой ни одного пренебрежительного взгляда от того, что он с ведьмаком! Никто не думал о нем, как о жалком дополнении к Геральту.       Ничего, — подумал раздраженно Лютик, — как закончим, первым делом напишу кучу баллад о смелых рыцарях-омегах! И каждый, блять, каждый будет знать эти баллады!       — Это моя совесть, — выдохнул Ламберт, осматривая кабинет. Пол был обит красным ковролином, стены были темно-зелеными, с золотой росписью по краям. Все было так дорого, что аж противно.       — Ясно. Водки? Могу предложить еще настойку мятную, самогон и…       — Я здесь не за тем, чтобы пить, — Ламберт огляделся и присел на небольшой диванчик. Лютик опомнился, однако только подошел ближе, садиться не стал. Ламберту показалось, что он ощущал себя неловко. Может так и было. Он не привык, что к омегам не всегда относятся серьезно, если у них при себе нет меча и отточенных навыков.       — Я знаю, — кивнула она. Для человека, лишенного вкуса, она была на удивление спокойной и расслабленной. Ламберт привык, что такие персоны, как правило, взвинчены и громкие до ужаса.       У нее были черные, чуть вьющиеся волосы, завязанные в небрежный пучок, смугловатая кожа и тонкие, для женщины, губы. Несмотря на это, она была довольно симпатичной, может быть даже красивой, но в какой-то момент Ламберт уже перестал различать женскую и мужскую красоту. После лица Лютика все стало казаться для него недостаточным.       — Птичка нашептала, что и Виенна, и Хаммонд таинственным образом мертвы… Надо же. Как вас зовут?       — Ламберт.       — Хорошо, Ламберт… Я знаю, зачем ты пришел, но прежде чем ты начнешь свои расспросы, позволь и мне спросить.       — Конечно. Я не спешу.       — К чему ты ведешь? К чему эти смерти?       — У меня про смерти спрашиваешь ты? Ты была наемницей, Зелиса, ты знаешь, что значит в нашем случае жизнь и смерть. Две крайности, равные между собой. Что мне до смерти и до жизни другого человека?       Лютик поморщился. Он до сих пор ощущал себя паршиво. Виенна была красивой и довольно веселой, хоть и имела проблемы с алкоголем. Лютик так и не понял, зачем Ламберт ее убил. Помнил страх, который ощутил, когда Ламберт использовал Игни и один из ее дружков загорелся.       Его крики долго стояли у Лютика в голове.       Он посмотрел на лицо Ламберта. Оно показалось ему незнакомым.       Он отвернулся.       — Ламберт, мы не это обсуждаем. Наемники есть наемники, наша цель ясна. А твоя?       — Вы как-то убили моего друга. Достаточно?       — Кто это был?       — Айден. Ведьмак из школы кота.       — Белый такой, да?       — Да.       — Помню.       — Поздравляю тебя с этим. Должно быть у тебя хорошая память, а значит ты можешь много чего мне рассказать.       Она посмотрела на Ламберта спокойным взглядом. Она прекрасно знала, чем может все это закончиться, и для такого человека была слишком спокойна.       — Почему ты пришел с омегой?       — Это не омега. Это мой партнер.       — И он от этого стал меньше омегой?..       — Почему вы говорите так, будто меня здесь нет? Я же не обсуждаю с Ламбертом, почему тут такое безвкусное сочетание цветов!       Ламберт кинул на него быстрый взгляд. Какой же он еще ребенок, Господи!       И, вместе с тем, едва он выцепил его силуэт, его лицо, как сердце у Ламберта наполнилось странной нежностью, какую он знал только с Лютиком.       Зелиса хмыкнула.       — Это не относится к делу. Я просто спрашиваю, что ведьмака связывает с человеком. К тому же омегой… Как ты заметил, ведьмаки не очень-то и бессмертны, а тут…       — Мы не обсуждаем моих друзей. Что ты знаешь о Таулере?       Она снова посмотрела на него и пожала плечами.       — Что случится, если я откажу тебе от дачи информации?       — Заставлю тебя ее дать силой.       Лютик вспомнил о тех криках и стонах. Он поежился и отвернулся, смотря на висящую картину. На ней, как он сейчас смог разглядеть, было изображено повешение. Он снова отвернулся.       Ему казалось, куда он не посмотрит в этом кабинете, все здесь шептало о самой смерти, все здесь о ней кричало и ею было.       Зелиса тяжело выдохнула.       — А что дальше? После информации?       — Откуда мне знать? Я не вижу будущее, Зелиса. Можем не затягивать и узнать все как можно быстрее.              Она тяжело выдохнула и откинулась всем телом на кресло. Она будто растеклась в нем, бесцельно уставившись в потолок, будто бы приняла для себя совсем любой исход.       — Таулер… Если был у Хаммонда, то знаешь, что он в Новиграде.       Новиград, — подумал отстраненно Лютик, — он хотел сразу же поехать туда, повеселиться, но сначала Ламберт поехал туда убивать. Ему стало холодно, кожа покрылась мурашками.       — Он поменял имя. Сейчас он Роланд Тройгер. Пытается начать новую жизнь, впрочем, как и я. У него был корабль «Жемчужина берега». Ходил на Скеллиге, к Хаммонду. Торговал сам знаешь, чем. Сейчас, как я знаю, он купец в Золотом городе.              Ламберт кивнул, про себя не веря, что, наконец, они обошли всех, кого только можно, все узнали, и дело осталось за малым.       — Спасибо за содействие, — он медленно встал и потянулся рукой к рукоятке меча.       Лютик дернулся и схватил его за руку.              — Зачем? — спросил он сипло. — Ты даже не знаешь, причастна ли она! Человек начал новую жизнь!       — Проституцией, — кивнул Ламберт.       Зелиса усмехнулась.       — Ламберт, если бы ты побольше общался с людьми, то понял, что в подобных борделях нет того беспредела, что есть в дешевых. Девушки приходят сами, мы следим за тем, чтобы клиенты над ними не издевались, проверяются на болезни раз в месяц… Все прилично. Если б ты знал, сколько девушек заработали здесь себе на безбедное будущее, то…       — Да мне чхать! И на девушек, и на твою причастность к этому! Ты там была и…       — И что?! — крикнул Лютик. — Ты… просто сотрясаешь воздух, Ламберт! Ты не знаешь всей это ситуации, и…       — Какой ситуации, Лютик?! Айден, блять, мертв, и…       — А ты убиваешь их! Но стало ли тебе легче?       — Ты не представляешь, какое я удовольствие получил от этого! И сейчас получу, если ты не будешь мне мешать, — он схватил его за предплечье, оттолкнув.       Зелиса усмехнулась и Ламберта кто-то схватил за плечо, дернув на диван. Он резко упал на него, зажмурившись, и почти тут же к глотке поднесли кинжал. Он замер, успел едва моргнуть, но Лютик, которого Ламберт так удачно оттолкнул на тот же самый диван, достав кинжал, вскочил так же быстро, подставив его к чужому горлу.       Стражник пораженно замер.       Ламберт огляделся. Дверь была открыта. Не заметил за ссорой.       Зелиса плавно встала, пока они втроем стояли в странной позе. Ламберт сжал зубы и уставился на нее, пока у его горла было подставлено лезвие. Руки затряслись от злобы.       — Ну, всего доброго, Ламберт. Я дала тебе информацию, а ты сохранил мне жизнь. Спасибо.       Она медленно сделала шаг вперед, поддерживая подол платья, и Ламберт ощутил, как ярость застелила разум и глаза. Стало мутно и неясно, тело затрясло от злобы.       Он резко зарычал, подался назад, ударив головой в живот, перехватив чужую руку, и рванул за Зелисой, оттолкнув стражника.       Лютик эйкнул ему в след, и, когда Ламберт схватил собравшуюся сбежать Зелису, раздался сдавленный непонятый стон. Ламберт не успел повернуться, как в комнату вбежала стража. Он выругался и, отбросив Зелису назад, за свою спину, достал оба меча. Использовать Игни было проблематично, он тут и себя заодно подожжет, как в печке.       Однако с тремя стражниками чтобы разобраться много ума и силы не надо. Как только последний рухнул с рассеченной головой, Ламберт закрыл дверь на защелку и развернулся к Зелисе. И обомлел.       Блять. Блять. блять.       Не надо было брать Лютика. Не надо было.       Он стоял, белее мела, а за ним, с клинком у белого горла, была Зелиса.       Ламберт ощутил, как его пробило на холодный пот. Стало холодно и страшно. И еще хуже ему стало, когда он заметил, как Лютик прижимал бледную окровавленную руку к животу.       У Ламберта опустились плечи. Перед глазами, на миг, все поплыло. Его затошнило.       Он поднял взгляд на Зелису.       — Ну вот и все, да? Или мы условимся на том, что я отдаю его тебе, а я остаюсь в живых?       Внезапно Лютик покачнулся, ухватился за стол и убрал кровавую руку с живота (теперь Ламберт разглядел бордовое пятно на сорочке) и прижал ее к рту. Его тело содрогнулось.       — Блять, Зелиса, отпу…       — И ты не тронешь меня.       — Не трону, блять, не трону!       Ламберт не узнавал своего голоса. Он был перепуган до смерти.       — Спрячь ме…       Ламберт выругался и просто откинул мечи на пол. Она кивнула и убрала кинжал. Ноги у Лютика подкосились, и Ламберт кинулся к нему, пока тот не упал. Едва он коснулся его, как Лютик закашлялся. Из рта линулась насыщенная кровь.       У Ламберта едва сердце не остановилось. Его руки оледенели и стали будто оловянными.       Зелиса усмехнулась.       Ламберт снова ощутил приступ злости. Ярко и невозможно, будто бы сотня игл впились в его кожу, раздразнив, заставляя рычать и реветь. А потом, когда он моргнул, перед ним было бледное лицо Зелисы и его рука, прижимающая ее за горло к столу. Она кашляла и дергалась.       Лютик повалился на Ламберта, судорожно дыша, пока Ламберт придерживал его за спину.       У него нет времени.       Но об этом в этот момент он не думал. Было мутно, было сложно дышать от злобы.       Зелиса брыкалась, царапала его руку, пинала ногами, но без толку.       — Лам… берт… — пролепетал Лютик, — больно… так больно…       — Сейчас, — ответил он как в трансе, смотря мутным от злобы взглядом на то, как бледнело лицо Зелисы.       В один момент ее руки бессильно опустились, голова откинулась назад, а пустой взгляд уставился в потолок. Жилка перестала биться под его пальцами.       Он убрал руку и встал, подхватив Лютика под колени. Он болезненно застонал и зажмурился, откинув голову назад и сжав зубы.       — Тсс, потерпи, все будет хорошо, — прошептал Ламберт белыми губами и, подобрав мечи, быстро вышел из комнаты. — Больно? Очень больно?       Лютик тяжело дышал, смотря мутным от боли взглядом в потолок. Лицо его становилось все белее и белее, на лбу выступила испарина. На его лице, казалось, выделялись лишь брови, ресницы и бордовая кровь, текущая с губ на белую шею.       — Больно… — только и пролепетал Лютик.       Ламберт ощутил, как у него при каждом шаге подгибались колени.       Выскочив в зал, он перехватил куда-то идущую девушку, которая едва не закричала от шока, и зарычал:       — Где у вас чародей?       — Я… я…я… — залепетала она, белея на глазах.       — Быстрее, блять! — гаркнул Ламберт.       Девушка вжалась в стену и, едва не плача, проскулила адрес.       Ламберт выругался. Слишком далеко. Надо обезболить, сначала надо обезболить. У него даже зелий с собой нет!       Таверна была недалеко хоть.       Он выбежал на холодную улицу. Лютик на его руках снова болезненно застонал. Он дышал тяжелее и тяжелее. Его рука, которой он закрывал рану, дрожала.       Пустой стеклянный взгляд смотрел в черное небо, усеянное звездами. Непривычно яркое небо.       — Тсс, потерпи, скоро больно не будет. Тсс, — Ламберт сам себе не верил, голос его дрожал, был тихим и дерганым. Он не был уверен, что Лютик его вообще слышал.       Голова Лютика упала в сгиб шеи и он сжался.       — Хо… холодно. Так холодно…       — Скоро будет тепло, — пообещал Ламберт.       Уже ближе к таверне Ламберт успокоился и взял себя в руки.       Уложив Лютика на кровать, он медленно и аккуратно, стараясь ничего не задеть, стал задирать его сорочку.       Лютик поежился, откинул голову и застонал.       — Больно…       — Скоро не будет. Совсем скоро…       — Правда?..       — Правда. Так, сейчас, — он покопался в сумке, достал ткань и аккуратно убрал ей кровь от раны. Она была небольшой, но, судя по всему, глубокой.       Ламберт выругался, снова отскочил к своей сумке и взял зелья и специальный разбавитель, который купил как знал. Он притупляет действие сильнодействующего обезболивающего, которое на человека могло бы оказать скорее пагубное влияние, вплоть до полного онемения мышц и частей тела.       Разбавив обезболивающее, он аккуратно подставил к его окровавленным губам, и Лютик с трудом их приоткрыл.       Он залил немного, и Лютик поморщился и закашлялся, заворчав головой. Ламберт зажал его рот рукой.       — Глотай-глотай, давай, вот так… Молодец.       Он убрал руку и, просто смочив свою ладонь, прижал ее к ране. Лютик вскрикнул и сильнее заерзал. Ламберт прижал его плечи к кровати.       — Нет… нет… Убери!       — Тс.       — Больно, Ламберт… больно.       — Сейчас, секунду, вот так, — Ламберт буквально видел, как тело Лютика медленно расслаблялось вместе с тем, как начало действовать обезболивающее.       Лютик с трудом открыл мокрые глаза, уставившись в потолок.       Ламберт выждал секунду, убедившись, что Лютику стало легче, и убрал руку, как Лютик с трудом поднял свою, в крови, и потянулся к его. Ламберт послушно сжал его бледную, холодную руку в своей. Он посмотрел на то, как они держались окровавленными руками.       Романтика, блять.       — Ламберт…       — Все хорошо, Лютик, все хорошо.       — Правда?..       — Да.       — Я не вижу… Ничего не вижу. — пролепетал он кое-как, сбито дыша.       — Через пять минут зрение придет в норму. Это из-за обезболивающего, оно очень мощное даже разбавленное. Все будет хорошо. Ты будешь в порядке. Я сейчас перевяжу тебя и схожу к чаро...       — Не… не надо… Не уходи… — он попытался сильнее сжать его руку, но учитывая, что Лютик был совсем ослаблен, Ламберт даже разницы не заметил.       — Я скоро приду. Это займет ровно пять минут.       Лютик приподнял голову, сощурился, но ничего не разглядел. На его лице отразилась паника и он задышал еще чаще и тяжелее.       — Ламберт… — проскулил он, когда Ламберт мягко отпустил его руку, уложив на одеяло. — Нет…       — Тсс, я тут, все хорошо. Я тут, — он разорвал ткань, чтобы перебинтовать Лютика.       Лютик вцепился в его куртку слабыми пальцам. Его глаза слезились, на лице застыла маска ужаса. Он был бледен и холоден. Весь дрожал.       Ламберт аккуратно перевязал его, глядя на то, как покрывало под ним пропиталось кровью. Ламберт оледенел от ужаса, но быстро взял себя в руки.       — Лютик, я быстро. Пять минут. Ты знаешь, как быстро я могу передвигаться.       — Нет... не… уходи…       — Надо, Лютик, я тебе не смогу помочь. Я как коновал в таких делах.       — Нет…       — Я скоро приду, — Ламберт медленно отцепил от себя холодную руку Лютика и тот едва не захныкал в ужасе.       — Пожалуйста, — пролепетал он, задыхаясь страхом.       — Прижимай ткань к себе там, где рана, — велел Ламберт, прижав его ладонь к пятну крови на рубашке.       — Лам… берт…       — Тсс. Я скоро буду рядом. Это самое главное. Я люблю тебя, мой свет, — он поцеловал его в окровавленные губы и отдалился.       — Не… уходи… — пролепетал Лютик, когда Ламберт выпрямился.       У Ламберта болело сердце, глаза слезились, глядя на Лютика в таком состоянии. Он знал, блять, знал, что это не займет много времени, но сколько боли наполняло его, пока Лютик, белый и беспомощный, просил его остаться.       Он медленно пошел к выходу, стараясь делать свои шаги невесомыми. Он умел быть неслышным.       — Ламберт?.. — раздался голос позади, тихий и будто бы уходящий. Потом всхлип. Сердце Ламберта сжалось так неописуемо сильно, что эта боль буквально застряла у него в глотке и он едва мог вдохнуть.       — Лам... берт.       Ламберт выругался и вышел из комнаты. Надо быстрее, и не растягивать страх и боль Лютика только из-за того, что Ламберту больно это слушать, а еще больнее смотреть, как Лютик, в полубреду от обезболивающего, мечется по постели, леденеет и бросается из жара в озноб. Надо быстрее, как можно быстрые достать чародея.       Ламберту казалось, что так быстро он еще никогда не передвигался. К чародею, радумеется, очереди не было, в десять вечера-то.       Он бросился к двери, для приличия постучав. Надо было быть вежливым и аккуратным, иначе тебя просто могут послать на хер. Чародеи любят этим заниматься несмотря на то, что ты мог к ним даже на коленях приползти.       Как было бы хорошо, будь рядом Йеннифер.       Он постучал еще раз. Потом еще. Так сильно, что едва щепки не полетели.       За дверью раздался едва слышный шум, а потом шаги. Ламберт замер, как по струнке.       Он даже мечтал о Кейре, ему казалось, что ей понравился Лютик и, в конце концов, ее бы не пришлось умолять. Они же были друзьями, так или иначе.       Дверь открылась. Ламберт замер.       — Ламберт?.. Какими судьбами?       Колени у него немного подкосились и ослабли. Он уставился на Трисс широко раскрытыми, бешеными глазами. Никогда еще они не прощались друг с другом так, чтобы в следующий раз Ламберту было не стыдно. То приходится из окна с голой жопой выпрыгивать, то просто разойтись с криками «шлюха» и «альфонс!».       Ни любви, ни романтики, ничего, им просто хорошо было в постели.       И вот, Ламберт стоял и знать не знал, что сказать.       Но он быстро опомнился. Не было ему дела до стыда, когда Лютик лежал в крови, раненый и бледнеющий.       — Трисс, мне ну…       — Как ты узнал, что я здесь?       — Да черт возьми, не знал я, что ты здесь. Мне чародей нужен. Помощь… Там человек… Ранен… Сильно.       — С каких пор тебя волнует судьба каких-то там людей?       — Трисс… — то, как он называл ее имя — таким голосом люди обычно умоляют в слезах.       Она повела плечом, смутно соображая, но рассеяно кивнула.       Вообще-то она занималась своими делами, но в конце концов, она в этом городе именно за этим: за деньги помогать людям.       Правда вот Ламберта она не понимала: впервые она видела, чтобы он стоял, трясся как осиновый лист, и называл ее имя так, будто от него зависела его судьба.       Почему-то ей казалось, что так и было.       — Какая рана? Мне нужно взять необ…       — Тебе нужна только твоя сила и никакие травы, пошли, — он резко схватил ее за плечо и та едва не вскрикнула. По хорошему она бы могла поставить его на место, но… Нет. Не этого Ламберта. Перед ней стоял другой человек, а не тот, который заваливался к ней, пьяный и наглый, по-хамски дерзкий и сексуальный. Сейчас перед ней был кто-то другой.       — Может портал?! — крикнула она, и Ламберт резко остановился. Посмотрел на нее мутным взглядом и кивнул, опомнившись.       — В таверну, на южной части города. Она там одна.       Трисс кивнула, косясь краем взгляда на Ламберта. Он стоял под дождем, промокший и в крови. Никогда он ей не казался таким далеким и, вместе с тем, родным. Что-то такое непонятное человеческое в нем было, что роднило его с каждым, буквально с каждым, у кого внутри было хоть немного любви и человечности.       В таверне было сухо и тепло, но Ламберт все равно дрожал от холода и смотрел, как Трисс мягко присела на край кровати, сняв с себя капюшон. По плечам водопадом спустились густые рыжие волосы.       Лютик лежал, казалось, что едва дыша, в полубреду.       — Плохо дело, — тихо сказала Трисс, и у Ламберта на миг потемнело перед глазами. — Ладно… Эй, слышишь меня? Вроде в сознании, но…       Она аккуратно взяла его под голову, приподняв ее. Ламберт видел, что Лютик смотрел на нее темными из-за боли глазами. Он ничего не соображал.       Секундами позже с сухих губ, покрытыми засохшей кровью, вырвалось хриплое:       — Ламберт?..       Ламберт подскочил к нему, едва не упав на пути, и резко сжал его руку.       — Я здесь.       Лютик с трудом повернул голову к нему. Глаза были почти закрыты, и Ламберт не был уверен, что он его видел. Холодные пальцы в его руке дернулись, на манер попытки сжать крепче.       — Я вернулся, видишь… Я здесь, рядом с тобой. Это главное.       Трисс едва не застыла не то в ужасе, не то в шоке. Она никогда не слышала, чтобы Ламберт говорил таким голосом. Чтобы он так сжимал чью-то руку, чтобы так боялся, стоя на коленях перед чужой кроватью и шепча, что он рядом.       Она пораженно развязала ткань на плоском белом животе, оглядывая рану.       — Ты меня слышишь? — тихо сказал Ламберт.       Лютик судорожно вдохнул. Трисс заметила, как его губы дернулись в чем-то наподобие улыбки, хотя уголки губ тут же обессиленно опустились       — Уже не больно?..       — Нет…       — Вот, я же говорил, никогда тебе не вру, ты знаешь, — Ламберт чмокнул его в тыльную сторону ладони. Трисс осмотрела рану и, выругавшись, выпрямились.       Ламберт испуганно дернулся.       — Он… будет жить?       — Ты что, с дуба свалился? Никто у меня еще не уходил мертвым.       — Логично… Трупы не ходят…       Трисс посмотрела на его лицо. Ламберт был бледнее обычного. Полные губы, привычно яркие, едва не терялись на белом лице.       Она устало выдохнула и, быстро наведя на Лютика дрему, чтоб Ламберт отцепился от него и перестал налаживать контакт, подняла руку над раной. Ламберт проследил за сгустившейся между кожей и ладонью энергией. Он моргнул, а потом с трудом встал, поднес стул и присел на него, глядя на сгусток энергии, полыхающий, словно синие пламя.       Некоторое время они молчали, Ламберт не убирал своей руки от ладони Лютика.       Он лежал, казалось, что без сознания, ледяной и белый, на окровавленной простыни, и Ламберту даже больно было на него смотреть.       Трисс спросила:       — Кто он тебе?       — Ты не так глупа, чтоб не понять это сразу.       — Да. Но так глуп ты. Ты тот, кто может быть в самых тесных отношениях, но говорить, что вы просто приятели. Так кто вы?       — Мы…       Ламберт запнулся.       Любовники звучало грубо и как-то неправильно. Партнеры — недостаточно интимно. Мой омега тоже как-то плоско и странно… Во всех этих словах чего-то не хватало, чего-то, что они вкладывали в каждый момент, что проводили вместе.       — Я люблю его, — в итоге сказал Ламберт. Интимно, но это была правда. Максимально приближенно к правде, по крайней мере. — И он меня…       — Так вы вместе?       — Разумеется.       — Он человек?       — Да.       — Странный выбор.       — Я не выбирал. Все было выбрано за меня.       Она перевела свой взгляд с окровавленного живота на Ламберта.       — Предназначенные? — удивленно спросила она.       — Да.       — И ты не сбежал?       — Как видишь, нет. Иногда я думаю, что это было бы правильно, но теперь мне кажется это безумием.       Он накрыл его руку и второй ладонью, будто пытался согреть, мягко поглаживая тонкие пальцы подушечками пальцев.       — И как давно?       — Совсем мало. Почти четыре месяца. А мне кажется, что я знаю его всю жизнь… Умолчу про то, через сколько мы уже прошли. Это сумасшествие…       — Четыре месяца… Для тебя это даже не срок…       — Да. Обычно это проходило для меня как два мгновения, но в этом случае… Эти четыре месяца… Они так насыщены, и всего так много, что иногда, когда я просыпаясь и вижу его, я думаю, что мы вместе минимум четыре года. Это странно. И я не понимаю, зачем тебе это все говорю…       Она рассмеялась, откинув густые рыжие волосы назад.       Ее белое веснушчатое лицо всегда казалось ему особо красивым, когда она смеялась. Он опустил взгляд вниз, на ее руку на фоне неясного кровавого пятна на фарфоровом животе.       — Потому что ты напуган, ты нервничаешь, ты не знаешь, куда тебе деться. Люди в таком состоянии говорят и говорят, лишь бы хоть как-то себя занять.       Ламберт прикрыл глаза, судорожно выдохнул и поднес белую руку Лютика к своим губам, чмокнув в костяшки.       — Можешь себе представить, Трисс...       — Что именно?       — То, что до сих пор не могу представить я, хоть и наблюдал это.       — То, что ты не пугаешь его до усрачки?       — Нет.       — А что же?       — У нас мог быть ребенок.       — Что?       Трисс непонимающе моргнула и уставилась на него во все глаза. Она уже предположила, что им предлагали взять приемного, или это едва дышащее на кровати чудо уже в шестнадцать забеременело от какого-нибудь рыцаря… Что угодно. Но Ламберт сказал:       — Ребенок. Он забеременел от меня, и нет, не изменил, это было в Каэр Морхене.       Она пораженно выдохнула. Рука ее слабо дернулась, энергия всколыхнулась, но в миг успокоилась.       Она выждала какое-то время, а потом и вовсе убрала руку. Ламберт заметил, что рана затянулась. Его плечи опустились в облегчении.       — Как?..       — Я не знаю. Приходил врач, подтвердил беременность… Должна была быть двойня…       — Но как… Он же… сейчас…       — Сейчас нет.       — Но почему?! Ты смог отказаться от ребенка?! — пораженно воскликнула она. Трисс была еще молода и не хотела детей, но знала по примеру Йеннифер, как много это начинает значить к определенному возрасту.       — Никто от них не отказывался. Иногда природа умудряется шутить отвратительные шутки.       Он встал, смочил тряпицу и снова присел, вытирая кровь с живота.       — Выкидыш? — спросила она, глядя на движение его руки.       — Да. Но мало этого: беременность была внематочной. Один из плодов был вне матки.       — С хорошим врачом один плод можно было бы спасти… Если он был в матке.       — Да. Врач мне так и сказал, но Лютику это лучше не знать. Он слишком остро это воспринял. Как любой омега, переживший выкидыш, он возненавидел себя. А внематочная беременность была подушкой безопасности.       Она кивнула.       — И как ты себя сейчас чувствуешь?       — Нормально. Я слишком много дерьма за жизнь повидал, пробить меня не так легко.       — Боже, ты просто бесчувственен!       — Возможно. Не прекрасно ли, что это тебя больше не коснется?       — Только если он не сбежит от тебя, поняв, что ты такое.       Ламберт хрипло рассмеялся. Промыл тряпицу, снова протер живот и встал.       Трисс сказала:       — По пробуждению ему еще будет тяжело… скорее всего поднимется температура, будет жар или озноб. Может тошнить…       — Спа…       В дверь постучались.       Ламберт кинул на нее быстрый взгляд и, даже не отмыв руки от крови, лишь сняв с себя окровавленную куртку, открыл ее.       На пороге стояла стража с каким-то мужчиной, в плаще и странной шапочке. Ламберт посмотрел на них, вскинув бровь.       — Нам свидетельствовали, что вы приходили в бордель Черная лилия. Это правда?       — Возможно. Я много где бывал.       — Пройдемте с нами.       — А в чем проблема?       — Было совершено покушение на хозяйку. Пожалуйста, идемте, нам самим не в радость этим заниматься поздней ночью… Нам просто, — мужчина достал блокнот, пролистал его, что-то прочитал и поднял взгляд, — описали конкретно вас.       Ламберт услышал, как Трисс резко встала с кровати и открыла было рот. Ламберт покачал головой и сказал:       — Хорошо. Трисс, посидишь пока с Лютиком? Я все потом оплачу.       — Ламберт, я могу…       — Я знаю, что ты можешь. Будет лучше, если ты сможешь с ним посидеть.       Трисс встала, как вкопанная. Она запросто могла навести иллюзию, и они бы ушли, как ни в чем не бывало. Иногда она считала Ламберта абсолютно сумасшедшим в его цинизме и непонятном лично ей рационализме.       Она кивнула и снова села на кровать. Дверь за Ламбертом закрылась.       Трисс посмотрела на белое лицо Лютика, не приобретавшее хоть малость цвета, и покачала головой.       — Для своих юных лет ты связался совсем не с тем человеком. Намучаешься с ним, ой, намучаешься, — выдохнула она, снова встав и убирая окровавленное покрывало. — Я с ним намучилась, и Кейра намучилась… А тебе… Ох.       Она выдохнула, и снова посмотрела на лицо Лютика. Оно было поразительно тонким, и Трисс казалось, что он был одним из тех омег, которые, несмотря на их независимость, были слишком мягкими и нежными для той жизни, которой жил Ламберт.       Она убрала покрывало и посмотрела в окно.       Не ей, в любом случае, решать. Их свела судьба.       Трисс тяжело вдохнула.       Не знала она еще ничего хорошего, что могла бы сотворить судьба.

***

      Ламберта завели в здание, провели про холодным коридорам, внимательно на него смотря. Ламберт же не проявлял не то что хоть малой активности, а даже интереса. Его волновало лишь то, что он не взял куртку и теперь дрожал как последняя брошенная псина.       Да, Трисс могла бы навести иллюзию или что-то вроде того, но толку? Начальство бы начало волноваться, послало бы ещё людей, это лишний шум и морока. Ламберту было легче самому отделаться от этого.       В кабинете, куда его завели, было немного темнее. Горело три жалких свечи на столе, заваленном бумагой. Из-под кипы выглядывала рыжая макушка.       Стоило солдату закрыть дверь, как макушка вынырнула, и на него уставились прищуренные глаза. Это был мужчина, средних лет и ужасной усталости.       Ламберт сел напротив него, оглядев кабинет.       — Вы всегда ночью работаете? — спросил он первым делом.       — У убийств нет времени, — ответил он без интереса, сдвинув кипу бумаг на край стола. Та напряженно качнулась, обещая свалиться. Мужчина не обратил на нее внимания. — Вы знали Зелису?       — Нет.       — Вы ходили к ней в кабинет.       — Да. Но пока не зашел в него, я даже не знал, как она выглядела.       — Что вас с ней связывало?       — Мне нужны были сведения об одном человеке.       — Вы наемный убийца? — спросил мужчина, немного сощурившись       Ламберт устало на него посмотрел.       — Относительно. У меня заказывают монстров, и я их убиваю.       — Смешно.       — Вам смешно, а у меня вся жизнь такая.       Так или иначе, в Ламберта долго тыкали. Как он понял, Зелиса дружила с местной полицией, отдавая им приличную часть дохода, поэтому ее убийством были так обеспокоены. Так или иначе, после почти двух часового расспроса, в котором рыжий мужчина влез едва ли ни в его детство, Ламберта отпустили.       Он знал, что эти следствия мало куда ведут, если нет толковых обстоятельств. Тем более Ламберт упомянул, что Лютик был ранен местной охраной и, вообще-то, ему причитается за лечение. После этого его и отпустили. Ни про какую компенсацию лечения речи, конечно же, не шло.       Вернулся он далеко за полночь.       Трисс сидела сонная на краю кровати. Лютик был укрыт одеялом.       — Не просыпался? — удивился он.       — Как же. Проснулся. Чуть истерика не началась, что ты его бросил, потому что он тебе помешал. Магией обратно уложила. Ты что пацану в голову вообще вбил?       — Ничего. Он любит придумывать бред.       — Не верю я тебе, Ламберт, не верю.       — Не верь, — пожал он плечами, посмотрев на Лютика. Лицо приобрело более-менее человечный оттенок. Он перестал походить на трупа. — Сколько я тебе должен?       Она повела плечом и махнула рукой, встав.       — Береги его, разве что. А то сломается. Плакать громче всех будешь.       — С чего бы ему сломаться?       — С того, что жизнь с тобой легкой не бывает, Ламберт, а в двадцать лет, — она выдохнула, — мы не о таком мечтаем. Совсем не о таком. Не прими за грубость, но ты далек от идеала юного омеги.       — Я это знаю, но ему нравится вроде.       — Вроде, — подчеркнула она. — У тебя всегда все вроде. Напоминай себе, сколько ему лет каждое утро. Я понимаю, ты хочешь быть альфой, но тут, — она посмотрела через плечо на Лютика, — ты скорее отец.       — Я знаю. Спасибо, Трисс.       Она только устало качнула головой, посмотрела ему в глаза со странной эмоцией и просто исчезла в синем облаке. Он моргнул. И почему-то ощутил себя немного тоскливо.       Наверно, рефлекс. С Трисс, так или иначе, всегда было хорошо, и прощания у них выходили хоть и резкими, но тоскливыми.       Ламберт присел на край кровати, снова беря руку Лютика в свою. На щеках его был нездоровый румянец, дышал он через рот и тяжело.       Ламберт аккуратно приспустил одеяло и посмотрел на шарм на белом животе. Чуть ниже, как он помнил, был шрам от операции.       Сколько ж Лютику вынести пришлось за все это время…       На плече толстой полосой пролег шрам от когтей.       Если бы только все они знали, сколько обычному омеге приходилось вынести за всю свою жизнь, то они бы не относились к ним с таким пренебрежением.       Омеги не были слабым полом.       Ламберт знал, что они в себе имели какую-то странную, внутреннюю силу.       Да и вообще... Какую нервную систему надо иметь, чтоб всю жизнь жить под гнетом общества, его презрения и недоверия?       Омеги могли даровать жизнь, а их все равно зачастую не считали за людей.       Ламберт поджал губы и качнул головой.       С чего его волнует социальное устройство, если он не мог даже решить их с Лютиком проблемы?       Ламберт уложил ладонь на его живот, поглаживая кончиками пальцев шрам, чувствуя тепло его кожи и дыхание.       Он убрал руку и снова укрыл его, смотря на его лицо. На улице прогремел гром, но Ламберт даже не дернулся, почти и не услышал. Зачарованный, он смотрел на лицо Лютика и наслаждался тем, как красив он был, а главное — он был с ним.       Сжимая его руку, он так и задремал.       Очнулся он, когда Лютик заерзал. Мутный взгляд устремился в окно, за которым только-только начало светать. Было туманно, а окно запотело. Ламберт перевел мутный взгляд на Лютика. Он ерзал и мотал головой по подушке. На щеках был болезненный румянец, а лицо вспотело.       Ламберт подскочил с кровати и, смочив тряпицу в холодной воде, коснулся его лица, промокая.       — Тсс, все хорошо, я рядом.       Лютик дышал тяжело и сбито ртом, его белые пальцы впились в простынь, он жмурился и бешено хватал воздух.       Ламберт сбил жар так, как смог, и поцеловал его в щеку.       Через минут десять Лютик открыл глаза, но, видимо, находясь в полудреме. Он начал ощупывать покрывало, заморгал, завозил головой, и Ламберт мягко потряс его за плечо. Лютик раскрыл глаза шире и на миг замер. Потом на лице его появилась мягкая, но слабая улыбка.       — Ламберт… Я думал… Ты…       — Мы уже все узнали, что думаешь ты плохо, — он поцеловал его в приоткрытые губы и уложил обратно на подушку.       — Ламберт…       — Да, Ламберт, и я тут. И все прошло.       — Я проснулся… и тебя… не было… я думал…       — Лютик, как тебе вообще в голову взбрело, что я тебя бросил?       — Я тебе помешал, и я… по глупости…       — Неважно, что ты по глупости. Пожалуйста, отдыхай. Как ты себя чувствуешь?       — Голова… чугунная. Так болит…              Лютик говорил едва-едва шевеля губами, голос был тихим. Его трясло от холода, и Ламберт укрыл его покрывалом теплее.       — Ляг со мной, — тяжело дыша, будто задыхаясь, попросил Лютик.       Ламберт кивнул. Он выпрямился, стащил с себя рубашку со штанами и сапогами и, присев на край кровати, подлез под одеяло. Лютик тотчас прижался к нему тесно-тесно, схватившись за его бока, едва не вжимая пальцы в его кожу. Его трясло от озноба.       Ламберт погладил его по волосам и чмокнул в горячий лоб.       — Я люблю тебя… Ламберт. Честно-честно. И совсем.       — Совсем любишь? — уточнил, усмехаясь Ламберт.       — Да, — Лютик прикрыл глаза, и Ламберт склонился, поцеловав в горячую красную щеку. Волосы прилипали ко лбу и немного вились. Губы были сухими. — Никого так не полюблю больше…       Ламберт выдохнул, покачав головой, улыбаясь.       — Я тоже тебя люблю, Лютик. Ты это и так знаешь.       Лютик прикрыл слезящиеся из-за жара глаза. Его дыхание не выравнивалось, оставалось тяжелым и сбитым. Ламберт прижимал его к себе, обнимая и поглаживая, давая согреться. Лютику было плохо, и будет так до самого утра, если не дольше.       — Я… нет, не знаю…       — Не знаешь? — уточнил пораженно Ламберт, вскинув брови.       Лютик откинул голову на подушку, закрыв глаза окончательно.       — Лютик? В смысле «не знаешь»?       Слова его встревожили. Пусть Лютик и был в бреду, но все же… а вдруг эти мысли были в Лютике и раньше? И с той же вероятностью он говорил это в полусне, даже сам не осознавая и не понимая, что именно говорил.       — Я люблю тебя, — повторил Ламберт, но так отчаянно, будто пытался убедить.       — Тогда почему… почему мне всегда так тебя не хватает? Ты иногда… иногда кажешься таким далеким, — с придыханием ответил Лютик. — Иногда я тебя совсем не узнаю.       — Лютик, ты говоришь бред, — едва не гаркнул Ламберт, обессиленный всем этим. — Ты не знаешь, просто не знаешь, что со мной было, когда я искал чародея, и пока тебя лечили… Я не просто боялся. Мне казалось, что… я даже не знаю, как это описать!       Лютик улыбнулся и сжал его руку в своей. Пальцы его с трудом сгибались и вообще двигались.       Ламберт ощущал себя ужасно обессиленным и сбитым с толку.       — Что мне надо сделать, чтобы ты поверил мне? Я могу даже умереть ради тебя, прямо сейчас, умереть! — едва не крикнул Ламберт, не понимая, что же он делал не так. Он знал, что Лютик уязвим как омега. Как бард, как спутник — он был весел, уверен в себе и наглый аж до дрожи от раздражения, но как омега... как омега он был слишком мягок. Иногда Ламберту казалось, что ничего более хрупкого он не касался. Лютик ничего не знал о людях, о его чувствах, об отношениях в принципе. Все его знания строились на балладах, а в жизни ведь все было совсем не так. Ламберт помнил, как он явился к нему и сказал, что ему вообще все равно на эмоции, его это не касается.       А теперь? Что теперь?       Теперь он просто не понимающий, как все это происходит, который не может разобраться не то что в Ламберте, даже в себе, убежден, что Ламберт его как-то не так любит!       — Нет, умирать не надо… Просто держи меня…       — Держу, — отчаянно просипел Ламберт и ближе прижал к себе.       — И не отпускай. Никогда не отпускай…       — Да с чего ты взял, что я вообще тебя отпущу?!       — Когда… Когда ты бываешь словно зверь... Тогда у меня появляются сомнения… Твое состояние проходит, а мои... мои мысли нет… Я люблю тебя, страшный серый волк.       Ламберт обессиленно зарычал. Тело под его руками было горячим, но дрожало от холода. А еще оно было хрупким и нежным, молодым и невероятно желанным.       Разве имел хотя бы право Ламберт его не удержать?       Нет, он будет его держать всегда. Не отпустит никогда, не отдаст никому.       — Если бы ты знал, Лютик, как мало твои слова значат по сравнению с моими чувствами, — просипел Ламберт обессиленно.       — Что?       — Ничего, Лютик, ничего. Отдыхай, пожалуйста. Просто спи. А я буду рядом. Я рядом, и остальное неважно.       — Да… — качнул головой Лютик, зарываясь носом в его шею. — Да… Это самое главное…       Тяжело выдохнув, Ламберт прикрыл глаза.       Кто еще с кем настрадается.