приготовьтесь к атаке

Они так и не поговорили об этом за неделю. Начался новый стейдж, а они как будто откатились назад, к тем первым дням, когда воздух между ними казался удушающим из-за бесконечного чувства неловкости. Не то чтобы Чихун избегал Мингю, ладно? Он просто не хотел оставаться с ним наедине. От одной мысли о том, что им придётся обсуждать тот вечер, Чихуну становилось физически плохо. Это определённо был не самый здоровый способ решать проблемы, но Чихун никогда и не говорил, что он взрослый адекватный человек, готовый разгребать за собой дерьмо. Первые дни Мингю ещё делал какие-то попытки завязать разговор или хотя бы притянуть Чихуна в объятия, когда никто не видел, но Чихун ужом выскальзывал из его рук и срочно сваливал в туалет-кухню-на-другую-планету — нужное подчеркнуть. Было невыносимо чувствовать на себе полный боли и непонимания взгляд Мингю, но Чихун просто не знал, как работает управление в этой игре, и не умел нажать на тормоз вовремя. Каким бы мудаком Чихун не считал себя, ему не нравилось расстраивать Мингю. Конечно, он понимал, что ему нужно объясниться. Не хватало ещё, чтобы Мингю чувствовал себя виноватым за проёбы Чихуна. Представлять этот диалог в голове было куда проще, чем найти в себе силы заговорить. В конце концов у Чихуна было неважно со словами — не считая тех случаев, когда он плевался оскорблениями в чате. Сколько ещё чужих нервов он должен сожрать, прежде чем насытится и успокоится? Или это никогда не кончится, и он до конца жизни будет отталкивать от себя людей, которыми он дорожит? Настанет ли момент, когда он решится вслух сказать «ты мне нравишься» — и хотя бы попытается дождаться ответной реакции, прежде чем сбежать? Несмотря на затянувшуюся паузу между ними, играть с Мингю было всё так же круто. Они не зря оказались в Лиге, и могли очистить голову от всего лишнего, когда дело касалось работы. Ну или по крайней мере, сделать вид, что они сосредоточены на игре. Они ворвались в новый стейдж с оглушительной победой над Бостоном, чтобы в итоге слить тяжёлую и долгую игру Филадельфии. После того матча Чихун был так вымотан, что не испытывал ничего: ни досады, ни разочарования, ни злости. Ему не хотелось пойти в тренировочную и до ночи гриндить компет или пересматривать прошлые игры, не хотелось вцепиться зубами во врага и рвать-рвать-рвать на куски. Нет, внутри него были абсолютные тишина и пустота, идеальное отсутствие чувств. Его мозг, измученный игрой, просто отказывался воспринимать хоть что-нибудь. В последнем раунде для Чихуна не осталось ничего, кроме игры. Его команда, разноцветные и громкие трибуны Близзард-Арены, весь чёртов жаркий Эл-Эй — всё это исчезло, не оставив после себя ничего. Нервное напряжение достигло предела, а потом всё стихло, осталось лишь спокойствие и какая-то особенная ясность. Это точно была одна из лучших его игр — и всё равно они проиграли. «Поражение» вспыхнуло на экране — такие знакомые буквы, к которым впервые за долгое время Чихун остался совсем равнодушен. На автомате он пожал руки ребятам из Фили, на автомате позволил увести себя со сцены, а потом усадить в машину и забрать домой. Он догадывался, что ему нужно было поесть, но голода не чувствовал. Он был пустой белой комнатой, из которой хозяева вынесли весь хлам, копившийся там два десятка лет. Тогда он проснулся посреди ночи — просто открыл глаза и понял, что уже не заснёт. Он перевернулся на другой бок: к его удивлению Мингю не спал, а сидел в кровати, прислонившись спиной к стене. В руке он держал телефон, от которого тонкой тенью тянулся провод наушников — Мингю покачивал головой в такт музыке, и хотя до Чихуна доносился слабый отзвук игравшего трека, он не мог понять, что это была за песня. Шторы были неплотно прикрыты — в щель между ними просачивался сероватый лунный свет, и от него лицо Мингю казалось непривычно бледным и грустным. Как странно было видеть его без тени улыбки, без озорства в глазах — это казалось чем-то неправильным, противоестественным… Нет, с внезапной ясностью подумал Чихун, проблема не в этом. Это Чихун придумал себе простой и понятый образ Мингю, который, хоть и имел отношение к реальности, едва ли мог сравниться с оригиналом. Этот Мингю, тихий и задумчивый, нравился Чихуну ничуть не меньше. — Хён? Чихун вздрогнул. Он даже не понял, в какой момент Мингю заметил, что он проснулся. — Привет, — севшим со сна голосом отозвался Чихун. От пристального взгляда Мингю хотелось то ли скрыться, то ли вскрыться. Он натянул одеяло под самый подбородок. — Отдохнул? — спросил Мингю и тоже потянул одеяло вверх, неосознанно повторив жест Чихуна. — Ты вчера так быстро ушёл, я даже не успел… — он замолк, так и не закончив свою мысль. Чихун осторожно кивнул. — Мне кажется, мой проц вчера не выдержал, — попытался пошутить он, и сам ужаснулся, насколько кринжово это звучало. — Мы вчера хорошо сыграли. Тебе тоже нужно отдохнуть. Мингю не ответил — только едва-едва приподнялись в улыбке уголки его губ. Долгую минуту они провели в молчании, нарушаемом лишь гудением кондиционера. — Слушай, хён, — начал Мингю, и Чихун весь внутренне сжался, приготовился к обороне. — Я перегнул палку тогда. Прости. Мне надо было нормально спросить, чего ты хочешь, а не вот так. У меня просто голова перестала работать в тот момент. Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя некомфортно, — сказал Мингю, и от каждого его слова что-то в Чихуне безвозвратно умирало. — Мингю, что ты вообще— — Я даже не уверен, что ты хотел секса со мной. Я просто сделал так, как хотелось мне, даже не убедившись, что мы с тобой на одной волне, — его голос дрогнул, надломился, будто Мингю едва находил в себе силы говорить. Значит, вот как ощущается, когда тебе разбивают сердце? Чихун сморгнул набежавшие на глаза слёзы. В груди жгло — от тоски, от нежности, от желания оказаться рядом с Мингю и поцеловать его. — Всё не так, окей? — сказал он, сглотнув тяжёлый ком в горле. — Я хочу тебя, слышишь? Я просто… — он запнулся, не сумев пересилить себя и наконец сказать то, что так беспокоило его всё это время. — Тогда в чём дело, хён? — спросил Мингю. Что-то в его голосе изменилось, стало острым и холодным, словно лезвие. Ох. Это что-то новенькое. Ну же, Ли Чихун. Просто открой свой злой рот и скажи правду. Мингю точно не из тех людей, кто мог бы его осудить за что-то подобное, правда? Чихун чувствовал, как запылали от стыда щёки. Господи, почему же так сложно. Он сделал глубокий вдох и на одном дыхании выпалил: — Уменяникогданикогонебыло. Мингю растерянно моргнул. Его рот размяк, словно фигура, сделанная из песка, и приоткрылся. Чихун видел кромку его белых зубов и кончики сильно выступающих клыков. Что-то странное творилось с лицом Мингю — оно как-то разом потупело, стало нелепым и реальным. С нарастающим ужасом Чихун понял, что Мингю возбуждён. — Хён, — выдохнул Мингю то ли с осуждением, то ли с благоговением. — Ты из-за этого испугался, хён. Он смотрел на Чихуна абсолютно счастливым и неверящим взглядом. — Я не испугался, — огрызнулся Чихун, хотя прекрасно понимал, что Мингю был прав. — Я просто не был готов, окей? Мне нужно было время! Он сложил руки на груди, пытаясь принять чуть более устрашающий вид. Мингю только покачал головой. Он смотрел на Чихуна так, будто увидел что-то очень миленькое. — А сейчас? Что ты думаешь сейчас? — мягко спросил Мингю. Чихун прижал ладонь к уху — оно казалось обжигающе горячим. Он правда не знал, как объяснить всё то, что происходило у него в голове. Панический страх всего нового и незнакомого мучил его всё время, пробираясь своими холодными щупальцами во все сферы его жизни. Чихун ведь правда хотел Мингю — до ноющих губ и стояков в неподходящее время. Он в принципе не мог смотреть на Мингю слишком долго — в голове сразу же появлялись картинки, настолько провокационного характера, что он физически ощущал, как расходятся от него волны адского стыда. И все эти картинки, фантазии, сны ужасно плохо сочетались с реальностью, в которой Чихун был нервным девственником, который не умел вести себя с людьми и фатально боялся любых форм близости. — Я бы хотел попробовать, — прошептал Чихун. Он сам не мог поверить тому, что сказал это вслух. И всё же самая важная и постыдная часть так и осталась недосказанной. Мингю вообще не обязательно было знать, что от одной мысли о нём у Чихуна слабели колени. Сказать такое было бы равносильно признанию— — Что бы ты хотел попробовать? Что тебе нравится? Я хочу сделать тебе приятно, — Мингю подался вперёд, будто едва сдерживался от того, чтобы броситься к Чихуну. Его глаза горели. — Ты пробовал что-то сам? Чихун издал страдальческий стон и закрыл лицо руками. С каким пор его жизнь превратилась… в это. — Пожалуйста, давай не будет об этом, — проскулил Чихун, и Мингю рассмеялся. Тихо скрипнула кровать, шлёпнули босые ноги по полу. Мингю опустился на кровать рядом с Чихуном и положил руку ему на плечо. — Я надеюсь, что со временем тебе станет проще обсуждать со мной такие вещи, — сказал Мингю, поглаживая Чихуна по спине и плечам. — До тебя так тяжело добраться, хён. — Я здесь, — недовольно отозвался Чихун, хотя прекрасно понимал, что имел в виду Мингю. Как сложно было побороть эту старую привычку — говорить не то, что думаешь на самом деле, словно искренность была чем-то уродливым или преступным. — Можно я тебя поцелую? — спросил Мингю предельно серьёзно, и Чихун, неожиданно засмущавшись, коротко кивнул. Мингю довольно хмыкнул и наклонился к нему, навалился на него своим огромным горячим телом, прижался к чихуновым губам своими. Как Чихун страшно скучал по этому… Ему было жарко и головокружительно хорошо. Мингю просто целовал его — уверенно и неторопливо, но этого хватало, чтобы Чихун почувствовал себя абсолютно разбитым, развороченным, вывернутым наизнанку. Чёртов Ким Мингю… — Я опять увлёкся, — пробормотал Мингю, наконец отстранившись спустя несколько минут. Он сел на кровати и уже собрался встать, чтобы вернуться к себе, но Чихун вцепился в его запястье. — Останься ещё немного, — попросил Чихун. Мингю бросил на него долгий, нечитаемый взгляд, а потом подвинул Чихуна к стене, чтобы самому забраться к нему под одеяло. Кровать по-хорошему была маловата для них двоих, но Чихун прижался к Мингю, притёрся лицом к его груди и довольно вздохнул, когда почувствовал, как Мингю обнял его за плечи. В это мгновение Чихун был в абсолютной безопасности. Даже он сам больше не мог себе навредить. Они снова вернулись к той фазе, когда едва могли держать свои руки при себе. Стоило остаться наедине, как Чихун инстинктивно тянулся к Мингю, искал его прикосновений и поцелуев. Было так просто сдаться и шагнуть в эту пропасть. В эти минуты голова не работала от слова совсем, все мысли заглушались грохотом сердца. Чихун пытался не думать о том, что всё это значит — что это говорит о нём. В кои-то веки он разрешил себе расслабиться и получать удовольствие. Ладно, может быть, не совсем расслабиться. По молчаливой договорённости они всё так же делали вид, что между ними ничего нет, что они просто тиммейты, которые с переменным успехом терпят друг друга. Эта игра давалась Чихуну неожиданно легко. Куда хуже он переносил моменты, когда Мингю, утащив его в очередной безлюдный угол, внимательно заглядывал ему в лицо, словно пытался убедиться, что между ними всё в порядке и он на самом деле… Они так и не занялись сексом — во время стейджа не было ни времени, ни сил даже на разговоры об этом. В плохие дни Чихун разрешал себе подрочить перед сном, в особенно плохие — подрочить как утром, так и вечером. Кто бы мог подумать, что игры могут требовать столько ресурсов — даже его родители до сих пор считали, что Чихун просто развлекается целыми днями. От скримов, разборов прошедших матчей и обсуждений будущих игр страшно болела голова, но Чихун чувствовал себя до странного спокойным, почти счастливым. Он был на своём месте. В пятницу закончили тренировку поздно. Усталые и сонные ребята лениво выползали из-за компов, кто-то сладко зевал, кто-то потягивался, в тщетной попытке размять затёкшие конечности. Чихун не торопился — переглядывался с Мингю, который размеренно протирал мониторы специальной салфеткой. Сегодня он был в огромном худи с лого команды — у всех ребят были такие, и Чихун по себе знал, какие они были мягкие и уютные. Ужасно хотелось, чтобы Мингю его обнял. Они остались одни в комнате — было тихо, только тихо жужжал включенный компьютер Чихуна. Атмосфера была… странная. Будто что-то вот-вот должно было произойти, и они оба жадно ждали этого момента и, может, немного страшились его. — Чихун-хён, — позвал Мингю негромко, и Чихун послушно подошёл к нему. Мингю неторопливо поворачивался на своём стуле то в одну, то в другую сторону. Чихун с удивлением понял, что он нервничает. — Что это был за рес на Анубисе? — спросил Чихун в отчаянной попытке заполнить паузу. Мингю заулыбался. — Я был уверен, что у меня получится, честно. Даже я иногда делаю ошибки. Надеюсь, ты сможешь меня простить, — он взял Чихуна за руку и потянул на себя. Чихун неловко навалился на него грудью и упёрся рукой в край стола, чтобы не потерять равновесие окончательно. — Будет тяжело, но я попытаюсь, — отозвался Чихун, а потом тихо ойкнул, когда Мингю одним сильным движением затащил его к себе на колени. Стул жалобно скрипнул под ними — в конце концов Чихун не был дюймовочкой. Будет смешно, если они его правда сломают… Мингю привычным уже движением положил ладонь ему на шею, потянул на себя. «Ну же» прочитал по его губам Чихун и послушно подался вперёд, прижимаясь к его рту своим. Словно по щелчку возбуждение волной тепла разлилось по всему телу. Чихун запустил пальцы в волосы Мингю, несильно потянул, и тот шумно выдохнул в поцелуй. Чихун чувствовал бедром его твёрдый член. Даже не верилось, что Мингю хотел его, Чихуна, из всех людей. Это было слишком похоже на сон. Чихун потёрся о его член — какой же он был горячий, даже через одежду. Мелькнула в голове абсолютно дикая, пьянящая мысль: я хочу ему отсосать. Чихун представил член Мингю у себя во рту, почти почувствовал, насколько нежной и солоноватой должна быть его кожа. Чихун не видел Мингю абсолютно голым, но фантазия работала отлично. Можно было бы взять его за щеку, облизать от основания до самой головки, можно было бы насадиться на него горлом… Чихун застонал в поцелуй, и Мингю, потревоженный этим звуком, крепче сжал пальцы у него на бёдрах. Наверное, Чихун бы мог кончить вот так, без каких-либо лишний движений. Хватило бы того, что Мингю обнимал его, мял его задницу в ладонях, целовал его за ухом. Чихун дрожал и задыхался от захлёстывавших его эмоций. Мучительно хотелось, чтобы Мингю до него дотронулся — и плевать, что они были в тренировочной, в которую в любую минуту мог кто-то зайти. Возбуждение граничило с отчаянием, граничило со страхом — только бы Мингю не отпускал его, только бы побыл рядом ещё немного. Это были незнакомые Чихуну эмоции, и их сила выбивала его колеи. Никогда ещё он не чувствовал себя таким бесшабашным, безумным, начисто лишившимся рассудка. — Мингю… — всхлипнул Чихун, вцепившись в его плечи. Мингю смотрел на него остекленевшим взглядом, будто он был и не здесь вообще, а переживал что-то вроде транса. Что-то щёлкнуло — Чихун услышал этот звук краем уха, но лишь через пару секунд до него дошло, что это был дверной замок. Чихун крупно вздрогнул, ещё не испытывая панику, но уже предвкушая её, и повернул голову к двери: на пороге комнаты с нелепым выражением лица застыл Сокмин. Он казался испуганным и смущённым одновременно — его лицо покрыли неровные пятна румянца. — Сорян, я не вовремя, — пробормотал Сокмин, но не попытался уйти, только стоял, будто прикованный к месту. Сокмин, не стой столбом, нервно пошутил про себя Чихун, но вслух ничего не сказал. Сердце билось в глотке. — По крайней мере теперь всё встало на свои места, — добавил Сокмин. Он всегда становился отвратительно болтливым, когда нервничал — хотя он и в обычные дни болтал, не затыкаясь, в этом они с Сунёном были похожи. Чихун, наконец опомнившись, торопливо слез с Мингю и отошёл от него на добрые полтора метра. Только бы Сокмин заткнулся, только бы он молчал. Вся эта ситуация была такой унизительной, что Чихуну хотелось сдохнуть. Он сам был во всём этом виноват, не надо было ничего начинать с Мингю, лучше бы собачился с ним и дальше— — Я никому не скажу, что вы встречаетесь, — сказал Сокмин, словно намеренно делая всё только хуже. Мы не встречаемся, приготовился огрызнуться Чихун, но почувствовал на себе взгляд Мингю и повернулся к нему. Нельзя было не прочитать немой вопрос в его глазах — хотя Чихун очень старался. Откуда в нём было столько этих громких нежных эмоций? Чихун шумно выдохнул, позволил плечам безвольно опуститься, будто сдался, будто не видел смысла больше держать оборону. Он перевёл взгляд на Сокмина. — Неважно. Всё в порядке. Может, ему показалось, но Мингю выдохнул тихое «хён» себе под нос. Чихун боялся даже смотреть в его сторону. Уши горели от смущения, но Чихун чувствовал себя на удивление спокойно. Конец света не наступил, земля не разверзлась под ним, открыв проход в ад. Сокмин выглядел так, будто собирался добавить ещё что-то, но в итоге передумал. Чихун был благодарен ему за это. — Окей. Доброй ночи, — сказал Сокмин и неловко помахал на прощание перед тем, как скрыться за дверью. Наверное, из всех троих именно Сокмин больше всех чувствовал себя не в своей тарелке в этой ситуации — Чихун позволил себе немного позлорадствовать по этому поводу. Он устало опустился на стул и растёр пальцами ноющие виски. Вся эта ситуация больше походила на сцену из фильма, а не на то, что могло бы произойти в жизни Чихуна. Он всегда считал себя скучным человеком, который изо всех сил старался вести максимально скучное существование. И где он сейчас?.. Мингю подъехал к нему на стуле, стукнулся коленями о колени Чихуна. — Хён, ты как? — спросил он, склонившись ближе. Его лицо казалось нежным и беспокойным — Чихун так хотел его поцеловать. — Мне кажется, что я сделал какую-то глупость, — сказал Чихун и тоже подался вперёд к Мингю. Расстояние между их лицами можно было измерить несколькими сантиметрами. — Это плохо? — спросил Мингю. Он закусил губу, нахмурился — такое сосредоточенное выражение тоже нравилось Чихуну. Что уж там — ему ужасно нравился Мингю, и он жил с этой мыслью с той секунды, когда в первый раз разглядел его лицо в полумраке кухни. — Нет, — улыбнулся Чихун. — Я даже рад этому. Прятаться смысла не было — да и, если честно, не особо хотелось. Чихун был уверен, что все были в курсе — все прекрасно знали, что они с Мингю встречаются, как бы странно это ни звучало. Это никогда не обсуждалось — во всяком случае не в присутствии Чихуна, и в целом это его устраивало. Ничего не изменилось — ребята относились к нему так же, как и раньше, а Мингю вызывал в Чихуне чередующиеся приступы раздражения и нежности. Было здорово. Лето плавно подходило к концу — дни были рыжими, безветренными, почти киношными. Стейдж закончился — они вновь съехали на четвёртое место, но у них ещё были все шансы дорваться до финала. Двухнедельный перерыв казался незаслуженными каникулами — Чихун так привык пахать до предела, что сейчас плохо понимал, чем себя занять. Командой они съездили в Диснейлэнд — Чихун до этого никогда не бывал в парках развлечений, и никому бы не признался, насколько его захватила мысль об этой поездке. По дороге туда ребята обсуждали свои любимые диснеевские мультфильмы, и Чихун с удивлением понял, что все мультфильмы, которые он просмотрел за свои двадцать с мелочью лет, были про принцесс. Было шумно и многолюдно, в глазах рябило от пёстрых красок. Хансоль безбожно флиртовал с актёрами и пел с ними песни, БуСокСун потратили пару зарплат в магазине сувениров. Старшие хёны поначалу ещё пытались как-то упорядочить творившийся вокруг хаос, но потом сдались — Чонхан заставил Сынчоля устроить ему получасовую фотосессию на фоне цветочной композиции, оправдывая это тем, что он давно не обновлял Инстаграм и ему нужно приличное фото. Мингю неожиданно заинтересовался стендом с аквагримом — несколько долгих минут он просто мялся рядом, зачарованно наблюдая, как художница рисует что-то условно кошачье на лице светловолосой девчушки, а потом не выдержал и с горящими глазами попросил нарисовать ему бабочку на щеке. Может быть, в эту секунду Чихун издал что-то похожее на задушенный писк, но никто не сможет этого доказать, окей? Было так удобно притереться к Мингю, пока они стояли в очереди. Чихун самому себе казался ребёнком, который пришёл на выходных в парк со своим огромным грозным родителем. Глупости, конечно, но он всё равно чувствовал себя таким… защищённым. Мингю брал его за руку и вёл за собой, лавируя в потоке людей, или мягко подталкивал, положив ладонь Чихуну между лопаток. Иногда он приобнимал Чихуна за плечи — в такие моменты хотелось утащить его в максимально безлюдный угол и целовать, пока не устанут губы. Конечно, они прокатились на самых высоких американских горках — Чихун сидел, вжавшись в сидение и тихо молился, а Мингю радостно улюлюкал у него над ухом. На колесо обозрения забрались ближе к вечеру, когда загорелась подсветка и парк превратился во что-то абсолютно волшебное. Было странно понимать, что это место на самом деле существует. Сынкван в какой-то момент начал стрим и устроил чату подробную экскурсию по парку. Сунён то и дело влезал в кадр, чтобы поделиться своим бесценным мнением на адской смеси корейского и английского — это было даже хуже конглиша, на котором обычно разговаривал Хансоль. Совсем стемнело — люди превратились в бесконечный поток теней, только иногда чьё-то лицо попадало в цветное пятно света. Играла лёгкая музыка, неподалёку кто-то истошно, со вкусом кричал. У Чихуна развязались шнурки на кроссовке — он отошёл в сторону, чтобы завязать их обратно, а когда выпрямился вновь, понял, что ребята куда-то ушли. Он попрыгал на месте в попытке разглядеть светлую чонханову макушку впереди, но безрезультатно. Грудь сдавило паникой — пусть Чихун и понимал, что это не конец света, было неожиданно тревожно. Тени сгустились, дети с разрисованными лицами напоминали крошечных демонят. Чихуну уже давно вышел из детского возраста, но, кажется, его страхи остались прежними. Чихун потянулся к карману кофты, но телефона в нём не нашлось. Точно, он же отдал его Мингю, перед тем как прокатиться на американских горках. Чихун досадливо цыкнул. Искать кого-то в огромном парке в темноте — это, конечно, сомнительное удовольствие. Утешало лишь то, что ребята вряд ли успеют далеко уйти, прежде чем заметят, что Чихун не с ними. А заметят ли, шевельнулась в мозгу больная колючая мысль. Чихуну не нужен был психотерапевт, чтобы понимать откуда у него появляются эти мысли. Он так страшно боялся одиночества и, чтобы никто не смог разбить ему сердце, упорно отталкивал людей, проявлявших к нему какие-то тёплые чувства. Но стоило остаться одному, как его охватывал этот тихий парализующий страх — страх остаться забытым и никому не нужным. Они найдутся — в этом не было сомнений, но сердце Чихуна всё равно жалобно и нервно трепетало в груди. Рядом нашёлся небольшой фонтан — Чихун опустился на каменный бортик, опоясывающий его, и опустил кончики пальцев в прохладную воду. На дне фонтана тускло блестели монеты. Заурчало в животе — Чихун и не заметил, когда успел проголодаться. Он видел кафе неподалёку, но его кошелёк тоже остался у Мингю, так что приходилось терпеть. Часов Чихун с собой не брал, поэтому понять, сколько прошло времени было просто невозможно. Наверное, как-то так и ощущается дереализация — Чихуну казалось, что он постепенно утрачивал какую-либо связь со своим телом, этим шумным парком и тёплой ночью. Он словно наблюдал за собой со стороны, и не понимал, что это маленький встрёпанный человек делает здесь совсем один. Мимо проплывали потоки людей — Чихун перестал различать их лица, но слышал голоса и смех, в какой-то момент ему даже показалось, что кто-то говорил по-корейски, и он в надежде вскинул голову, но это оказалась молодая пара, которая прошла мимо, крепко держась за руки. Как же хотелось увидеть Мингю. Чихун противился этой мысли, но всё же сдался и признал это. Он бы многое бы отдал за то, чтобы Мингю оказался рядом и обнял его. Несмотря на все внутренние бури и буйствующие гормоны, Чихуну всегда было спокойней, когда он был с Мингю. В какой-то момент к нему подлетело двое мальчишек лет тринадцати-четырнадцати, не старше, оба ужасно похожие друг на друга очень светлыми глазами и волосами цвета соломы. Чихун даже не сразу понял, что они обращались к нему — а когда понял, едва ли что-то смог разобрать. По ушам била музыка и шум толпы, да и в принципе у Чихуна всегда было неважно с аудированием. Кажется, что за последние несколько лет всё, что он выучил на английском — это мемы и ругательства. Он вздрогнул, когда услышал до боли знакомое слово. «Overwatch» выдохнул один из ребят, и чихуново сердце пропустило удар. Даже его английского хватило, чтобы понять следующую фразу. — Ты очень круто играешь. Хочу играть как ты. Чихун глуповато моргнул. — Спасибо, — отозвался он. Он так разнервничался, что его трясло. Заплетающимся языком он добавил: — Только не забывай про сон и еду. Мальчишки заулыбались, зазубоскалили. В них было столько энергии — Чихун с удивлением понял, что когда-то он и сам был таким, но со временем выдохся, истрепался. Он боялся этих детей и страшно им завидовал. Может быть, ему бы хотелось вернуться в прошлое и снова побыть тем придурком, который прогуливал школу, чтобы поиграть с друзьями в компьютерном клубе. Они не видели в нём человека — Чихун не знал, почему так подумал, но был уверен, что так всё и есть. Для этих чистеньких американских мальчишек он навсегда останется только картинкой на экране. Они будут называть его «Вузи», болеть за него в матчах, но всё это не будет иметь никакого отношения к нему, Ли Чихуну. Больше они ничего сказать не успели — за плечами мальчиков появились две такие же светлоглазые фигуры, только волосы у их отца были чуть темней. Они вежливо извинились за то, что их сыновья потревожили Чихуна, и поулыбались на чихуново «итсокей». Было совсем темно, небо казалось густо-синим. Звёзд не было, только горели у горизонта далёкие огни аттракционов. Всё это было похоже на огромную хеллоуинскую вечеринку, на которую Чихун пришёл в костюме труса. — Хён! Сначала Чихун подумал, что ему показалось. Он даже не дёрнулся, будто про себя уже смирился с тем, что навсегда останется забытым здесь. Самому было стыдно за своё ребячество, но Чихун так долго сдерживал свои эмоции, что, дав им всего раз вырваться на свободу, уже не мог совладать с ними. — Чихуни-хён, — позвал Мингю совсем близко, и Чихун наконец позволил себе поднять голову. Бабочка на щеке, тонкая линия напряжённых губ, какое-то странное ожидание во взгляде. Мингю волновался за него, внезапно понял Чихун, но так и не разобрался с тем, что чувствовал по этому поводу. Мингю опустился рядом с ним на каменный бортик и порывисто обнял Чихуна. Его рука мягко прошлась по чихуновым волосам, и тот наконец позволил себе расслабиться и прижаться щекой к груди Мингю. От него пахло сладкой ватой и немного потом — день был жаркий, и даже сейчас грудь сжимало от духоты. — Я так хочу тебя поцеловать, — пробормотал Мингю Чихуну в макушку. Тот только тихо хмыкнул, прикрыв глаза. Он бы мог просидеть так вечно. Ничто не имело значения, когда его обнимал Мингю. Чихун был надёжно спрятан от всего мира, от его опасностей и тревог. — Когда мы вернёмся домой, — начал Чихун, но губы пересохли, и ему пришлось их облизнуть, чтобы продолжить говорить, — останься со мной. Он чувствовал взгляд Мингю кожей, и не рискнул поднять голову. Эти слова и так выжали из него ту немногую решимость, которая помещалась в его низкорослом теле. Мингю так просто разводил его на откровенность. Чихун самому себе казался игроком из бронзы, оказавшимся один на один против Грандмастера. Мингю отвёл его к остальным ребятам — притихшие, усталые, они доедали бургеры, купленные в соседней закусочной. Вместе они сделали несколько общих фото, на память, как сказал Сынкван, и почему-то Чихун был до глубины поражён этим незнакомым ему ранее концептом. Никогда раньше у него было желания оставить какой-то момент у себя в памяти, тем более запечатлеть его как что-то условно-материальное. Он не понимал людей, которые привозили с собой из поездок бесполезные сувениры — уродливые футболки, магниты, открытки, и только сегодня понял, как это работает. Сердце, казалось, вот-вот запоёт дрожащим нервным голосом — так Чихуну было хорошо с ними, так Чихун был счастлив. Домой добирались в тишине — все слишком выдохлись за день. Чихун сидел рядом с Мингю, и их бёдра были так плотно прижаты друг к другу, будто они в любой момент могли срастись и стать многоликим чудовищем. То и дело Чихун бросал косые взгляды снизу вверх на лицо Мингю, на нежную кожу у него под подбородком, на чуть порозовевшую мочку уха. Чихун хотел бы выразить ему свою привязанность, но слов не находилось, а любые жесты казались слишком простыми и поверхностными. Он даже не подозревал, что можно испытывать настолько сильные чувства, будто с каждым днём, огромный кулак, державший его сердце, сжимался всё сильнее. Слишком быстро Чихун начал забывать о том, как он жил до Мингю, до его насмешливого голоса и улыбки, и не хотел задумываться о том, как будет жить, когда всё это закончится. Он был уверен, каким бы потрясающим ни было это время, они расстанутся очень скоро — из-за чихуновой глупости или упрямства, а может, их просто разведёт в разные стороны жизнь. Чихун начал готовить себя к этому с самого начала — нет, ещё раньше, когда он впервые понял, что ему никогда не захочется поцеловать девушку, хотя прекрасно знал, что всего времени в мире не хватит, чтобы встретить расставание и выйти из него целым и невредимым. Мингю разворошил его сердце, занял его голову — Чихун мог лишь догадываться о том, насколько сильно будет болеть всё то сырое и нежное, что он так старательно прятал от других все эти годы. И всё равно — он не жалел ни секунды, он просто не мог жалеть о Мингю. Свет в салоне машины был выключен, лишь фонари у края дороги, порой успевали уронить рыжеватое пятно света на чьё-нибудь лицо. На задних сидениях тихо похрапывал Сокмин, из наушников Хансоля доносилось что-то нежное и очень американское. На секунду Чихун представил себя героем фильма или книги, но так и не смог понять, как скоро должны были начаться титры. Мингю за руку отвёл его в спальню, помог раздеться между поцелуями. По очереди они приняли душ, и Чихун, нервный и усталый, с головой забрался под одеяло. С тихим скрипом прогнулся матрас рядом с ним, горячая ладонь легла на его плечо. Чихуну казалось, что он давно уже был вне пространства и времени, и на самом деле его затянуло в какую-то параллельную вселенную, в которой всё было громче и ярче. Если бы он умел писать песни, а не только оскорбления в чате, то написал бы целый альбом о том, как всё в нём дрожит и взрывается фейерверками, стоит Мингю просто протянуть к нему руку. Мингю откинул край одеяла с его головы и наклонился к Чихуну, чтобы поцеловать его — лоб, щёки, губы. Чихун прикрыл глаза — казалось, что по его лицу скользят тёплые солнечные лучи. Первый секс был похож на конец света, был похож на ночной кошмар. Был похож на всё, чего Чихун хотел, но боялся. Мингю так старательно пытался забраться ему под кожу и, надо же, это всё-таки ему удалось, в самом буквальном смысле. Чихун то кусал губы, то зажимал рот руками — всё казалось, что их услышат. Кровать скрипела, всё казалось что кто-то, несмотря на поздний час, бродил по коридору, пальцы Мингю двигались туда-сюда с неожиданно громким хлюпающим звуком. Чихун так и не кончил — испугался. Мингю никак это не прокомментировал, только завернул дрожащего Чихуна в одеяло и спрятал в своих объятиях. Было головокружительно хорошо, было тошно. Измученный мозг отказывался принимать сигналы, посылаемые ему напряжённым, так и не дождавшимся разрядки телом. — В следующий раз не останавливайся, — сказал Чихун. Или я никогда не решусь закончить начатое, добавил он про себя. Без упрямства Мингю, без его тихой, но уверенной заботы Чихун бы никогда не справился с самим собой. Мингю кивнул и коснулся губами его виска — от этого простого и маленького жеста у Чихуна заныло сердце. Он прикрыл глаза, с удивлением поняв, что к ним подступили слёзы. Горло жгло — там притаились тяжёлые горячие слова, которые Чихун ещё пытался проглотить. Чихун всегда подозревал, что влюблённость будет горькой на вкус.