Baby blue love

      Лютик был влюблен. И обеспокоен.       Всю ночь Ламберта не разгибало над тазиком, а все, что мог делать Лютик — это сочувственно гладить его по спине и волосам. Ламберт искренне просил его свалить, потому что ему не очень нравится выглядеть куском дерьма перед первым и единственным омегой, для которого он бы в самом деле хотел бы стать принцем, но Лютик, конечно, не слушался.       Ему необходимо было быть рядом с Ламбертом и понимать, что его присутствие все-таки немного облегчало Ламберту… все. Лютик знал, как это было иной раз необходимо — чтобы после острого приступа боли тебя обняли, укачали и сказали, что все наладится. А Лютик ведь знал, что у Ламберта, наверняка, никогда не было такого человека, поэтому лишать сейчас его этой поддержки было бы просто ужасно!       Ближе к утру это все прошло, и Ламберт заснул на его коленях, обнимая за бедра. Лютик устало гладил его по волосам и напевал колыбельную. Он тоже вымотался, но, бесспорно, не так сильно, как Ламберт.       Он сидел в первых лучах восходящего солнца, смотрел на Ламберта и касался его так, будто бы он был хрустальным. Его прекрасный, сильный малыш…       От понимания, сколько всего светлого и искреннего было внутри Ламберта, Лютику становилось по-странному хорошо — так, что почти больно.       Ламберт страдал ради него, чтобы не причинить, как он думал, боли. Он даже не собирался перебиваться случайными связями под конец гона.       И его восхитительные руки, способные дарить такую нежность, с какой Лютика не касались самые изнеженные омеги. Его прекрасные руки, которые, казалось, были созданы для меча, для насилия — Ламберт дарил с помощью них самую тончайшую нежность и самые прекрасные оргазмы. Ламберт, который и сам-то возбудиться не мог, просто доставлял ему удовольствие, выглядя так, будто кайфовал с этого не меньше, чем сам Лютик.       Лютику думалось, что Ламберт вообще такой первый на его памяти — который был настолько зациклен на удовольствии Лютика, что о себе он буквально не думал. И просто получал удовольствие от процесса.       Лютик сидел, гладил его и в самом деле не мог понять, как в таком грубом, сильном и язвительном мужчине могло быть столько нежности.       Будто бы в нем было два сердца.       Даже в моменты слабости, когда он говорил, что Лютику бы следовало уйти немного выпить, а не смотреть, как он тут корчится — он все так же был прекрасен даже в этой слабости. Он не выглядел жалко, и Лютик испытывал лишь сострадание и тупое желание облегчить эту боль. Никакой жалости, которую обычно испытываешь к существам слабее себя.       Даже корчащийся от боли, содрогающийся из-за судорог, Ламберт выглядел сильнее всех, кого знал Лютик.       Ламберт был… прекрасен.       Лютик и представить не мог, что за тем альфой, злым и раздраженным, налетавшим на него в коридоре, могло быть… это.       Лютик улыбнулся и нагнулся, целуя во взмошкий лоб.       К утру Ламберт, вроде, был... в норме. Ну, насколько вообще можно быть в норме после такой встряски. Тот с трудом разомкнул глаза и поморщился, когда Лютик нагнулся и поцеловал его в веко, пересеченное шрамом.       С трудом разогнувшийся, Ламберт размял мышцы и, принюхавшись к себе, поморщился.       — Объясни мне, Лютик, — Ламберт зарылся рукой в растрепанные волосы, — как ты смог всю ночь пролежать с пропотевшим мужиком? От меня же несет, как от, — он снова принюхался, — фу. Пойду отмоюсь.       Лютик рассмеялся и, смотря в его затылок, пока Ламберт пытался медленно встать, чтобы у него ничего не заболело, сказал:       — Ты преувеличиваешь. Ты не воняешь.       — Лютик, у меня есть нос, которым я могу нюхать.       — Для меня ты не воняешь. Пот как пот, — пожал плечами он, тоже вставая и показательно обнял его.       Ламберт сморщился и сказал:       — Даже мне противно от того, что ты меня обнимаешь.       Лютик фыркнул и вскинул голову, смотря в глаза:       — Ламберт, у меня все равно на первый фон идет запах стали и винища. Роза вот не чувствуется, но в целом ничего такого.       Ламберт снова поморщился.       — Ну у тебя и вкусы, конечно.       Лютик закатил глаза и встал на цыпочки, укусив за губу и прошептав:       — То есть мне должно быть противно от твоего запаха, в то время как ты мне вчера всю шею и лицо вылизал, хотя я тоже вспотел.       — Да мы тебя вообще не обсуждаем! Ты просто везде вкусный! А я… альфа. Вонючий и неприятный.       Лютик рассмеялся и покачал головой.       — Сложи два и два. Тебе нравится мой запах в любых смесях и состояниях. Мне твой тоже. Но отмыться бы тебе не помешало, сомневаюсь, что твоим собратьям понравится твой… парфюм. А Йеннифер может просто вылить на тебя облако морской воды.       Ламберт сморщился и медленно кивнул.       — Я помогу тебе.       — Не надо, я просто холодной водой ополоснусь.       — Эй! Давай я нагрею и…       — Лютик, у меня сейчас температура тела под сорок такое чувство. Дай мне побыть одному хотя бы пять минут. И я хочу холодную воду.       Лютик обиженно насупился, отстранился и сложил руки на груди, недовольно глядя.       Ламберт усмехнулся, щелкнул по носу, как это обычно делал Лютик, и, поцеловав в висок, сказал:       — Не злись, малыш, я быстро.       Лютик клацнул зубами аккурат возле его губ, а потом медленно кивнул. В самом деле, что он как курица-наседка возле Ламберта? Тот как-то же дожил до сотни и ничего, нормально.       К завтраку Ламберт вернулся даже в самом деле посвежевшим и пахнущий мятным маслом. Из-за подавителей его собственный запах довольно сильно притупился, поэтому такое ядреное масло запросто перебило его настоящий запах. Лютик недовольно фыркнул — сейчас он нашел для себя мешанину его запаха с потом намного приятнее, чем этот мерзкий запах мяты.       День проходил абсолютно нормально и Ламберт даже не сгибался от боли, так что Лютик понадеялся, что тот в самом деле в порядке. Может, подавители работают какими-то приступами, и со временем сходят на нет?       Лютик не знал, но решил, что Ламберт чувствовал себя абсолютно нормально, потому что тот даже умудрился поругаться с Эскелем, очень агрессивно с ним спорить, а в итоге они пошли доказывать друг другу все на мечах. Лютик улыбнулся и, отложив свой блокнот, решил пойти с ними.       На улице уже начинало холодать, но ни Эскеля, ни Ламберта это не смутило — они выскочили в одних рубашках, продолжая о чем-то спорить.       Лютик улыбнулся и прислонится к стене, смотря на них. Ему нравилось порой просто наблюдать. Особенно за их ссорами, потому что он еще не видел, чтобы кто-то так агрессивно кому-то что-то доказывал, но при этом четко соблюдал границы. Самым умилительным для Лютика было то, что когда Эскель что-то доказывал Ламберту, или Койону, а может и Геральту — Лютик уже и не вспомнит — он сказал что-то слишком резко, и тут же сорвался на «ой, прости».       Лютик тогда убедился, что ведьмаки человечнее большинства людей, которых Лютик знал.       Он что-то напевал себе под нос, стуча пальцем по стене, пытаясь словить ритм, следя за их движениями. Это поразительно — Ламберт только ночью с трудом мог разогнуться, а сейчас кружился с мечом так научено и ловко, что Лютик даже не всегда мог проследить удар.       На самом деле ведьмаки будто и не дрались, а танцевали какой-то особый, сложный и непонятный, но поражающий своей красотой смертельный танец.       Это не было дракой. Это было искусством.       Лютик уж в подобном разбирался.       Он ласково улыбался, а потом затаил дыхание и замер в ужасе, когда Ламберта как-то повело в полувыпаде, и Эскель почти задел его аккурат по руке, а учитывая силу — рубанул б он так, что до мышцы бы и дошло.       Ламберт внезапно согнулся, оперевшись руками о колени. Меч с лязгом упал на землю, следом — и Эскеля. Тот спохватился, кладя руку на спину, склоняясь и что-то спрашивая.       Лютик рванул к ним, как Ламберт резко оттолкнулся от Эскеля и пошел куда-то в сторону.       — Что с ним? — Лютик ошалело посмотрел на Эскеля, а потом снова на Ламберта, который прошел ровно до первого дерева, потом его вырвало.       Эскель поморщился, спросив:       — Он все еще… пьет свою дрянь эту? Не знаешь?       — Пьет, — пролепетал побледневшими губами Лютик, вцепившись в рубашку Эскеля.       — Вот баран упертый, — выругался Эскель и резко пошел вперед, к Ламберту. — Балда ты, лежать тебе надо, а ты что делаешь, а? Правильно Геральт говорил, пороть тебя надо было в период обучения за все твои…       Лютик дальше не расслышал и просто метнулся к ним.       Эскель встряхнул Ламберта за плечо и помог тому выпрямиться. Потом резко развернулся и сказал Лютику:       — Не смотри туда.       Лютик медленно моргнул и посмотрел на Ламберта, глядя, как тот вытер губы. На ребре ладони остался кровавый след. Сердце Лютика опустилось в пятки.       — Давай помогу тебе дойти, — сказал Эскель, протягивая Ламберту руку.       — Сам дойду, не надо, — отмахнулся Ламберт и кинул Лютику: — Я сам. Не надо.       Лютик ошалело заморгал, стоя как вкопанный и просто глядя на его бледное лицо, на размазанную кровь у губ. Сердце билось заполошно. Ламберт пошел вперед, растрепав волосы на голове, будто хотел их поправить.       Лютик, глядя на Эскеля, который, кажется, все-таки собирался догнать Ламберта, спросил:       — Мне… мне позвать Йеннифер?       — Нет, — покачал головой Эскель и взял его за плечо, толкая вперед. — Ламберт потом злиться будет на это хер знает сколько. Он не умеет принимать чужую помощь.       — Но…       — Я пойду с ним. А ты пока иди займи себя чем-нибудь, — он потрепал его по голове и резко пошел вперед, догнав Ламберта, и придерживая руку аккурат у его локтя, чтобы в случае чего придержать его.       Лютик остался стоять как вкопанный. Он сглотнул и дернулся, чтобы посмотреть за спину, на то, чем на этот раз могло вырвать его, но одернул себя. Возможно, поэтому сейчас Ламберт так настойчиво сказал, чтобы он не помогал ему. Не хотел пугать.       Лютик все равно потащился за ними, держа дистанцию и остановился за целый коридор от них, нервно сев на подоконник и грызя ногти, постоянно одергивая себя.       Нет, может ему льстило (хотя и то сомнительно), что Ламберт терпел боль ради него, но не такие же вещи! Это просто выше понимания Лютика!       Лютика пробило на холодный пот от страха, от боли за Ламберта, потому что он не должен был терпеть такое. Блять, нет, не из-за такой глупой вещи… Пускай омегу трахнет, если это ему поможет! Пускай хоть целый хоровод ему приведут, Боже!       Лютик отмерил расстояние от окна до стены, прошел коридор вдоль и поперек три раза, и, когда Эскель наконец вышел, матерящийся и злой, Лютик подскочил к нему и, схватив его за руку крепко-накрепко, так, что Эскель поморщился от боли, просипел:       — Ну? Нормально?       — Нормально конечно, — кинул раздраженно Эскель и дернул рукой, чтобы Лютик от нее отцепился и не сломал ему кости. Не отцепился. — От такого никто не умирал.       — И никаких последствий не бывает?       — Не бывает, — покачал тот головой, и Лютик облегченно выдохнул и все-таки ослабил хватку.       — Слава Богу, — прошептал он, потирая лицо руками. Сердце все еще колотилось под глоткой. — А… а почему это… так происходит?       — Тебе Ламберт голову потом отвертит за то, что мы тут его состояние обсуждаем прямо под дверью. Он все слышит, — усмехнулся Эскель, и Лютик потупил взгляд, поджав губы. — Иди поговори сам с этой балдой. Он меня лично не послушался, но, может быть, тебя увидит и одумается.       — А что на меня смотреть? — удивленно вскинув брови, пролепетал Лютик.       — Ну, а ты зайди, посмотри на его реакцию.       Лютик ничего не понял, но кивнул. Эскель усмехнулся, потрепал его по голове и пошел вперед, говоря что-то про то, что теперь ему нужно выпить. Лютик бы тоже выпить не отказался, но Ламберт будет ругаться — он думает, что Лютику потом будет плохо. На секунду эта мысль переполошила Лютика. То есть ему даже выпить нельзя из-за того, что у него утром похмелье будет, а Ламберту можно травить себя до внутреннего кровотечения?!       Лютик буквально задохнулся от возмущения от этой мысли и просто влетел в его комнату. И тут же успокоился, глядя на то, как Ламберт смотрел на него, мягко улыбаясь. Он сидел на кровати, подперев щеку кулаком и поманил к себе пальцем.       Лютик стушевался. Ламберт сейчас выглядел… нормально. Синяки под глазами, конечно, уставший, снова бледнее смерти, но все-таки... по крайней мере он не выглядел так, будто собирался умирать вот прям сейчас.       — Моя нежная пташка переволновалась? — усмехнулся Ламберт, похлопав себя по колену.       Лютик насупился, отвесил ему смачный подзатыльник и все-таки сел к тому на колено, обняв за шею и поцеловав во взмокший лоб. Ламберт тяжело выдохнул и обнял за спину, пряча лицо в его шее.       Лютик только покачал головой и погладил его по затылку, решив чуть отложить диалог. Ламберту надо было перевести дух и элементарно успокоиться.       Они просидели молча некоторые время, пока Ламберт не прошептал:       — У тебя только сейчас успокоилось сердцебиение, — он медленно отстранился, глядя в глаза.       Лютик улыбнулся ему, погладив по лицу ненавязчиво и легко, едва касаясь.       — Потому что ты напугал меня, придурок, — Лютик покачал головой, поняв, что совсем уже не злился. Но страх не сошел на нет. — Если ты продолжишь это пить, то к концу этого ужаса я просто поседею.       — Ты тогда будешь очень похож на сына Геральта, — усмехнулся Ламберт, а потом абсолютно серьезно сказал: — не надо, не мучай себя, я такое уже переживал. В этом нет ничего опасного. Я могу потерпеть.       Лютик нахмурился, поджав губы и сжал руки в кулаки. Он выпалил:       — Не мучай себя? Ты это мне говоришь?! Ламберт, да как ты... да как ты не поймешь! — он искренне хотел бы пнуть его, но сдержался, помня о его состоянии. — Ты мне пить не даешь, зная, что мне будет плохо, так почему я должен… терпеть это? Смотреть на это?       — Не смотри, — фыркнул Ламберт.       — Я сейчас в самом деле просто встану и уйду, — низко, холодно и серьезно сказал Лютик.       Ламберт опустил взгляд вниз, шмыгнул носом и поджал губы.       — Ты что, не понимаешь? Не понимаешь, что я волнуюсь о тебе?       — А что ты мне еще прикажешь делать? Если проводить гон без омеги, то меня тоже выкручивать начинает! Блевать не начинаю, но разогнуться не могу! Мне больно даже лежать на спине или выдыхать!       — Так… просто давай снимем тебе кого!       Ламберт помрачнел и снова отвел взгляд. Его объятья стали чуть слабее, и Лютик даже растерялся, не поняв, что он сказал такого, чтобы задеть Ламберта.       — То есть тебе… будет все равно, что я кого-то там…       — Я не говорю, что мне будет все равно! Да, конечно, это неприятно, потому что… потому что я не знаю, почему, но мне хочется, чтобы ты был только моим, — он взял его лицо в свои ладони, поднимая его, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я не хочу, чтобы ты даже пальцем касался других, чтобы кто-то мог знать, какой ты… какой ты, — неловко закончил он, затушевавшийся сказать все то, о чем он думал утром. — Но я не могу на это смотреть! Я не хочу, чтобы тебе было больно.       Ламберт медленно моргнул и кивнул, тяжело выдохнув. Взял его за запястье и поцеловал там, где бился пульс.       — Я... я не знаю, — покачал головой Ламберт. — Я не хочу, — сказал он более уверенно и четко.       Лютик вздернул бровь, чуть склонив голову в бок.       Ламберт пояснил:       — Это… неправильно. И я просто не хочу никого, кроме тебя сейчас. Все, что было до тебя мне кажется таким глупым. Это же просто черновики! — всплеснул рукой он, глядя на Лютика так, как ребенок на свой долгожданный подарок. Этот взгляд Лютику льстил и заставлял смущаться. Так на него еще никто не смотрел. — Но ты… Это то же самое, что мне вместо нормальной еды сейчас предложить грязи пожрать! Ну, нет, спасибо, я уж лучше поголодаю.       Лютик быстро заморгал, едва дыхание не затаив.       Он в самом деле был уверен, что Ламберт… не тот, кто пресыщен сексуальными утехами и он не будет противиться этой идее. Нет, Лютику было неприятно понимать, что Ламберт мог в самом деле быть сейчас с кем-то другим, но это казалось ему куда лучшей перспективой, чем видеть, что с каждым днем ему становится хуже. А сколько таких дней еще? Три? Лютик начал сходить с ума через полтора дня, о чем речь.       Наконец, собравшись с силами, он сказал:       — Тогда… почему бы нам… не провести это время вместе?       Ламберт поджал губы и на выдохе сказал:       — Я же тебе уже говорил.       — Да, я помню, тебе голову срывает и все такое, — устало выдохнув, закатил глаза Лютик. — Но мы можем начать сейчас. Пока ты в сознании и действие подавителя полностью не ушло. И я… ну, буду готов уже к тебе, — неловко пролепетал Лютик. Он вспомнил, как легко было говорить омегам, как он их сейчас трахнет, но вот говорить нечто такое — смущало.       — Я не... не уверен.       — Да ладно тебе, Ламберт! — воскликнул Лютик, снова обняв его за шею. — Я не какая-то там неженка и не сделан из хрусталя!       Ламберт шмыгнул носом, состроив недовольную морду, сказав:       — Я представлял... по-другому наш первый раз.       Лютик почему-то рассмеялся.       Ламберт выглядел так по-детски мило.       — Не смешно! — гаркнул Ламберт и ущипнул за бок. Лютик поморщился, но смеяться не перестал. — Слушай, мне впервые хотелось быть романтичным! Там, не знаю, вина выпить, все медленно делать… а не просто засунуть в тебя член и начинать втрахивать в матрас.       Лютик потер лицо и сказал с задором:       — Звучит не так и плохо. Мы можем выпить вина и заняться нежным сексом в любой другой момент.       — Тогда не то будет, — отмахнулся Ламберт, а Лютик неприкрыто умилился этой черте в нем. Что Ламберт озаботился и, более того, наделял их первый раз чем-то особенным. Это почему-то растрогало Лютика.       Медленно встав с его колен, он встал напротив и уложил руки на его плечи, поглаживая. Оперся коленом меж его ног, и Ламберт вскинул голову, смотря в глаза.       Лютик прошептал:       — Но ведь это лучший вариант, так? Тебе не будет больно и нам не придется терпеть другого в твоей постели.       Ламберт медленно моргнул. Он видимо мешкался, не был уверен в происходящем. Лютик улыбнулся ему и медленно потянулся, расстегнув первую пуговицу на дублете.       Ламберт напряженно сглотнул и был абсолютно подвластен, когда Лютик уложил его руку на свое бедро.       — Тем более ранее у нас была бы преграда, ну, понимаешь… И тогда была бы реальная возможность что-то повредить, а так… — он хмыкнул и пожал плечами, медленно расстегивая пуговицы, ощущая, как Ламберт медленно гладил его бедро.       Расстегнув дублет, он скинул его с себя, неоднозначно улыбнувшись Ламберту, склонив голову в бок. Ламберт хрипло прошептал:       — Ты представить не можешь, насколько хорошо ты сейчас выглядишь.       Лютик улыбнулся шире и погладил его по волосам, дернув себя за завязки у горловины сорочки, ослабляя ее. Ламберт облизал губы и чуть склонился. Задрал немного сорочку и коснулся горячими губами низа живота.       Он огладил его бедра — не спеша и аккуратно. Медленно потянул за края сорочки, снимая ее через голову и потянул к себе, усадив на свои бедра. Он поцеловал в шею, из-за чего по шее прошлись мурашки, и прошептал:       — Если я хоть что-то сделаю не так, если тебе будет больно — не пытайся меня вразумить, сразу кричи. Срывайся сразу на самый громкий крик, который сможешь. Геральт услышит.       — Ламберт, — прошептал Лютик, взяв его за лицо, медленно отдалив от себя и посмотрев в глаза. — Не делай из себя монстра.       — Я и не делаю, — абсолютно честно прошептал он. — Я и есть монстр.       У Лютика что-то сжалось в сердце от обиды, и он больно закусил губу, хмурясь.       — Ты дебил, а не монстр, — с обидой в голосе сказал Лютик, насупившись, а потом обнял и прижал к себе.       Ламберт был поразительно нежен с ним. Целовал и легонько прикусывал кожу, переходя на более решительные ласки вместе с тем, как возбуждался Лютик. Обхватывал кожу губами, посасывая, широко проводил языком.       Лютик весь извелся на его коленях, так что, когда Ламберт уложил его на смятое одеяло, под себя, Лютик первым делом стал дергано срывать с себя штаны, но Ламберт прервал его, уложив руку на его его запястье:       — Тш, малыш, дай мне сделать все самому. Пока я в своем уме.       Лютик вздрогнул под ним — от хриплого низкого голоса, от горячего дыхания и того, как он стал поглаживать его бедро, и постепенно расслабился. Вскинул руки и обнял за шею, прижимая к себе.       Лютику казалось, что он просто задыхался во всех ласках и мягких касаниях. Ламберт был нежным и ласковым, будто боялся коснуться его лишний раз. Лютик едва сознание не терял в его руках — Ламберт гладил, сжимал и шлепал. Кусал и вылизывал, особое внимание уделяя соскам — посасывал, вылизывал и легонько покусывал, и каждый раз Лютик реагировал все более остро и громко.       Меж ног горело, и Лютик уже хотел силой отпустить голову Ламберта ниже, но все мысли и желания замолкали, когда Ламберт накрывал его губы своими и целовал.       В очередной раз, прижавшись всем телом к Ламберту, Лютик вздрогнул, ощутив, что что-то ему уперлось в бедро. Он закусил губу и сердце совсем ошалело забилось в груди. Он опустил руку вниз, ощупывая его и оглаживая. Ламберт вздрогнул и рыкнул.       — Да, наверное, надо поспешить, — прохрипел Ламберт, тяжело дыша.       — Бля, ты огромный, — просипел Лютик, с более сильным нажимом оглаживая его через штаны.       Ламберт усмехнулся ему на ухо, посасывая мочку уха.       — Мне уже хочется просто засунуть в тебя член, но при этом… до сих пор хочется просто тебя ласкать. Странная хуйня.       — Я уже сам не выдерживаю этой пытки, — прошептал он, откидывая голову назад, подставляя под горячие требовательные губы истерзанную ласками шею.       — Расскажи мне парочку своих секретиков, пока я в своем уме, — широко лизнув шею, попросил Ламберт. — Как тебе нравится? Тебе же нравится по-жестче, так? О, черт, мне кажется ты просто визжать будешь подо мной, с учетом того, что тебя впервые нормально трахнут. Какие они все неудачники, Боже-боже, — выдохнул Ламберт, целуя ключичную ямку. — Ну так? Как тебе нравится? Когда берут сзади? Когда кусают? Тянут за волосы? Любишь, когда в процессе добавляют еще палец: один или несколько? Некоторым это вообще голову срывает. Может, любишь, когда придушивают или пощечины? Когда шлепают? — он укусил за сгиб плеча, начиная медленно развязывать завязки. Лютик ощущал, как Ламберта трясло от возбуждения, хотя тот, судя по всему, еще был в сознании. — Ну, давай же, расскажи папочке, как тебе нравится. Грязные словечки, может быть? Когда кончают внутрь? О, черт, я сейчас сам кончу, — прохрипел он, изводясь. — Я хочу все из перечисленного. Но пока я в сознании, я хочу услышать тебя. Давай-ка, расскажи, как ты любишь.       Лютик завозился под ним и, медленно отдалив его лицо от своей всей влажной шеи, прошептал:       — Ламберт, я… я не знаю.       — В смысле «не знаешь»? — не понял он. — Типа любишь все и сразу? Ну, я так и подумал, когда мы играли в «я никогда не…» — он усмехнулся и, не дав Лютику сказать, снова прохрипел: — блять, я сейчас взорвусь, меня твой запах с ума сводит, — он потерся членом о его бедро, закусив губу.       — Нет, — покачал головой Лютик, буквально чувствуя запах возбуждения Ламберта. И это просто сводило его с ума. Не давало ясно думать или говорить. Понимание, что он был возбужден, он был на пределе и мог сорваться в любой момент. Почему-то представление того, что Ламберт просто будет бездумно его брать невероятно заводила. И он томно прошептал: — Ты у меня первый.       Он отчего-то думал, что этот факт понравится Ламберту. Но он просто в ужасе замер, смотря на него во все глаза.       — В смысле? — сипло спросил Ламберт, и Лютик заметил, как его перетряхнуло от возбуждения. Он опустил взгляд вниз, замечая небольшое пятно на его штанах от смазки.       — Ну… я не был с альфой.       — Ты девственник?! — почти истерически взвизгнул Ламберт, а потом гортанно рыкнул.       Рассеянно моргнув, Лютик только пролепетал, пораженный реакцией:       — Ну… технически да. В этом плане — да.       Ламберта снова нехило свело от возбуждения. Будто бы вздрогнул всем телом. Он уткнулся лбом в подушку и прорычал, явно начиная терять остатки мозгов, и Лютик искренне не понимал, почему он не… продолжил.       — Свали отсюда, — прохрипел Ламберт.       Лютик вздрогнул и сжался в плечах — не то от непонятного страха из-за интонации, не то от непонимания.       — Ч... Что? — спросил Лютик и медленно коснулся его шеи.       — Я сказал съеби отсюда! — гаркнул Ламберт, перехватив его запястье и сжав почти больно. — Живо!       Лютик дернул рукой, ощущая, как нечеловечески сильно Ламберт сжал запястье. Он пролепетал заплетающимся от страха языком:       — Мне больно.       — Будет, блять, намного больнее, если ты сейчас не уйдешь отсюда нахуй! — Ламберт отпустил его руку и резко отстранился, давая место, чтобы… уйти.       Лютик просто смотрел как обезумевший на Ламберта. Внутри все органы пережались от страха и волнения. Обиды и непонятного разочарования. Он видел мутные глаза, видел, как того потряхивало от возбуждения, знал, что не мог не хотеть, но в итоге… просто стал прогонять?       Пять секунд назад говорил, что никого бы сейчас не хотел кроме него, а в итоге просто… перехотел?!       Лютик ощутил неприятный комок обиды в глотке, острую горечь на корне языка. Ощутил, как защипали глаза.       — Да что с тобой такое, Ламберт?! Это из-за гона, да?       Ламберт глубоко вдохнул и потер лицо руками. Гортанно рыкнул в свои ладони. Он тяжело дышал, его руки дрожали от возбуждения, член, наверное, уже стоял почти болезненно.       Убрав от лица ладони, он сказал низко, так, что голос почти вибрировал у Лютика в глотке:       — Я считаю до трех и ты съебываешь отсюда. Нет — я выкину тебя отсюда за волосы. Я не шучу.       Лютик смотрел на Ламберта с немым ужасом. В носу защипало, и Лютик резко подскочил с кровати, подбирая дублет и сорочку, быстро выходя из комнаты. Ламберт гортанно прорычал и, упав лицом в подушку, судорожно вдыхая в себя оставшийся запах, запустил руки в штаны, обхватывая свой член, начиная быстро и ритмично толкаться в свой кулак, кусая подушку и жмурясь от почти болезненных ощущений. Внизу живота выкручивало все, что только могло выкручивать. Боль пульсировала тромбоном в ушах.       По крайней мере он не навредил Лютику…       Лютик захлопнул дверь, быстро натягивая на себя сорочку и, вытирая мокрое лицо, быстро пошел вперед. От обиды в груди что-то неприятно защемило, будто бы что-то зажало его сердце в тисках. Все же... все хорошо было! И он... просто взял и прогнал! Да не просто прогнал — буквально на хуй послал!       Он поджал губы, не глядя спускаясь на этаж ниже, желая просто закрыться в своей комнате, зарыться в плащ Геральта и пролежать так весь день, не желая видеть больше ни одного сраного альфу.       Он врезался в стальную груду мышц и резко отстранился, но его перехватили за плечи, что-то начав спрашивать. Лютик не слышал, только все тщетно пытался утереть зареванное лицо и перестать издавать этот странный содрогающийся скулеж.       — Эй-эй, что такое? Где-то что-то болит? Лютик!       Его встряхнули за плечи, и Лютик кое-как смог разглядеть лицо Койона. Он закачал головой, попытался вырваться из хватки чужих рук, просто убежать, спрятаться, уйти от этого тупого позора, но его внезапно прижали к себе, и Лютик так и застыл, уткнувшись носом в изгиб шеи. Пахло почему-то успокаивающе. Так, будто он все-таки зарылся в плащ Геральта.       — Тише-тише, все ж хорошо, а? Тебя что-то напугало?       Лютик только кивнул головой, обнимая за шею, судорожно вдыхая в себя запах — какое-то дерево, морская вода… угадывались нотки крови, но Лютик внимания на них не обратил.       — Я слышал какие-то странные звуки, что-то слу... Боже, какого хуя?!       Лютик вынырнул из шеи, глядя на буквально подскочившего Геральта. Его лицо вытянулось в карикатурном удивлении, таком ярком ужасе, что это выглядело даже смешно.       — Лютик, что… Кто тебя обидел? Это Ламберт, да? Я ему, сукину сыну…       — Успокойся, Геральт, — покачал головой Койон. — Дай Лютику прийти в себя, ты его еще больше сейчас напугаешь… Кстати… А почему пахнет как-то… будто…       Койон замолчал, когда Геральт красноречиво откашлялся. Ладони на его спине будто бы вздрогнули, и Геральт сказал:       — Лютик, пойдем пока со мной, хорошо? Давай, иди ко мне.       Койон не стал ничего говорить, и Лютик ощутил, как тот как-то странно напрягся, его запах утяжелился, и, когда он оторвал свое зареванное лицо от его шеи, то заметил, что Койон смотрел на него как-то… неоднозначно. Будто был сбит с толку.       — Иди сюда, — Геральт потянул на себя шмыгнувшего носом Лютика, который снова попытался вытереть мокрые красные щеки и просто подхватил его под бедра, усаживая на себя и унося его, нахрен, подальше отсюда. Как ребенка. Только сказал через плечо: — Койон, потом.       Лютик только вздрогнул и спрятал лицо в его плечо, обнимая за шею, начиная совсем успокаиваться. Геральт у него больше, чем другие ассоциировался с защитой и уютом, пока тот ощущал его запах и теплоту его рук, он успокаивался почти в ту же секунду, когда Геральт подхватил его и обнял.       Шли они молча, и в какой-то момент Лютик просто уложился щекой на его плечо, смотря бесцельно в бесконечный черный коридор. Было до сих пор обидно и неприятно, но уже не кидало в истерику. У Лютика вообще такое впервые — наверное, все из-за гормонов.       И злого Ламберта, который его прогнал.       На душе стало снова еще более мерзко и тяжело.       Дверь скрипнула, и Геральт, прикрыв ее, усадил Лютика на кровать, сам присев пред ним на одно колено. Посмотрел на него, как строгий недовольный отец, но ругаться не собирался — волновался он всяко больше.       — Что Койон говорил про запах? — тихо спросил Лютик. Лицо уже высохло, теперь глаза, казалось, были пересушены, и он проморгался.       — Ты пахнешь, Лютик, — сказал Геральт напряженно. — Омегой.       Лютик медленно моргнул и стал принюхиваться к себе. И его сердце почти замерло, когда он принюхался к запястьям, в самом деле ощущая… запах. Тот, о котором говорил Ламберт. От него, блять, пахло так, как пахло от обычного омеги.       Геральт продолжил:       — А еще ты пахнешь возбуждением. Остатками. И… Ламбертом. От тебя пахнет Ламбертом, — просипел сквозь зубы Геральт. — Что он с тобой сделал?       Лютик перевел абсолютно потухший взгляд на Геральта. Этот день его просто вымотал эмоционально. Он поджал губы, разглаживая складку на своем колене.       — Лютик, блять, пожалуйста, не молчи. Этот козел что-то хотел с тобой сделать насильно, да?       — Боже, нет! — воскликнул Лютик. — Это... ничего. Он ничего не сделал, — он поджал губы. — Все хорошо, я хочу побыть один.       — Я не уйду, — веско и уверенно сказал Геральт.       Лютик кинул на него быстрый, спокойный взгляд и просто пожал плечами.       — Я хочу спать, — прошептал он будто бы севшим голосом. — И не хочу видеть Ламберта.       Геральт поджал губы и сжал руки в кулаки. Он, блять, понятия не имел, что между ними произошло, но он знал, что как только Лютик заснет, он восполнит все пробелы в воспитании. Он мог Ламберту простить многое, очень многое. Он спокойно относился к его цинизму и что он мог убивать людей просто для развлечения, но, блять, не слезы Лютика.       Что угодно и как угодно, но не боль Лютика.       — Я побуду здесь, пока ты не заснешь, — сказал он тихо, не решивший настаивать на том, чтобы Лютик ему рассказал, что произошло. Он не хотел его тревожить.       — Спасибо, — прошептал Лютик и просто тряпичный куклой грохнулся на кровать, зарываясь лицом в покрывало. А потом протянул руку и сжал ею ладонь Геральта.       Геральт смято улыбнулся и присел на край кровати, поглаживая его по волосам, покачав головой.