Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь Спаситель!

Неделю спустя Эмма лежала на диване, завернувшись в одну из рубашек Темного, и смотрела в небольшое окно хижины на темнеющий, в наступающих сумерках, лес. Тот хреновый день стремительно перерос в хреновую неделю. После своей истерики, она еле доползла домой, но в ту ночь так и не уснула. Даже Генри, который чувствовал, как ей плохо и уснувший под ее боком, ей не помог. Поэтому, Эмма кое-как встала на следующее утро. Все-таки третий день уже не спала. Но и тот день ничего, кроме разочарования не принес. Как и последующие три дня. А вот на четвертый день ей наконец повезло. Во-первых, Эмма нашла сбежавшую от тетки Эльзу, а во-вторых, все еще не рухнула где-нибудь в кустах от истощения. Спать она так и не могла, как ни старалась. Даже кинув на себя же свое «любимое» проклятие сна, и то она уснула лишь на два часа. От еды ее вообще стало воротить и тянуть к ближайшему туалету, ведру или урне. Хотя джинсы, вопреки ее «диете», наоборот стали ей маловаты. Да еще и эти. Влюбленные парочки. Казалось, будто назло, все вдруг впали, несмотря на очередную угрозу нависшую над городом, в романтичную эйфорию. То тут, то там, ей то и дело встречались целующиеся, держащиеся за руки и прочие милующиеся голубки. От этого, ей было так тошно, что хотелось сдохнуть. Ее родители, Реджина с Гудом, и Нил, который стал «тайком» встречаться с Руби. Болван. Она уже и так знала, что они начали встречаться. Все они как с ума посходили, оттого ей становилось все более тоскливо и тянуло поплакать. Эмма вообще стала поразительно плаксивой. Истеричка, блин. Но конец недели стал полным апофеозом всего этого. Ингрид опять нарисовалась. Хрен сотрешь. Она завлекла ее и Реджину, которая,о чудо, оторвалась от своего нового бойфренда и согласилась ей помочь, в ловушку, как последних лохушек. А все из-за Сидни Гласс, из всех людей!.. Этот лопух перешел на сторону Снежной королевы, как выяснилось, и помог той заманить их в башню с часами, где они, как тогда думали, смогли поймать нерадивую тетку Эльзы. Вот тогда-то это и случилось. Проникновенная речь Ингрид про семью и их «связь» и то, что другие ее боятся из-за магии, которая столь могущественно бурлила в ней… И только она может понять ее боль и помочь… Черт! В другой любой день эта чушь не подействовала бы на Эмму, благо был иммунитет после многочисленных подобных «бесед» с поедателем долек, но в тот день усталость и тщательно подавляемая истерика дали о себе знать, и в неконтролируемой вспышке магии она вынесла стену участка, где и проходил допрос, переросший в агитации по вступлению в клуб блондинок имени Снежной королевы. Хуже того, когда она, выбежав наружу из нового «прохода», увидела кучку своих родственников, которые там собрались, с испугу уронила фонарь на отца, за что мать на нее накричала. Это было словно последней каплей. Эмма почувствовала себя такой одинокой и всеми покинутой, вкупе со страхом за жизнь и безопасность Румпеля, который за чертой был отнюдь не бессмертным, все это буквально взорвалось у нее внутри, и она позорно сбежала, боясь, что навредит кому-то еще. Бедные деревья, которые вырвало корнем на поляне, куда она перенеслась, были тому доказательством. И вот, под конец недели, она, спрятавшись ото всех в хижине, лежала на диване завернувшись в шелковую рубашку, которая все еще пахла одеколоном Румпеля, и тихо вздыхала. Но не только оттого, что весь город, а особенно ее родственники и собственный сын ее боялись, Эмме было так тоскливо, но в то же время… «Мерлин! Ну сколько раз зарекалась о чем-то мечтать… Знала же что может материализоваться. И вот теперь, пожалуйста…» — думала она, переведя взгляд на столик перед диваном, а точнее на предметы лежавшие там. Ее прям раздирали противоречивые чувства: страх, ужас, тоска, злость, шок, предвкушение и радость. Причем все это терзало ее одновременно. Страх и ужас Эмму мучили оттого, что она думала, что не справится, что не заслужила, что о себе не заботилась все это время, и что… Он может и не обрадоваться. Тоска… Ну, это уже привычное чувство. А злость была на саму себя. Как она этого раньше-то не поняла?! За почти четыре-то месяца! Ведь все признаки сходились, но она упорно этого не замечала, а ведь думала об этом буквально пару недель назад… Но все же радости, несмотря на шок, и все прочие чувства, было больше. Когда-то это было ведь ее самым большим желанием!… И в этот раз, несмотря ни на что, Эмма не собиралась упускать этот шанс. И плевать на мнения остальных! Но что ей делать сейчас?! Румпель все еще черт знает где, а поисковое зелье, которое она начала варить еще на второй день после его пропажи, готово будет только через месяц!.. Более сильный поисковой артефакт тоже делать долго, да ей сейчас и вредно тратить столько сил, а Эмма и без того была истощена, а уж в ее-то состоянии… Она еще раз печально вздохнула и не торопясь встала. Эмма вообще сейчас чувствовала себя как хрустальная ваза и старалась не делать лишних, как и резких, движений. Она с неохотой побрела к небольшой кухне, решив все-таки попить чаю и что-нибудь перекусить. Голодна она не была, но есть было нужно, а насильно впихивать в себя еду ей не в первой. Уже размешивая в чашке сахар, она вдруг услышала, как к домику подъезжает машина. К счастью, свет здесь так и не включала, как и не разводила огонь в камине, просто кинув согревающее заклятие в хижине, поэтому незваный гость вряд ли поймет, что она здесь. Эмма вся подобралась и, оставив чашку, медленно подкралась к окошку, которое выходило на переднее крыльцо, и слегка отодвинув занавеску, выглянула наружу. Прямо перед хижиной остановилась незнакомая ей машина, из которой вышла женщина в черном плаще и в накинутом на голову капюшоне. «И кто это ко мне приперся?» — недовольно думала Эмма, смотря на странную дамочку, которая прижимая к груди небольшой сверток, настороженно повертела головой и потопала куда-то в лес. Блондинка подозрительно прищурилась. Что-то ей совсем это не понравилось. Она собрала волосы в хвост, переколдовала тапки в сапоги и, накинув куртку, тихо вышла из домика. Эмма кинула на себя заклятие тихих ног и заклятие незаметности, и тщательно смотря себе под ноги, потопала за подозрительной дамочкой. Шли они долго. «И куда ее только несет?» — ворчливо подумала Эмма, больше времени тратя на то, чтобы смотреть себе под ноги, чем смотря за бабехой впереди. Уже успело стемнеть и в отличии от этой «лэди» впереди нее, у блондинки фонарика не было. Наконец та остановилась неподалеку от ручья, и подойдя к довольно большому дереву, ну, больше, чем все окружающие их деревья, и еще раз оглядевшись, опустилась перед ним на колени. Достав складную лопатку из кармана, та стала рыть ямку у самых корней дерева. Минут десять та ковырялась в земле, и наконец этого «садовода» удовлетворила ее работа, и взяв сверток, который дамочка притащила с собой, она положила его в углубление в земле и быстренько закопала. После чего напоследок постучала лопаткой по холмику, прикрыла его ветками, что валялись неподалеку, и бодро встав, пошла обратно. Лицо в этой темноте Эмма так и не разглядела, да ей было это пока и не важно. Она, если что, номер машины запомнила, а вот то, что дамочка зарыла, ее интересовало куда больше. Ночь, лес, подозрительный сверток… Ну и как это могло не вызвать у нее любопытства? Дождавшись, пока незнакомка уйдет, а свет от ее фонарика — исчезнет, Эмма вышла из-за дерева, за которым пряталась, и наколдовав слабенький «Люмос», потопала к «кладу». Рыться руками, как и сидеть на холодной земле, Эмма не собиралась, она просто взмахом руки подняла землю и извлекла сверток. Ткань в ее руках слегка уже успела намокнуть от сырой земли, поэтому Эмма смогла ощутить что-то длинное и плоское внутри. Что-то что напоминало… нож. Подавить внезапное предчувствие насчет содержимого свертка Эмма так и не смогла, и быстро развернув ткань, убедилась, что права. Ведь внутри оказался волнистый кинжал. Кинжал, с именем «Румпельштильцхен» на лезвии.