***
— Интересный расклад вытанцовывается… — мрачно протянул Лео, — Княжна, да еще и ведьмачка? Я-то еще думал, чего это Скеллен заладил одно и то же: убить да убить! Да, неприятная история. Еще прежде чем Цири его увидела, она услышала шаги — тяжелое громыхание сапог с тихим позвякиванием шпор. Скрип кожи. Скрип ступеней. Бонарт спустился к ней под землю. Цири поежилась, прикованная к стене подвала. Одна, в незнакомом доме, в городе, названия которого она не знала. Разумеется, она боялась. До дрожи, до искусанных в кровь губ, до истертых в кровь запястий. И если раньше ей казалось, что страх давно стал ее верным спутником, и ей нечего уже бояться, теперь стало понятно, как же жестоко она ошибалась. Каждый новый день был хуже предыдущего. Цири мечтала однажды не проснуться, потому что не знала, что принесет ей новое утро. И не хотела узнавать. Больше неизвестности. Больше ужаса. Больше бешенства в глазах Бонарта. Он подошел, протянул руку и грубо схватил Цири за промежность, пощупал, от чего та взвизгнула и заерзала ужом, пытаясь спихнуть с себя руку наемника. Цири не добилась ничего. И от этого ей было погано. Но не только от этого, ведь сегодня Цири рассказала ему все: кто она такая, откуда знает ведьмачьи приемы, про своего ведьмака, про черноволосую чародейку и Львицу из Цинтры. И сломал ее холодный блеск зубных щипцов, скальпелей и козьих ножек. Цири знала, что за этот позор и унижение она заплатит сполна. Еще одним позором. — Что, не по вкусу княжне старый Лео? — прохрипел Бонарт. Холодный и собранный, он шагнул вперед, и Цири заорала, забилась в двимеритовых цепях, вжимаясь затылком в каменную стену, выгибаясь дугой, бессознательно стараясь оттолкнуть охотника всем телом. Не руками: они, запрокинутые к потолку и стянутые цепью, были бесполезны. В последний миг она попыталась втиснуть между их телами свои худосочные коленки, но Бонарт поймал ее ноги и грубо раздвинул в стороны. Задрал повыше. Подошел неприлично близко. Стиснул бедра. Цири зарычала от бессильной злобы. Ей казалось, что Бонарт ее поцелует. Она знала, что такие ублюдки всегда трахали девиц, попавшихся им в лапы. Прочитала в какой-то книжке. И, если честно, даже не в одной. Но Бонарт ее не целовал. Лишь стоял и смотрел, большой и страшный. А от его мертвых серых глаз на Цири навалилось давящее, сметающее все на своем пути, ощущение безысходности — как волна нахлынула. И тогда глупые книги, ведьмачьи учения, воспоминания о доме и близких — все потеряло смысл, все забрал свинцовый прибой. — Никакая ты больше не княжна, ты теперь бандитка и вообще кусок дерьма. Так что я имею право поступать с тобой соответственно! «Вот она, — подумала Цири и отвернула лицо от Бонарта, — смерть моя». — Смотри на меня! — Лео вцепился в ее подбородок и рванул обратно. У смерти Цири была неживая ухмылка и сивый чуб: когда Бонарт склонился к ней, его отросшие патлы забились ей в глаза и рот. Ласточка зажмурилась, задышала часто-часто, чувствуя на губах холодные, тонкие пальцы, небрежно игравшие с их девичьей мягкостью. Она не видела Бонарта, но чувствовала его совсем рядом, так близко, что у них на двоих было одно, его, дыхание. Цири зашлась кашлем. Чем больше времени проходило с момента бойни в Ревности, тем чаще Бонарт прикладывался к бутылке. Потому что его грызла пустота и скука. От скуки он ходил поизмываться над Цири. Полюбоваться ею, потрогать ее, поломать ее. В такие моменты Цири брезгливо морщила нос. Потому что ей было просто омерзительно вдыхать его спертый алкогольный перегар.Смотри на меня
12 августа 2020 г. в 13:00
Едва они поднялись в номер, Бонарт отослал Гуле за водой, мылом и полотенцем. А когда за ней закрылась дверь, он вперил взгляд в Цири.
— Не дай боже, ты дернешься, пока я буду мыться, Крысица. — тихо сказал Лео, — Я выведу тебя в главный зал и позволю присунуть тебе всем, вплоть до самого завалящего конюха, самого захудалого кмета.
Цири зло сверкнула глазами, но не ответила, лишь показала зубы и опустила голову. Лео едва заметно кивнул: красноречивый ответ, говорящий, что она все поняла. Не настолько, чтобы оставить ей в прямой доступности хоть какое-нибудь железо, но поняла.
— Ваша вода. — чопорно отчиталась вдова, внеся в комнату полное ведерко. Она поставила его на пол и быстро ушла, шурша слоями юбки и кутаясь в шаль. Очень стараясь не встречаться с Цири взглядом. А та и не пыталась.
Бонарт сел на табурет и принялся возиться со шнуровкой своей рубахи.
— Ну, а теперь, девушка, скажи мне, кто ты такая? — Лео зачерпнул воды в ладонь и выплеснул себе в лицо, зафыркал, отряхнулся, оскалился от холода. И прежде чем Цири успела хотя бы подумать о побеге, снова бросил в нее холодный и колючий взгляд. Даже под струями воды, Бонарт все равно не закрывал глаза. Только щурился. Скорее от насмешки.
Лео ухмыльнулся и парой резких, отточенных до автоматизма движений, намылил шею, потер, счищая с себя кровь и пот. Он терпеть не мог это липкое ощущение грязи. И хотя в битве он наслаждался этим, ведь запах крови и пота дурманил как наркотик, потом возбуждение спадало и приходило отвращение.
Цири брезгливо поморщилась, ее снова начало мутить. Но хуже всего стало тогда, когда до нее дошло, что запах крови и дерьма, который Бонарт пытался смыть, принадлежал ее друзьям. Людям, которые еще вчера с ней пили и ели. Ее бы вырвало, если бы она не успела проблеваться, пока была у коновязи.
— Еще раз — с нажимом процедил Бонарт. — Смотри на меня, когда я говорю с тобой, соплячка!
Непокорность пленницы злила Лео, и манила безмерно. Эту девочку можно долго ломать. Со вкусом. Бонарт предвкушал долгие часы увеселений, совсем как с лучшими туссентскими проститутками.
Одной рукою Лео взял брус мыла. Вспенил его, бросил в ведро. И плеснул на плечи и шею еще по горсти воды. Втянул воздух носом и довольно фыркнул. По комнате разлился донельзя грубый, резкий, бьющий в нос до онемения, запах простого хозяйственного мыла. Он вселял в Бонарта ощущение чистоты. Это ему нравилось, еще с армии он не привык ходить в грязище. Это в порядке вещей только у отсталых северян и у тупоголовых кметов. В этом была проблема. И тех, и других, Лео на дух не переносил.
— Кто ты такая?