приготовьтесь к атаке

Наверное, это были лучшие месяцы в жизни Чихуна. Никогда он ещё не чувствовал себя таким окрылённым, таким собой. Он тренировался как проклятый, он выкладывался во время трансляций, он, словно обезумев, двигался вперёд. Казалось, что никто и ничто уже не смогут его остановить. У него была лучшая команда, лучшая семья — и, судя по количеству новых фанатов, это замечали все вокруг. Они начали активно вести свой YouTube-канал, где делали всякие челленджи и скетчи, постили гайды, а также записи с их разговорами во время матчей. Чихун нашёл в себе абсолютное внезапное увлечение эдитингом и мог часами резать отснятый материал, чтобы потом собрать из клипов цельное видео. В какой-то момент Сынкван собрал пять тысяч зрителей во время стрима, и они всей их огромной шумной командой ворвались к нему в комнату, чтобы поздравить его. Сынкван сопливо и уродливо плакал, Сокмин хохотал и прижимал его к себе. Чихун, хоть и стоял чуть в стороне, в кои-то веки не чувствовал себя чужим — он был с ними, по-настоящему был с ними в тот момент. Чихун позволил себе расслабиться — позволил себе забыть, что хорошее не может длиться вечно. Ничто не предвещало беды, да в общем-то ничего плохого так и не произошло, но в голове Чихуна именно конец ноября стал отправной точкой, началом конца. Ажиотаж, вызванный появлением Лиги, давно поутих, зрительский онлайн был стабильным. Несколько команд, стартовавших в топе, со временем съехали вниз таблицы, открыв дорогу командам, от которых никто не ждал ничего особенного. Шанхай, оправившись от бесконечной серии лузстриков, словно поезд нёсся вперёд, сметая всё на своём пути, — Чихун правда боялся, что Сеул проиграет им, но всё же они вырвали победу со счётом три к двум. В свободное время Чихун пробовал играть на хитсканах — так, чтобы пофаниться. Ему бы пришлось потратить безумное количество времени, чтобы хоть немного приблизиться к уровню хитскан-игроков в Лиге. Он всё ещё часто играл дуо с Мингю — вдвоём они неизменно забирались в топ-100, и Сунён, мерзко хихикая, говорил, что Чихуна бустят. Их отношения вне игр постепенно менялись, обретая какую-то более осмысленную и чёткую форму. Рядом с Мингю Чихун чувствовал себя одновременно очень взрослым и по-детски глупым, но со временем научился мириться с этим ощущением. Мингю всегда был с ним нежен — когда подшучивал над ним, когда сгребал Чихуна в охапку и прижимал к себе, когда втрахивал скулящего Чихуна в кровать. Иногда Чихун срывался и просил быть с ним грубее, просил взять его и уничтожить, и Мингю, пусть и слушался, но всегда останавливался у самой грани, словно знал предел Чихуна намного лучше, чем он сам. Мингю брал его за руку на людях, и Чихун не пытался вырвать ладонь из его пальцев. Кто бы мог подумать, что спустя все эти годы, проведённые в ненависти к самому себе, он всё-таки сможет принять эту часть своей жизни. Иногда он останавливался перед зеркалом и разглядывал себя, тихо повторяя себе под нос: — Ли Чихун, двадцать три года, киберспортсмен, гей. Всё встало на свои места. Когда GOATS впервые появились в Лиге, никто не придал этому большого значения. В конце концов в игре постоянно менялась мета, люди придумывали самые разные композиции — какие-то из них задерживались, какие-то почти сразу забывались. В разное время они играли то дайв, то десбол, то чиз, в этом не было ничего особенного. Очень скоро ему пришлось изменить своё мнение — команды разбивались о GOATS, словно о каменную стену, и фавориты публики оказывались втоптанными в грязь. Первое время они ещё пытались импровизировать, потом придумывать хитровыебанные тактики, но в конечном итоге всё свелось к тому, что лучше всего GOATS контрились… другими GOATS. Чихуна не особо радовала перспектива просиживать штаны на скамейке запасных, но в целом это не казалось ему таким уж гнетущим. У него появилось гораздо больше свободного времени, поскольку его участие в тренировках теперь было минимальным, в отличие от бедняги Вону, которого пересадили с дпсов на Зарю. Надо сказать, что даже без большого опыта игры на танках уже совсем скоро Вону начал демонстрировать впечатляющие результаты. Чихун как-то поделился этой мыслью с Мингю, когда они перед сном обсуждали прошедшую тренировку, и тот согласился. — Мне кажется, Вону скучно — всё-таки он играет куда меньше, чем ты, Хансоль или Скупс-хён, — сказал Мингю, задумчиво почёсывая голую пятку. Чихуну засмотрелся на его ноги — захотелось проверить боялся ли Мингю щекотки. — А сейчас у него есть возможность выучить что-то новое и наконец показать себя. Чихун тихо фыркнул. — Я уже и забыл, какой же он трайхард. Мингю лениво и довольно заулыбался — Чихуну сразу захотелось его поцеловать. — Мы тут все такие в Лиге, нет? — спросил Мингю. Чихун пожал плечами. — Наверное. Я бы точно на одном таланте далеко не уехал. — Надеюсь, что тебя скоро снова начнут выпускать в матчи, — мягко сказал Мингю. — Я хочу играть с тобой, хён. Чихун закусил губу, пряча улыбку. Его сердце пело, пело глупые песни о любви. Тогда всё казалось таким простым и несерьёзным. Чихун думал, что это затянется на пару месяцев максимум — в конце концов Близзард и сами видели силу GOATS и всё чаще заводили разговоры о нерфах. Два месяца, три, и как-то незаметно они почти добрались до полугода. Чихун мог пересчитать на пальцах все разы, когда ему довелось выйти на арену за это время. Если вычесть из этого шоу-матчи, оставалось всего ничего. Ему понадобилось неоправданно много времени, чтобы просто признаться себе, что его это тяготит. Он так стремился в Лигу, так стремился к вершине, но в конечном итоге застрял где-то закулисами, ещё не забытый, но уже не особо нужный. Он так и не взял титул MVP в прошлом сезоне, и знал, что не возьмёт и в этом. Трансляции Лиги он смотрел без интереса, так, словно это было лишь частью его работы, а не его увлечением. Всё чаще он чувствовал отголоски чего-то, смутно напоминающего отвращение. Ему было скучно — он не мог играть из-за GOATS и не мог смотреть игры из-за GOATS. Все матчи выглядели одинаково, а победитель определялся в те доли секунды, когда кто-то принимал решение сдать очередную ульту или нет. Даже во время повсеместного дайва Чихун не испытывал такого отторжения — там всегда находился какой-то простор для фантазии, были зрелищные клинки или бомбы, решавшие исход всего матча. Аудитории это тоже не нравилось. Рейтинги Лиги снижались, регулярно всплывали посты, в которых люди жаловались на то, как им надоело смотреть на GOATS. Близзард раз за разом тестировали балансные правки, но этого было недостаточно, чтобы сломать мету. Самое худшее, что так было не только на про-сцене. Даже в Соревновательном режиме люди играли GOATS — просто потому что хотели выигрывать. Всё чаще Чихун сталкивался с комментариями в стиле «не пикай Генджи, мы играем GOATS», а когда он отказывался брать нужного танка или саппорта, его в лучшем случае называли руинером, в худшем — материли и репортили. Было тяжело себе в этом признаться, но Чихун всё чаще задумывался о том, что больше не хочет играть в Overwatch. Он лишился своей цели и ориентира, оставшись блуждать в темноте. Ему казалось, что он только занимает чужое место, ведь наверняка нашёлся бы другой человек, который с удовольствием играл бы и GOATS. Чихуну предлагали переучиться на Бригитту, и он серьёзно рассматривал такой вариант, но в конечном итоге понял, что ему это не нужно. Он хотел играть на персонажах, которые были ему дороги — которые дорого ему обошлись. Он провёл в игре тысячи часов, чтобы когда люди слышали его никнейм, они думали «этот парень специалист по проджектайл дпс». Может, случись GOATS раньше, он бы так не противился этой идее. Что-то в нём поменялось в последнее время — вероятно, во многом благодаря Мингю. Постепенно Чихун приучал себя прислушиваться к собственным ощущениям, а не игнорировать их. Это было мучительно, но Чихуну хотелось верить, что он двигался в правильном направлении. Конечно, Чонхан первым завёл об этом разговор — Чихун правда не представлял, чем вообще заслужил его в своей жизни. Чонхан порой казался медиатором между чихуновыми мыслями и ртом. Чонхан столько раз вытаскивал из него все тревоги, сомнения и вопросы, просто чтобы Чихуну наконец стало легче. Это была во многом странная дружба, но для Чихуна она была бесценной. — Могу лишь догадываться о том, как тяжело разочаровываться в том, что любишь, — сказал Чонхан, взяв чихуново лицо в свои аккуратные, ухоженные ладони. — Я думал, что этот перерыв пойдёт тебе на пользу, но, кажется, я ошибся. Я не знаю, как помочь тебе, Чихун-а. В его голосе было столько нежности и грусти — если бы его слова были бриджем в песне, Чихун бы заслушал эту партию до дыр. — Всё в порядке. Я знал, на что иду. Киберспорт — не самая постоянная работа. Это не конец света, — вяло отмахнулся Чихун. Ему казалось, что он спорит с самим собой. — Нет, — покачал головой Чонхан. — Я знаю, как тебе будет лучше — и ты тоже это прекрасно знаешь. Просто я эгоист и не хочу отпускать тебя. Чихун прикрыл глаза, не в силах больше смотреть в лицо Чонхану — столько там было живого болезненного чувства. В груди болело, словно между рёбер всадили нож и вертели, вертели, вертели… — Я хочу уйти из команды, — выдохнул Чихун, и эти слова оглушили его, на долгое мгновение лишив его всяких чувств — осталось только блаженная лёгкая пустота. — Я подниму этот вопрос завтра, — Чонхан заговорил своим специальным голосом менеджера, но от Чихуна не укрылась тихая боль, скрывавшаяся за его словами. Если бы Чихун не разговаривал с ним минуту назад, не чувствовал тепло его ладони у своей щеки, то никогда бы не поверил, что Чонхан и этот странный холодный незнакомец — это один и тот же человек. Чонхан нацепил на лицо маску безразличия, почему-то часто считающегося признаком профессионализма, и Чихун особенно остро почувствовал, что он тоже является лишь частью чонхановой работы. Чихун знал — всё будет в лучшем виде. Его отпустят без проблем, попрощаются и пожелают удачи в прощальном посте. Мы рады, что нам довелось играть вместе — и всё в таком духе. Не то чтобы Чихун не верил, что так оно есть. Он был страшным дураком и часто закрывал глаза на самые разные вещи, но хотя бы в этом у него сомнений не было — команда правда по-своему любила его. Кто-то другой займёт его место, его комнату. Кто-то другой заменит его в сердце Мингю. У Чихуна никогда не было иллюзий на этот счёт — по крайней мере ему хотелось в это верить. Раньше он всегда думал, что никогда не окажется в ситуации, где ему придётся выбирать между разбитым сердцем и разбитым сердцем. Он так старался не допустить даже малейшей возможности чего-то подобного — отсекал любые привязанности, упорно пытался выжать, высушить это жалкое подобие души, которое, возможно, скрывалось в нём, двигался к цели — вперёд-вперёд, вцепившись жизни в глотку зубами. Влюбляться было ужасной идеей, но почему-то Чихун не жалел об этом. Время с Мингю оказалось самым ценным подарком, который он когда-либо получал. Его голос, его смех, его прикосновения. Споры с ним, поцелуи с ним, игры с ним. Мингю — в одном его имени было столько всего, что, казалось, Чихун не выдержит. Почему-то раньше он всегда представлял, что они расстанутся из-за чихуновой глупости и эгоизма, его злых, неосторожных слов. Мингю просто нужно было больше времени, чтобы разглядеть, что в нём нет ничего особенного, только острые углы и уязвимое, словно кожа на сгибе локтя, эго. Это Мингю должен был отказаться от него — потому что все свои отношения Чихун пытался свести к отрицательному значению. Их общее будущее должно было закончиться, едва начавшись. Ничего не вышло. Жизнь в который раз смеялась над Чихуном. Когда ему казалось, что он почти сложил этот пазл, кто-то насмешливо встряхивал его, перемешивая детали, и Чихуну приходилось начинать заново. Больше никому ничего не говорил, и уже два дня спустя Чонхан отвёз его в офис, чтобы разобраться с документами. Он помог Чихуну найти подходящие билеты в Сеул на ближайшее время — Чихун всё ещё с трудом воспринимал мысль, что ему придётся вернуться домой. Он так свыкся с Эл-Эй, что порой казалось, он родился и прожил здесь всю свою жизнь. Когда его самолёт приземлится в Инчоне, кто из него выйдет? Что останется от Чихуна, если он избавится от всего эмоционального багажа, который накопился у него за долгие годы? Уже сейчас знал, что какая-то его часть навсегда останется потерянной в этом жарком солнечном штате. Не то чтобы он избегал Мингю в те дни — скорее его разрывало между двумя противоречивыми чувствами. Ему то хотелось немедленно порвать любые связи между ними, то наоборот, он не решался отойти от Мингю и жадно впитывал его внимание и заботу. Самому себе он казался ненасытным чудовищем, балансирующим на грани безумия. Что-то вот-вот должно было в нём сломаться, и Чихун ждал своего рейса так, будто от этого зависела его жизнь. Если бы Мингю попросил его остаться, Чихун бы сдался. Только ради него одного он бы запер все свои амбиции и тревоги куда подальше и закончил бы эту утомительную гонку с самим собой, но Мингю молчал, только изредка бросал долгие нежные взгляды. Может быть, Чонхан рассказал ему. А может, Мингю понял всё раньше самого Чихуна — в конце концов он всегда слишком легко читал его мысли и чувства. По вечерам они либо играли, либо занимались сексом — и даже в нём Чихуну виделось что-то невыносимо тоскливое. Мингю был тихим и ласковым и не давал Чихуну спрятать лицо. — Посмотри на меня, — просил он, и Чихун, к своему ужасу, слушался. Горло жгло, голова кружилась, где-то внизу живота разрастался горячий клубок то ли возбуждения, то ли тревоги. Чихуну казалось, что он просто заплачет, если Мингю не перестанет смотреть на него такими глазами. Оргазмом приковывало к кровати — страшно ныли уставшие от напряжения ноги. Чихун хватал ртом воздух и губы Мингю. Потом они засыпали по разным кроватям. Чихун вернётся домой — побудет немного с родителями, потом снимет свою квартиру и, наверное, продолжит и дальше проводить вечера за играми. Он вернётся к простой и понятной жизни, в которой не будет ни сцены, ни фанатов, ни больших ожиданий. Может быть, он попробует сделать свой YouTube-канал или покоучит Чана — тот хорошо проявлял себя на тир-2 сцене и, если бы не тот факт, что ему ещё не было восемнадцати, его бы уже точно подписала какая-нибудь команда. Можно будет попробовать вернуться в универ, чтобы доучиться последний год, на который у Чихуна когда-то не хватило сил. Совсем скоро о нём начнут забывать — и, наверное, это к лучшему. Когда-то Чихун загонял себя в бесконечных попытках добраться до вершины, а заодно и сбежать от своих страхов и комплексов. Теперь ему нужно было остановиться и наконец… выдохнуть. Он вернётся домой, а Мингю продолжит свою киберспортивную карьеру в качестве одного из самых сильных саппортов Лиги. Кто знает, насколько его хватит? Они все знают, как недолго длится подобная слава. Их будет разделять полмира — почти десять тысяч километров между Сеулом и Лос-Анджелесом, тонкая красная линия между двумя точками на карте. Чихун ещё не улетел, но уже чувствовал это расстояние между ними. В ту ночь он не спал — всё думал о том, как расскажет ребятам. Тайком он уже начал собирать вещи — он пожалел, что делил комнату с Мингю. Не хотелось его тревожить, но Чихун знал, что дальше будет только больнее. Нельзя просто вырезать человека из своей жизни, чтобы осталась только стерильная безболезненная пустота. Мингю зашевелился в кровати на рассвете — заворочался, засопел. Он сел в постели и первым делом бросил взгляд на Чихуна на другом конце комнаты. Чихун крупно вздрогнул, когда их взгляды встретились. — Чего ты? — спросил Чихун. Голос был сиплый. Мингю нервным жестом отбросил волосы с влажного лба. — Кошмар приснился, — сказал он и почему-то неловко рассмеялся. Несколько минут они провели в странной, удушливой тишине. Чихун хотел выйти из комнаты, только бы сбежать от этого мучительного ощущения, но не решился. Что-то было в этот момент в Мингю абсолютно сердцедробительное. Нужно было отвернуться от него, но Чихун не нашёл в себе сил отвести глаз. — Я видел билеты, — сказал Мингю наконец, и сердце Чихуна пропустило удар. Он тяжело сглотнул в тщетной попытке ослабить невидимую удавку на горле. — Я собирался сказать сегодня, — вяло ответил Чихун. Самому себе он казался рыбой, доживающей последние минуты на нагретом солнце песчаном берегу. Их снова накрыло тишиной, горьким тоскливым молчанием. Чихун сел в кровати, прислонившись спиной к стене и обняв свои колени. Что-то было окончательное в этом моменте, словно смотришь финальную сцену последнего сезона любимого сериала. Не сразу, но до Чихуна дошло, что Мингю плакал — тихо, но не скрываясь, он ронял слёзы на свои руки, комкающие в пальцах край одеяла. Никогда ещё Чихун не видел его таким — казалось, в этом мире не было ничего, что могло бы сломать Мингю, но в конечном итоге именно Чихун сделал ему больно и плохо. Раньше Чихун часто думал о том, как ненавидит себя, но, нет, всё это не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал в ту секунду. Мингю смешно сопел и то и дело шмыгал носом. Чихун хотел обнять его, но почему-то у него было чувство, что он больше не имеет на это права. — Прекрати плакать, огромное ты чудовище, — проныл Чихун, и горло сдавило резким безжалостным спазмом. Он зарыдал, жалобно и задушенно, словно раненый зверь. Изо рта Мингю вырвался сдавленный всхлип, и Чихун понял, что это конец, всё пропало, он всё проебал— — Я люблю тебя, — сказал Мингю, и было что-то ироничное в том, что всё закончилось именно этими словами. — Я знаю, — сказал Чихун, давясь слезами и страшно надеясь, что Мингю услышит в этом невысказанное «я тебя тоже». В конце концов он так и остался страшным трусом, не решившимся озвучить свои чувства вслух. Мингю затих через пару минут, настойчиво потёр глаза. За окном постепенно светлело, и казалось, что с комнаты наконец сняли мутно-серый фильтр. Они так и остались сидеть каждый на своей кровати, в паре метров друг от друга, но на самом деле расстояние между ними уже невозможно было измерить. Чихун думал, что ему придётся отпустить свои чувства, когда он по трапу взойдёт на борт самолёта, но всё случилось куда проще и прозаичнее. Чихун тоже перестал плакать, и теперь у него страшно чесался нос. Выглядел он, наверное, не очень, чувствовал себя тоже. Находиться в комнате было невыносимо, поэтому он взял с собой чистые вещи и ушёл в душ — когда он вернулся обратно спустя двадцать минут, Мингю уже не было. Чихун спустился в гостиную и, устроившись на диване, запустил повтор одного из недавних матчей. Играли Шанхай с Парижем, Джексон комментировал файты с какой-то нечеловеческой скоростью, будто пытался зачитать рэп, и ещё находил время, чтобы вставить какую-нибудь шутку. Джинён, обманчиво серьёзный, только периодически вставлял свои замечания или осторожно осаждал Джексона, когда того грозило занести не в ту степь. «Приготовьтесь к атаке» зазвучал механический голос Афины, и Чихун ощутил прилив внезапной нежности. Несмотря на то, какими мучительными были последние месяцы, он всё ещё любил Overwatch — и вряд ли бы это изменилось в ближайшем будущем. Чихун играл с релиза и вырос вместе с проектом, он хотел для игры всего самого лучшего, и, наверное, он правда смог дать всё, что у него было. Стоило закончить на этом. Он не заметил, как заснул. Его разбудил Сунён — бессовестно пощекотав чихуновы пятки. Был почти полдень, и ребята собирались завтракать все вместе. Сунён за руку отвёл Чихуна на кухню, усадил между Сынчолем и Чонханом. Джису передал ему тарелку с мясом и овощами, Вону поставил перед ним стакан апельсинового сока. Есть не хотелось. В животе поселилось чувство, которое было куда страшнее голода. Мингю сидел напротив него и смотрел на него предельно ясным, почти вызывающим взглядом. Как во сне Чихун съел свою порцию и выпил треть сока. Когда ребята начали вставать со своих мест, собираясь разбрестись по своим делам, Чихун уронил своё неожиданно громкое «я ухожу из Лиги» — словно бросил камень в воду. Никто не удивился — нет, они знали к чему всё идёт. Он не был единственным, кто заводил разговор об уходе — даже Хансоль подумывал полностью податься в стриминг. И всё же они были расстроены, и в какой-то момент Чихун оказался в центре огромного человеческого клубка — казалось, он вот-вот задохнётся от того, как плотно они его обступили. Было жарко и тесно, но Чихун не хотел, чтобы они его отпускали. Всего на секунду, но его ладони коснулись чужие пальцы, и Чихуну не надо было гадать, кто это был. Как бы он ни готовил себя к этому, в реальности всё оказалось куда больнее. Его оглушило тоской и отчаянием, но он терпел. Своё он уже отплакал на рассвете в тишине их с Мингю комнаты, лимит был исчерпан. Он собрал вещи, пока ребята были на скримах. Хорошо, что личных вещей у него было совсем мало — не придётся мучиться с кучей багажа. Он прошёлся по всему дому, проверяя не забыл ли ничего. Не забыл сейчас — забудет после. Человеческая память была таким ненадёжным механизмом, что уже сейчас он начал сомневаться в том, не было ли всё это затянувшимся сном. Мингю вернулся в комнату только поздно вечером — Чихун уже был в кровати и лениво ковырялся в телефоне. Последнее время он часто сидел на Реддите, оправдывая это тем, что это помогало ему улучшать английский. Мингю сел на край его кровати — Чихун вопросительно поднял бровь, но Мингю так ничего и не сказал, только подался вперёд, и Чихуну было почти стыдно за то, с какой готовностью он потянулся к нему в ответ. Они просто целовались, долго и обстоятельно, и в какой-то момент Чихун как будто выпал из времени и пространства, покинул своё дурацкое неловкое тело. Он вспомнил, как всё начиналось, свои мудацкие сообщения в чате и не покидающее его чувство стыда, а после бесконечное облегчение от того, что кто-то наконец дал ему разрешение принять самого себя. Мингю изменил его жизнь — было бы глупо пытаться отрицать. Он во многом был для Чихуна первым — и секс едва ли был самой главной вещью в этом списке. Слов не хватало — ни его корейского, ни тем более его убогого английского. Чихуну было физически плохо от невозможности донести до Мингю всё, то что он чувствовал. В груди было тесно, и ладонь Мингю, мягко покоившаяся у него на ключице, не делала Чихуну легче. Он улетал в пятницу — будучи трусом, он решил как можно быстрее покончить со всем этим, одним резким движением вырвать эту занозу из-под кожи. Чихун почти убедил себя в том, что это не побег, а движение вперёд, к светлому будущему, но порой его ещё накрывало тоскливой мыслью о том, что он делает какую-то глупость. И всё-таки нет. Лига закончилась для него — он провёл почти полгода на скамейке запасных и, вероятно, не скоро бы получил шанс вновь подняться к своему месту на Близзард-Арене. Это нормально — просто настало время сиять кому-то другому. Утром того дня они выпустили официальный стейтмент в Твиттере — Ли «WOOZI» Чихун покидает Seoul Dynasty, а также заканчивает свою киберспортивную карьеру в Лиге. Чихун с колотящимся сердцем проверил комментарии под постом и к своему ужасу обнаружил там только слова поддержки и ободрения. Какие-то незнакомые люди верили в него и желали ему удачи — чем бы он ни занялся после Лиги. Чихуна мучили стыд и тупая щенячья благодарность. Он не мог перестать улыбаться. В аэропорт его должны были вечером отвезти Чонхан с Сынчолем, поэтому перед этим ребята устроили ему прощальный обед с барбекю. Все эмоции притупились, и Чихун бродил по заднему двору с тарелкой мяса в одной руке и стаканом колы в другой. Было неожиданно тепло и солнечно, и Чихун слеповато щурился, стоило хоть немного поднять глаза от земли. Сынкван выбил из него обещание как-нибудь поиграть вместе на стриме, а Сунён внезапно разнылся и засопливил, чем страшно смутил Чихуна и развеселил Вону. Мингю помог отнести его вещи к машине — Чихун невольно засмотрелся на то, с какой лёгкостью он нёс в руках его огромный чемодан и сумку. Не к месту вспомнилось, как бессовестно Мингю пользовался своей силой во время секса и как страшно кайфовал Чихун, когда его вертели по постели или прижимали к матрасу. Казалось, никуда он на самом деле не улетает, а так, уезжает на пару дней, чтобы потом вновь вернуться в их большой светлый дом. Игры закончились, подумал Чихун и впервые за долгое время почувствовал, что он в порядке. Мингю обнял его на прощание — сгрёб в охапку, прижал к себе, жарко выдохнул Чихуну в макушку. — Я был счастлив играть с тобой, — сказал Мингю, и это было всё, что Чихун хотел бы от него услышать. Сердце грохотало в груди, глаза жгло от подступающих слёз. Чихуну пришлось привстать на цыпочках, чтобы дотянуться губами до щеки Мингю. — Время, — сказал Чонхан, стоявший прислонившись к дверце машины. Его лицо казалось бледным и не расстроенным, нет, это было что-то куда более страшное. Что-то в нём казалось сломанным, и от одной мысли, что это всё из-за него, Чихуну становилось тяжело дышать. Он забрался на заднее сиденье машины, позади Сынчоля, занявшего место рядом с водительским. Чихун оглянулся на дом — в окнах он разглядел чужие, словно и незнакомые лица, в которых читались нежность, разочарование и испуг. Уход Чихуна стал им напоминанием о том, что всё может закончиться в любой момент. Хлопнула дверца машины, затарахтел разбуженный мотор. Машина тронулась, и в эту секунду что-то окончательно оборвалось у Чихуна в груди. Он прижался носом к оконному стеклу и смотрел на то, как постепенно уменьшался оставшийся позади дом и Мингю, замерший на краю тротуара. Чихун всё ждал, что Мингю помашет ему на прощание, но тот стоял, замерев, словно каменная фигура. Может быть, всё это было одной огромной страшной ошибкой, но едва ли Чихун когда-нибудь это узнает. Машина свернула налево, и Мингю окончательно пропал из виду. До рейса оставалось ещё три часа.