Baby blue love

      Лютика уже не смущал факт гнезда. Боже, за последнюю неделю он делал перед Ламбертом это уже столько раз, что не могло и речи идти о смущении. Несмотря на то, что раньше этот процесс для него был таким личным, что его передергивало от мысли, что это мог увидеть Геральт, то при Ламберте… нет, его это вовсе не смущало.       Он не ощущал, что это делало его слабым или как-то унижало.       Видя, с какой мягкой улыбкой за этим следил Ламберт, он ощущал себя… хорошо. Уютно. Даже наслаждался процессом.       А особенно ему нравилось звать туда Ламберта, и просто лежать так, обнимаясь с ним и наслаждаясь этим моментом. Казалось, что никогда в своей жизни он не ощущал себя в таком комфорте и уюте.       Но… ох, просить одежду у кого-то еще кроме Геральта по-прежнему смущало. Даже у Йеннифер.       Он хотел просто ограничиться одеялами и шмотками Ламберта, но наслушавшись рассказов Ламберта о том, насколько омега в первый раз ощущает себя напуганным и сбитым с толку, он решил, что лучше перестраховаться, чем укатиться в истерику.       Честное слово, Лютик хотел просто вдоволь натрахаться, а не устроить очередной сеанс «психология и все, что с этим связано».       Он решил начать с Геральта, потому что к нему в этом плане он привык сильнее, чем к кому-либо еще (не считая Ламберта, разумеется).       Как назло Геральта он искал, казалось, час, если не больше. Он даже напоролся на ругающихся Йеннифер с Ламбертом, чему вообще удивился, потому что они спорили об… одежде?!.. Лютик не подслушивал, но он был уверен, что Йеннифер доказывала ему что-то о том, что ему пора бы обновить себе верхнюю одежду, а Ламберт орал ей о практичности.       Лютик сначала покачал головой, думая, что ему кажется, но потом прислушался и понял, что нет, не кажется.       Его уважаемый черный страшный волк едва не переходя на визг доказывал, кажется, немного подвыпившей чародейке, что ему главное практичность, а не стиль.       Что ж… он был бы даже рад, если бы Ламберт обновил себе верхний гардероб. К рубашкам и штанам у Лютика претензий не было, а вот куртки оставляли желать лучшего! Да и в самом деле, можно обзавестись какими-нибудь неплохими доспехами! У Геральта вот их прилично было!       Лютик еле удержал себя от желания влезть в спор и поддакнуть, но одернул себя и поплелся дальше. Наконец, выглянув с балкона, дрожа от холода, он заметил того на тренировочном поле. Радостно окликнув его, он помахал ему рукой.       Геральт сощурился, крикнув, звал ли он его.       В ответ Лютик только прокричал:       — Эй, словишь меня?!       Геральт сначала не расслышал, а потом заметил, как Лютик стал забираться на балкон, буквально откинул меч и кинулся под балкон. Лютик рассмеялся и, без задней мысли, спрыгнул.       Геральт, ругаясь, словил его на руки, глядя недовольно на смеющегося Лютика.       — Ты что, сдурел? Не нашел более экстремального способа? И почему ты голый в такую погоду?! — почти на полном серьезе разозлился Геральт и, поставив того на землю, быстро стащил с себя куртку. Нацепил сверху на Лютика и спешно подтолкнул того к входу к замку.       — Да, за этим я и пришел, — кивнул Лютик, принюхиваясь к куртке. Из-за мороза запах сейчас узнавался плохо, но вся изнанка полностью пропахла Геральтом, и Лютик довольно улыбнулся. Куртка казалась ему чем-то наиболее оптимальным — она большая, займет много места и сильно пахнет.       — Зачем?       — Хотел взять у тебя что-нибудь… для гнезда.       — Зачем тебе гнездо? Ты опять себя плохо чувствуешь? — удивился Геральт, открывая дверь и пропуская Лютика вперед.       Лютик усмехнулся, развернувшись к нему и, покачав головой, сказал:       — А Ламберт говорил, что ты такие вещи понимаешь. Для течки, Геральт.       Геральт снова засмущался и откашлялся, уставившись куда-то в пол. Лютик рассмеялся, сильнее закутываясь в его куртку, которая, на самом деле, оказалась жутко тяжелой, и Лютику казалось, что он на себе тащил тринадцатилетнего ребенка.       — Я забыл, что она у тебя будет… первой. Конечно я знаю, что нужно гнездо и особое отношения, Лютик, я же не совсем дурак, — насупился он, едва не пыхтя.       Лютик скомкано улыбнулся, потому что вот лично он не знал. Вообще нихрена о ней не знал, искренне думая, что просто трахаться хочется. Об особенности такого состояния и что это просто может напугать и привести нервную систему в кусок мусора из-за количества гормонов, он, конечно, не подумал.       — Ты уверен, что хочешь взять куртку? Я ж в ней на улице бегаю, в конце концов. Мало ли грязь какая.       Лютик нахмурился, стащив ее себя и едва не прокряхтев от ее тяжести, и осмотрел. Он сказал:       — Видимого мусора вроде нет, а так я ее наизнанку выверну. Просто плащ твой совсем пахнуть перестал, а рубашка какая мало места займет. Так что куртка, — сказал он, обняв ее обеими руками, закрывая свое лицо так, что торчали только два голубых глаза.       Геральт улыбнулся этой картине и кивнул, потрепав его по голове и, уложив руку на плечо, плавно подтолкнул его вперед.       — У тебя же есть запасная?       — Есть. Бери, не волнуйся. Главное, чтобы тебе было комфортно.       Лютик невольно улыбался и прижался щекой к его плечу, смотря широко раскрытыми глазами на лицо Геральта. Тот, ощутив на себе пристальный взгляд, посмотрев на него в ответ и, не выдержав, разулыбался. Лютик смотрел на него так доверчиво и счастливо, что у Геральта аж в груди что-то защемило.       Он потрепал его по голове, а потом резко остановился и обнял, потрепав по плечам. Лютик улыбнуться шире, прижавшись щекой к его груди, шумно выдыхая.       — Спасибо, — сказал он так, что даже толком не успел осознать, что он сказал.       — Было бы за что. Всего лишь куртка, пф, — фыркнул Геральт.       Лютик покачал головой и чуть отстранился, продолжая прижимать куртку к себе.       — Нет, я не только про куртку, Геральт.       — А про что? — почти искренне удивился он, вздернув бровь, легонько поглаживая по плечам. На самом деле, каждый раз, когда он касался Лютика, он поражался тому, насколько хрупким он казался под его ладонями. Со стороны он вроде даже ему виделся обычным для своего возраста омегой. Не слишком маленький, но и не крупный. Высокий разве что. Но в моменты, когда он его обнимал или трепал по плечу… ему сразу казалось, что более хрупкого существа он не касался. Возможно, это была вовсе не фигура Лютика. Это было то, каким он был в его глазах.       Лютик выдохнул и отвел взгляд. Неловко улыбнувшийся, он пожал плечами и сказал:       — Ну, ты очень много для меня сделал. Ты мой первый друг, Геральт, а в итоге стал как отец. Всегда помогал мне, и даже узнав вот об этом всем… Да кто угодно на твоем месте решил бы закрыть глаза и не лезть в это! Типа неприлично, смущает, некрасиво, для некоторых даже унизительно! А ты… ты не просто помог, ты настаивал, объяснял… ты мне как отец, Геральт. И… — он сделал паузу, а потом довольно добавил: — и ты тоже очень милый, когда смущаешься! — Лютик рассмеялся, когда тот, кажется, затушевался еще сильнее, что-то буркнув себе под нос.       Геральт глубоко вдохнул и сказал:       — Ты тоже для меня много значишь, Лютик. Я ж тебе помогал не потому, что я какой-то там мега хороший. Просто… да ты мне сразу как сын был, Дьявол! Что я должен был думать о семнадцатилетнем парнишке, который постоянно за мной бегает и которого постоянно надо было кормить!       Лютик рассмеялся и медленно кивнул.       — Ты мог меня прогнать ведь.       — Не мог, — нахмурился Геральт, будто бы слова Лютика показались ему глупостью. — Я с тобой, не знаю, будто сразу связь какую-то ощутил. Не смейся, я не знаю, как это назвать.       — Мне вовсе не смешно, Геральт, — хмыкнул Лютик. — Я тоже это сразу почувствовал. Что ты не просто какой-то там альфа или ведьмак. Не знаю, наверное, именно из-за этого чувства я к тебе и подошел тогда.       — Я очень рад, что ты это сделал, — улыбнулся он — мягко и нежно.       Лютик улыбнулся ему, а затем серьезно сказал:       — Геральт, еще я хотел спросить у тебя кое-что. Только серьезно. Это важно.       Геральт кивнул.       — Как ты на самом деле относишься к Ламберту как к моему партнеру? И что он… надолго. Я знаю, что он там вечно все бубнит, что я выйду за богатого шейха и буду есть виноград на перинах, но все-таки. Я надеюсь, что эта дубина сама от меня к шейху не уйдёт, и я хочу с ним…       — Семью, я понял, — кивнул Геральт, а потом едва не размяк, когда Лютик кивнул и тихо сказал: «очень хочу». Он говорил таким тоном, будто для него это было чем-то очень интимным и важным. — Ты ведь понимаешь, что ты его пока только узнаешь и вам придется много чего пережить? И, в конце концов, дети. Если честно, ты бы хотел детей, так?       Лютик грустно вдохнул и опустил руки так, что куртка в них едва пол не подмела.       — Не сейчас, конечно, но в лет тридцать бы хотел… Но это не такая уж проблема. Можно взять из храма какого, там едва не новорожденные! То есть бесплодность Ламберта меня совсем не волнует.       Геральт выдохнул и кивнул.       — Лютик, в первую очередь это не я с Ламбертом собираюсь жизнь делить. Это твоя жизнь, и тебе решать. Я не знаю Ламберта так, как его знаешь ты. Его никто так не знает. И я вижу, что с тобой он… другой. Так что у меня нет выбора: принимать его или нет. Принимаешь его ты, а я… ну, я должен просто одобрить твой выбор, потому что я знаю, сколько это значит для тебя.       — То есть ты не против Ламберта? — растянувшись в довольной усмешке, уточнил Лютик.       Геральт выдохнул и сказал:       — Я вас благословляю.       Лютик рассмеялся и, снова обняв, чмокнул в щеку. Геральт тоже рассмеялся, обняв в ответ.       Когда Лютик шел в комнату, чтобы положить куртку Геральта, с которой ходить было ну просто невозможно, он снова проходил мимо кухни. И Ламберт с Йеннифер до сих пор там сидели. По голосам он понял, что, кажется, оба уже подвыпили.       Он прислушивался, и услышал, как Йеннифер ругалась на старшей речи. Лютик знал ее частично, но смог расслышать только что-то про вино, охуевшую власть и, кажется, если он все так услышал, она сказала что-то типа «ну вот пускай и ебут друг друга»,       Кончилось это все тем, что Ламберт с ней воодушевленно согласился. Лютик готов был поклясться, что он понял примерно столько же, сколько и он.       Хмыкнув, он пошел в комнату, уложив куртку Геральта. Прошелся с любовью по альбому Ламберта, улыбнувшийся, и снова вышел из комнаты.       Набравшись мужества, он пошел в зал, надеясь найти там Эскеля или Койона, но он был пустой. Устало простонав, он снова стал таскаться по замку как призрак. В этот раз ему повезло больше и Койон был… ну, в своей комнате. В принципе, логично.       Он что-то проверял в своих заметках и почти испугался, когда Лютик, забыв постучаться, открыл дверь.       — О, Лютик, ты что-то хотел? — он удивлённо вскинул брови, и Лютик на секунду замер, немного смущенный.       — Да, хотел, — он прошел в комнату, закрыв дверь и оглядевшись. Логично, что у ведьмаков не так много вещей. — Можно тебя попросить о кое-чем?       — Да, конечно, без вопросов, — пожал плечами Койон, отложив бесчисленные исписанные листы и тетради. Он так легко согласился, даже примерно не зная, о чем мог просить Лютик, что тому показалось, что он может даже попросить человека убить и Койон решит: «ну, это же Лютик, наверное, так и надо». И убьет.       — Это… личное. Очень.       Койон пораженно медленно моргнул и, кажется, не то засмущался, не то казался сбитым с толку.       — Ну, хорошо. Я слушаю, — кивнул он все так же уверенно. Эта уверенность немного успокаивала Лютика. Ну и запах Койона по всей комнате тоже знатно расслаблял его.       — Мне нужно, ну... эээ… твоя одежда. Какая-нибудь. Желательно помягче, но я не настаиваю!       Койон снова медленно моргнул, потом нахмурился, открыл рот, снова закрыл его, а потом удивленно уставился на Лютика. Он покачал головой и сказал:       — Стой, я не надумал лишнего? Или тебе просто холодно стало? Или в самом деле…       — Для гнезда, Койон. Мне нужно что-то для гнезда, — смущенно улыбнулся Лютик, посмотрев сначала на него, а потом отведя взгляд, потому что ему было немного неловко.       Койон ответил не сразу. Он будто поперхнулся чем-то, то раскрывая рот, то закрывая. Медленно моргал, глядя на Лютика так удивлено, будто бы он в самом деле предложил ему человека убить.       — То есть… серьезно? Моя одежда? Запах? В гнездо? А, тебе, наверное, надо место чем-то занять, да?       Лютик едва не рассмеялся и, покачав головой, сказал:       — Какое место, Койон? Я раньше для этого мог использовать только одеяла. Меня успокаивает твой запах, и мне будет комфортно, если… он тоже там будет.       — Мой? — снова уточнил Койон, ткнув в себя пальцем.       — Да, твой, — кивнул Лютик, понимая, что Койон был смущен явно больше. — Помнишь, когда я разревелся, а ты меня обнял? Меня очень тогда успокоил твой запах. Я буду рад, если ты что-то дашь мне из своего.       Койон проморгался, а потом, едва не подскочив и осматриваясь, сказал:       — Да, конечно, я… Я не знаю, но бери что захочешь!       Лютик едва не рассмеялся, глядя, с каким восторгом Койон это сказал.       — Спасибо, — он медленно прошел вперед, оглядывая комнату. — Почему ты так этому удивился? — он встал в полуметре от него, глядя в восторженные, как у щенка, глаза Койона. Лютику казалось, что его сердце билось сильнее, чем обычно.       — Ну… Я не думал, что я… тебе настолько близок, чтобы… аж в гнездо.       — Койон, ты с первых дней меня на спине катал, ты в самом деле думал, что не будешь ассоциироваться у меня с покоем и защитой? — удивился Лютик тому, что, кажется, Ламберт тут не единственный был в себе не уверен. Тем более… Лютик не соврет, если скажет, что к Койону он самому первому проникся доверием и симпатией. Он был очень милым с ним, даже вежливым, и это сразу покорило Лютика.       — Ну это ведь разное. Гнездо это что-то интимное для вас, и… туда не суют вещи едва знакомых!       — Но ты мне не едва знакомый, Койон, — искренне удивился Лютик. — Вы мне с Эскелем как братья почти, и я вам доверяю. Неужели это и впрямь какое-то открытие?       Койон опустил взгляд вниз и пробубнил что-то неясное.       Лютик неприкрыто удивился. Он был искренне уверен, что и Эскель, и Койон наверняка знают, как к ним относится Лютик, а тут… а тут Койон удивился, что Лютику нужны его вещи для гнезда!       Лютик покачал головой и, сложив руки на груди, сказал:       — Я чувствую, кому-то в этой комнате нужно немного объятий.       Он готов был поклясться, что из груди Койона вырвался какой-то неясный звук не то удивления, не то умиления, когда Лютик обнял его. Крепко-крепко, так, что у Койона ребра заболели. Тот, вдохнув, обнял его в ответ, уткнувшись носом в его макушку.       Лютик глубоко вдохнул его запах, буквально наслаждаясь им. С Койоном было спокойно-спокойно, и отчего-то тихо. У Лютика почему-то закралась такая ассоциация с Койоном — с тишиной. Возможно, утро в лесу.       Отстранившись, Лютик улыбнулся ему, и Койон неловко улыбнулся в ответ. Он сказал:       — У меня, на самом деле, не очень много одежды или еще каких-то вещей… Но бери что хочешь, я не буду против.       Лютик кивнул и сказал:       — Мне бы что-то… объемное, на самом деле. Просто, эм… это гнездо, оно… для особого периода, и желательно, чтобы оно в самом деле было большое и мягкое. Чтобы не мешались застежки и все такое…       Койон нахмурился, а потом неуверенно спросил:       — У тебя… течка?       — Мг, — пожал плечами Лютик. — Надеюсь, тебе не будет неудобно от того, что я фактически на ней…       — Нет-нет, все в порядке! — заверил его Койон. — Это же нужно для твоего комфорта, и я знаю, что омегам бывает сложно в такие периоды! Если на одежде останется твой запах, или Ламберта, то ничего страшного. Твой для меня достаточно приятный, а Ламберта я почти уже не чувствую, привык.       — Ох, главное, чтобы Ламберт потом в принципе позволил отдать это обратно, — покачал головой Лютик, прежде чем сделать несколько больших шагов по направлению к небольшому комоду.       — Тоже переживу. Со временем запах выветрится, так что рано или поздно она вернется ко мне, — усмехнулся Койон, почти смущенно смотря на то как Лютик рылся в его вещах.       На душе было как-то тепло от понимания, что Лютик в самом деле относился к нему так. Для чего он искал эти вещи.       Койону даже толком не верилось в то, что он в самом деле заставлял ощущать себя… в безопасности.       У Койона были отношения, но это никогда не было о любви или о той нежности, которую Койон сумел испытать к Лютику. Лютик…       черт, он был особенным для всех них, и никто бы не смог отрицать этого.       С его появлением в Каэр Морхене стало намного светлее, уютнее и элементарно веселее.       Так что Койону было даже в какой-то мере необходимо узнать, что Лютик, их прекрасный веселый нежный Лютик, доверился и им тоже.       Койон был искренне рад за Ламберта.       Потому что Лютик, казалось, был самым прекрасным, что могло случится с любым из них в жизни. А уж шанс прожить с ним всю жизнь — ох, это было роскошью.       — Любишь же ты застежки, — усмехнулся Лютик, рассматривая кофту. Она была мягкой и теплой, но вся в застежках!       — Я и не замечал, что их много, — почесал затылок Койон.       Лютик закусил губу, прищурился, а потом спросил:       — Ты же не мерзнешь по ночам?       Койон задумался, а потом заторможено покачал головой.       — Нет, я редко мерзну.       — Можно взять твое покрывало? — спросил Лютик, смотря прямо в глаза, и Койон лишь медленно кивнул, глупо улыбаясь.       Лютик издал неясный звук радости и резко вскочил, взяв в охапку покрывало. Это буквально было идеально! Оно достаточно крепко им пахло и было большим!       Койон улыбнулся еще шире и еще более глупо, едва не сияя от радости и какой-то гордости.       — Спасибо! — довольно крикнул Лютик, сияя своими голубыми глазищами из вороха покрывал.       Потом он поманил к себе пальцем и, попросив согнуться, чмокнул в лоб.       И Койон, сам не зная почему, рассмеялся, потрепав Лютика по голове.       — Надеюсь мы не умрем от скуки за эти три дня без тебя с Ламбертом.       — Я передам Ламберту, что вы без него будете скучать и в перерывах он будет ходить к вам.       — О, нет, лучше не надо. Он и так нам все уши прожужжал тем, что он ебется, а мы нет.       — Что, правда? — искренне изумился Лютик.       — Да у него это любимая шутка. Все было бы не так плохо, если бы мы с Эскелем реально бы не хотели трахаться.       — Ну, это Ламберт, и он говнюк.       — За это мы его и любим, — хмыкнул Койон, и Лютик улыбнулся, снова уткнувшись носом в покрывало и вдыхая успокаивающий запаха дерева, росы и немного костра.       Топая в комнату с кучей ткани на руках, он снова решил пройти мимо кухни. Они все еще были там! Все еще не слишком пьяные, но определенно навеселе. Лютик снова решил погреть уши. На этот раз Ламберт объяснял Йеннифер, почему альфы кажутся такими эмоционально нищими.       Лютик изумлённо приподнял брови, потому что Ламберт говорил явно со знанием дела, и объяснял это так, будто пытался оправдаться за весь альфий род в принципе. Йеннифер одобрительно хмыкала и агакала, периодически отпивая, видно, вино.       Лютик покачал головой и пошел в сторону комнаты. Остался один Эскель.       Убедившись, что его не было ни в зале, ни на тренировочно поле, ни в библиотеке, он понадеялся, что тот у себя в комнате.       Эскель казался Лютику самым добродушным из ведьмаков и, наверное, никто не стал бы с этим спорить. С одного взгляда на него ему хотелось довериться. Он положил покрывало рядом с курткой и, не повторяя своих прошлых ошибок, сразу пошёл в его комнату. Как оказалось, он плохо помнил, где она находится, так что около получаса он просто ходил и бесцельно открывал двери. Наконец, он нашёл, и сам не ожидав, что наконец найдёт, хотел было уже закрывать ее обратно, даже не заглянув внутрь, но Эскель его окликнул.       — О! — Лютик снова открыл дверь и зашёл. — Я твою комнату полчаса искал!       — Она же рядом с комнатой Геральта, — изумился Эскель, будучи уверенным, что вот конкретно его комнату найти не так уж и сложно.       Лютик опомнился, выглянул из комнаты, огляделся и осознал, что в самом деле недалеко был Геральт. Выругавшись себе под нос, он снова закрыл за собой дверь и, растерянно почесав затылок, сказал:       — Задумался что-то, забыл, вот и… Ээ… Заплутал немного.       Эскель хмыкнул и, отложив толстую книгу, которую читал, спросил:       — Ты что-то хотел?       — Да, — уверенно кивнул Лютик и словил себя на том, что не так уж сильно он уже и смущался. Он посмотрел на Койона, и понял, что он тут явно в более выгодном положении, потому что несчастные ведьмаки мало того, что ощущали некую неловкость, так ещё и недоумение и восторг от подобной просьбы. Отчего-то он ожидал такой же реакции и от Эскеля.       — Слушаю. С Ламбертом поссорились, что ли? — внезапно спросил Эскель.       — Что за вопросы? — искренне удивился Лютик. — С чего бы нам ссориться?       — Ну… Слушай, я сейчас никак не шучу и не хочу кого-то задеть, но Ламберт у нас такая персона, что не ссориться с ним не получается. Понимаешь, есть список вещей, на которые с ним нежелательно общаться, а если уж начал — жди беды.       Лютик поражённо моргнул, а потом нахмурился и покачал головой.       — Мы с ним общаемся больше двух месяцев, и все хорошо. А очень близко полтора месяца.       — Это меня и удивляет, — усмехнулся Эскель, выдохнув. — Все впереди.       — Да не будет у нас никаких ссор, причин просто нет.       — Будет, — кивнул ведьмак, выглядя довольно спокойно. Лютик понимал, что вот кто-кто, а Эскель уж точно не стал бы никогда настраивать Лютика против Ламберта. Вообще-то, никто бы из них не стал, но он — особенно. А значит, он просто предупреждал. — Сейчас вы просто с друг другом милуетесь, говорите на всякие отстраненные темы, а как только быт пойдёт — там уже начнётся. Ламберт у нас импульсивный. Я это к чему, просто не злись на него сильно и нервы не трепи. Он часто сам не знает, почему заводится. Характер такой.       Лютик поджал губы, а потом внезапно мягко улыбнулся и повел плечом.       — Ну, что будет то будет. Что сделать? Я ж люблю его все-таки.       Эскель улыбнулся в ответ — мягко. Как, кажется, не улыбнётся любой другой ведьмак. Ну, кроме Ламберта, но это абсолютно другое. И он сказал:       — Я знаю. Просто предупреждаю. Не хотелось бы, чтобы вы разбежались из-за такой глупости.       — Почему? — Лютик в самом деле не понял, какое тут кому дело, будут они вместе или нет. Лютик же не перестанет с ними общаться. Ему казалось, что он и с Ламбертом не перестанет. — Не все равно ли, в каких отношениях мы будем?       Эскель тяжело выдохнул и покачал головой. Он всегда выглядел так спокойно, что это спокойствие порой было заразительным. Эскель, казалось, заставлял ему довериться почти насильно, потому что Лютик клянётся: так уметь располагать людей к себе — незаконно.       — Есть, — сказал Эскель. — Ламберт с тобой… Не знаю, успокоился, что ли. Он меньше ворчит, не ругается, не бухает, никого не оскорбляет, не орёт о своей ненависти к миру. Даже с Весемиром сейчас почти не ругается! Он нашёл свое счастье, а Ламберт, не даст мне Бог, Дьявол, или черт знает, кто ещё, соврать, счастья заслужил больше других. И тебя я совсем мало знаю, но ты тоже поменялся, как вы с Ламбертом сблизились.       — Правда? — удивился Лютик, вскинув бровь.       — Мг. Не знаю, какой-то стал… Более мягкий, что ли. Влюблённый, тоже спокойнее стал… Не знаю, я не так хорош в людях, как хотелось бы, но по вам видно, что вам хорошо друг с другом. А я много по миру ходил, не мало видел якобы влюблённых: и молодых, и в браке, и уже стариков. И редко видел, чтобы люди по-настоящему были друг с другом счастливы.       Лютик смущённо улыбнулся, а потом сказал:       — Ну не зря ж мы с Ламбертом предназначенные, в самом деле.       Эскель поражённо раскрыл глаза.       — Вы… Предназначенные?.. Не шутишь?       — Не-а, — улыбнулся довольно Лютик, едва не жмурясь от этой улыбки — до того она была сильной.       — Ламберт не говорил! — почти возмущённо заявил Эскель. — Это… Ну… Круто, — он медленно кивнул, а потом добавил с какой-то странной теплотой в голосе: — я рад за вас.       Лютик кивнул, улыбаясь, чувствуя себя счастливым просто от того, что они говорили о Ламберте.       — Ладно, так что ты хотел? — опомнился Эскель.       — А, да. Я хотел попросить у тебя что-нибудь из одежды.       Наперекор ожиданию Лютика о его смущении, Эскель лишь понятливо кивнул и сказал:       — Да, точно, у тебя же течка скоро. Бери что хочешь.       Лютик удивлённо моргнул, и, когда Эскель вскинул бровь, пояснил:       — Просто… Эээ… Я думал, ты удивишься.       — Твоей течке? — не понял Эскель.       — Нет, что я попрошу у тебя вещи… — задумчиво протянул Лютик, медленно идя к шкафу. У Эскеля даже был шкаф!       — С чего бы?       — Койон удивился вот! И смутился! — фыркнул Лютик, роясь в шкафу. На удивление, у Эскеля было много верхних курток. Тёплых и тяжёлых, как у Геральта.       — Койон молодой, готов поспорить ты вообще у него первый омега, который попросил одежду для гнезда, вот он и смутился, — хмыкнул Эскель, почти с умилением смотря, как Лютик рылся в его шкафу, видимо, очень серьёзно относясь к этому действию.       — А у тебя брали? — спросил Лютик меж делом, осматривая тёплую большую накидку.       — Да. У меня были… Долгие отношения.       — И почему вы расстались? У меня плохо в голове укладывается, что от тебя можно добровольно уйти, — он глубоко вдохнул его запах на плаще. Пахло яблоками, грецким орехом, каким-то сухим, будто подогретым деревом. Запах уюта и тепла. Приятной остановки в начале осени в лесу у костра. Лютик мягко улыбнулся, представляя, сколько таких остановок у них будет с Ламбертом.       — С чего такие мысли?       Лютик медленно, будто бы сонно моргнул, и оторвал голову от накидки. Прижимая ее к груди, он посмотрел на Эскеля через плечо.       — Ты очень добрый и милый. Это на людях. Значит, с любимым человеком ты будешь еще более милым.       Эскель слабо улыбнулся и лениво встал с кровати, растянув плечи.       — Лютик, вы и есть мои любимые люди.       Лютик и сам не заметил, как растянулся в глупой, искренней улыбке, чувствуя, как на душе светлело.       Семья.       Он медленно встал и, подойдя к Эскелю, крепко обнял, прижимаясь щекой к сильной груди.       Запах уюта, комфорта, понимания.       Запах семьи.       Большая ведьмачья семья, как и кто бы не морщил нос.       — Так почему он ушел? Этот человек, — Лютик чуть отстранился, смотря в глаза, сжимая в руках за его спиной накидку.       — Он умер, — ответил Эскель легко и просто, как обычный факт, который его совсем не ранил.       Лютик поражённо выдохнул, его нижняя губа дрогнула.       — Ох, Эске...       — Нет, все в порядке. Он болел чем-то тяжёлым. Как я не таскал его по чародеям — ничего. Я тогда уже все понял и смирился. Да и не ожидал большего. Я ведьмак, а нам не поло…       — Положено! — воспротивился Лютик. — Вы такие же люди, вам тоже нужна любовь! Так нельзя думать о себе, Эскель!       Эскель смято и неясно улыбнулся, покачав головой. Он сказал:       — Поэтому я рад, что мы встретили тебя, — он погладил его по щеке, видя, как блестели его глаза, стараясь успокоить. — Ведь ты и есть та любовь.       Лютик тихо всхлипнул и снова прижался щекой к его груди, обнимая ещё крепче и сильнее.       — Тсссс, — протянул Эскель, гладя его по спине. — Сейчас все прекрасно. Мы все в порядке.       Лютик поджал губы, жмурясь, стараясь держать себя в руках.       Все, чего он хотел — чтобы эти слова в самом деле были правдой. Что они были в порядке.       Что в Лютике в самом деле было достаточно любви, чтобы им хватало.       Чтобы они все знали о том, что были любимы.       Что они были достойны этой любви.       Уложив плащ к другим вещам, Лютик пошёл в сторону кухни. Йен с Ламбертом по прежнему там сидели, и теперь травили друг другу какие-то байки. И оба очень громко смеялись. Тяжело выдохнув, Лютик открыл дверь, оглядываю картину, в виде пьяного ведьмака и чародейки. Они сидели на столе, как какие-то дети, и орали как дикие животные — настолько им было смешно.       Лютик повел бровью и спросил:       — Я упустил тот момент, когда вы стали лучшими подружками?       Они, казалось, едва оба не вздрогнули от удивления. Йеннифер уставилась стеклянным взглядом на Лютика и, с силой толкнув Ламберта так, что тот свалился со стола, сказала:       — Он не моя подружка.       Раздался звук от падения и звон стекла. Ламберт крякнул, потирая бедро:       — Ну Йен, ну еб твою мать, вторая бутылка ж!       Ламберт очень грустно посмотрел на разбитую бутылку и растекшуюся лужу красного пойла.       — Да чо ты ноешь, щас верну все.       — Не надо! — воспротивился Ламберт, медленно вставая, придерживаясь за стол. — Ты в прошлый раз так починила, что, мне кажется, тут где-то до сих пор пара летучих мышей летают.       — Ты материализовала здесь летучих мышей?! — едва не взвизгнул Лютик, подскочив на месте.       — О! — щелкнула пальцами Йеннифер. — Ламберт так же визжал!       — Исключительно от шока!       Лютик тяжело выдохнул и закатил глаза. Он сказал:       — Йен, можно тебя? Я хотел попросить о кое-чем.       Йеннифер внезапно сделалась серьёзной и, щёлкнув пальцами, оказалась в миг трезвой.       Ламберт рядом пьяно икнул и сказал:       — Нихуя ты умеешь, подруга.       Йеннифер уставилась на него, он на нее.       Оба странно хихикнули, будто Йеннифер не полностью отрезвела.       — Ламберт, иди в комнату, ладно? — покачал головой Лютик.       Ламберт насупился, что-то пробурчал себе под нос и медленно пошёл вперёд. Чмокнул Лютика в лоб, и тот поморщился от щетины и запаха перегара.       — Что ты морщишься? Может не любишь меня уже?       Лютик устало выдохнул и закатил глаза.       — К сожалению, я люблю тебя даже когда от тебя воняет этим ужасным пойлом. Иди в комнату говорю, скоро буду.       Ламберт самодовольно усмехнулся и пошёл вперёд под снисходительный взгляд Йеннифер. Когда за ним закрылись двери, Лютик посмотрел на Йеннифер и, вскинув бровь, спросил:       — С каких пор вы стали хорошими друзьями?       — Мы не друзья, Лютик, мы собутыльники.       — Ага, как же, сидели тут как две подружки, анекдоты друг другу травили, — сощурился Лютик, сложив руки на груди.       Йеннифер цыкнула и закатила глаза, покачав головой.       — Так что ты хотел? — спросила она, взмахнув рукой, и разбитая бутылка вместе с лужей красной жидкости исчезли.       — Ну, твоя накидка… Она уже совсем не пахнет, а ты сама знаешь, что…       — А, вот оно что. Да, конечно, пошли, — она кивнула, мягко улыбнувшись, и Лютику все-таки показалось, что на момент она смутилась.       Пройдя вперед, она уложила свою руку на его плечо, мягко толкая к выходу. Лютику нравился ее запах. Крыжовник и сирень пахли весенним садом, пахли юношеством, пахли беззаботностью. Среди ведьмаков она напоминала момент отрочества, касания голых ступней до влажной от росы травы, еще не жалящие касания утреннего солнца.       Йеннифер всегда ассоциировалась у Лютика с юностью, и ему нравилось это.       — Так вы в самом деле ладите? — ехидничая, уточнил Лютик, щурясь.       Йеннифер тяжело выдохнула и закатила глаза. Посмотрела на Лютика, сощурившись, и покачала головой.       — Ламберт мой типаж, он мне всегда нравился. Только тс-с-с, а то ему вредно зазнаваться.       — Ага, ему-то. В нем неуверенности хватит на небольшою деревеньку, — закатив глаза, фыркнул Лютик.       — Только когда дело касается тебя. В остальном, поверь, он знает себе цену. Ты в курсе, что из ведьмаков у него одни из самых высоких цен? Какую сумму ты ему не предложи — он потребует больше. И это не только из-за того, что он не любит свою работу. Он высоко себя ценит в этом плане.       — Лучше бы он высоко ценил свое здоровье! — недовольно крякнул Лютик, сложив руки на груди, хмурясь. — Я не думал, что вы и вправду… приятели.       Йеннифер хмыкнула, поправляя рукава.       — Он хороший человек. Выебывается, конечно, много, голову неплохо ебет, но оно того стоит, наверное, — она тяжело выдохнула. — Или не стоит. Я не знаю.       — Я понимаю, о чем ты, — улыбнулся Лютик. — На самом деле, когда я впервые его увидел, я подумал, что он, знаешь… Ну, пустышка. Красивый, сексуальный, но больше в нем нет ничего. Но он… я не хочу обесценивать свои отношения с Геральтом, Койоном или Эскелем, но порой он заменяет мне и отца, и брата. Иногда даже и сына, — тихо хихикнул он, и Йеннифер мягко улыбнулась, потрепав его по плечу.       — Я знаю это, — качнула головой она, открывая дверь в спальную.       В их комнате с Геральтом перемешался запах крыжовника, сирени, свежескошенный травы, подсохшей коры дерева и ели. Чувствовалось, что комнату делили двое. Чувствовался уют — в небрежно застеленной кровати, разбросаных книгах и валяющихся мечах. В небрежно сложенной одежде Геральта на стуле.       — Хм, что ты хочешь? — спросила она, раскрывая шкаф, и Лютик едва не рассмеялся от разительности. Если ведьмаки могли обзавестись тремя куртками, и это уже много, то у Йеннифер был целый гардероб. Куча платьев, штанов, кофт, накидок, курток, шапок, перчаток — что угодно!       — Ох, ну…       Лютик тоже подошел к шкафу, и взгляд тут же зацепился за темную не то куртку, не то теплую кофту, которую Йеннифер часто носила, когда они путешествовали, вместе с темными, слишком обтягивающими штанами, а в замке сменила на платье. Он потянул ее, и Йеннифер улыбнулась.       — Можно? — уточнил он, посмотрев ей в глаза.       — Все что угодно, — усмехнулась она, и Лютик вытянул на себя теплую черную кофту с меховым воротником и кучей завязочек. Ему очень нравился стиль Йеннифер, о чем он и сообщил, рассматривая куртку.       — Я думала тебе нравится все поярче и цветастее.       — Да, но у тебя все очень… не знаю, элегантное. В одном стиле. Кстати, ты не уговорила Ламберта сменить гардероб?       Йеннифер рассмеялась.       — Частично. Он сказал, что подумает. Знаешь, какой аргумент на него подействовал?       — Какой?       — Что тебе будет приятнее, если с тобой будет ходить кто-то соответствующий.       — Надеюсь, он не купит себе разноцветные дублеты, — прыснул в кулак Лютик, и Йеннифер едва сама не рассмеялась от представления Ламберта в таком… антураже. — Спасибо за… это, — он кивнул в сторону куртки.       — Выглядишь немного взволнованным, — вскинула бровь она.       — Я не из-за течки, — покачал он головой. — Просто… сегодня пока всех обошел, все говорили о том, что я Ламберта совсем не знаю и все такое… Нет, я уверен в нем, но просто… В самом деле: самая жесть впереди. Это здесь можно расслабиться и просто с деревянной палкой бегать, а там ведь серьезная жизнь пойдет. Как оно у вас Геральтом было?       Йеннифер выдохнула, закрыв шкаф и оперевшись о него плечом. Посмотрела на пол и сказала:       — Лютик, не равняйся на нас.       — Почему?       — У нас… сложная ситуация. Это и желание джина, и вечно какие-то перипетии. Мы то расстаемся, то сходимся. Чертовщина какая-то происходит сутками напролет, — она не ругалась, но голос ее звучал так, будто она полноценно материлась. Лютик вскинул бровь, и Йеннифер сказала: — Нет, не подумай, я люблю его, и он любит меня…       — Но у вас же здесь все хорошо, так? И мы год же почти путешествовали, все хорошо же было у вас!       — На самом деле, как бы сказать… — она замялась, закусив губу. — Не хочу звучать странно, но нас… во многом ты скрепил. Раньше Геральт просто мог уйти спустя несколько месяцев. Или я… Просто потому что это было необходимо… А сейчас… Я порывалась один раз уйти, скажу честно.       — И почему не ушла? — он обнял обеими руками ее куртку, ощущая запах, идущий от нее.       Йеннифер выдохнула и снова посмотрела ему в глаза.       — Из-за тебя, Лютик.       Он пораженно вскинул брови, едва не зависнув на какой-то момент, абсолютно точно не понимая, при чем тут он.       — Я… это сложно. Я не хочу называть себя твоей матерью, потому что кто я такая вообще? — она резко прошла вперед, и Лютик видел, что она нервничала. Он любил такие моменты, потому что она... просто начинала быть собой. Женщиной, немного смущенной, немного сбитой с толку, немного неуверенной. Не самая сильнейшая чародейка. Нет. Просто Йеннифер.       — А Ламберт называет тебя своей тещей иногда, — улыбнулся он, глядя, как ее плечи слабо вздрогнули.       — Ой-ли? А сам как-то сидел и: ну зачем ты так шутишь, ну вот не надо, Лютик не захочет таких близких со мной отношений.       — Он что, правда так говорил? — удивился Лютик. — Нет, ну он дебил или что?       Йеннифер рассмеялась, глядя, как у Лютика даже плечи дернулись и тот, вскинув брови, покачал головой.       — Так что ты там говорила про меня и то, что ты хотела уйти?       Она снова засмеялась, но постаралась взять себя в руки, посмотрев ему в глаза и расслабив плечи.       — Потому что Геральт очевидно бы не отдал тебя мне, а я не хотела с тобой расставаться. С ним тогда — да, потому что иногда он просто выводит меня из себя, но ты… ты что-то особенное для меня. Ты ребенок, Лютик. В наших с Геральтом глазах ты ребенок. И на самом деле мы оба немного напуганы тем, как стремительно развиваются ваши отношения с Ламбертом. Клянусь, Геральт каждый вечер мне говорит: «ты ведь понимаешь, что после зимы он будет с Ламбертом?». И мы оба этого не хотим, потому что привыкли к тебе, но… но и делать против этого ничего не хотим. Потому что да, наверное, ты не ребенок со стороны физиологии и даже в каком-то смысле в моральном, но для нас за год… ты стал тем, кем мы тебя видим.       Лютик неловко, смущенно улыбнулся, глядя на меховой воротник, неуверенно поглаживая его пальцами. Он тихо сказал:       — Вы тоже стали для меня как семья. Если бы не вы, я бы... наверное, меня бы давно нервные срывы довели бы до сумасшествия, и я бы валялся в каком-нибудь монастыре на принудительном лечении, — тихо хихикнул он.       Она улыбнулась ему, подойдя чуть ближе.       — Вы бы хотели ребенка, да? Именно вашего? — нервно спросил Лютик, абсолютно не знающий, можно ли было поднимать такую тему.       Йеннифер выдохнула и повела плечом.       — Хотели бы. Я много способов перепробовала, но все одно… Проделать такое, когда вы оба бесплодны — курам на смех.       — Это… ты смирилась с этим? Или до сих пор тоскуешь?       Она посмотрела на него внезапно так снисходительно и понимающе, что у него что-то в груди непонятное сжалось.       — Ты спрашиваешь для себя, так? Чтобы иметь примерное понимание, как это будет?       Лютик заторможено кивнул и смущенно уткнулся взглядом в пол.       — Я вообще не знаю почему это происходит! Понимаешь... раньше, когда я думал о беременности и, прости Боже, родах — меня аж передергивало. Типа… это неудобно! А потом и вовсе больно! И это такая ответственность! Порой я видел беременных омег, и мое первое чувство — это сочувствие. Но теперь… я понимаю, что меня не передергивает от этого, что я думаю о Ламберте как об отце, о семье в таком плане… И… я не знаю, как долго я все-таки буду мириться с тем, что детей у нас точно не будет.       — Не смиришься, — выдохнул она, и Лютик досадливо поджал губы. — Я до сих пор не смирилась. Все равно верю, надеюсь, жду. Знаю, что это невозможно, но это... Не так уж и плохо. У меня есть Геральт, есть ты… Я не чувствую себя несчастной, не чувствую у себя недостачи. Я в порядке, Лютик. И ты тоже будешь в порядке.       И она обняла его. Эти объятья были абсолютно не такие, как у Геральта, Эскеля, Койона или, тем более, как у Ламберта.       Йеннифер обнимала его нежно и ласково. Так, как мать обнимала своего ребенка, и Лютик понял, как любил эти объятья с ней. Это было что-то иное. Что-то, что заставляло себя чувствовать в самом деле — настоящим ребенком, бегающим босыми ногами по траве.       Неважно, кем они друг другу были по крови. За эти годы Йеннифер с Геральтом сделали для него куда больше, чем его настоящие родители.       — Спасибо, что вы всегда рядом, — он чуть отстранился и посмотрел в глаза. — Даже когда я поеду с Ламбертом, мы ведь будем еще пересекаться… И зимовка в Каэр Морхене… Да мы еще успеем друг другу надоесть.       Йеннифер улыбнулась и поцеловала его в лоб.       Иногда она поражалась тому, сколько безграничной нежности у нее было к Лютику. Чисто материнской, такой непривычной для нее, что она до сих пор ее пугалась, когда это чувство особенно сильно накрывало ее.       — Не волнуйся насчет вашего быта. Если ты нашел общий язык со мной, то с ним он обеспечен.       Лютик улыбнулся, кивнув.       На душе было светло-светло. И еще тепло, будто, наконец, он сделал то, что должен был сделать давно-давно.       Когда он вернулся в комнату, то удивлённо посмотрел на Ламберта, который задумчиво сидел у камина на выделке.       — Ты что, не дошел до кровати и решил на полу посидеть? — он удивленно вскинул брови.       — Нет, — уверенно и серьезно сказал Ламберт. — Ты же на кровать все это уложил… Я трогать боюсь, вдруг ты опять разозлишься, как в прошлый раз, когда ты себе гнездо делал, а я бедром задел и там складочка не так легла!       — Не складочка! Ты своей жопой подушку сдвинул!       — Похудела жопа — не нравится, не похудела — снова не нравится, — прокряхтел недовольно Ламберт.       — Ты просто бычара, ты худей, не худей, все равно огромный. У тебя бицепс с мои бедра, о чем речь?!       — И тебя это чертовски возбуждает, — растянувшись в усмешке, протянул Ламберт, смотря на него пьяным блестящим взглядом.       — И меня это чертовски возбуждает, — хмыкнул Лютик, сложив всю одежду на комод. — Ложись в кровать давай, а то сидишь как бедный родственник.       — Ты не будешь делать гнездо?       Лютик нахмурился и сам присел на край кровати.       — Наверное, сделаю где-то в преддверии… Сегодня я хорошо себя чувствую, так что в этом нет смысла.       — Ты точно почувствуешь, когда… когда надо? — уточнил Ламберт, медленно вставая. Немного пошатнулся, когда стал раздеваться, но устоял.       — Да по любому какие-то особые симптомы начнутся. Обычно у меня начинал живот тянуть, а сейчас… Не знаю, наверное, отразится на настроении. Слабость может появится, все такое. Короче пойму. Да и мне кажется, потребность в гнезде вылезет первее, чем начнется сама течка.       — Ну, должно быть так, но ты-то у нас особенный.       Лютик фыркнул, а потом довольно улыбнулся, когда Ламберт снял и штаны, отложил это все на стул. Зевнув, он буквально грохнулся на кровать, и та жалобно проскрипела.       Лютик покачал головой и, начав сам раздеваться, улыбнулся, глядя, как Ламберт перевернулся на бок и, достав подушку, обнял ее, уткнувшись о нее щекой.       — Койон так смутился, когда я попросил у него что-нибудь, — протянул Лютик, вставая с кровати, откладывая одежду и доставая то, в чем обычно спал, в отличии от Ламберта, который если трусы наденет уже спасибо.       — Правда? — Ламберт оперся на локоть, подперев щеку кулаком.       — Мг. А потом обрадовался. Забавно наблюдать такое… То есть, ну, для меня это уже обычные вещи. Гнездо и гнездо, а для них… — он улегся рядом с Ламбертом, улегшись на спину и глядя в потолок. Улыбнулся, когда Ламберт потянул за ворот сорочку и, чуть стянув, поцеловал в открытое плечо.       — Ты не забывай, что ты у них впервые что-то просишь, — хмыкнул он, опустившись ниже и, задрав низ сорочки, поцеловал в живот.       Лютик захихикал от щекотки из-за бороды, и закусил губу, поерзав, когда Ламберт спустился чуть ниже. Устроившись меж его ног, обняв за бедра, он чмокнул в тазовые косточки, а потом уперся подбородком о мягкий живот, глядя в глаза.       Лютик улыбнулся, склонив голову к плечу, и поглаживая по темным волосам.       — Геральт нас благословил если что.       — О как, — хмыкнул Ламберт, поглаживая бедро. — С чего такая щедрость?       — Я просто спросил, как он на самом деле к тебе относится. Но он сказал, что видит, что ты хорошо ко мне относишься, так что… Официально заявляю: Геральт тебя одобрил.       — У старика не было выбора, — фыркнул он, снова поцеловав в голую кожу, мягко поглаживая его бедра.       — А раньше ты называл его красавчиком…       — Раньше он не был моим свекром в перспективе… Времена меняются!       Лютик тихо рассмеялся, млея от теплых ласковых касаний и незаметных поцелуев, которые и выдавала лишь щекотка бороды.       — Я очень рад, что встретил тебя, — тихо сказал Лютик с легкой улыбкой.       Ламберт улыбнулся ему и на выдохе сказал:       — А я-то как рад. Особенно мне нравится злорадствовать Койну с Эскелем.       — О, Койон мне уже успел пожаловаться. Ты изверг.       — Я только контратакую! Никаких напрасных жертв!       Лютик закусил губу, а потом, взяв Ламберта за лицо, подался вперед, потянув того на себя, ласково целуя. Ламберт улыбнулся в поцелуй, а потом повел бровью, усмехнувшись, когда Лютик, отстранившись, чуть надавил на макушку, опуская его голову ниже.       Лютик сказал:       — Я решил, что тебе надо занять язык чем-то более приятным, чем издевательствами над Койоном и Эскелем.       Ламберт издал тихий смешок и укусил за внутреннюю сторону бедра, прежде чем медленно снять с него белье и, вздернув поудобнее его бедра, зарыться лицом меж ягодиц, довольно рыкнув, услышав тихий, неуверенный стон.       Блять, как давно он не слышал его стоны. И сейчас, казалось, его член едва в этот же миг не встал — только от этого звука.       Да, они, определенно, соскучились по телам друг друга.