Ловец наград

      Еще с вечера Бонарт решил, что будет оттягивать наступление этого дня как можно больше. Поэтому после ночной схватки с гулем он так и не лег спать, хотя вымотался страшно. Вместо этого весь остаток ночи он просто сидел на бревне, с замиранием сердца отсчитывая секунды, минуты и часы. Лео был выжат, опустошен, и ему ни на что не хватало больше сил, кроме как сидеть и смотреть невидящим взором в траву, что медленно раскрашивалась золотом под солнечными лучами.       Как бы он хотел, чтобы за их армией никто не явился! Чтобы их забыли, и они могли продолжить свою собственную войну с Нильфгаардом. Разве так уж сложно списать со счетов жалкую горстку уцелевших вояк? Гражданская жизнь все равно убьет их, что ты с этим ни делай. И едва Бонарт подумал об этом, как до него донесся звук, которого он так опасался. Трение деревянных колес о камень, да скрип железных спиц. Приехали.       — Курвы, — выругался Лео, устало поднимая взгляд, — нихрена они не забывают.       Вереница телег остановилась на въезде в лагерь. Штабные офицеры и секретари посыпались наземь и поспешили к солдатам с перьями и пергаментом. Бонарт знал, что сейчас будет. Приезжие будут подсчитывать уцелевших, а учитывая их количество, то это вряд ли растянется надолго. Мало было выживших. Очень-очень мало.       Бонарт наблюдал за поднявшейся суетой остекленевшим взглядом, представляя, что же его ждет дома. И мысль эта заставляла сосать под ложечкой, и остывать в жилах кровь. Лео закрывал глаза и видел свое возвращение в Дун Дар. Вот он пройдет по широкому и грязному майдану, найдет покосившийся фамильный дом на отшибе. Если кто Бонарта и встретит, то все равно не скажет ни слова. При встрече отведут глаза, а за спиной за глаза проклянут. Ничтожества.       Лео зайдет в опустевший, осиротевший дом, украшенный на полу засохшими пятнами крови. Душу Бонарта даже кольнул неподдельный интерес, а подглядывали ли за ним соседи, когда он тайком закапывал на огороде отца. Наверняка ведь догадались по жалобному вою старой шелудивой собаки, неустанно скребущей место захоронения, что есть какая-то жуткая тайна в семействе Бонартов.       А, впрочем, плевать, что там думают его соседи. Да на все плевать. Какая разница, если он мог любому из недругов — и это вызывало у Лео усмешку — пустить кровь из жил. Но улыбка погасла так же быстро, как и появилась. Нечему на самом деле улыбаться. Вернуться домой — все равно что похоронить себя живьем.       Бонарт чувствовал себя преданным, обманутым. Когда-то, а на самом деле не так уж и давно, он сбежал от ненавистной кметской жизни. Ведь не было ничего ужаснее, чем провести всю жизнь, копаясь в земле и говне. Лео было мерзко от одной мысли, что придется кудахтать наседкой во время заморозков, а то вдруг они уничтожат все посевы. Или орошать грядки своими слезами в засуху, а после засыпать в постели с крестьянской бабой, не понимая, от кого именно тут пахнет навозом, от тебя или нее. И не вкусить никогда больше драки, если, конечно, не считать избиения по пьяни своей жены.       — Как зовут? — брюзгливо спросил подошедший писец.       — Лео.       — А фамилия?       — Бонарт.       Лео решил не говорить, куда его надо отвезти. Лучше выбрать другой населенный пункт. Может, Клармон? К дяде с теткой.       — В Дун Дар. — с нескрываемым отвращением прочитал писец.       — Чего?       — Написано так. Проживаешь в Дун Даре. Туда и отвезем. Тебе вон в ту телегу, что под большим деревом на краю просеки, видишь?       — Вижу. — хмуро ответил Лео.       Еще через несколько часов все живые бойцы загрузились в телеги, и возницы, закончив курить трубки, наконец-то, тронулись в путь.       Со скрипом, матом-перематом, под конский ржач, кряхтения и оханья калек-сослуживцев, но телеги все ж сумели вырулить на дорогу и повезли ветеранов войны чуть в стороне от поля боя. Бонарт мрачно глянул на место, где еще неделю назад проливалась человеческая кровь и пот. Где солдаты ковали победу. Подумать только, а со стороны почти ничего и не напоминало, что здесь было жесточайшее сражение. Разве что кое-где торчали копья, и еще где-то курился дым. Но в большинстве своем все следы битвы скрывались в высокой, по колено, траве.       Бонарту отчего-то вспомнилось, что мертвецов тоже обещали забрать и похоронить. Он не поверил тогда, не верил в это и сейчас. Зачем лишние траты? Земля приберет к себе всех. И сейчас Лео многое бы отдал, чтобы тоже валяться в траве и невидящим взглядом пялиться в небо.       В траве зашевелились гули, рыскавшие тут и там в поисках наиболее сочных трупов. На повозки они даже не обращали внимания. Разве что некоторые трупоеды подняли лица, но оценив расстояние до процессии, недовольно фыркнули и вернулись к прерванной трапезе. На поле еще много солдат валялось. Можно было есть досыта.       «Поделом вам, ублюдки, пусть вас эти твари жрут, — злорадно подумал Бонарт. — Если бы не вы, сраные телки в латах, мы бы с нильфами могли повоевать еще лет десять!»       В воздухе запели птицы, равнодушные к мирским горестям. Бонарт понаблюдал немного за гулями, а затем смежил веки, подставляя лицо под лучики теплого солнца. Оно ласково светило сквозь веки, расцвечивая их во все оттенки красного.       Впервые в своей жизни Лео хотелось сдохнуть.