Ловец наград

      Бонарт не любил ворошить прошлое. Что умерло, то умерло, и пусть остается мертвым, зачем о нем вообще думать? Ничего не воротишь, ничего не изменишь. Время течет с неумолимостью крови, брызжущей из перебитой артерии. Можно зажать рану, но кровь, смешавшуюся с грязью и говном, обратно в тело не вольешь. Не важно, что было в прошлом. Главное, что он-то, Старый Лео, еще жив, и все у него еще впереди, даже если его жизнь и вошла в пору своей зимы. Как и многие наемники, эти бесстрашные солдаты удачи, он был уверен: деньги, наслаждение, жизнь, сколько бы лет или дней ему не оставалось — все еще будет впереди.       Лео не возвращался к прошлому за редкими исключениями — моментами особо сладостных битв, — но о своих ошибках не думал никогда. И ни об одной не сожалел до сегодняшнего дня.       Охотник за головами въехал в ворота Говорога на взмыленном, обессилевшем коне, сам не выказывая ни малейших признаков усталости. Следом за ним все в пыли уныло ступали оперативники Великого Императорского Никого, вернувшиеся к патрону с Великим Императорским Ничем.       Лео спешился со своего гнедого и передал поводья вовремя подскочившему Деде Варгасу. Тот увел животное, а сам Бонарт вошел во двор. Он мельком глянул на крохотный, свернувшийся калачиком труп Хлои Штиц, выделяющийся белесым пятном волос на темной земле. Женщина была уже сера и холодна. Вся кровь вытекла наружу, оставив плоть некрасивой и плоской, подобно растекшейся на жаре медузе. Белки остекленевших глаз отсвечивали голубыми звездами в лунном свете. И третьей звездочкой поблескивал наконечник болта, пробивший ее хребет и грудину.       Лео безучастно отвел взгляд и прошел мимо, держа путь к другой бесформенной куче, валявшейся около избы. К трупу саботера, устроившего побег Крысихи. Ловец наград подошел, вгляделся в лицо мертвеца, а затем смачно харкнул ему в прическу. Этот предатель — двойной агент, как это можно было не заметить? Эта двойственность натуры сквозила в каждом сантиметре омертвелой плоти. Не то мужчина, не то баба, разметавшая длинные волосы по ложу из камней и грязи.       — Значит, именно эта курва? — мрачно спросил Лео у подошедшего Стефана Скеллена.       — Да. Нератин Цека. Подсадная утка Ваттье де Ридо.       Бонарт смерил Филина взглядом.       — Что волком глядите, господин коронер? Злитесь?       — А вы как думаете, милсдарь, черт бы вас побрал, Бонарт? — брюзгливо ответил Филин, подергивая себя за тонкий, заворачивающийся кверху ус.       — Я думаю, вам не хуже моего известно, что ни один предатель не сможет никого предать, если не подпускать его достаточно близко.       — А ты, как и прежде, Бонарт, до боли откровенен даже в своих прозрачных намеках. Или, вернее сказать, совсем сошел с ума? — вскинулся Скеллен. — Я требовал убить эту драгоценную девицу, а вместо этого ты приволок ее сюда под предлогом основного принципа экономики: «такой товар постоянно растет в цене», а когда та убежала, обвиняешь меня же в ее побеге? Растолкуй, я правильно тебя понял или нет?       — Не спеши так, Скеллен, тогда и растолковывать ничего не придется. — хмуро сказал Лео. — Очевидно, тебе девчонка не нужна свободной и живой. Даже наоборот. Но предатель был именно в твоей шайке, не в моей. Вот я и интересуюсь, как так стряслось, что эта тварь вообще протиснулась к тебе. Вряд ли ты сам вербовал своих молодчиков. Кто этим занимался, чтоб ему пусто было? Может, у тебя тут вторая утка от господина Ридо, кем бы он там не был?       — Это был я, милсдарь, — негромко кашлянул подошедший головорез, — я набирал бойцов в ганзу. И прошу прощения, что подслушал вас, но я стоял рядом, а уши-то не заткнешь.       Бонарт оценивающе смерил того взглядом. Весь в шрамах, суровый, но держался почтительно, хоть и не снял ладони с навершия меча. А ведь знает, знает, что дело может закончиться кровопролитием. Обычно по лицу таких людей нельзя прочесть их мыслей — наемничья жизнь хорошо учит сдерживать свои эмоции, но этот не скрывал ни стыда, ни вины, натянув на туповатое лицо мину святого мученика. Еще и сам во всем чистосердечно признался, так что даже душу на ублюдке отвести не удастся. Пока что.       — И как тебя звать?       — Дакре Силифант, господин, я здесь старший офицер,       — У меня к тебе один вопрос, старший офицер. — мрачно сообщил Бонарт, даже не став запоминать имя Дакре. — Как это так вытанцовывается, что ты пропустил эту шваль в ганзу? У этой курвы же на морде написано, что ей доверять нельзя. Чистая баба этот Нератин Цека, в нем нет ничего мужского. А ты бы бордельной шлюхе тоже бы спину подставил? Оставил ее прикрывать свой тыл? Ты дурной? Или ты одного с ним поля ягода — предатель?       Силифант еще раз негромко кашлянул.       — Я скажу вам то же, что и господину Скеллену, милсдарь. Как выглядит… — Силифант запнулся и сглотнул, — вернее, как выглядел Цека — неважно. Не под венец же его вести, ей-богу. А что до его предательства…       — Оно санкционировано Ваттье де Ридо, — скрестив руки на груди и глядя куда-то вдаль, тихо сообщил Скеллен.       — …санкционированного Ваттье де Ридо, то я, при всем уважении, не нянька и не мамка никому из ганзы. Многих я не видал годами. У нас у всех своя жизнь, и если кто-то с кем-то успел снюхаться, знать этого я никак не мог. Для ганзы важно боевое мастерство, это первое дело! А уж если о мечах речь, то Цека в этом кой-чего понимал. И приказы выполнял со всем старанием.       — Ты хотел сказать, до сегодняшнего вечера, — без тени улыбки поправил Силифанта Лео.       — До сегодняшнего вечера. — согласился Дакре.       Повисла холодная, вязкая тишина, нарушаемая лишь ритмичными шлепками кожи о кожу — Скеллен привычно поколачивал себя нагайкой по предплечьям и коленям, то ли от скуки, то ли от нервов.       — Я могу идти, милсдарь? — спросил Силифант.       — Хоть лететь, если нужду имеешь. — буркнул Лео, тут же потеряв к старшему офицеру всякий интерес. Когда тот ушел, Скеллен насупился пуще прежнего:       — Да, неприятная история…       Ловец наград медленно выдавил из себя улыбку. Мрачную, ядовитую, гулиную.       — Еще б она была приятной! Ты же профукал не просто мою личную пленницу, но и свою дорогую королевну. Правильно делаешь, что тяжело вздыхаешь: будущая жинка вашего императора — это тебе не хлевная доярка, обслуживающая кметов, стоя по колено в навозе. Ее потеря тебе еще аукнется.       — Почти польщен, что мои вздохи оценил сам Лео Бонарт. Да только я вижу и как ты вздыхаешь, охотник за наградой. Здесь не просто профессиональная гордость и жажда наживы. Тебе Цирилла важна не меньше моего. И ты сам не преминул намекнуть об этом королю всех предателей Вильгефорцу. Хочешь обсервацию на ее мучения? «Уговор — железо»?       Бонарт негромко прыснул.       Стефан Скеллен ничего не сказал, и внешне не поменялся — его лицо по-прежнему напоминало застывшую желчную маску, но рука будто бы сама собой невзначай погладила кожаные нашлепки бандольеры. Лео вмиг окаменел, стал как статуя, напряженным и бледным от едва сдерживаемого бешенства. Только глаза сверкали как драгоценные каменья, выдавая в нем живого человека.       — Что, будем выяснять кому эта бестолочь дороже? — процедил Ловец наград.       Скеллен секунду смотрел в глаза охотника, а затем его рука, поднятая к бандольере, медленно опустилась по шву.       — Нет, лучше займемся делом. И избавь меня от этой лапши на ушах, Бонарт. Дороже, не дороже, тьфу! Девчонку надо поймать, это главное. Я разошлю во все концы поисковые отряды, и они ее отыщут. Далеко не уйдет. Да и некуда здесь ей убежать, местность незнакомая.       Лео скептично поджал губы и дернул себя за ус.       — Ну-ну.       Скеллен ушел отдавать соответствующие распоряжения, а Бонарт остался стоять над телом Нератина Цеки, еще более злой, еще более взвинченный.       Все произошедшее — глупая, случайная ошибка, и это невероятно злило Лео. А еще больше злило то, что никто, ни Скеллен, ни Силифант, ни какая-либо еще безымянная шваль из Филиновой ганзы не дала ему повода выместить на них свою злость. А еще Бонарт понимал, в произошедшем есть и его доля вины. И вот это злило больше всего остального.       Он, лучший наемник по эту сторону Яруги, ночной кошмар ведьмаков, убийц, грабителей, бандитов, и он же ошибся как желторотый птенец. От злости Лео хотелось выть, но терять лицо даже перед местным отребьем не хотелось. Бонарт держался, злясь на все и вся, и на самого себя.       Охотник за головами отвернул носком сапога красивое, восковое лицо Нератина вбок, прошелся взглядом по бледным скулам, длинным ресницам, прямому аккуратному носу. Чистая девка! Когда-то Лео уже встречал подобного женственного юношу в Нильфгаардской армии, после того как остатки сил Эббинга включили в состав одного из Нильфских корпусов. Лео затравил парня и тот повесился под ивой. Таким не место в армии. А в разбойничьей шайке — тем более. Не для того они созданы. Не под то их заточила природа. Прогибать спину под другими мужиками в борделе — возможно. Нести воинскую службу — никогда.       Мужик может быть прямым и честным. Надежным. Баба — нет. А Цека даже ни то и ни другое. Ничтожество.       Лео знал, внешность может сказать о многом. И он, приученный читать людей как открытую книгу, так и не распознал в Цеке гниль. Не обратил внимание на длинноволосого ублюдка, стоящего в толпе. Не захотел обращать, хотя мельком оглядел их всех. Бонарта опьянила гордость от того, какая важная добыча шла за ним на привязи, когда он несколько часов назад впервые приехал в Говорог.       Охотник за головами не привык жалеть о своих ошибках. За того нильфгаардца его выкинули из армии с волчьим билетом. И хоть Лео не мыслил своей жизни без войны, он не печалился. Ему было весело — а значит, все отлично! А вот сейчас Бонарт жалел. До глубины души. Довериться Скеллену и его оборванцам — это самая большая ошибка в его жизни, принесшая ему самое же горькое сожаление. И он отнюдь не был уверен, что с этим можно будет что-то сделать. Как снова изловить Цири? Испуганный зверь ведь больше не попадается в силки. У зверя появляется опыт.       У Бонарта, впрочем, тоже. Больше он не ослабит бдительности.