Baby blue love

      Геральт сидел с ним до того момента, пока Лютик крепко не заснул. Возможно, он бы и хотел сорваться и просто вытряхнуть из Ламберта все дерьмо, но желание убедиться, что Лютик был в порядке оказалось для него куда важнее.       Ближе к вечеру Лютик заснул, и Геральт тихо вышел из его комнаты, беззвучно закрыв дверь, а потом глубоко вдохнул и ощутил, как в груди закололо от нетерпения момента, когда он хорошенько врежет Ламберту по лицу.       Правда, найти его сейчас было многим сложнее — под подавителями запах почти стирался, и издали его не услышишь.       Геральт не нашел его в комнате, на кухне и на тренировочном поле его тоже не было.       Геральт вздрогнул, когда его окликнула Йеннифер.       — Эй, мистер-грозный-убийца-монстров, от тебя за километр несет желанием к драке. Что с тобой?       Он посмотрел через плечо и сощурился, плотно сжав губы.       — Я ищу Ламберта. Мне нужно с ним поговорить, знаешь.       — Кулаками? — уточнила она, вздернув бровь. — Геральт, я тебе сейчас и с места не дам сдвинуться, если ты мне все не объяснишь. Ты же как всегда надумал себе лишнего, и…       — Лютик убежал от Ламберта в истерике. Достаточно веский повод, чтобы пару раз дать ему в морду?       Йеннифер замерла, удивлённо раскрыв глаза. Открыла рот, но тут же его закрыла и покачала головой.       Она выглядела почти что потрясенно и, может, едва испуганной. В плане Йеннифер с этим было сложнее — понять ее эмоции. Она всегда хорошо их скрывала.       — Вот так и бывает, Йеннифер. Ошиблась в человеке, — Геральт смято улыбнулся и почесал костяшки о собственную ладонь, закусив губу.       Йеннифер потрясла головой, нахмурившись, и сказала:       — Да нет, стой, быть не может!.. Может, была какая-то причина, или…       — Причина довести Лютика до слез? Мг, очень интересно. Знаешь что, Йеннифер, если тебе хочется вести насчет этого свои поучительные диалоги — пожалуйста. А я предпочитаю по-старинке вправить ему мозги.       Что забавно: она не остановила его. Просто позволила уйти, растерянно смотря в его спину.       Она была… растеряна. И абсолютно точно ничего не понимала. Она знала Ламберта так, как никто бы не смог узнать — она видела его изнанку. Да, пусть это некрасиво и нетактично, неправильно, но она сделала это, чтобы быть в нем уверенной. Чтобы не ошибиться, подпуская такого человека к Лютику.       И она была уверена, что Ламберт скорее руку себе отрежет, чем в самом деле навредит своему близкому человеку.       Да, хорошо, они не могли стать близкими людьми за такое короткое время, но…       но она так же знала, что чувство Ламберта к Лютику — особое.       И она доверяла этому чувству.       Поджав губы, она уставилась напряженным взглядом в пространство перед собой. Был только один вариант: что Ламберт опять испугался неведомо чего и решил действовать наверняка. Быстро и грубо.       Это неприятно кольнуло в груди.       Ладно, наверное, теперь в самом деле надо дать Геральту разобраться. Ведь он волновался о Лютике ничуть не меньше, чем она. Возможно, даже больше. Она давно не видела, чтобы Геральт был в такой ярости. Казалось, его едва не трясло от злобы.       Ведь Лютик никогда не плакал, и ей страшно было представить, какое чувство нахлынуло на Геральта, когда он увидел его в таком состоянии.       Она думала все узнать у Лютика, но нашла того вполне мирно спящим, поэтому решила его не тревожить.       И отдать все Геральту. Может она… в самом деле ошиблась.       Геральт нашел Ламберта в лаборатории. Запах стоял премерзкий от всех трав и ингредиентов. Перебивал даже запах Геральта. В принципе, только по этому запаху он и узнал, что Ламберт был тут. Никто из них бы не решился пить эту дрянь когда-нибудь еще снова. Попробовав однажды, ты к этому уже не притронешься.       Ну, кроме Ламберта.       Иногда сила его воли поражала.       Но сейчас ему было не до силы его воли. Ламберт разогнулся, отвлекаясь от стола, он хотел что-то сказать, наверное, и он выглядел отвратительно. Бледная кожа казалась почти прозрачной, влажная от пота, и дикий, ничего не понимающий взгляд. Он выпил больше нужного — Геральт видел это по тому, как дрожали его руки.       — Чего тебе? — гаркнул Ламберт.       Да, наверное, он бы мог пожалеть его, или побыть вежливым, или терпеливым, но ему казалось, что если он сейчас не втащит Ламберту, то не сможет жить спокойно.       Да, безусловно, это было некрасиво и нечестно, но ему стало легче.       По крайней мере он контролировал силу. Ламберт пошатнулся, выругался, схватившись за горящую щеку, подвигав челюстью.       — Ты совсем ебанулся?! — Ламберт резко выпрямился, ощетинился, показывая клыки.       — Это я должен спрашивать у тебя, — это нечестная игра, разумеется нечестная, Ламберт бы сейчас и меч в руках удержать не смог. Но Геральт схватил его за грудки, глядя в глаза и дыша, как загнанное животное, в его лицо. — Что ты, херов ты выродок, сделал с Лютиком?       Ламберт широко раскрыл глаза, явно сбитый с толку и не понимая. Потом нахмурился и, резко схватив Геральта за запястье, с силой оттолкнул его от себя. Геральт не знал, откуда у него вообще взялись на это силы, однако Геральт отшатнулся.       — Что, неужели он тебе разнылся, какой я плохой, м? Надо же, решил не находить нужные слова в…       — Лютик не ныл, — перебил он его, ощущая, что готов вот-вот снова сорваться и выбить Ламберту все-таки парочку зубов. — Он плакал, херово ты разочарование.       Лицо Ламберта вытянулось в удивлении. Его пошатнуло, и тот нервно схватился за край стола. Геральт мог поклясться, что Ламберт был в ужасе. Его глаза были широко раскрыты, он шумно вдохнул, почти судорожно — так, будто задыхался.       — Где он?       — Не твоего ума дела. Я тебя к нему сейчас не подпущу и на километр, понял меня?       Ламберт не ответил. Смотрел загнанным зверем в угол, и это первое, что заставило Геральта все-таки опустить руки. Он не умел читать мысли и считывать состояние, но он чувствовал Ламберта. Чувствовал его вполне животный страх. Не перед Геральтом.       Перед этой новостью.       Ламберт был сбит с толку, напуган, обескуражен.       Он даже ничего не говорил, просто смотрел на Геральта во все глаза. Геральт сказал:       — И это не только мое решение. Лютик сам сказал, что не хочет тебя видеть.       Ламберт заторможено кивнул, будто безоговорочно принимая этот факт, но все еще выглядя так, будто он не понимал. Это напрягло Геральта. И его молчание, и растерянность, и немое принятие.       Геральт почти испугался этой реакции.       Он хотел просто морду ему набить, но сейчас стоял, смотрел и понимал, что рука отчего-то больше не поднимается.       — Что произошло? — быстро и сухо спросил Геральт, поджав губы.       Ламберт пожал плечами, опустил взгляд на мерную чашу, что-то в ней взболтав. А потом резко выпил. Геральт поморщился, и почему-то ему показалось, что даже сам Ламберт не знал, что в ней было. Может быть яд.       Ламберту было насрать.       — Ничего, — хмыкнул он, говоря таким нарочито спокойным голосом, что Геральту на миг стало от него мерзко. — Он сказал мне: я не хочу смотреть, как ты пьешь это, давай переспим. Я подумал: давай. А за секунду до того, как у меня бы сорвало вообще все, он заявил мне, что у него никого не было.       — И ты прогнал его?       — Конечно я прогнал! Ты представляешь, что с ним бы случилось после… этого марафона? Истерика в лучшем случае, в худшем — потерял бы сознание. И это я еще не говорю о возможных повреждениях, которые бы после меня наверняка бы остались! И я далеко не только о физических. Блять, да, хорошо, может быть, я был груб, но если бы я стал ему объяснять вежливо, то примерно на словах «это может довести тебя даже до эмоционального и физического истощения», я бы уже втрахивал его в матрас! Ты хоть представляешь, как я испугался?!       Геральт потупил взгляд.       Нет, ему не было приятно от понимания, что Ламберт и Лютик… что Лютик хотел этой связи. Что он настаивал, да, но вместе с тем его радовала такая благоразумность Ламберта.       — Почему ты не объяснил ему, что омегам нельзя проводить свой первый раз с альфой в гоне?! А?!       — Не делай из меня виноватого, ты, мудака кусок! — гаркнул Геральт, почти растерявшийся. — Это из-за тебя он плакал!       Ламберт резко закрыл рот, поджав губы, опустил взгляд.       Чувствовал себя виноватым. И Геральт просто смотрел на него, не зная, что сказать.       Он был рад, определенно рад, что Ламберт повел себя правильно, не допустил неприятных последствий, но, вместе с тем, его и злило, что Ламберт не смог сказать ему это нормально, не напугать Лютика.       Что он там теперь вообще надумал? Вряд ли что-то очень приятное.       Но ведь… он знал, что Ламберту очень сложно контролировать себя в такой момент. Геральт вообще смутно представлял, какой гормональный бум у него случился, когда он не выпил дозу подавителя, позволяя естественным реакциям вылезти вперед. Наверняка все нужные гормоны перескочили через предел, а потом… было больно.       За эту неделю Ламберту постоянно было больно.       — Водки? — внезапно спросил Ламберт.       — Тебе нельзя.       — Похуй.       Геральт пожал плечами и сказал:       — Водки.       Пили они молча на кухне. Геральт не знал, что говорить и стоило ли говорить что-то в принципе. Это простая ссора, ничего не значащая. Глупое недопонимание. Оба на гормонах. У обоих бешеная перестройка происходит в организме, чего от них ожидать? Лютик же и молодой в добавок…       Геральт на Ламберта больше не злился — это все, что он понял за это время.       Закусив щеку, он сказал:       — Койон почувствовал запах Лютика. Ага, представь себе. Он теперь омега.       Ламберт заторможено кивнул. Его руки все еще мелко трясло от всей этой дряни, что он пил, которой он насиловал свой организм. Геральт уже не мог на него такого смотреть. Поэтому он просто отвернулся.       Геральт продолжил:       — Слушай, ты хороший парень, я не хочу, чтобы тебе было больно, но… Ты не думаешь, что Лютику ты уже не будешь интересен? После этой твоей истерики и после того, как он поймет, что его могут чувствовать другие. Он может захотеть ну… нормального альфу. Без гормональных сбоев и с возможностью зачать ребенка.       Он не знал, зачем это говорил.       Наверное, просто озвучил свои мысли.       И на самом деле сейчас он был чертовски против Ламберта.       Если во благо Лютика он доводил его до истерики, то о чем могла быть речь?       Сколько этих истерик еще будет? Сколько раз Ламберт будет орать на Лютика и оправдывать это своими проблемами? Да к черту такие отношения, Геральт не хочет отдавать Лютика в такие руки.       Он медленно повернулся к Ламберту. Он не злился, да, разумеется, он смог понять его, войти в положение, но… он не хотел вот этого для Лютика.       Он ведь просто достоин лучшего. Зачем ему всю жизнь нянчиться с морально-покалеченным ведьмаком? С простым травмированным взрослым у которого проблемы с агрессией?       Ламберт смотрел в пол, поджав губы и ковыряя носком сапога пол.       — Я понял тебя, — сказал он низким голосом. — Но я… еще поговорю с ним. Просто… извинюсь.       Геральт пораженно моргнул и снова отвернулся. Ему не нравилось видеть Ламберта таким.       Уязвимым и просто напуганным.       Он был уверен, что сейчас Ламберт пошлет его на хер и скажет, что не ему решать за него и Лютика. Не ему принимать решения и делать выводы касательно их отношений. Это было очевидно и разумно. Это было бы правильно, и Геральт, на самом деле, это и хотел услышать. Разумность. То же, что и сказала бы ему Йеннифер.       Но Ламберт был… согласен.       Геральт в какой-то мере обрадовался. А в какой-то — ощутил неприятное послевкусие от происходящего.       Он молча ушел.       Койон выглядел утром обеспокоенным. Геральт был мрачнее тучи. Йеннифер выглядела так, будто должна была убить кого-то ей очень важного. Эскель ощущал себя некомфортно. Пришедший Весемир спросил первым делом:       — Почему здесь пахнет… омегой?       Он выглядел хмуро, потому что не любил, когда кто-то притаскивал сюда свои короткие любовные увлечения.       — Когда Ламберт успел кого-то привести? — спросил он, изогнув бровь.       Йеннифер тяжело выдохнула и сказала:       — Он никого не привел.       Весемир вздернул брови, ни черта не понимая, впрочем, как и Эскель. Кто-то определенно пах. Пах как омега: юный и не меченный. Сплошной призыв к действию, такое больное желание в этих стенах… Это нервировало его тоже.       Весемир спросил, ниже и серьезнее:       — Тогда кто?       И он снова принюхался, ощущая, что запах стал четче. Как и Эскель, Койон напрягся. У него были догадки, но он не думал, что они могут подтвердиться.       — С добрым утром, — Лютик сонно зевнул, проходя в зал. Геральту показалось, что тот абсолютно забыл о своей особенности, поэтому вел себя совершенно непринуждённо. Геральт рассказал Йеннифер о их конфликте, и она ничего не сказала. А он очень хотел, чтобы она что-то сказала: что-то разумное и успокаивающее. Всю ночь Геральт провел без сна, терзаемый мыслями о том, что не должен был говорить те слова Ламберту в том его состоянии после таких новостей. А если он просто сейчас все разрушит? Черт. — Почему хмурые такие? — он протер глаза, сев на свое место и потянулся.       Весемир, Койон и Эскель уставились на него, как на умалишенного, медленно моргая. Весемир, однако, вовремя опомнился и откашлялся, сказав:       — Что ж… интересная новость. Спрашивать о мотивах я у тебя, — он посмотрел на Геральта, — конечно же не буду.       — Что? — заморгал Лютик.       Эскель откашлялся и сказал:       — Так ты все-таки… омега?       Лютик сначала удивленно вскинул брови, а потом охнул, как будто опомнившись. Он заторможено кивнул и смято улыбнулся, медленно кивнув.       — Типа того.       Повисла пауза. Возможно, кто-то и хотел что-то сказать, но как-то единогласно решили, что вопросы ни к чему. Может, Койон и думал спросить, почему он не пах раньше, но, возможно, счел этот вопрос нетактичным.       Так что по большей мере им надо было продолжать завтрак как ни в чем ни бывало, и Йеннифер была этому рада, потому что она не хотела, чтоб на Лютика упало лишнее давление.       Она и без лишних вопросов чувствовала себя вымотанной и растерянной. И она просто захотела заскулить и залезть под стол, когда к ним спустился Ламберт, а Лютик кинул на него безразличный взгляд и сказал, что наелся.       И вот, уходящий Лютик, и Ламберт, который смотрел ему в спину как избитый котенок — растерянный и напуганный. Определенно не спавший всю ночь, с растрепанными волосами и невозможными синяками под глазами. Он выглядел так, будто собирался упасть в обморок.       Он посмотрел на Геральта, и тот отвернулся.       Весемир откашлялся, сказав:       — Что ж… вы за неделю мне тут успели развести слюнявую драму, так?       Ламберт молчал. И все смотрели на него. Потому что Ламберт не молчит. И он не стоит с таким лицом, будто виноват во всех бедах мира. Ламберт усмехается, и это всегда выглядит неприятно.       И предупреждая вопросы, он сказал:       — Отвалите от меня, я уже не чувствую своего тела от этой хуйни, просто отвалите от меня.       И сел за стол.       — Ты не хочешь есть, — сказал Весемир. — Зачем тогда пришел?       Конечно он не хотел. Никто в таком состоянии не хочет есть.       Весемир откашлялся и спросил:       — Так мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?       Эскель усмехнулся, сказав:       — Успокойся, папаня, мы сами нихрена не понимаем. В теме, судя по всему, только вот этот, — он тыкнул пальцем в Ламберта, — и, собственно, сам Лютик.       — Неужели даже Йеннифер не знает, что тут происходит?       Она повела плечом и смято улыбнулась, сказав:       — Ничего интересного. Что обычно происходит между альфами и омегами? Выяснение отношений, — она пожала плечами.       Весемир нахмурился, сложив руки на груди, сверля взглядом Ламберта, который увлеченно тыкал еду в своей тарелке.       Возможно, он хотел спросить, с каких пор Ламберт ведет себя так. Что с ним могло произойти, чтобы он выглядел так. И, в конце концов, почему именно Ламберт?       Но он не спросил.       В конце концов, лезть в чужие отношения, когда тебя в них даже не посвятили — немного некультурно.       И они снова попытались провести время за завтраком так, будто ничего не произошло. Да, наверное, сейчас это было лучшим решением. Просто закрыть на все это глаза.       Да, может быть, у Ламберта перестали работать мозги от этой дряни. Может, он не спал нормально четыре ночи. И, возможно, его тошнит от собственного отражения, но…       но он не мог позволить себе оттягивать этот диалог. Это не будет диалогом — решил он. Ему просто нужно было объясниться перед Лютиком. Извиниться. Ему было это необходимо.       Пусть теперь Ламберт ощущал себя… отвратительно.       Лютик вообще впервые что-то заимел с альфой, а он вел себя… так. Отвратительно. Мерзко. Ужасно. Но, что ж… теперь все будет в порядке. Ведь он просто запасной вариант для Лютика. Теперь Лютик может заполучить буквально любого просто улыбнувшись и подмигнув.       И правильно сделает.       А Ламберту надо бы слезать с этой дряни. Дать себе проветриться и, может быть, он сможет снова стать нормальным. И перестать хотеть положить к ногам Лютика весь мир, да, определенно.       Лютика он нашел из-за запаха очень быстро, и что-то неприятно кольнуло от понимания, что теперь его смог бы найти всякий. Интересно, завяжет ли Лютик интрижку с Койоном? Они хорошо ладили и еще Койон не мудак.       Вообще рядом с Лютиком Ламберту виделся кто-то такой же абсолютно идеальный. По идеальному шаблону. Кто-то ну, хотя бы… нормальный. Ну, знаете, психически здоровый.       Ламберт усмехнулся своим мыслям и медленно открыл дверь в комнату Лютика. Тот сидел согнувшийся над столом, посмотрел на Ламберта через плечо и вскинул удивленно брови, будто в самом деле не ожидал, что он вообще придет.       Ламберт прикрыл за собой дверь и оперся о нее спиной, не решаясь подойти ближе. Он засунул руки в карманы и сказал:       — Я так полагаю, видеть ты меня не хочешь. Хорошо, — кивнул он. — Я просто… хотел тебе объясниться.       — Тебе не нужно, — пожал он плечами.       Ламберт помрачнел, поджав губы. Но он попытался снова:       — Нет, я должен, потому что…       — Йеннифер говорила со мной, и она рассказала мне, что ты поступил правильно, просто сорвался на эмоции. Я не злюсь, — сказал он с легкой улыбкой. — Хотел сам к тебе пойти, но в голову парочку метафор хороших пришло, вот, сел записать, — он непринужденно хмыкнул, будто бы все было в порядке.       Будто в самом деле ничего не изменилось.       Лютик продолжал:       — Я тоже не подумал… что… ну, в первый раз в самом деле нужно особое отношение. Не знаю, о чем думал, — он покачал головой, отложив блокнот и вставая. — Хотя знаю. Ни о чем. Рядом с тобой в такие моменты вообще ни о чем не думаешь.       Ламберт продолжил на него смотреть как забитый зверь. Лютик подумал, что это из-за усталости, из-за стресса, из-за всех этих штук, что он пил, но когда Лютик хотел подойти к нему, чтобы обнять и успокоить, Ламберт закачал головой и сказал:       — Нет.       Лютик вскинул брови в непонимании.       — Что «нет»? — не понял он.       — Ты теперь не должен.       — Не знаю, о чем ты, но мне кажется, что я не должен смотреть на тебя такого. У тебя обезвоживание на лице написано! Ты что, опять воду не пил?!       — Да Лютик, хватит! — в сердцах воскликнул Ламберт, будто Лютик говорил какой-то бред. А обезвоженность это не бред! — Так нельзя… Ты теперь имеешь выбор, и ты должен… Ну, нормальной жизнью пожить.       Лютик уставился на Ламберта как на психа, вообще не врубаясь во все то, что он говорил. Лютик сказал:       — Тебе надо поспать. Какой выбор? Какая жизнь? Я всегда жил нормально!       Ламберт закатил устало глаза.       — Ты сейчас пахнешь. Для других тоже. Ты сейчас можешь… ну, знаешь, выбирать, — явно издеваясь, сказал Ламберт. — Тебе не надо быть со мной только потому, что какое-то предназначение дало почувствовать мне твой запах. Ты можешь выбрать, кого захочешь. Ну… нормального.       — В смысле «нормального»? — искренне не понял Лютик. — А ты какой?       — Ебнутый.       Лютик покосился на него, а потом внезапно выпалил, будто что-то понял:       — Так, признавайся, тебе что-то Геральт наговорил, да? — уперев руки в бока, начал он. — Боже, так и знал, что он что-то там себе надумает, а потом пойдет говорить тебе, какой ты мудак! Ламберт, приди ты в себя! Ты абсолютно нормальный! Ты заботливый и нежный, и…       — Геральт ни при чем, — пресек его попытки как-то там его оправдать Ламберт. — Он просто сказал мне о том, что я должен подумать о том, какова вероятность, что теперь ты захочешь кого-то… получше. Слушай, я могу на себя посмотреть со стороны, и единственное, что я хорошо делаю в этой жизни: ебусь и рублю монстров. Хочешь потрахаться? Хорошо. После гона — сразу же. Но… просто тебе не следует бросаться на меня, видеть во мне там, не знаю… будущее. Ты сам говорил, что не веришь в это дерьмо, и…       — Ламберт, по-хорошему, лучше заткнись, — прервал его грубо Лютик. — Вы меня на пару с Геральтом бесите. Я тебе что, придурок какой-то? Кукла? Как насчет, чтобы дать мне самому выбирать?       — Я и даю.       — И каким путем? Я по глазам твоим вижу, что ты хочешь свалить. Ну и что ты мне хочешь предложить? Чтобы я годик походил, понял, что мне ничего не хочется и вернулся к тебе? Хочешь потерять год или что? Я не понимаю.       Ламберт тяжело выдохнул и закатил глаза, сложив руки на груди, выглядя так, будто бы чертовски от этого устал. Хотя Лютик догадывался, что тот даже от дыхания устал.       — Сейчас у тебя нет выбора. Потому что ты стеснен обстоятельствами и влюбленностью. Всего-то. Я не… не поверю, что кто-то захочет делить со мной крышу или что-то такое. Просто трахаться — да, давай, но вот это все… все, что мы делали раньше. Я понял, что это не мое.       Лютик нащупал позади себя стул и снова уселся на него. Подпер щеку кулаком и покачал головой, глядя на Ламберта как на дебила.       — Какой же ты охуенно тупой сейчас, — он выделил слово «сейчас», намекая на состояние его мозгов после всей это дряни и всех этих гормональных сбоев. Так насиловать свое тело — ни одни нервы не выдержат. Только по этой причине он не злился сейчас на Ламберта за все эти слова. Ну и за то, что наверняка Геральт внес свою лепту. Это ж надо додуматься! Теперь у него выбор появился и он от тебя уйдет! — Мы с тобой близко общаемся несколько недель, а ты меня уже морально во всех позах выебал.       — Хорошо. Давай я у тебя кое-что спрошу. Как тебе вчерашний случай? Он задел тебя, так?       — Потому что мы не разобрались в ситуации…       — Потому что я такой, Лютик. Я импульсивный. У меня крик — это решение проблемы. Каждый раз, когда мне что-то будет не нравиться — я начну орать на тебя. Да, для твоего блага, но нужно ли оно тебе? Я, блять, постоянно срываюсь из-за всякой хуйни.       Лютик медленно моргнул.       Ламберт продолжил:       — Ты не знаешь меня. Мы общаемся сколько? Две недели? Неделю из которых я еще более припадочный, чем обычно. Круто, ничего не скажешь. У меня заебов — ебом. Я ж себе не доверяю, не то что своему партнеру. Что ты вообще можешь от меня хотеть?       Лютик выдохнул и сказал, уверенно и сухо:       — От тебя — я хочу тебя. Вопросы?       — Да. Еще кое-что. Ты мазохист?       — Я в своем уме, Ламберт, в отличие от тебя. Я не хочу ничего с тобой решать пока ты в таком состоянии. Я не знаю, про какую импульсивность ты там говоришь, но я знаю, что ты сейчас под эмоциями и под всем бредом, что тебе наговорил Геральт.       Ламберт выдохнул.       — Хорошо. Одной истерики тебе не хватило, да? Нужно сколько таких? Пять? Десять?       — Ни одной больше не будет.       — Ты не…       — Я не. Я не маленький мальчик, Ламберт. Вчера — да, меня вывело на эмоции из-за гормонов и ситуации. Я надумал лишнего и всего-то. В конце концов, — Лютик устало выдохнул, — ты был в ужасном положении. Ты испугался за меня, поэтому ты накричал.       — А мог сказать нормально. Но не сказал. А знаешь, почему? Потому что…       — Потому что сейчас ты делаешь то, что обещал не делать, — Лютик встал, подходя ближе. — Ты обещал, что не будешь делать из себя монстра. Да, я совсем тебя не знаю — это правда. Поэтому я не сужу тебя сейчас. Потому что ты не в том состоянии. Твое тело и нервы вымотаны. Ты не спишь и не ешь нормально. Говоришь, выбор? Хорошо, я выберу, если ты в самом деле окажешься злым импульсивным насильником и мучителем, — карикатурно исказив голос до низкого, пародируя интонацию Ламберта, сказал Лютик. — Но знаешь что? Сейчас я выбрал тебя. И пока я не вижу мучителя. Я вижу мальчика, который случайно сделал мне больно и теперь уверен, что он монстр. Который услышал фразу «его открыто захотят другие» и решил, что я, наверное, с радостью прыгну этим другим на член.       — Нет, я так не подумал.       — А что ты тогда подумал, что решил прибежать ко мне и порвать то, что мы даже не успели начать?       Ламберт посмотрел в сторону, шмыгнув носом. Лютик протянул руку вперед, ласково коснувшись его щеки. Провел большим пальцем по коже под глазами — потемневшей от усталости.       — Просто решил…       — Что я выбрал тебя от безысходности, так?       Ламберт медленно кивнул и сказал еле слышно:       — Я не лучший вариант. Объективно.       Лютик устало выдохнул, продолжая поглаживать большим пальцем щеку.       — Ламберт, если бы я захотел до этого какого-то альфу так, как тебя — я бы был с ним. Проблема в том, что мне никогда это не было по-настоящему интересно, да и… омеги мне симпатичнее казались. Не знаю, — он хмыкнул и пожал плечами.       — Потому что омеги симпатичнее, — фыркнул Ламберт так, будто сказал что-то до смешного априорное.       — Но ты переплюнул их всех, — прошептал Лютик, зарывшись пальцами в его волосы, нажимая на затылок, и привстал на носочках, желая поцеловать, но Ламберт замер, отстранившись. — Да что не так?! — Лютик едва ногой не топнул.       — Да потому что ты не понимаешь! Наорал раз — наору другой.       — Ты же сделал это не специально, еб твою мать! — в этот раз он топнул ногой и попал аккурат по ноге Ламберта.       — Нет, но…       — Заткнись, — рыкнул Лютик и резко подался головой вперед, целуя, стремясь уже просто хоть так заткнуть Ламберта. И надо бы поговорить с Геральтом о том, чтобы он перестал давить на Ламберта. Нет, несомненно, он скажет ему спасибо за заботу и за волнение — по словам Йеннифер Геральт был просто в ярости, но все-таки… учитывая восприимчивость и страх Ламберта из-за всей этой ситуации, из-за его неуверенности, все нравоучения Геральта будут лишними.       Поцелуй вышел почти безличным, сухим и неясным, но даже такой поцелуй с Ламбертом был лучше, чем самые страстные с кем-либо другим.       И Лютик, блять, понятия не имел, как вбить это в тупую, воспаленную лекарствами голову Ламберта.       Когда Лютик отстранился, он прошептал:       — Я уважаю тебя и твое мнение. Я так же польщен… что ты боишься сделать мне больно, но я не хочу принимать решения пока ты в таком состоянии. Нет, не сейчас. Оставшиеся дни я буду рядом с тобой, и я буду помогать тебе, потому что она нужна тебе. Помощь. И тебе нужен я. Я чувствую это.       — Я не понимаю… — хрипло прошептал Ламберт. — Почему ты, блять, так уверен во мне? Я в себе не уверен даже, а ты уверен! Что в твоей голове, Лютик?       Лютик улыбнулся и коснулся рукой его груди, там где медленно-медленно билось его сердце. Сердце, которое любило.       Он сказал в его губы:       — Оно мне кое-что нашептало…       Ламберт поменялся в лице, нахмурился и спросил:       — Йеннифер?       Лютик устало выдохнул и закатил глаза. Сказал:       — Испортил ты всю романтику, тьфу на тебя.       — Что она говорила обо мне? — низко спросил Ламберт, напрягшийся так, что даже запах невольно пробился сквозь слои всего пиздеца, что он в себя влил.       Лютик закатил глаза и тяжело выдохнул.       — Она говорила со мной как с человеком, у которого есть выбор и своя голова на плечах. Она просто объяснила мне ситуацию, напомнила, что тебе сейчас вообще сложно держать в руках… Поделилась своим удивлением касательно того, что по разговорам ведьмаков, ты обычно ходишь и на всех рычишь, а со мной носишься и сюсюкаешься… И рассказала, что…       — Залезала ко мне в голову? — нахмурился он.       Тяжело выдохнув, Лютик кивнул.       — И что сказала? — буркнул недовольно Ламберт.       — Она не говорила об этом. Просто сказала, что доверяет тебе, потому что знает тебя так, как ты себя не знаешь. И… она сказала, что ты улыбаешься, когда говоришь обо мне, — Лютик сам задорно улыбнулся и повел плечом. — Знаешь, мне даже не нужен этот диалог с ней… Ты просто сорвался из-за всего это ужаса в твоем теле, а в итоге… прибежал не просто извиняться, а еще и доказывать мне, какой ты монстр и что я должен искать себе каких-то там нормальных, — фыркнул недовольно Лютик, скривившийся от этого «нормальных».       Ламберт не ответил, только кивнул.       Лютик вскинул бровь, ожидая, что Ламберт что-то скажет, но он молчал. Поэтому Лютик сказал:       — Послушай… Я вижу, понимаю, что тебе… сложно поверить, что я не вижу в тебе нечто ужасное. Я могу лишь догадываться, каким ужасным ты себя видишь, но никто так не думает о тебе. Они любят тебя.       — Я тоже люблю их, — сказал Ламберт неестественно легко. Так просто, будто бы врал. Или попросту не верил словам Лютика.       Лютик растерянно моргнул и покачал головой. Он провел пальцем по медальону на груди, задумчиво обвел по контуру и тяжело выдохнул. Подался вперед, целуя в ключичную ямку и прошептал, тяжело выдыхая:       — Что у тебя за детство такое было, что ты теперь везде виноват и тебя никто не любит?       Он потерся носом о его шею, поцеловал у жилки и прижался щекой к его плечу, сказав:       — Обними меня уже наконец. Я ужасно по тебе соскучился за эти несколько часов.       Ламберт обнял. Как-то… не так. Обнимал так, будто боялся, что Лютик его оттолкнет, что его кто-то попытается забрать. Тесно-тесно к себе прижал, почти отчаянно. Скрепив руки за спиной, уткнувшись щекой в его макушку.       Как Лютику объяснить, что его объятия — это лучшее место, в котором он бывал? А был Лютик за свои двадцать лет уже много, очень много где. И не нужен ему никакой выбор — пускай хоть альфы с ума посходят из-за его запаха.       Ламберт боялся… сам себя. Не его, Лютика, а себя. Того, что будет слишком дерзким, грубым, что сделает больно даже не хотя. Линчевал себя всю ночь из-за такой мелочи — простого недопонимания. Лютик даже сейчас и не скажет, что ему в самом деле было больно.       Это была слишком быстрая реакция, на эмоциях из-за перестройки гормонов в теле. Что, впрочем, сыграло им на руку, потому что если бы Лютик остался с ним собачиться, то кто знает, к чему бы все могло прийти.       — Ты будешь пить это до конца гона?       — Буду.       — Уверен?       — Да.       — Ты же говорил, что под конец тебе уже будет легче, так? Что ты лучше держишь себя в руках, и…       — Лютик, — прервал он его, крепче сжав в объятиях — так, что Лютику даже дышать сложнее стало. — Я не уверен в этом. Я не хочу, чтобы что-то такое опять повторилось из-за моего долбоебизма.       — Да не долбоебизм это! — крикнул Лютик почти обиженно и ударил по груди — слабо, но показательно. — Хватит! Не хочу больше это слушать!       Ламберт пораженно раскрыл глаза и чуть ослабил хватку, смотря пораженно. Лютик убрал волосы со лба и насупился, сказав:       — Хватит наговаривать на себя!       Лютик в самом деле казался чертовски возмущенным и обиженным. Будто бы Ламберт его крыл, а не про себя говорил. Он растерялся этой реакции, хлопая глазами и просто открыв рот.       — Если ты… если ты еще раз начнешь всю эту свою песню, то… — Лютик прервался и покачал головой, закусив губу. Он нахмурился и уставился в пол. — Нет, этим делу не поможешь.       — Да и не надо мне помогать, — пожал плечами Ламберт. — Прекрасно себя чувствую.       — Ага, конечно. Поэтому ты счел себя последней тварью из-за этого казуса, да? И не говори, что ты и есть тварь! Ламберт, блять, да подумай ты головой! Я обожаю себя, стал бы я тратить себя и свои силы на нечто в самом деле отвратительное? Давай, спиши все это на гормоны и влюбленность. Расскажи мне сказку про отсутствие у меня выбора, но советую придумать тебе новую отмазку, — клацнул зубами Лютик, оскалившись, — потому что я хочу услышать в самом деле хороший аргумент, когда я спрошу это у тебя через пять лет.       Ламберт медленно моргнул, явно сбитый с толку. Он забегал взглядом, покачал головой и тихо сказал:       — Я просто не понимаю тебя. Я не знаю тебя, ты не знаешь меня, в предназначение мы оба не верим, так что…       — Я, — сказал Лютик, прервав его. — Я верю.       — Ты же говорил, что…       — Что не собираюсь сразу тащить тебя под венец, да. Что не ощутил к тебе дикого желания просто с одного взгляда. Но я не говорил, что я не верю в это.       Ламберт потупил взгляд и медленно кивнул.       — И что ты… ты думаешь, что раз есть это предназначение, то у нас может что-то… получится?       — Я знаю это, — пожал плечами Лютик. — В конце концов, ты первый, кто… дал мне почувствовать себя… так, — он закусил губу, опустив взгляд. — Почувствовать себя сексуальным, желанным, любимым… За пару дней! На тебя даже мое тело по-особому реагирует. Может, ты хотя бы поверишь ему?       — Просто гормоны, — пожал плечами он.       — Мг, — недовольно промычал Лютик. — Просто ты и я.       И потянул Ламберта на себя, толкнув в сторону кровати и, нависнув сверху, поцеловал, надеясь на подольше заткнуть Ламберта. Лютику только оставалось надеяться, что его самобичевание пройдет вместе с гоном, что это просто последствие стресса и переутомления.       Потому что он искренне не понимал, как Ламберт, касавшийся его как хрусталя, мог возводить в абсолют мелкую ссору, но напрочь игнорировать все дни, когда он был самым ласковым и нежным.       И все-таки, прежде всего надо поговорить с Геральтом…       но сначала он собирается уделить особое внимание Ламберту.