Baby blue love

      Как бы Лютик не уговаривал Ламберта перестать пить хотя бы к концу — все без толку. Но в этом тоже был особый шарм — быть рядом и просто гладить его по волосам. Смотреть на него такого домашнего и уставшего, каким его, наверное, еще не видел никто. Беззащитный и открытый, уже даже не боящийся показать свою слабость перед Лютиком.       Это говорило о многом.       О доверии.       И у Лютика сердце неприятно сжималось от мысли, что Ламберт доверял ему, что-то чувствовал к нему, но все равно пришел и стал уговаривать их просто разойтись, что он не лучшая партия, он монстр и тварь. Лютику только чудом удалось не дать ему затрещину за такие слова.       Монстр, ага.       Этот мужчина, растрепанный и сонный, на его коленях — монстр. Тот, который обычно вел себя нагло и неприятно, но носившийся с ним неделю и был самым ласковым — монстр. Ага, Лютик не настолько туп.       Лютик убрал волосы с его лба и, задумчиво закусив губу, растрепал их полностью. Ламберт поморщился и поерзал.       — Что ты делаешь?       — Смотрю как тебе с челкой, — пожал плечами он. — Тебе так тоже идет. Почему ты волосы назад зачесываешь постоянно?       — Чтоб в глаза не лезли, — сонно зевнув, сказал Ламберт, прикрыв глаза.       Лютик снова убрал волосы назад, и снова стряхнул челку на лоб. Ламберт усмехнулся.       — Зато у тебя так залысин не видно… Ай! — Лютик поморщился, когда Ламберт ущипнул его за бок. — Ну правда же. Давай тебе волосы с груди наклеим на лоб?       Ламберт почему-то рассмеялся, покачав головой и перевернулся на спину.       — Может с твоей головы возьмем? Ты вон какой у нас пушистый, — подмигнул ему Ламберт, заправив прядь светло-русых волос за ухо.       — Не смей трогать мои прекрасные волосы! — Лютик нахмурился и клацнул зубами около его запястья.       Ламберт улыбнулся, поглаживая затылок, зная, что Лютику нравилось это. Помассировал немного и снова зарылся пальцами, поглаживая. Волосы у Лютика и вправду хорошие — тяжёлые, мягкие и густые. Гладкие всегда, не путаются, проходят сквозь пальцы как шелк.       Лютик довольно мурлыкнул и потерся о его ладонь щекой, прикрыв глаза. Улыбнувшись, он сказал:       — Интересно, а какие бы волосы были у детей?       — Никакие. У нас не может быть детей.       — Ох, точно, — опомнился Лютик.       Ламберт как-то поменялся в лице, а потом снова натянул на себя расслабленное выражение лица, якобы он не успел снова подумать какую-то грустную, давящую на него мысль. Лютика это бесило. Бесило, что Ламберт в самом деле думал, якобы Лютик не видел на нем мельчайших перемен. Не уловил даже секундную смену настроения.       Он фыркнул и оперся на руки, нависая над Ламбертом.       — Плохой большой волк, — с интонацией начал Лютик, и Ламберт рассмеялся. — О чем вы подумали свои плохие черные мысли?       — Ни о чем, — покачал головой Ламберт. — Ничего интересного, — он погладил по волосам и, медленно потянув на себя, прижал к груди. Лютик зарылся носом в его шею, обнимая.       Он мурлыкнул:       — Я видел, что ты что-то успел подумать.       — Вау, в таком состоянии я еще что-то успеваю думать.       Лютик цыкнул и игриво укусил за линию челюсти.       — Из-за фразы про детей, да?       — Просто на секунду подумал о том, что будет… если ты захочешь детей.       — Ничего не будет. Йеннифер тоже хочет, Геральт, может быть, тоже, но ничего, живут же как-то вместе, и счастливы.       — Мг, но ты-то не бесплоден, а они оба — да.       — Может и бесплоден. Мне срать. В нашей паре детей не будет, я это знаю и отношусь к этому нормально. Я вообще еще одного ребенка просто не выдержу.       — Еще одного? — не понял Ламберт, перебирая русые волосы.       — Мг, мне тебя хватает.       Ламберт цыкнул и закатил глаза, хоть Лютик этого и не мог увидеть.       — Это временно. Из-за всей этой дряни. Скоро в себя приду, и тебе это не понравится.       Лютик оперся на предплечье и скептически посмотрел на Ламберта, вздернув бровь.       — Что? — не понял ведьмак, нахмурившийся. — Я не шучу. Иди, спроси у Эскеля, как я обычно себя веду.       — Я видел, как ты обычно себя ведешь. Ты часто пререкаешься и бубнишь, язвишь и лезешь в спор. Только дай-ка я тебе кое-что напомню: потом, со мной, ты прижимал свои волчьи ушки к голове и слова кривого не сказал. А когда сказал — самоуничижался по этому поводу всю ночь.       Ламберт недовольно крякнул:       — Ты сломал мне весь авторитет!       Лютик рассмеялся и чмокнул в приоткрытые пухлые губы. Не удержался и обхватил нижнюю, медленно посасывая. Губы Ламберта просто сводили его с ума, Боже-Боже. Ламберт выдохнул почти рычаще, отвечая на поцелуй, и, взяв его лицо в свои ладони, медленно помассировал за ушами — как Лютику и нравилось. Тот вздрогнул почти нерешительно и медленно отстранился:       — Ты ведь знаешь, что я сейчас на любое твое касание реагирую так…       — Будто у тебя повышенное либидо как у подростка, — усмехнулся Ламберт. — У тебя скоро течка?       Лютик покачал головой и прикусил внутреннюю сторону щеки, пожав плечами.       — Если естественный цикл не сбился из-за всего этого пиздеца, то только весной.       — Тогда странно, — хмыкнул Ламберт, поглаживая по чуть выгнутой спине, укладывая ладонь на поясницу.       — Мне кажется это естественно из-за… всех сбоев, что сейчас происходят. Запах аж проявился, фригидность эта куда-то прошла…       — Поэтому ты теперь течешь от каждого моего касания?       — Бля, Ламберт, — цыкнул Лютик, покачав головой.       — Я просто волнуюсь, что пока я тут отлеживаюсь, ты так будешь реагировать на еще… кого-нибудь.       Лютик посмотрел на него как на идиота. Он не злился, нет, не мог злиться на Ламберта из-за этой неуверенности, которую кто-то в него давно вбил — прочно и надолго. Но в такие моменты его поражало, что Ламберт в самом деле думал об этом.       — Хочешь секрет? Я тут вообще никого не воспринимаю как возможного партнера. Они же мне как братья стали за это время! А Геральт мне вообще как отец!..       Ламберт кинул на Лютика какой-то странный, непонятный взгляд, а потом улыбнулся уголками губ. Откинулся на подушки и выдохнул, погладив по затылку и прижав его голову к своей шее.       Лютик шмыгнул носом, чмокнув его в кадык, ощущая, как Ламберт прижал его крепче.       — Что с тобой? Ты так… в лице изменился.       — Просто подумал о том, что я Геральта вообще редкостным хвастуном считаю, мальчишкой тоже в какой-то мере… Как и любого из нас. Но это… это круто, что он смог заменить тебе отца. Что он заботится о тебе. Я не хочу казаться старым пердуном, но мне кажется, что это все равно важно для омеги: иметь отца. И я рад, что Эскель с Койоном стали тебе близки.       Лютик сам не понял, отчего у него защипали глаза: от понимания, что обитатели Каэр Морхена в самом деле стали для него семьей, или от факта того, что Ламберт не назвал себя одним из важных мужчин, которым он стал для Лютика.       Лютик не знал, что сделать, чтобы вбить в голову Ламберта, что совсем неважно, что было в его прошлом, кто и как все это в него напихал, но он сейчас прекрасен, и Лютику хорошо рядом с ним.       — Может, даже Весемир тебе станет добрым дедушкой, — рассмеялся Ламберт, продолжая ласково гладить его по волосам. — Хоть он меня бесит ужасно. До сих пор не могу простить за все это… за всех них. Но все-таки… И Йеннифер… Тоже не доверял ей долгое время. Чародейка же. Кто вообще верит чародейкам! Да и какая из нее могла быть мать? А тут вон оно как… Это в самом деле круто, что ты смог обрести здесь семью. До сих пор в уме не укладывается, что этот табор хладнокровных, эмоционально отмороженных дебилов смогли стать семьей кому-то вроде тебя.       Лютик молчал. Он искренне наделся, что Ламберт сейчас назовет свое имя. Что он тоже этот эмоционально обмороженный кретин, который стал для Лютика семьей. Даже в какой-то мере более откровенной персоной, потому что ни перед кем Лютик не обнажался так, как перед Ламбертом.       Рядом с Ламбертом он просто… переставал стесняться себя.       Если раньше он со скрипом принимал свой вторичный пол, смущался и не хотел, чтобы кто-то знал, то после общения с Ламбертом он был чертовски рад, что он тот, кто он есть.       Что он мог дарить Ламберту наслаждение и получать его взамен. Что он мог быть желанным таким, какой он есть.       — У тебя вообще какие отношения с отцом были? — продолжал Ламберт.       — Никакие. Он думал, что я бесплодный, и порицал меня за это. Поэтому я и стал… притворяться, что не омега. Геральт про это прознал и стал как-то… ну, как бы сказать. Пытался делать так, чтобы я принял себя. И Йеннифер тоже…       — Вот уж не думал, — фыркнул Ламберт. — Все-таки, как бы я к нему не относился, хорошо, что вы сошлись.       — Ну он сейчас, конечно, ведет себя чересчур, слава Богу есть Йеннифер. Она его как-то сдерживает.       — А что он?       — Ну, ты ведь сам знаешь. Видел же его реакцию на мою истерику? Мне даже не было на самом деле больно! Ну захотелось мне пореветь впервые за два года, ну и что дальше? Зачем идти и тебя бить?       — Правильно сделал.       — Нет, не правильно, — нахмурился Лютик и медленно отстранился так, чтобы посмотреть в глаза. — Знаешь, если бы я еще возникать стал, то ты бы правильно сделал, если бы за волосы меня выкинул.       — Ты что, сдурел?       — Не-а. Просто представь, что было бы, начни я препираться. Тебе ведь во время объяснений начало бы голову срывать. Мне Йеннифер эту конструкцию объясняла минут десять. Оказывается, что даже иногда альфы в обморок падают после такого!       Ламберт нахмурился, цыкнул и махнул рукой.       — Не хочу это обсуждать.       Лютик только кивнул, грустно улыбнувшись и выдохнув. Погладил его по шее, видя, как тоскливо Ламберт смотрел в сторону. Так, будто о чем-то сожалел. Лютик хотел бы спросить, что такого было в его прошлом, что он теперь такой, но был уверен, что тот не ответит. В последний раз, когда Лютик очень настойчиво объяснял Геральту, почему ему стоит доверять им двоим и не лезть в их отношения, Геральт что-то там крякнул про травмированность Ламберта. Не в отрицательном ключе, скорее это было в контексте того, что он знает, что по этой причине он никогда не сделает зла намеренно.       Забавный, конечно, у них диалог вышел, но Геральт по крайней мере его понял. Даже без помощи Йеннифер!       Но что, блять, было в Ламберте, что привело его к тому, что он спокойно травил свой организм, терпел боль как данное и все еще не считал, что он тот, кто стал ему семьей. Что он стал даже ближе, чем Геральт. И за такое короткое время!       Но Ламберт… этот маленький мальчик в мире крутых жестоких дядь. Этот мальчик, который приучил себя к цинизму, который выучил убийства как самое базовое действие. Этот мальчик, который считал, что не стоит и копейки, который не считал, что значит что-то особенное.       Этот циничный мальчик, вымещающий через убийства свою обиду, пытающийся доказать всему и вся, что он — плохой. Он монстр. И нет, его нельзя гладить.       Этот маленький мальчик в этом взрослом, покрытом шрамами теле. Этот мальчик, который выучился не рыдать, не проявлять настоящих эмоций. Который натянул себе на лицо эту усмешку как базовую, который скалит пасть, который щурится нагло и дерзко.       Забитый в угол мальчишка, который во всем себя винит, который не ценит себя, который не может посмотреть на себя.       кто это сделал с тобой, малыш?       Лютик не спросил только по одной причине: Ламберт ему не ответит. И он не знает, как ему все это доказать, ведь Ламберт словам не верит. Он их даже не слушает.       К концу гона, когда Лютик надеялся, что Ламберт теперь придет в себя, тот просто… спал. Без устали спал. Просыпался, пил воду, ел, если Лютик успевал принести ему еду, пока тот снова не заснул, и снова спал.       Эскель с Койном говорили, что это абсолютно нормально — восстанавливает силы, энергию.       Все уже были в курсе их особых отношений, чему Весемир неприкрыто удивился. Лютик почти на полном серьезе тогда разозлился. Он всплеснул руками, топнул ногой и почти что крикнул:       — Да что вы все удивляетесь?! Ламберт вам что, монстр какой-то?       Конечно, а потом он удивляется, чего Ламберт считает себя таким плохим. Никто же за такое время так и не смог усмотреть в нем обычного человека. Все же просто тупо поверили в этот цирк уродов и карикатурно тянули лица в удивлении от фразы, что нет, Ламберт меня не насилует, и да, он заботится обо мне, и он прекрасный и обходительный.       Он потом извинился перед Весемиром, сказав, что это просто недосып. Однако тот лишь кивнул и сказал, грустно улыбнувшийся:       — Все в порядке. На самом деле я и вправду ничего о нем не знаю по-настоящему.       Он не мог злиться на них, потому что Ламберт перед ними всегда играл одну и ту же роль. Он не показывал перед ними свою слабость. Он не замирал испуганно от того, что повышал голос. Они не видели, каким напуганным самим собой он может быть.       Они ничего не видели, потому что Ламберт впервые обнажился перед кем-то. Перед ним.       Потому что доверял ему, хотя, может, и боялся, что это доверие сыграет с ним плохую шутку.       Лютик эти пару дней метался между Эскелем, Геральтом, Койоном и Йеннифер. Он пытался выпутать хоть немного информации, понять, что с ним, блять, происходит. Почему это происходит. Он знал, что Йеннифер может выдать ему все. Каждую его мысль, каждую пережитую секунду. Но она лишь покачала головой и ломано улыбнулась.       Она сказала, сев рядом с ним, поправив юбку:       — Лютик, так не делается. Ты не можешь просто залезть в голову к любимому человеку.       — Но ты ведь лезешь к Геральту, — кинул почти обиженно Лютик. Он же не по глупости! Ему это нужно! Ламберт как партизан будет молчать, и скорее сдохнет от всего этого психологического груза, чем расскажет все это ему. А он не мог на это смотреть. И когда гон пройдет Ламберту не станет легче, он просто снова найдет в себе силы, чтобы врать всему сраному миру, что он в порядке и какой он мудак. Лютик ощущал себя таким беззащитным перед всем этим ужасом в Ламберте.       — Не лезу. Иногда читаю мысли, но не более, — хмыкнула она. — Что именно тебя тревожит в нем?       — Меня тревожит, что сейчас ты спросила, что именно меня волнует. Что у него там есть из чего выбирать!       — Есть, — кивнула она.       — Это нечестно, Йеннифер, просто нечестно! — проскулил Лютик, закатив глаза и, сложив руки на груди, откинулся на спинку кресла, надув губы. — Он же себя считает за какой-то мусор! Нет, ты послушай! — Лютик снова подскочил и резко схватил Йеннифер за руку. Он впервые ощутил, что в самом деле мог поделиться чем-то таким. Что его волновало. Геральту он не мог говорить это так откровенно по понятным причинам. Так же, как и Эскелю с Койном. Йеннифер он просто доверял больше. И знал, что поймут его лучше. Потому что Йеннифер мудрая и умная. — Он такой: ох, это круто, что в Каэр Морхене ты нашел свою семью. И давай перечислять. Вот Весемир тебе как добрый дедушка, который тебе сказки травит про свое прошлое. Койон с Эскелем — как братья, да? А вот Геральт отец. Как хорошо, говорит, что ты нашел среди них свою семью. Я сижу, жду, когда он себя назовет, но ничего! Ему Геральт случайно меж слов сказал что-то про то, что у меня теперь есть выбор, и он упорно вбил себе в голову, что он теперь запасной вариант, я его не могу хотеть на самом деле, это все гормоны!       Йеннифер пораженно моргнула от такой импульсивности, а потому медленно кивнула и усмехнулась, покачав головой.       — Он себя будто… не считает за человека.       — Он и не считает, — пожала она плечами, и улыбка ее показалась тоскливой.       — Но… почему? Ведьмаки же нормально к нему относятся, нет? Они хорошо общаются, как друзья! Весемир, конечно, не очень, но он этого не показывает.       — Проблема не в ведьмаках. Это глубже.       — Расскажи мне! — попросил Лютик, сжав ее руку сильнее.       — Ты уверен? Подумай, было бы приятно Ламберту, если бы ты узнал это через меня. Насколько знаю, его не очень приятную историю знает только Геральт. Он рассказал ему, тогда почему бы тебе не попробовать попросить его рассказать тебе?       Лютик закусил губу и медленно кивнул. В самом деле, как-то некрасиво было обсуждать действительно личные вещи о нем за его спиной.       Лютик грустно выдохнул и отпустил ее руку.       — Все будет в порядке, — она ободряюще улыбнулась, похлопав его по плечу. — На то вы и предназначенные.       — Он и в это не верит, — махнул рукой Лютик. — Я боюсь, что может стать еще хуже. Это в прошлый раз я его отговорил от всех этих глупостей, а если в следующий раз не получится? Он может просто настоять на том, чтобы мы разошлись, и хрен я с этим что сделаю. Еще и Геральт…       — Я говорила с ним, не волнуйся. Он пообещал мне, что не будет лезть в ваши отношения.       — Спасибо, — кивнул он, тяжело выдохнув, разглаживая складку на своем колене. — Может есть чем я могу его хотя бы обрадовать?.. После того, как ему станет легче.       Йеннифер медленно моргнула, а потом мягко улыбнулась.       Глядя на Лютика, она понимала, почему он предназначен Ламберту. Ламберт бы просто не смог прожить жизнь с кем-то слишком напористым и требовательным. Нет, в какой-то перспективе, может, и смог, но это были бы не отношения, а игра одного актера. Вечные прятки. Ламберт бы просто не нашел сил быть откровенным с кем-то, кто задирает кверху голову и тоже не показывает свои слабости.       Лютик умел быть… мягким. Эта мягкость была необходима Ламберту.       — По секрету могу тебе сказать, что Ламберту нравится сладкое, однако, как видишь, здесь ничего такого не готовят. Ну, никто не умеет, — усмехнулась она. — Хочешь, по-быстрому чего-нибудь прикупим для него? Я как раз думала проветриться от этих… — она хотела как-то их назвать, но потом просто махнула рукой и покачала головой.       — Да! Было бы круто! И Койон говорил, что есть какие-то травы, которые ускоряют регенерацию после таких долгих… периодов. Я сейчас спрошу, как они назывались и надо тогда еще их найти!       Он радостно подскочил, крича что-то про то, что сейчас придет. Йеннифер покачала головой и оперлась о свой кулак. На самом деле она искреннее не понимала, как Ламберт мог быть по-прежнему не уверен в происходящем рядом с Лютиком. С Лютиком, которому хватало одного взгляда, чтобы показать, как сильно он тебя любит.       Но она знала причину, знала все пережитое, и знала, что Ламберт так не смог победить ни одну свою травму.       Для этого нужно время.       А Лютик был очень терпеливым, так что она была уверена, что у них все будет хорошо.       Их планы пошли немного не так, потому что они решили немного выпить. Ну, вдали от всех этих… этих. Они просидели там несколько часов, активно обсуждая то, насколько тупыми иногда бывают альфы. У них будто напрочь отсутствует эмоциональный интеллект, — говорила Йеннифер, и Лютик был полностью с ней согласен.       Он был рад, что смог впервые с кем-то поговорить нормально. Без этого давления и так, чтобы его поняли. Сразу как-то легче стало, даже дышать было свободнее, будто до этого его талию стискивал тугой корсет, а сейчас его с него сняли. В общем — стало легче.       Он даже немного пожалел о том, что приехал в Каэр Морхен. Вот жил бы и горя не знал. Воспринимал альф как возможный интерьер дома, не более. Правда, когда Йеннифер спросила, согласен ли он был бы отправиться в прошлое и не встретить Ламберта, Лютик аж элем подавился и сказал: «ты что, с ума сошла?!».       Йеннифер рассмеялась.       Да, она понимала это. Как бы она не уставала от Геральта, она бы не хотела ничего менять.       Даже Каэр Морхен сейчас стал казаться куда более теплым и гостеприимным. Там даже почти было уютно.       Вытерев рот от влаги, Лютик спросил:       — У него было что в семье, да? Такая дрянь всегда идет от семьи.       Йеннифер кивнула.       — Его бил отец?       Йеннифер кивнула, а потом одернула себя и сказала:       — Стой, ты же согласился, что это нечестно.       — Я должен знать, с чем мне бороться! — он пьяно икнул и шмыгнул носом. — Йеннифер, ты просто не видела его лицо!       — Видела, когда ты ушел после завтрака, — грустно выдохнула она, медленно кивнув.       — Ну вот! А рядом со мной у него постоянно такое лицо! Это ненормально!       — Ненормально.       — Ну, что мне делать с ним?       — Любить, — выдохнула Йеннифер, пожав плечами.       — Если б он еще верил в мои мотивы и перестал думать, что Геральту виднее, — грустно выдохнул Лютик, пялясь в свою чашку. — Он как бы думает, что я от нехер делать все время, пока ему плохо было, с ним провел! Хотя с таким обществом неудивительно, что он теперь ничему не верит. Ты вообще видела лицо Койона, когда я сказал, в каких мы отношениях с Ламбертом? Он даже переспросил, может, я имею ввиду, что мы просто трахаемся! Тьфу… Что Ламберт, что товарищи его.       — Возможно, Ламберт боится стать как его отец. У него и с алкоголем по этой причине проблемы…       Лютик вскинул брови и покачал головой.       — Он боится, что бить меня начнет, что ли?       Йеннифер выдохнула, покачав головой.       — Спроси у него. Не у меня.       — Он может соврать мне. Он и сделает это. Сколько ждать, пока он перестанет бояться этого? Год? Два? Каков шанс, что он не уйдет, напугав себя тем, какой он монстр? В чем проблема, Дьявол?       Йеннифер поджала губы, выглядя так, будто чертовски сильно сомневалась. Болтая в кружке эль, она будто что-то обдумывала.       Какое-то время они молчали, и она видела, как обеспокоено выглядел Лютик. Да, она могла представить, как тот волновался об этих отношениях. Чертовски неустойчивых.       — Хорошо, — выдохнула она. — Только тссс, — она поднесла палец к губам, и Лютик закивал головой. — Да, его отец был алкоголиком, он напивался и… избивал их. Сильно. Очень сильно. Это были не просто систематические побои. Я не могу углубляться в такие вещи, потому что понимаешь, так глубоко залезть я не могу, но… запах крови там был. Постоянный запах крови. Я вообще не знаю, что происходит с ребенком в таких условиях. Но основная проблема в том, что Весемир спас его отца. Представь, каково это разочарование? Мг, спас и попросил взамен первое, что он увидит, когда придет домой. Ламберта. Его променяли на жизнь его отца. И его мать это позволила. Даже, как я поняла, не сопротивлялась и не отговаривала. Хотя трудно отговаривать, когда тебя иначе просто убьют, — она пожала плечами. — А в Каэр Морхене… сам знаешь. Не щадят. Ламберт… не знал покоя с самого детства. А тут ты. Ну и как ему не искать подвох? К нему никто не относился по-хорошему, понимаешь? Никто. Его не просто не любили. Отец его ненавидел, Весемир заставлял проходить через это. Насколько я поняла из его той группы мальчиков, где он был, выжили только двое. Он и… кто-то еще. Не уверена, что этот кто-то еще жив.       Она пожала плечами, выглядя так, будто сейчас рассказала самую обыденную историю. Ничего не значащую и абсолютно скучную. Стандартную. Лютик пялился в свою кружку.       Он знал, что никто из ведьмаков особо не счастлив из-за трудностей становления ведьмаком. Из-за всех испытаний, из-за смиренности, он знал. Но он не думал, что Ламберту было еще хуже.       Куда, блять, хуже?       Это нечестно. Это абсолютно нечестно. Почему кто-то вообще должен через такое проходить? Почему кто-то должен такое терпеть и жить с этим? Это же нечестно.       Человек просто рождается, и просто… живет в этом.       — Лютик? — позвала обеспокоенно она.       — Я в порядке, — покачал он головой, подперев щеку кулаком. — Пиздец.       — Мг, — согласилась она, шумно выдыхая. — И он все еще боится, что может стать таким, как его отец. Видит в себе его до сих пор. Он думал, что если убьет его, то ему станет легче, но…       — Он убил его? — удивился Лютик, приоткрыв рот.       — Да, — она пожала плечами. — Может, думал, что это поможет решить ему его гештальт или что-то вроде того. Но нет, — Йеннифер покачала головой, чувствуя себя ужасно вымотанной. Может, от этого диалога, может, от выпивки.       — Я… я вообще могу ему как-то помочь? Или это бесполезно?       — Я не знаю Лютик, я не знаю… — она посмотрела в пыльное окно, тяжело выдыхая. — Во всяком случае… что суждено, то суждено.       Лютик помрачнел и кивнул, поджав губы.       Все эти его улыбочки и ужимочки, попытки соврать всем, сделать из себя плохого мальчика, орать всем о своем цинизме… кого, блять, ты вообще пытаешься обмануть?       Боль это ведь просто боль. Иногда это надо принять и пережить. Претерпеть.       Но то, что было в Ламберте — это ведь не боль.       Это хуже.       — Он ведь даже не смотрит на себя, как на себя. Почему он вообще решил, что должен быть похож на своего отца?       — Алкоголизм, который ему почти передался от отца.       — Боже, ну какой же драматичный придурок, — Лютик устало потер лицо руками и возвел глаза к потолку.       Когда они вернулись — после еще трех кружек — уже стемнело. Лютик оставил то, что прикупил для него на кухне, и, узнал, не выходил ли Ламберт из комнаты.       Эскель, заглянув в сумки, вместо ответа спросил:       — А ты кому это прикупил?       — Уж явно не тебе, руки убери, — фыркнул Лютик, легонько шлепнув того по запястью.       — Это нечестно!       — Честно-честно. Пока вы лясы точили, и даже не подумали что-то для него сделать, он к Богу уже успел дважды сходить. Я сказал руки убери. Останется что — принесу.       Эскель поругался себе под нос и сказал, что теперь в обиде на Лютика за то, что он не подумал о них, которые вкусной еды не видели тоже уже несколько недель.       Лютик закатил глаза и покачал головой.       — Так как он? Просыпался?       — Ага, даже ужинал с нами. И, заметь, пока ты носишься с ним, он в твое отсутствие успел уже со мной поссориться! Два раза!       — Видимо хуево поссорились в первый, раз пришлось во второй, — усмехнулся Лютик, покачав головой. Но он был рад, что тот хотя бы пришел в себя до той степени, что начал уже собачиться.       — Нет, он набросился на нас, когда мы сказали, что ты устал от нас и ушел вместе с Йеннифер. Он хотел начать расстраиваться, но мы сказали, что мы пошутили, вот и обиделся.       Лютик помрачнел и кинул на него недовольный взгляд. Нашли, блять, над чем шутить!       — Что? — не понял Эскель, вздернув бровь. — Он вообще обещал из Колокольчика сделать себе плед! Мои чувства тоже были задеты!       — Как дети малые, — покачал головой Лютик и пошел к выходу, сказав: — я сказал не трогай ничего. Я еще посмотрю на ваше поведение и подумаю, заслужили ли вы это.       Эскель пробубнил себе что-то под нос, но послушно пошел за ним, закрывая дверь.       Лютик выдохнул и пошёл к Ламберту в комнату, надеясь, что тот снова не заснул. Хотя если ему хватило силы на то, чтобы поругаться два раза, то, наверное, он уже почувствовал себя чуть лучше.       Он и ждал этого, и не хотел. Сейчас он хотя бы видел, когда Ламберт снова начинал себя накручивать из-за мелочей, а в нормальном его состоянии… Лютик тяжело выдохнул, вспоминая, как тот себя вел до всей это истории. Так, будто был в порядке, и Лютик бы в жизни не подумал, что за шириной и крепостью этих плеч происходило нечто такое.       Он аккуратно приоткрыл дверь, но Ламберт не спал. Скучающе листал какую-то книжку и вздернул голову резко вверх, когда Лютик открыл дверь. Давно он не видел у него такой быстрой реакции.       — Получше? — первым делом спросил Лютик, закрывая дверь.       — Ага-м. Через денек оклемаюсь полностью.       — Я там трав купил, про которые мне Койон говорил. Какие-то там для ваших ведьмачьих регенераций. Может тебе они помогут.       Ламберт как-то заторможено кивнул, а потом сказал:       — Спасибо. Не думал что ты… за ними ходил.       — А что ты думал? — устало спросил Лютик, грустно улыбнувшись. — Что ты мне и вправду надоел и я решил свалить от вашего ведьмачьего табора?       Ламберт пожал плечами и хмыкнул, будто нет, он вовсе об это не думал и его совсем не задела та их шуточка.       Какое-то время Лютик просто стоял и пялился на Ламберта. На его лицо, в его глаза. На ширину плеч, на мощную грудь и сильные руки. Сейчас он уже в самом деле выглядел… хорошо.       — Ничего не думал, — соврал Ламберт. Думал. Не мог не думать. Думал, наверное, вплоть до этого момента. И, возможно, даже принимал факт того, что Лютик и вправду ушел. — И что ты на меня так пялишься как на прокаженного, а? Иди на Койона так посмотри, это он у нас альтернативно одаренный.       Лютик рассмеялся и сказал:       — Даже слушать не хочу, как ты пришел к этому выводу.       — А я с тобой и не собирался Койна обсуждать, — он двусмысленно улыбнулся, склонил голову к плечу и похлопал себя по колену.       Лютик улыбнулся в ответ и медленно подошел к нему. Ламберт спешно отложил книгу и обнял за талию, когда Лютик сел к нему на колени, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Он посмотрел ему в глаза, глупо улыбаясь, и подался вперед, потеревшись своим носом о его. Ламберт довольно мурлыкнул, и Лютик надеялся, что Ламберт сейчас не думал ни о чем. Ни о пережитом, ни о том, что он плох, как мужчина для Лютика, ни о том, что Лютик мог притворяться.       Лютик погладил его по шее, продолжая массировать его затылок, соскользнул под подборок, поглаживая, и Ламберт потерся носом о его собственную шею, довольно порыкивая.       — Господи, какой же ты котяра, — ухмыльнулся Лютик.       — Я волк. Черный страшный волк, — карикатурно понизив голос, Ламберт клацнул зубами.       — Ага-м, да, я вижу, — согласился Лютик, продолжая гладить под подбородком. — У меня есть для тебя небольшой сюрприз завтра.       Ламберт отдалился и непонимающе нахмурился, вздернув бровь.       — В честь чего?       — В честь того, что ты не сдох.       Ламберт внезапно рассмеялся и кивнул, сказав:       — Чудесный повод. И все-таки я серьезно.       — Я тоже, — хмыкнул Лютик, спускаясь ладонью вниз, гладя сверху-вниз, с чуть более сильным нажимом, сменяя на легкие невесомые проглаживания. — Тебе было тяжело, и я решил сделать тебе приятное. Порадовать тебя.       Ламберт быстро заморгал и уставился на него во все глаза. Потом покачал непонимающе головой и снова спросил:       — В смысле?       — Господи, Ламберт, балда ты, — Лютик устало закатил глаза и прежде чем продолжить свою лекцию, наклонился и поцеловал его. Нет, он просто не мог не целовать его, находясь так близко, видя эти невероятные губы. Он лизнул небольшой вертикальный шрам на нижней губе и отдалился, продолжая: — Весемир говорил, что у тебя острый ум, но, кажется, он не учел твой эмоциональный запор.       — Он так говорил? — искренне удивился Ламберт, раскрыв глаза еще шире, хотя Лютик был уверен, что шире уже просто невозможно.       — Да, он так говорил, — сказал он, немного пораженный тем, что Весемир не говорил это вслух. Что он просто… не хвалил его. Как, наверное, и других ведьмаков. Ну и методы воспитания, конечно. — А я говорю о просто моем желании сделать тебе приятное. Потому что тебе было плохо, и я хочу теперь как-то тебя обрадовать. Потому что ты заслужил это. Чтобы о тебе заботились.       Ламберт потупил взгляд, смотря на Лютика как на сумасшедшего. Будто бы он предложил им коллективно в грязи изваляться, честное слово.       Лютик ласково улыбнулся и погладил по щеке.       — Глупый мой ведьмак, — он грустно улыбнулся, ощущая тоску и, вместе с тем, какое-то умилении такой реакции на обычные вещи. Он обнял его за шею, зарываясь носом в его волосы. — Йеннифер говорила, что завтра на улице будет солнечно и относительно тепло.       — Это что-то… на улице?       — Ну, было бы неплохо. Что-то не так? — он зарылся носом в его волосы сильнее, шумно вдыхая в себя его запах. Последствия подавителей почти прошли, и он мог ощутить даже нижние ноты — едва заметный запах роз. Такой тонкий и манящий, что ему хотелось Ламберта вылизать всего.       — Я… я очень мерзну…       Лютик отдалился, посмотрев ему в глаза, затем, не выдержав, умилился.       Ламберт фыркнул себе под нос и недовольно сморщился.       — Вот как, — кивнул сам себе Лютик, убирая пряди, выбившиеся на его лоб, с лица. — Тогда никакой улицы.       Ламберт моргнул и посмотрел ему в глаза снизу вверх. Так доверчиво и открыто, что у Лютика в груди будто бы что-то защемило. Он снова умилился, гладя его по волосам.       Лютик провел пальцем по шраму, пересекающему бровь — медленно и аккуратно, будто обрисовывая его. Поцеловал в веко, из-за чего Ламберт забавно сожмурился и фыркнул как еж.       — Начинай привыкать к этому, — Лютик провел и по второму шраму, коснулся третьего, который уходил в волосы, к виску.       — К чему? К холоду?       Лютик укусил себя за внутреннею сторону щеки. Почему Ламберт вообще подумал о том, что он должен привыкать к дискомфорту? Почему это его первая мысль?       Тяжело выдохнув, Лютик покачал головой, прошептав ему в висок, целуя:       — К человеческому отношению, Ламберт, которого ты и заслуживаешь.       Тот фыркнул почти недовольно и, аккуратно взяв за бока, немного резко перевернул Лютика на спину, нависая сверху. Лютик затаил дыхание, глядя на то, как сверкали глаза у Ламберта. В комнате горела лишь одна свеча, поэтому, когда он навис над ним, закрывая своим силуэтом свет от свечи, его глаза, казалось… горели.       Прежде чем поцеловать его, он прошептал:       — Хочу заняться с тобой любовью.       Лютик вздрогнул под ним, ощущая нежнейший поцелуй, который когда-либо между ними был.       Лютик тяжело выдохнул в его губы, ощущая, как только от одной фразы, сказанной так низко и хрипло, меж ног стало жарче. Он трепетал только от этого голоса, и он боялся, что просто потеряет сознание, когда дело дойдет до… собственно, любви.       Для Лютика это было так странно: слышать такое построение предложения.       Не «я хочу тебя трахнуть». Не «выебать». Даже не «заняться сексом». Я хочу заняться с тобой любовью. Ламберт не выглядел как тот, кто в принципе знал, что значит заниматься любовью, будто бы в его жизни вообще такого ни разу не было, и Лютик ощущал странный трепет от понимания, что да, именно с ним он не хотел грубо трахаться, ритмично засовывать член и обмазываться слюнями.       Он хотел другого.       Чувств. Между ними двумя — маленький секрет их тел. Удовольствие, которое ты даришь, а не просто получаешь.       Ламберт прижался губами к его виску, шумно выдыхая, и Лютик взял его руку за запястье, когда тот хотел забраться ею под сорочку. Тот медленно отстранился и вздернул бровь.       — Не сегодня, — покачал головой Лютик. — Дай своему телу нормально отдохнуть.       — Я в порядке, — фыркнул Ламберт.       — Не ври мне, — Лютик поцеловал его в нос и усмехнулся, когда Ламберт зафыркал от щекотки, потирая нос о ребро ладони, щурясь. — Я хочу тебя ничуть не меньше, но не в этом твоем состоянии. Я чувствую, что ты вымотан, — Лютик прошелся кончиками пальцев по открытым ключицам.       — Я в таком состоянии монстров рубил, и нормально.       — А ты видишь здесь монстра, которого надо убить? Нет? Ну вот и все. У нас будет еще очень много времени, чтобы насладиться друг другом. Я никуда не денусь от тебя. Просто не хочу.       Ламберт поджал губы и кивнул, убрав руку от его живота. Прокряхтел и устроился на бок рядом с Лютиком, обняв за талию и зарывшись носом в его волосы.       — Я, наверное, просто… очень обеспокоен всем… этим. Тобой и… ими. Это отвратительно: знать, что они чувствуют тебя тоже, и видят, как ты хорош. И знают, что ты не меченный.       Лютик закатил глаза и тяжело выдохнул.       Господи, не ведьмак, а ходящее недоразумение.       — Ламберт, они не думают обо мне в таком смысле. Во-первых, они знают о наших отношениях, во-вторых, от меня и без всяких меток тобой разит за километр, в-третьих… они мне как братья! И я им как брат! Ты вот хочешь трахнуть Эскеля?!       — Фу, нет.       Лютик рассмеялся от этой искренней реакции, будто бы Лютик в самом деле предложил им переспать.       — А Айдена своего хочешь?       — Лютик, да сколько можно?! — взвился Ламберт и приготовился ущипнуть.       — Только не за бок! — запротестовал Лютик. — Там и так скоро синяк будет! У тебя ж пальцы железные!       — Предлагаю заменить щипки на шлепки! Кто за? Я за. Мои пограничные синдромы тоже за. Решено.       Лютик рассмеялся, уткнувшись в ключичную ямку, несмотря на почти что ласковый шлепок по ягодице.       — Отличная идея, — согласился Лютик, закинув на талию Ламберта по-хозяйски ногу, потираясь щекой о шею. — Я тебя тогда тоже шлёпать буду.       — Да хоть кусай.       — Такую задницу можно и укусить, — мечтательно выдохнул Лютик и зафыркал, когда Ламберт усмехнулся ему в волосы, щекоча дыханием. — Так что, Айдена не хочешь?       — Лютик, да еб твою мать! Никого не хочу, тебя только! Или ты так намекаешь на то, что хочешь, чтобы я тебя отшлепал? Так прямо говори, не обязательно меня пытаться распидорасить.       — Распидорасить, — повторил Лютик, причмокнув. — Какое слово интересное.       — Я его у Койона украл.       Лютик усмехнулся, поцеловав в кадык и сказал:       — Отшлепаешь.       — Койона?       — А хочешь? Ну не знаю, я может и не против, но ты у него спроси, — сказал Лютик, и Ламберт, не выдержав, расхохотался.       Крепче сжал в своих объятьях, шумно выдохнул и прошептал:       — Обязательно тебя отшлепаю.       Лютик мурлыкнул ему в шею, прикрывая глаза, ощущая сонливость. Ламберт прижал его крепче, буквально пряча в своих объятьях, и Лютик, ощущая впервые за все время его запах так четко и ясно, чувствуя, как тепло и безопасно было в его руках, замурлыкал.       Он обязательно сделает все, чтобы Ламберт сам понял, что не только Геральт ему близок. Не только Койон и Эскель стали ему семьей. Он сделает все, чтобы Ламберт сам понял, насколько он был близок сердцу Лютика.