ID работы: 9478464

Baby blue love

Слэш
NC-17
Завершён
566
автор
Размер:
1 140 страниц, 61 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
566 Нравится 439 Отзывы 213 В сборник Скачать

Эпизод 29, в котором слов бывает так мало

Настройки текста
      Весь этот процесс не был для Лютика чем-то… особенным. Это в самом деле походило на простое путешествие, просто у Ламберта были задания, в которых Лютик не хотел участвовать.       Лишь единожды он помог Ламберту выпутать информацию и все обошлось без жертв. Лютик тогда сказал:       — Хм, забавно, я смог все узнать без применения силы, м?       Ламберт окинул его спокойным взглядом:       — Ты выпутал эту информацию тремя литрами медовухи и своим природным очарованием. Кроме того, у тебя нет столько ненависти к ним, сколько есть у меня.       Лютик на это уже ничего не ответил.       Да, он был прав, глупо было сравнивать их мотивы. Лютик был далек от причинения людям сильной боли. Он к смерти относился не сказать, что легко, а тут такие фокусы. Он часто думал о том, что же лучше: ужасные пытки или смерть? Что бы он выбрал?       И приходил к тому, что просто… не знал.       Лютик не обладал особо высоким болевым порогом, а кожа у него была до того чувствительной, что даже когда Ламберт просто щипал его за бок, место потом ныло подолгу неприятно. Долго боль он бы не смог выдержать.       Но умереть… Ему-то вот будет все равно, но как же Ламберт? Ему потом будет больно и плохо. Но терпеть пытки и боль…       Лютик поморщился и посмотрел на воду. Они ехали со Скеллиге, где Лютик знатно потрепал себе нервы. А Ламберт потрепал свое тело. Дважды напороться, ну надо же! А за первый-то как обидно было, с учетом того, что Ламберт просто не рассчитал с правильным ответом!       Да и ехать было бессмысленно: ничего, кроме жалкого письма, найти не удалось. Теперь им надо было в Реданию, к Зелисе.       Лютик перегнулся через палубу, вглядываясь в воду.       Пытки или смерть?       Так или иначе, пытки когда-нибудь кончатся, а с ними и боль. Так или иначе…       — Что с лицом, воробушек? Я думал, ты любишь море.       Лютик повернул голову, смотря на подошедшего Ламберта. На нем не было доспех. Из-под рубашки, на груди, виднелась перевязка. На лбу пролег небольшой, едва видный шрам.       — Люблю, — кивнул Лютик, без интереса смотря на воду. — Задумался просто.       — О чем? — Ламберт подошел чуть ближе, уложив руку на талию и притянул к себе. Лютик издал неясный довольный звук и потерся щекой о его грудь.       — Вот, думаю… Что бы ты предпочел: пытки или смерть? Пытки долгие…       Ламберт фыркнул.       — Спроси ты это у меня пару лет назад, и я бы затруднился с ответом.       — А сейчас?       — А сейчас у меня есть ты. Если мы говорим о невозможности спастись, то… Пытки. Тогда я буду живым, в конце концов, и буду с тобой. А если умру… То потеряю все. А ты потеряешь меня. Это больнее пыток. Почему ты спрашиваешь?       Лютик снова опустил взгляд, поджав губы.       — А я вот… Не знаю. Просто… боль. Нет, мысль о том, что я оставлю тебя тоже невыносима, но… я слышал, что ты делал с тем человеком. И я понимаю, что это не предел.       Ламберт тяжело выдохнул.       — Зачем ты думаешь об этом? Ничего подобного не случится.       — Да, но… Теперь чувствую себя паршиво. Смог бы я выдержать это? Просто интересно.       Ламберт закатил глаза и, взяв его за подбородок, поднял голову вверх, смотря в глаза.       — Не думай об этих глупостях. То, что ты боишься боли — это нормально. Не забывай, Лютик, я пережил многое, и меня уже пытали. Поэтому мне легко выбрать. А тебе... зачем тебе выбирать? Ты здесь, и ты в моих руках. Все будет в порядке.       — Всякое может случиться…       — Всякое. Но при всяком, Лютик, тебе не дают выбора. Так что не захламляй себе голову. Наслаждайся водой и не надумывай лишнего.       — Да, ты прав. Наверное, ты прав.       Ламберт тяжело выдохнул и, обняв за спину, прижал к себе, уткнувшись подбородком о его макушку, задумчиво смотря вперед. Лютик обнял его в ответ, скрепив руки в замок за его спиной и прижался щекой к его плечу.       Ламберт наслаждался этими моментами. Неважно, как часто они происходили, каждый раз для него был особым. Он бесконечно мог наслаждаться тем, как удобно и хорошо Лютик клался в его руки. Удобный и мягкий. Теплый и ласковый.       Он поморщился, вспомнив этот тупой вопрос о пытках и смерти.       Что только не лезет в эту милую башку, надо же.       — А что ты сделаешь с ним, когда найдешь? В чем конечная цель твоей ненависти?       И какие вопросы он любит задавать…       — Не знаю. Убийство это так мало, Лютик, так мало…       — Запытаешь его до смерти?       — Я же сказал, что не знаю. Иногда… ты не чувствуешь в итоге то, что должен чувствовать. Я приду к незнакомому мне человеку, его лицо и его глаза не вызовут у меня ничего, у меня будет лишь знание, что из-за него умер Айден. В такие моменты ты понимаешь, что твоя злоба и ненависть были эфемерны и сосредоточены всегда лишь в тебе, не направлены ни на кого. Это сложно… Пытки, смерть, пытки… Жаль, я не могу придумать ничего изощренней, все так приелось.       Лютик тяжело выдохнул.       — Ты монстр, Ламберт.       Ведьмак плавно отдалился от него и взял за подбородок, посмотрев в глаза. Не слишком ли нежен Лютик был для Ламберта?       До этого он был с Геральтом. А Геральт — принципиальный и человечный аж до скрипа зубов. Не убивать разумных, малое зло, большое зло, попытки диалога, столько чепухи и вздора!       Не убивать невиновных, никакой меркантильности, никаких трюков, никакого злоупотребления знаками… Скука-скука-скука!       Ламберт знал, что, наверное, это с ним что-то не так, раз издевательство было для него одно время единственной отрадой, но все же…       Он тот, кто он есть.       А Лютик слепо сравнивает его с Геральтом.       Да, Геральт бы не стал мстить. Не таким способом, по крайней мере.       Лютик изнежен. Изнежен свой жизнью до путешествий, изнежен мягкостью Геральта в отношении своей работы, в конце концов, изнежен им самим в Каэр Морхене.       Там он был просто любящим и заботливым мужчиной, а не ведьмаком.       А ведьмаком он был циничным, равнодушным и жестоким.       Лютик никак не мог с этим смириться, снова и снова повторяя: «а вот Геральт!..»       Они испытывали к друг другу по-прежнему те же самые чувства, что и в замке, никто с этим и не спорил. Но Лютик уставал от жестокости, которую наблюдал, а Ламберт — от нравоучений.       — Я тот, Лютик, кого из меня сделали. Не больше и не меньше. Считай, что я оправдываюсь, но внешнее формирует внутреннее. Без внешнего мира и нашего окружения мы никто.       Лютик моргнул и сказал, сипло и неуверенно:       — Иногда я тебя боюсь.       Ламберт едва не отшатнулся от него. Он нахмурился, явно не ожидав таких заявлений. Такого.       Что Лютик мог видеть в нем хоть долю опасности, якобы Ламберт мог когда-либо причинить ему боль. Что за вздор! Ламберт мог ползать перед ним на коленях, если только бы Лютик попросил, а он!..              — С чего бы тебе меня бояться?       — Нет, ты не так понял. Когда вижу тебя в бою. Ты… будто неуправляем. В такие моменты я не вижу в тебе того, с кем просыпаюсь утром.       — А ты хочешь, чтоб я разбойников в лоб чмокал, как и тебя по утру? Лютик, умоляю, начни отделять работу и личную жизнь. Жестокие люди тоже умеют любить. И я один из них.       — Да, но…       — Но?       — Это сложно объяснить. Может, я слишком юн для такого, много не понимаю, просто... жизнь это жизнь. А ты так легко, без всякого ропота от нее изба…       — Лютик. Жизнь есть только у тебя. Все. Другие для меня статичные тени. Я не воспринимаю их как людей. Вспомни, что мы разные. Ты поэт, тебе положено в людях видеть образы. А я… я убийца, — он горько усмехнулся. Вспомнил, как Лютик в замке говорил, что он не животное, не монстр, что он прекрасен и любим. Достаточно было пройти несколько недель, и вот он — монстр.       Для Лютика он хотел быть все еще тем мужчиной, каким и был в Каэр Морхене.       Но работа есть работа. Этого не исправить. Ему слишком много лет.       Лютик посмотрел на него, будто бы неуверенно.       Ламберт взял его руку в свою и, поднеся к лицу, чмокнул в тыльную сторону ладони.       — Тебе просто нужно понять, что ты мой омега. Это другое. Это не соприкасается с моей работой. Разве я делал тебе хоть единожды больно, Лютик? Хоть как? Морально или физически? Был с тобой груб? Причинил ли я тебе хоть единожды боль?       Лютик посмотрел ему в глаза и прошептал:       — Нет, никогда.       Ламберт понимающе, но будто виновато улыбнулся и кивнул. Он отпустил его руку и сказал, глядя в глаза:       — А ты мне да. Достаточное количество раз.       Лютик раскрыл рот, лицо его вытянулось в удивление, но Ламберт покачал головой и сказал:       — Не надо. Ни оправданий, ни объяснений. Просто подумай о том, насколько мне приятно стоять и выслушивать это. Я даже не могу понять, чего ты от меня хочешь. Ладно, пойду полежу, голова закружилась, наверное, из-за корабля.       Лютик проследил за ним, а затем посмотрел на воду и сжался в плечах.       В самом деле… Лютик так часто бывал неаккуратен с ним. Ламберт не жаловался, не обижался, но боль есть боль. Она ведь не исчезала от того, что потом они снова целовались.       Лютик знал, блять, знал, что говорить такое неправильно, но… но не держать же это все в себе?! Этот страх, этот ужас, непонимание и отторжение? Он говорил, пытаясь сделать все, чтобы его поняли. Он просто хотел облегчения, а выходит, что этим приносил только дискомфорт Ламберту.       Да, он был жесток, но все же… Он был таким всю жизнь. И год назад, и два года, и пять лет назад, но ведь этой зимой, будучи таким же жестоким и свирепым, он все равно носил Лютика на руках и был таким поразительно нежным, каким, был уверен Лютик, не смог бы быть любой другой альфа.       Но видеть это почти каждый Божий день!..       Он думал, что Геральт его закалил, он привык к мысли, что бездумные люди часто умирают. Но, как оказалось, по сравнению с Ламбертом, Геральт был святым.       Чуть потоптавшись по палубе, Лютик спустился в их каюту.       Ламберт валялся на кровати, держа на вытянутой руке книгу.       Лютик прикрыл за собой дверь и присел на край кровати.       — Если скажешь прости — меня вытошнит, — предупредил Ламберт. — Говорю заранее: я не обиделся на тебя, — он отложил книгу и посмотрел Лютику в глаза.       — То, что ты не обиделся, не значит, что тебе не обидно. Ламберт, я знаю, что нам обоим сейчас некомфортно.       — Я знал об этом заранее, — хмыкнул Ламберт и, скрепив руки в замок за головой, уперся взглядом в потолок. — Я заранее себе сказал, что ты ребенок, и будешь вести себя соответствующие.       — Я не ребенок. Мне двадцать скоро, — буркнул Лютик. — Нам просто нужно время, да?       — Нужно. Оно у нас и есть. Но нервы у меня не железные, Лютик, не надо повторять мне каждый день одно и то же.       — Конечно, тебе легко говорить. А то, что мне по-настоящему страшно — это так, глупости, правда?       — И чего ты боишься?       — Не знаю, — честно и просто ответил Лютик. — Это страх первобытный, у него нет причин, он просто появляется, а ты с ним пытаешься ужиться. Но в нашем случае с ним нельзя уживаться.       — Тебе страшно сейчас?       — Нет.       Ламберт хмыкнул.       — Вот тебе и ответ, Лютик. Не ходи за мной, вот и все.       — Ага, круто. Буду сидеть в тавернах и ждать тебя, а когда ты придёшь буду ублажать тебя в постели, крутая роль. Прям всю жизнь о таком мечтал. Моя деятельность, позволь напомнить, прямое лицезрение за битвой. Так я писал, так я и пишу. Только с натуры, и никак иначе.       — Я не Геральт, Лютик, напоминаю. Монстров тоже рублю, но сейчас у меня другая цель. Можешь ходить со мной за монстрами, но пока я не разберусь с Таулером, лучше сиди в таверне. Так нам обоим будет лучше. Через месяц и вовсе забудешь, какой я плохой, оказывается, — декламировал Ламберт все еще глядя без интереса в потолок. Он ушел с палубы, чтобы закончить этот бессмысленный диалог, но Лютик все равно пришел. Иногда Ламберт думал: нежели Лютик в самом деле в этом смысле тупой? Нет, глупым он его назвать не мог. Лютик смышленый и хитрый, но вот в плане личных отношений это была катастрофа. Лютик искренне считал, что если долбить голову Ламберта диалогами, то это обязательно к чему-то приведет.       Лютик поерзал и тоже посмотрел на потолок, куда и смотрел Ламберт. Конечно ничего интересно там не было, и он снова посмотрел на лицо Ламберта.       Тот выглядел спокойно и равнодушно.       —Что с тобой? — внезапно спросил Лютик. Ламберт вскинул бровь и перевел на него взгляд. Лютик пояснил: — Ты стал как-то… Более холоден, что ли.       Ламберт едва на кровати не подскочил. Он оперся на локти и уставился на Лютика впритык.       — Прости, я что? — уточнил Ламберт.       — Холоден, — уверенно заявил Лютик. — От диалога всегда убегаешь.       — Лютик, не неси бред. Я убегаю конкретно от этого диалога, потому что им мы ничего не решим.       — Нет, — насупился Лютик. — Помнишь, когда мы поссорились? Тогда… Когда ты пришел ко мне. Я пытался с тобой говорить, пытался решить проблему, а ты только молчал и отвечал кратко! Когда в самом деле надо говорить — ты молчишь! Может, нам в тот день стоило бы нормально поговорить?       — Хорошо. О чем именно говорить?       — О нас.       Ламберт возвел глаза к потолку и снова обессилено грохнулся на подушки, тяжело выдохнув.       — О нас. Хорошо. Что «о нас»? Наша проблема — в возрасте. В опыте. Что ты хочешь исправить диалогом? Ты считаешь меня монстром, и что, думаешь, если мы поговорим, то что-то будет?       — Не знаю, но ведь можно пытаться.       — Лютик, ты пытаешься уже почти месяц. И ни к чему это не привело. Говорю же, подожди пару недель, я доделаю все, что нужно, и продолжу как… не монстр.       — Думаешь, что проще избежать диалога, уйти от проблемы?       — Нет проблем, Лютик. В чем состояла тогда проблема? В том, что ты повел себя как импульсивный ребенок. В чем сейчас проблема? В том, что я жесток. И ты думаешь, что диалогом мы исправим наши характеры или что? Лютик, тебя вплоть до сегодняшнего дня баловали, а меня — избивали, мучили, а потом я стал избивать и мучить. Вопрос в нашей жизни, она разная. Все.       — Но Геральту тоже было нелегко, но он же…       Лютик замолчал, когда Ламберт раздраженно выдохнул и прикрыл глаза.       Хотелось орать, что Геральта не хуряили кнутом в детстве, не валяли в стекле, не заталкивали швабру в глотку.       Хотелось орать, что никто из них не знал, что значит детство, проведенное в агонии и ужасе. Никто из них не знал, что значит проводить жизнь в гонке от призраков и вздрагивать от каждого шороха.       Но нет, все это бессмысленно.       Ламберт просто медленно встал и сказал:       — Пойду поговорю с капитанам, он мне предлагал хороший ром. А ты здесь посиди, Лютик.       Лютик смотрел ему в спину, а потом дверь закрылась и Лютик уставился на пол, проморгавшись.       Ламберт над ним будто издевался. Никогда не воспринимал всерьез. Он был рядом, пока они целовались, шутили, обсуждали какие-то мелочи, но когда Лютик начинал говорить на серьезные темы, он просто равнодушно на него смотрел и отвечал вяло и без интереса.       Ведь Ламберт был искренне убежден, что Лютик ребенок, он ничего не понимает, а значит и решать с ним ничего не надо было.       Решал он с ним только вопрос беременности, и то, потому что это был ребенок, которого он хотел.       Лютик ощутил неприятную горечь в глотке и поджал в досаде губы.       Ему казалось, что Ламберт в самом деле… остывал к нему.       Эта мысль была въедливой, неприятной, Лютик старался отгонять ее. Ведь они все так же проводили время, Ламберт целовал его, заботился, ласкал долгими ночами все так же страстно. Шептал всякий милый бред, но… Но все это меркло на фоне того, что, когда Лютик говорил об их отношениях, о темах, которые его волновали, Ламберт леденел на глазах.       Лютик ощущал себя просто телом, просто молодым любовником, ярким любовным интересом.       Как будто после того, как он разберется с Таулером все прояснится!       Нет, черт возьми, нет! Ламберт был жесток, как ведьмак, и Лютик будет наблюдать это всегда.       Лютик просто хотел диалога, может, услышать хоть малую долю аргументов, услышать утешение, что его это никогда не коснется.       Или просто получить участие Ламберта в их жизни как пары. Ведь Лютик хотел серьезных отношений. И Ламберт хотел.       Но Лютик с ужасом подумал о том, что Ламберт ничего не делал для этого.       Лютика он всерьез не воспринимал.       Тяжело выдохнув, Лютик порылся в сумках, достал свою флягу и сделал пару глотков, подперев кулаком подбородок.       Говорить на эту тему было страшнее. Лютику казалось, что тот его просто нахер пошлет.

***

      — Давно я в борделях не бывал, — сказал Ламберт, скинув сумки на пол в снятой комнате, и потянулся.       — Давно это сколько? Три месяца?       — Черта с два, полгода!       — Как много! — драматично закатив глаза, таким же тоном ему ответил Лютик. — Зелиса это же женщина, да?       — У них нет пола. Женщина, мужчина, альфа, омега, бета — это давно утрачено для них.       — По этой логике, оно утрачено и для тебя. Ладно, пойдем сначала поедим. Никакой бордель не работает в пять вечера.       — Пойдем, — Ламберт скинул с себя доспехи, достал деньги и пошел к двери. Лютик на миг залип взглядом на сумке, ощущая себя абсолютно вымотанным. В горле стояла та же самая горечь, которая так и не прошла с корабля.       Видел ли Ламберт в нем вообще партнера? Вроде да… Ребенка же хотел?       А вдруг, — в ужасе подумал Лютик, — отношение Ламберта к нему изменилось после выкидыша? Вдруг он тогда перестал видеть в нем человека, с которым можно строить будущее?..       Лютику стало еще хуже от таких мыслей.       — Пташка? Что у тебя с лицом? — Ламберт мягко коснулся его плеча, поглаживая, и Лютик, моргнув, с трудом перевел взгляд на Ламберта.       — Ничего, вспомнил свой сон. Кошмар снился…       Ламберт хмыкнул.       — Любишь ты о всяких глупостях вспоминать и думать. Идем, поешь и выпьешь.       — Нет, здесь пить не хочу. Хочу вина…       — Куплю в борделе. В каждом хорошем борделе есть приличный бар. Так что можешь не засыпать и…       — И что мне ночь делать? — буркнул Лютик.       — Ну тогда можешь засыпать, выпьем и развлечемся вечером. Ты же начал пить противозачаточные?       — Мг, — Лютик кивнул и поежился. Нет, Ламберт будто издевался. Секс-секс-секс-вино-секс. Дальше их отношения никуда не заходили.       — Что у тебя сегодня с настроением? — Ламберт посмотрел на лицо Лютика краем глаза.       — Ничего. И не хочу я никак развлекаться.       Ламберт пораженно моргнул.       — С тобой все хорошо?       Лютик закатил глаза, раздраженно выдохнув.       — Ну да, если я не хочу заниматься сексом, то все, конечно же, плохо.       — Потому что ты всегда хочешь трахаться! Впрочем, как и я.       — А сейчас не хочу. Просто вот не хочу… И вообще, с тобой пойду.       Ламберт удивленно на него посмотрел. Он кивнул в сторону стола и, попросив о двух порциях и кружках медовухи, пошел обратно к Лютику.       — И зачем тебе со мной идти? Чтобы потом опять говорить мне, что я монстр?       — Чтоб ты знал, я по поводу этого путешествия пишу балладу. Надо уж закончить, раз начал. В конце концов, закрыть глаза на это просто нельзя. Ты мой альфа, Ламберт, и я хочу узнать о тебе все и полностью, а не какими-то там обрывками.       Ламберт повел плечом и хмыкнул.       — Ты достаточно меня уже знаешь. Подробности это просто подробности.       — На подробностях, Ламберт, все и строится. Иначе бы истории и искусства просто не существовало.       — Как знаешь. Только потом не начинай свою старую песню.       — Не буду, — фыркнул Лютик. — А потом можно и по вину…       Ламберт тяжело выдохнул и повел плечом.       Лютика он не понимал. Вообще. Абсолютно. Для него это было сложно, но он старался привыкнуть и смириться, что Лютик порой совершал действия, которым не было объяснения, не было мотивов. Они просто были. Или же это Ламберт их не понимал.       — Ламберт, а ты меня все еще любишь?       Ламберт покосился на него. Перед ними поставили тарелку и кружки. Он моргнул.       — Конечно, Лютик, что за вопросы? С чего бы мне перестать?       — Не знаю, — пожал Лютик плечами. — Вдруг… Вдруг тебе в Каэр Морхене просто делать было нечего, а со мной всяко веселее. А тут тебе есть чем заняться, и ты…       — Лютик, не неси бред. Как будто такие чувства появляются от безделья, ага, как же. Поешь и выпей лучше. Ты с каждым днем говоришь все более и более странные вещи… Может на тебя так противозачаточные влияют?       — С чего бы им как-то влиять? — буркнул недовольно Лютик, глядя без аппетита на кусок баранины.       — Они же действуют на гормоны, мало ли. Просто, пока у тебя с ними все было хорошо, ты и вел себя по-другому… Сейчас ты мне напоминаешь тех омег из средних книженций, где они маятся, не знают, чего хотят, а другие герои их утешают.       Лютик насупился сильнее и ничего не ответил.       Он знал, он прекрасно это знал. Из-за этого ненавидел то, что его тело все-таки перестроилось под омегу.       Он взял вилку, тыкнув кусок мяса.       Был бы он бетой, и все было бы совсем хорошо. Тогда не было бы сомнений, что Ламберт с ним из-за секса. С бетами это не так легко. Кроме того, он был бы поспокойнее. Намного спокойнее.       С грустью он вспомнил свой первый год с Геральтом. Как он брезговал этими диалогами, как бегал к омегам. Пускай и чувствовал отторжение, но все равно легче было!       Сколько у них с Ламбертом все хорошо было? Две недели? И все по новой.       Лютик знал омег, которые, вроде, и любили своих мужей, но они без конца ссорились, без конца кому-то что-то не нравилось.       Лютик замер в ужасе, жуя тушеный картофель. А что если у них так же будет?       Лютик вечно будет недоволен, а Ламберт будет стараться свести их отношения до просто секса. Единственная область их отношений, где всем все нравилось.       Как бы было хорошо, будь он бетой… Он был бы спокойным, его бы ничего не волновало. Для секса просто бы масло покупали и все трудности!       — Лютик? Ты чего? Что у тебя с лицом? — донесся голос Ламберта. — Ты с таким видом жуешь картошку, будто бы когда-то она приходилась тебе близким другом…       — Я… Нет, ничего. Сказал же, все нормально. Просто сон этот дурацкий в голову лезет… толком ничего по делу, только образы… И сплю плохо из-за них, вот и усталый… Ничего такого.       Ламберт повел бровью.       — Хорошо… Если что-нибудь захочешь, то скажи. Может, не знаю, выступишь? Ты после выступлений всегда веселый.       Лютик едва не поморщился. Мысль о том, чтобы тратить сейчас на что-то силы была безумием.       — Нет. Подремлю в номере и нормально будет, — отмахнулся он.       — Точно не хочешь остаться на ночь и выспаться? У вас, людей, все проблемы со здоровьем связаны с нервами и недосыпом. А за твоим здоровьем надо блюсти, — усмехнулся Ламберт.       — А что за ним блюсти? — без интереса спросил Лютик.       — У тебя организм специфичный. Черт знает, что он там выдаст, если ты заболеешь. Наверное, как закончу со всем, махнем на юг, к морю. Отдохнешь нормально.       — Какое отдохнуть, Ламберт? А в крепости я что делал? Не надо мне никаких отдыхов, лучше путешествовать.       — Хорошо. Значит возьму потом парочку заданий простых, развлечешься, как ты любишь.       — Мне иногда кажется, что я сам со скуки меч возьму.       — Я тебе возьму. Ты нож удержать не можешь, не порезавшись. Все пальцы себе изрезал, пока кролика пытался разрезать. А как ты себе пальцы исколол все, когда пытался сорочку подшить?       Лютик откинулся на спинку скамьи и сказал с обреченным взглядом:       — Иногда мне тоже просто хочется прикупить себе бордель и ни о чем больше не думать.       Ламберт рассмеялся.       — На старости лет обязательно займемся.       Лютик кивнул.       И все же хорошо было. Все абсолютно точно хорошо было. Только Лютик знал, что когда посмотрит на очередную бессмысленную жестокость от Ламберта, это хорошо в миг пропадет на сутки. Сутки, в которые Лютик будет видеть в Ламберте не того человека, с которым засыпал.       Как объяснить? Как донести, что простым игнорированием это не исправишь?       А если проблема в нем самом?       Тяжело вдохнув, Лютик присосался к кружке. Лучше пить. Когда пьешь, ни о чем не думаешь.

***

      — Не поздно еще передумать, Лютик.       Лютик посмотрел на Ламберта, медленно моргнув. Хотелось запустить в него сумкой, наполненной одеждой, но он лишь покачал головой и плавно поставил сумку на пол.       — Я не хочу сидеть и ждать. В конце концов, Ламберт, это твой характер, это ты, и я должен знать о тебе все.       — Для чего? Чтобы потом снова начать сотый диалог о том, какой я плохой?       — Я не говорил, что ты плохой.       — Ты назвал меня монстром. Это был комплимент?       — Да. Секс-монстр, — с серьезным видом сказал Лютик, посмотрев Ламберту в глаза.       Тот устало закатил глаза и покачал головой.       — Ладно, возьми кинжал и пойдем… Вот странно будет: альфа с омегой приперся в бордель.       — Меня всю жизнь принимали за бету, так что, — Лютик пожал плечами, проверяя, хорошо ли наточен кинжал, проведя по нему кончиком пальца почти невесомо.       — Это в те времена, когда от тебя не несло за километр. А во-вторых… Ты себя видел-то в зеркале? Любая бы омега руку бы отдала за твои ноги, Лютик. Ты омега, как тебя не крути.       — А жаль, — буркнул тихо себе под нос Лютик, пряча кинжал в ножны.       — Что?       — Ничего, тебе послышалось.       — Я прекрасно слышал, что ты сказал, Лютик. Кажется, нам стоит поговорить с тобой на эту тему…       — На какую еще тему?       — Насчет того, что ты так яро и активно противишься себе и своей природе. Я не понимаю, в чем причина! Я обожаю тебя и твое тело, и твои скачки настроения, и заскоки! Что тебе не нравится, собственно, в себе?!       Ламберт звучал почти отчаянно, потому что... Эта не та тема, на которую он бы хотел говорить. Просто потому, что он не знал, что нужно говорить омегам в таком состоянии. Он догадывался, что очень мало сказать «у меня на тебя стоит» и «я нахожу твои заскоки очень даже милыми». Понимал, что это звучало ужасно, но других слов у него и не находилось.       Да, Лютик юн и из-за этого он слишком активен, слишком много думает и часто приходит к странным, нелогичным вещам. Да. Но это просто специфика возраста, но никак не вторичного пола.       Обсуждать такую интимную вещь с омегой, которая недавно-то и стала омегой, казалась очень… смущающей. И Ламберту казалось это странным. Ведь они были вместе, спали, Ламберт разглядывал его в самых неприличных ракурсах и его язык побывал буквально во всех дырках, а говорить на темы, касающиеся таких вещей он стеснялся!       Они были любовниками, парой, в конце концов, но стоило Ламберту только подумать об этом диалоге, как ему начинало казаться, будто он отец и должен поговорить со своим сыном в его определенно сложный период полового созревания!       Да и что ему говорить?       Он может без устали повторять то, как любит его, и его тело, как он восхищается им, но этого казалось так мало.       — Ты не понимаешь, Ламберт, — покачал головой Лютик.       Ламберт возвел глаза к потолку и устало выдохнул.       Да, точно, как отец с сыном.       — Почему?       — Потому что ты не омега с поехавшим гормональный фоном. Меня много чего волнует, на самом деле. То, что касается наших отношений… А я даже поговорить с тобой на эту тему не могу.       Ламберт изумлено вскинул брови, сложив руки на груди. Лютик то казался ему взрослым и уверенным, то совсем сбитым с толку ребенком, которому надо разжевывать каждое слово.       — Хорошо, допустим. Почему не говоришь?       — Потому что когда я пытаюсь, ты просто издеваешься надо мной, — Лютик выпрямился, уложив кинжал возле голени в сапог, посмотрев, чтобы его не было видно. — Меня это не задевает, просто…       Ламберт внимательно на него смотрел. Ждал, пока Лютик закончит свою мысль.       В этом была основная проблема: мыслей у того было тьма, но вот закончить ни одну из всех Лютик не мог, в итоге Ламберт не до конца понимал, чего Лютик добивался.       — Просто?.. — подтолкнул его Ламберт, нетерпеливо глядя в окно. Солнце давно село.       — Просто мне кажется, что ты не воспринимаешь меня всерьез.       Ламберт тяжело выдохнул и покачал головой.       Как же он уже устал от этого. От диалогов, не от Лютика. Лютиком он хотел наслаждаться, и у него это вполне получалось, но он все рыпался, все бормотал что-то, видел то, чего нет.       — Хорошо, — кивнул Ламберт. — С чего такие мысли? Из-за того, что я не веду с тобой тонны диалогов о моем характере?       Вместо ответа Лютик кинул на него задушенный взгляд исподлобья. Он поджал губы и покачал головой, сказав:       — Пойдем быстрее к Зелисе.       Ламберт на секунду выпал из реальности. Он не понял, из-за чего, но что-то было в нем, в голосе Лютика, такое, что заставило его ощутить себя виноватым. Он чувствовал, что сделал что-то не так, неправильно сказал, но не понимал, что именно.       Ламберт непонимающе моргнул, смотря, как Лютик накинул на худые плечи дублет.       Он ведь не был грубым, он пытался быть максимально спокойным и просто узнать, что не так, что заставляло Лютика думать, что он якобы не воспринимает его всерьез.       Ламберт рад это опровергнуть, но как? Просто кинуть «это неправда», не выслушав ни одного аргумента просто глупо, пафосно и бездумно. Ведь этим он ничего не доказал бы…       Он растерянно посмотрел на Лютика, внезапно сам ощутив себя глупым, ничего не понимающим мальчиком.       Это заставило его опомниться.       Что, если так себя постоянно чувствовал Лютик? Что, если он ощущал себя глупым, ничего не понимающим, и от того маленьким и ничего не знающим в глазах Ламберта?       Ламберт запутался окончательно. Он вообще перестал понимать, к чему вел Лютик, и вел ли к чему-то вообще.       — Ну, мы идем?       Лютик посмотрел на него, и Ламберт, наконец, оторвал взгляд от своих сапог и поднял его на Лютика. Внезапно он показался ему каким-то далеким и, вместе с тем, пространства в этой комнате будто бы было мало для него.       Ламберт медленно моргнул и качнул головой. В самом деле… Лютик был одной сплошной энергией, ураганом. Когда они были в Каэр Морхене он умудрился быть со всеми. Со всеми поговорить, потренироваться, спеть и выпить, а здесь… А здесь, Ламберту показалось, он будто был в какой-то коробке, которую сам же Ламберт ему и сделал. Тем, что просто был другим.       — Да, идем.       Он прошел вперед, схватил мечи, закрепив их и взяв ключ, а после, внезапно даже для него самого, его рука потянулась к Лютику. Он мягко взял его под локоть и притянул к себе. Посмотрел ему в глаза, и Лютик сделал это в ответ. Он повернулся к нему, смотря на него широко раскрытыми светлыми глазами. Доверчивый и его… Всем телом, разумом и существом, которое не помещалось в его тело, но он был его.       Теперь он стал казаться даже слишком большим для самого Ламберта.       И он сказал:       — На самом деле я не умею говорить. Правда. Просто не умею.       Лютик непонимающе моргнул.       — Что?       — Ты прекрасно понял, что. Слова из глотки у меня не лезут, потому что их нет в моей голове. Я не понимаю, что от меня хотят, пока не скажут прямо, а когда надо говорить по душам я могу только тупо смотреть в стену. Я беден в этом плане, и все, что я могу дать тебе, так это… То, что ты мне важен, Лютик. Что бы ты там не думал, ты мне важен, и все, что только может испытывать альфа к омеге, я все это испытываю к тебе. Нам надо поговорить, я знаю, тебе, может, много не нравится, но я… полный профан в этом, — он усмехнулся и подался вперед, чмокнув в розовую щеку. — Я люблю тебя, Лютик. Даже когда я монстр — я люблю тебя.       Лютик медленно моргнул и прижался к нему ближе.       Он шмыгнул носом и прижался лбом к его шее, прикрыв глаза.       — И я люблю тебя, — прошептал он еле слышно.       Ламберт улыбнулся и чмокнул в висок.       — Идем. Потом попробуем… поговорить, — сказал он на тяжелом выдохе. — Правда толку с этого будет не особо. Думаю, ты это уже понял.       Лютик кивнул и без желания отдалился, проходя вперед, когда Ламберт открыл перед ним дверь. Закрыв на ключ, Ламберт кивнул вперед, уточнив:       — Точно уверен, что идешь со мной? Мне просто каждый раз страшно, когда ты тоже на поле боя… Не описать словами, как страшно.       — Да я уж понял, что не описать словами, — усмехнулся Лютик, покачав головой, медленно спускаясь вниз, оглядывая людей в таверне. Большинство уже были напрочь пьяны и потеряны для внешнего мира. — Ламберт, нам в этом жить надо. Как только ты поймешь, что не от всех вещей можно убежать, тогда тебе станет легче.       — Я… я понимаю, просто… — он прервался, когда они вышли на улицу. Было прохладно и немного влажно. Он поежился. Лютик, усмехнувшись, прижался к его боку, согревая.       — Просто?..       — Просто… Я всю жизнь был один, или с другим ведьмаком, чародейка на крайний случай… Но ты! Ты омега, и мне непривычно и не по себе, когда я вижу тебя рядом в такой обстановке. Если бы ты только знал, что я к тебе испытываю, то хоть бы иногда шел на уступки и оставался сидеть в таверне, — буркнул он недовольно, обнимая за талию.       Лютик тяжело выдохнул и покачал головой.       — В твоем идеальном мире, я, кажется, сижу дома и ращу детей.       — Мы их вместе растим!.. — поправил его возмущённо Ламберт.       — Не суть. Ламберт, я могу примерно понять, что для тебя я нежный и хрупкий, любовь всей твоей жизни и все в таком ро…       — Но ты и вправду хрупкий! Ты человек! А еще и омега… Омеги биологически физически слабее альф. Даже те, кто всю жизнь мечом машет, уступают в физической силе… Это биология, Лютик, и по ней ты хрупок… а еще в тебе веса шестьдесят килограмм в лучшем случае.       — Мне кажется, что больше…       — Да какая разница?! Вопрос не в весе, а в том, что мне страшно до усрачки.       — Привыкай. Я твой партнер и я буду рядом с тобой даже в такие моменты.       — Но…       — Никаких но, Ламберт. Думаешь, мне не страшно будет в таверне сидеть? Сидеть и не знать, в порядке ли ты, иногда я смогу тебе помочь, и пусть тебе это кажется сейчас смешным, но…       — Не кажется, — сказал он серьезно, перебив.       Лютик пораженно моргнул.       — Правда?       — Разумеется. Я знаю, что ты сможешь мне помочь или даже спасти жизнь. Я не считаю тебя слабым. Мне просто... непривычно. Я не жил такой жизнью раньше. Да и в Каэр Морхене было чувство, будто это все… Как уик-енд. А потом ты уйдешь. Но ты не ушел, а мне так странно знать, что ты рядом по-настоящему, что ты сам выбрал и, что хуже всего, на мне ответственность в полном объеме. Это другое. Не объяснить…       Лютик тяжело вдохнул.       — Мне кажется, эти отношения… Будут сложными. Ты ведьмак, я человек. Тебе под стольник, а мне и двадцати еще не исполнилось. Ты убийца, я поэт. Со стороны послушать, так это безумие…       — Да. Я понимаю, — Ламберт смотрел себе под ноги, стараясь обходить грязь и лужи, хотя при такой погоде это было делать немного сложно. — Иногда меня разрывают сомнения. Это странно. Я не думаю об этом, но порой я смотрю на тебя и мне хватает одного взгляда, чтобы испугаться того, как я неуместен рядом с тобой. Или ты со мной. Я вижу перед собой омегу, юного и красивого. И мне кажется это безумием: то, что между нами происходит.       Лютик резко остановился, и Ламберт обернулся. Засунув руки в карманы и немного сжавшись в плечах из-за холода, он посмотрел на Лютика.       — Ламберт, ты кое-что забываешь. Я сам выбрал эту жизнь, и на пару лет раньше, чем узнал тебя.       — Я знаю.       — Так в чем же проблема? Это не ты меня сюда запихнул.       Ламберт посмотрел на него странным взглядом, и эмоция в нем была для Лютика далека и непонятна. Будто Ламберт не то был напуган, не то удивлен. И он сказал:       — Знаешь… Мне кажется, будто рядом со мной ты… увядаешь. Будто я не могу дать тебе того, что ты в самом деле хочешь.       Лютик непонимающе моргнул, на секунду он даже сбился с толку, а потом и сам испугался: к чему же это все ведет?       Только сейчас он осознал, насколько сильно они не были уверены не то что в себе, а даже друг в друге.       Лютик крутил мысль того, что Ламберт просто увлечен им как молодым телом, считал, что он холоден к нему… был уверен, что его юность и глупость навевает на Ламберта скуку.       А Ламберт думал, что не сможет дать ему всего, не может удовлетворить его потребности, считал, что он слишком стар и некрасив, чтобы в самом деле нравиться ему.       Они не были уверены в себе, и не были уверены в этих отношениях. Они испытывали к друг другу нечто большее, чем к кому-либо ранее, это было правдой, которую они знали и которую принимали. Но как же этого было мало.       Лютику показалось, что их отношения стоят на одной покалеченной побитой ноге.       — Почему ты так думаешь? — только и смог спросить Лютик. Внезапно Ламберт показался ему далеким-далеким, будто он стоял от него за километр, ветер на улице был таким холодным, что резал кожу. Это было всего на миг, но Лютику его хватило, чтобы ощутить себя потерянным и брошенным.       Ламберт пожал плечами.       — Ты веришь, что я что-то светлое, что я спаситель, но я просто убийца. Я не спасу тебя, и не спасу себя, я не был создан для этого. Никогда ничего не умел удерживать. Я просто убийца. Я не спаситель.       Лютик посмотрел на него напряженным, загнанным взглядом. Плащ на его плечах всколыхнулся, и фигура его внезапно показалась какой-то худой. Лютик покачал головой. Стало еще холоднее.       — Бред, — пролепетал Лютик, а Ламберт продолжал казаться далеким и холодным, незнакомым. Лютик ощущал себя брошенным. — Бред-бред-бред! Не хочу дальше слушать! Не смей так даже говорить!       И он сделал широкий шаг вперед, просто прижавшись к нему, вцепившись в него белыми от холода пальцами. Ламберт растерялся и обнял его в ответ.       Внезапно он подумал, что это было необходимо им обоим.       В центре улицы, в холоде и моросящем дожде, обнять друг друга, и вспомнить, что в мире, холодном и чужом, есть еще доля тепла. И она была рядом.       Лютик вжался холодным носом в его шею и сжался в плечах, желая стать таким маленьким, чтобы полностью уместиться в руках Ламберта.       Ламберт грустно усмехнулся.       — Ну вот, Лютик… Вот тебе наши диалоги. Мы не можем поговорить. Ведь то, что говоришь ты — бред для меня, а то что я — бред для тебя. Нет аргументов и фактов, ничего нет, кроме крика. А наше решение проблем — это заменить слова губами, а смысл?       — А может это единственное правильное решение? Целоваться, пока мы сами не поймем, что наши опасения — бред? Слова ничего не смогут нам дать, но мы все еще рядом и все еще можем показать наши чувства… я не знаю, Ламберт. Я ничего не знаю! — вскрикнул он от собственного бессилия и чуть отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я не был в таких отношениях, не знаю, как это работает, что надо делать и что говорить. Мы оба полны сомнений, ничего не знаем, путаемся, пугаемся, снова путаемся, хотим убежать, но тут же боимся этой мысли еще больше, чем друг друга… — тараторил он едва не на одном дыхании. Ламберт разбирал слова только чудом. — Но я знаю, что не хочу, чтоб ты отпускал меня. Никогда, понимаешь, никогда ты не должен меня отпускать! Никогда-никогда! Если мы не можем словами, значит, просто дадим нам время. И… все поймем без слов. Но не отпускай, никогда не отпускай меня, — пролепетал он, и голос его становился тише с каждым словом.       — Не отпущу.       Ламберт внимательно смотрел ему в глаза, и столько отчаяния и любви в них было.       Да, Лютик молод, красив и легкомыслен. Много не понимает, и все хочет свести к легкости. Сложности его пугают, он думает, что за ними будет разрушение.       Боится развала, хотя с ним идет восстановление.       Но какая разница? Если Лютик предлагал и себя, и свою молодость, и красоту, то почему Ламберт должен думать о том, что это неправильно?       Лютик стоял перед ним, и предлагал всего себя, хотел быть тут, рядом.       Глупость, какая же глупость все эти моральные дилеммы…       Ламберт выдохнул, прикрыл глаза и склонился, целуя. Лютик вцепился в него еще сильнее, будто боялся отпустить, и ответил на поцелуй.       И говорить что-то Ламберту вовсе не нужно было. Он обнимал его, прижимал к себе и целовал. И ничего более Лютик не хотел. Ничего выслушивать ему вовсе не надо было.       Много слов, много сомнений, много проблем и ни одного решения!       Ламберт отдалился от него, чмокнул в щеку и посмотрел в глаза.       Лютик смотрел на него так, будто боготворил одним лишь взглядом, как на своего идола. Вел диалоги про жестокость, про чудовищность, про безумство всего происходящего, но все еще боготворил.       И что им до этих слов теперь?       Сейчас не было слов, были только они, и этого хватало.       Когда-нибудь они смогут это принять, и отбросить кучу фраз и предостережений, когда-нибудь они поймут, что любящим не нужны ни слова, ни даже голос.       Время сомнений, время решимости.       — Пойдем, Лютик. Быстрее начнем, быстрее закончим… А там… там и поговорим…       — О чем? — не понял Лютик, чувствуя себя так, будто все проблемы были давно позади и решены.       — Не знаю. О том, какой ты красивый, например.       Лютик рассмеялся и кивнул, он взял его руку в свою, улыбнувшись.       — Оба мы не умеем говорить. Только сотрясать воздух и сомневаться…       — Ну и черт с ним. Купим вина и гори оно все огнем. Я устал думать об этом.       — Я тоже. Ты не представляешь, что со мной творилось все это время…       — Не представляю, — согласился Ламберт, кивнув.       — Ты считаешь меня глупым? — внезапно спросил его Лютик, посмотрев в глаза.       Глупым.       Определено, в каком-то смысле он был глупым. Иногда. В каких-то обстоятельствах. В тех самых, где и сам Ламберт казался дураком последним.       Но разве было Ламберту дело до этой глупости?       Лютик же был прекрасен. Со всеми слабостями и минусами, глупостью или мудростью, он все равно был совершенен, и Ламберт никогда не выделял для себя отдельные черты.       — Все мы глупые люди в той или иной мере. Если бы были шибко умными, то давно бы сошли с ума.       — Нет, ты не понимаешь, о чем я. Молодые всегда более глупые.       — Почему ты спрашиваешь? Я не знаю, Лютик, никогда об этом не думал.       — Правда?..       — Правда. Я просто знаю, что ты прекрасен, и это все. Для меня нет ни ума, ни хитрости, ни наглости. Есть ты, и ничего лучше я не знал. Какой мне смысл сидеть над этим и думать, глуп ты или нет? Был бы слишком глуп, то я бы с тобой и не таскался, если ты об этом.       — Я думал ты меня всерьез и не воспринимаешь из-за глупости…       Ламберт тяжело выдохнул.       — Кажется, мы оба слишком много думали и додумались до чего-то не того, так?       — Так.       Лютик кивнул, а Ламберт внезапно посмотрел на него каким-то серьезным, непонятным взглядом, будто что-то обдумывал. А потом сказал:       — Я бы тебя под венец взял, если бы не считал свадьбу глупостью. А ты говоришь несерьезно…       — В смысле глупостью? — моргнул Лютик. — Ты мне что, предложение не сделаешь?       — Не планировал… Зачем? Метки всегда хватает.       — Даже если я тебе детей рожу?.. — моргнул Лютик, выпучив глаза.       — Детей ты родишь не мне, а нам. Ладно, все, посмотрим… Сейчас никто замуж выходить не собирался. Мне просто все равно: есть свадьба или нет… Сильно захочешь — ладно.       — Но вот так я не хочу! Что значит «сильно захочу»? Надо, чтобы это было сюрпризом!       — Ну тебе и будет сюрприз. Сюрприз, если не сделаю предложение, и сюрприз, если сделаю.       — Ты ужасен! — брякнул Лютик и укусил за подбородок.       Ламберт рассмеялся и снова его обнял.       Лютик шмыгнул носом и прижался щекой к его плечу. Какая свадьба, Боже?.. Им бы до завтра дожить, не рассорившись и со спокойными сердцами…       — Пойдем, Лютик, здесь ужасно холодно. Пообнимаемся уже в трактире. Идем…       Лютик кивнул и, взяв его под руку, поплелся рядом, прижимаясь и глядя себе под ноги.       Какой будет следующий день? А что будет через неделю? Все было так сложно, так невыносимо сложно, что об этом даже думать было тяжело.       Хватит ли одних этих чувств? Хватит ли их двоих, чтобы устоять?       Лютик вцепился в Ламберта еще сильнее, и вдруг понял, что да, Ламберт его удержит. Он знал это.
Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.