Ловец наград

      Охота — есть охота. Не важно где, когда и как. Не важно, на кого. Ты вышел на тракт и взял след как гончий пес. Образно, конечно. Люди охотятся иначе. Они не идут на запах, разлитый в воздухе, они читают следы, отпечатанные в грязи дорог и улиц. Они опрашивают других людей и подкупают их. Угрожают им, если надо.       Толпа одинаково будоражит и людей, и зверей. Но в отличие от животных, люди приспособились к таким условиям. Охота на улицах не хуже погони по лесам и оврагам.       Город — это что-то… особенное.       Ты знаешь, доподлинно знаешь, что нужный тебе ублюдок скрывается где-то тут, на центральной площади, потому что его подельник выдал под пыткой маршрут и расписание. Воскресенье. Утро. Ежемесячная ярмарка. У конюшни. Великолепная маскировка для любого рода нелегальных сделок.       Йунгханс Йулле, только набирающий репутацию убийца, должен встретиться с купцом Дагобертом, что подпольно распространяет фисштех. Суть встречи — плата за недавно совершенное убийство дагобертова конкурента Бертрама. Все бы ничего, но Йунгханс в звонкой монете берет лишь часть оплаты, а другую предпочитает в пакетах фисштеха.       Когда Бонарт об этом думает, на его лице появляется улыбка омерзения. Он твердо знает, что если наемник садится на наркотик — это все, конец. Как пес, что работает за еду, так и он начинает работать за все увеличивающуюся дозу. Пристрастие растет, прежних объемов порошка не хватает. Начинается ломка. А она, в свою очередь, вынуждает убийцу быть несдержанным. Более опасным. Почерк становится небрежным, неаккуратным, смазанным. Профессионал теряет стиль и превращается в животное. И допускает промахи.       Если это делает любитель — дело еще хуже.       Когда Дагоберт заказал Йунгхансу Бертрама, никто не мог предположить, что все пойдет настолько не по плану. Йунгханс застал Бертрама в трактире с деловым партнером. Тот засуетился, подвернулся под руку. И по полу застучало две отрубленные головы.       Кто бы мог подумать, что у того купца окажутся влиятельные родственники? На самом деле, много кто. Бонарт подумал бы. Но он — не Йунгханс, не бешеная мразь, жаждущая дозы. У него совсем другой характер. И совершенно несопоставимый уровень мастерства. Он бы подумал. Йунгханс — нет.       Но при всех своих минусах, тот сумел угадать с хорошим местом встречи. Воскресная ярмарка — идеальное прикрытие для любых преступников во все времена. Ну кто обратит внимание на двух мужчин одинаково бандитской внешности, когда со всех окрестных сел приехали крестьяне, грязные и страшные как лесные разбойники?       В это грязное холодное утро люди стали маской для двух опаснейших ублюдков. И Бонарту приходилось по миллиметру прогрызаться сквозь многолюдное прикрытие. Любого другого это б злило. Но не Лео. Он ощущал себя в своей стихии. И даже запах потных тел и свежей рыбы, густой как дым над пожаром, сейчас не вызывал отвращения, а наоборот, ласково щекотал ноздри, что ходили как у разъяренного быка.       Сладкий гнев уже разгорелся глубоко внутри. Осталось совсем немного, чтобы выхлестнуть его наружу.       Охота в толпе так же увлекательна, как и вне ее. Одно «но»: в калейдоскопе рябых, пьяных и оплывших лиц нигде не мелькает рожа с плакатов розыска. Но Лео не отчаивался, это вообще не в его характере. Разве что зубами скрипел сверх всякой мочи. Ох, и заставил же этот Йунгханс его побегать, ох заставил! Ну ничего, с мрачной одержимостью думал Лео, я его так железом распишу, что местные по горлышко искупаются в крови.       Обещания, данные себе, он всегда исполнял скрупулезно.       Царящий над площадью истеричный гвалт, в котором то и дело проклевывались голоса завывал, мешал сосредоточиться на первоочередной задаче.       — Подходите, люди добрые! Не подойдете — не увидите чуда, из Офира привезенного! Украшения и одежа с магическими рунами! Охранные амулеты, ксеновоксы, шапки для невидимости! Три кроны за перчатки, десять за шляпу…       Казалось бы, зачем человеку, способному делаться незримым, торговать такими артефактами по бросовым ценам?       «Идиоты, — процедил в сердцах Бонарт, — а ведь идут! Покупают! Верят, что работает».       Он насилу протиснулся между толстых кметов, спешащий за амулетами, ксеновоксами и шапками для невидимости с такой прытью, будто у лотка бесплатно наливали чарку водки.       Город — это всегда сила. Темная ли, светлая — для каждого по-разному. Деревенских он оболванивает, городским же помогает наживаться. Не всем, не одинаково, городу ведь тоже нужно жить. Он — паразит, сосущий соки своих жителей. И это придавало охоте в городе свой особый… вкус. Особый ритм. Разве что острые локти и пивные животы то и дело преграждали путь. Мимо них надо маневрировать, будто ты уже гонишься за целью по кривым, полным дерьма, улочкам. Будто уже загоняешь ее в тупик. Но на самом деле — город загоняет тебя.       — …десять крон! Дублеты, куртки — по пятнадцать! — прокричал торгаш Бонарту в ухо.       Тот отскочил в сторону, вывернулся из людского потока и угодил в другой, повлекший его мимо прилавка с нильфгаардским сыром.       — …шапки-невидимки, охранные амулеты, КУРТКИ!       — Заткни пасть, — сплюнул Лео, извернулся угрем, пропустил мамашу с хнычущей оравой ребятишек и рванул через площадь наискось. Он готов был поклясться, что заметил промелькнувшую черно-рыжую шевелюру с проседью: Йунгханс был пегим, как настоящий конь. Это — примета! Это — указывается на плакате мелким шрифтом прямо под рисунком от местного художника.       И снова где-то рядом мелькнула башка Йунгханса.       Скорее, скорее!       Лео цедил: — Пшли вон! — и распихивал людей локтями. — А ну, пошли!       Дети плакали, взрослые кричали и, будто в отместку за грубое слово, навалились на Ловца наград, сдавили его, сжали. И дальше не пустили.       — Куда ты прешь?! — орала ему в лицо тучная, сырая баба, тип которых был слишком хорошо знаком Бонарту, чтобы не возбуждать презрения.       — Мужик, стой! — рявкнул селюк, пахнущий луком и пивом. — Стой, кому грю!       Лео развернулся на пятке и огрел того кулаком по уху. Крестьянин рухнул и, как вода, его смыл людской поток.       В Бонарте забурлила ярость, в висках застучала кровь.       «Рано… — с разочарованием подумал он. — Слишком рано».       — ШАПКИ ДЛЯ НЕВИДИМОСТИ!!!       Лео почти схватил Йунгханса за рукав. Почти. Промазал на долю секунды. Между ними вклинился какой-то прыщавый хлюст.       — Чтоб вы сдохли, — пробурчал под нос Бонарт.       Какой бы охота в городе не была особенной, в такие моменты он бы точно не отказался от подлинной шапки-невидимки. Не чтобы облегчить погоню, а чтобы безнаказанно измордовать всю тварь, что так невовремя лезет под руку.       Толпа наконец выплюнула Лео на относительно мирный пятачок, злого, помятого, но очень довольного, и сделала это аккурат перед двумя мужчинами, лысым… и пегим. Бонарт ощерил длинные, узкие зубы в истинно собачьем оскале.       Дагоберт говорил спокойно, но в низком тихом голосе безошибочно определялась злость:       — Хреново ты работаешь! Что ты устроил в той таверне?       — Он сам кутерьму начал… О чем мы вообще, курва! Я сделал то, что ты хотел, и убираюсь отседова! Но сперва… моя оплата!       — Сделал, сделал! Ну вы только посмотрите…       — О чем толкуете, ублюдки?       Только теперь убийца и купец заметили стоящего рядом Лео, но было уже слишком поздно. Его меч запел, разрезая ярмарочный смрад. Йунгханс увернулся. Его собеседник — нет. Он упал с перерезанным горлом, и серая хлябь улицы окрасилась веселым текучим красным.       Охотник за головами стремглав бросился за Йунгхансом в лабиринт наполовину пустых, почти вымерших из-за того, что местные столпились на площади, улиц.       — Шапки для невидимости… — послышалось далеко-далеко, но уже без уверенности, без прежней всепобеждающей власти.       «А что, если и правда можно было б стать невидимым? — само собой подумалось Бонарту. — Такую вещицу я бы точно не оставил лежать без дела!»       Как и всегда, когда приближалась бойня, разум Лео заполонили кровавые фантазии. Только в этот раз — особенные. В стиле навязываемого ушлым торгашом товара.       Ну правда, что, что может быть выгодней, думал Лео, чем незаметно проникнуть во дворец и пустить кровь паре королей? Может, ярлу Скеллиге Эйсту Турсеаху. А может, Визимиру Реданскому. Коронованные головы ценятся вдесятеро дороже обычных. Но это бы не было подлое убийство! В последний миг Бонарт бы снял шапку-невидимку. Чтобы впитать то, как в глазах напротив расцветает ужас. Страх королей ценится вдесятеро дороже страха обычной голытьбы. А вот ради Йунгханса и ему подобных, Лео бы никогда воспользовался такой чудесной шапкой. Разве может быть что-то лучше, чем одержать победу в битве за чужую жизнь? А чтобы битва состоялась, нельзя было заканчивать все одним ударом.       — Стой, прыщ! Все равно не убежишь!       Бонарт перепрыгнул высокую корзину, стоявшую на углу переулка, и рванул в стрельчатый арочный проем.       Если использовать магию, никакой погони не будет. Конечно, с невидимостью можно заработать больше и проще. Но деньги — это ведь не главное в жизни, правда?