Say my name

— Как мне с этим жить теперь? — у тебя сил нет даже голову поднять, ты сидишь за кухонным столом у себя дома и прячешь лицо в ладонях. — Тебе? — Хосок тихо смеётся, хоть ему на самом деле и не смешно совсем. Он только-только довёз Намджуна до его дома и сразу же рванул к тебе, чтобы обсудить произошедшее, но первые полчаса ты отказывалась идти на контакт, а теперь вообще находишься на грани истерики. — О нём подумай, ему куда хуже. — Спасибо огромное, Чон, ты очень сильно помогаешь, — голос повышается сам собой, безразличие начальника вымораживает до мутных пятен перед глазами, — если и дальше планируешь продолжать в том же духе, то лучше проваливай. — Йа, остынь, — мужчина возмущён, но понять тебя может, ты шокирована куда больше него самого, вот и срываешься из-за каждого неугодного слова. — Прости, я не прав. — Почему ты не сказал мне о нём ни слова? — ты поднимаешь измученное лицо и вглядываешься в лицо Хосока покрасневшими от пролитых недавно слёз глазами. — А что я должен был сказать? "Держись от него подальше и не зови его по имени, потому что ты и его соулмейт тоже"? Ты бы не поверила, — ты тупишь взгляд, ведь звучит и правда бредово. — К тому же, я думал, что ваша связь взаимна, и что если ты об этом узнаешь... Ну... — Уйду к нему? — ты давишь подступающий нервный смешок и зарываешься пальцами в спутанные волосы. — Ты такой эгоист, Чон. — Ты бы поступила иначе? Нет, не поступила бы. Ты осознаёшь, что Чон поступил именно так, как поступил бы и любой другой на его месте, но от этого более правильным его поступок не становится. Скрывать такие вещи в любом случае было неправильно. Сказал бы он сразу, и вы с Намджуном, возможно, избежали бы многих неприятностей. Тебе охранника жалко настолько, что даже дышать больно, сердце будто кто-то держит в своих ладонях и периодически сжимает до ярких вспышек перед глазами и резкой боли при глубоких вздохах. Ким явно не заслуживает подобной жизни, и если судьба настолько жестокая, то пошла она вообще к чёрту. — Ты не виновата, слышишь? — босс осторожно касается пальцами твоего предплечья и заглядывает в глаза, утопая в твоей боли почти так же, как и ты сама. — Виновата, пусть и не по своей воле, — ты головой качаешь отрицательно и тяжело вздыхаешь от безысходности. — Что мне теперь делать со всем этим? — Для начала подождать, пока Намджун остынет, и поговорить с ним, — предлагать тебе такое Хосок совсем не рад, но он ведь не бесчувственная скотина, он не может заставить тебя просто эгоистично забыть о существовании человека, который привязан к тебе так же сильно, как и сам Чон. — Я надеюсь, к тому моменту он не натворит глупостей. — Не нагнетай, и так тошно. Руки дрожат от пережитого шока, ты встаёшь с нагретого табурета, чтобы налить вам обоим кофе, но пальцы отказываются держать даже лёгкую чайную ложку. Ты швыряешь столовый прибор на столешницу со злостью, материшься с чувством и упираешься ладонями в край возле раковины. Слёзы вновь непроизвольно бегут по щекам, ты действительно сильно напугана и полностью запуталась. Хосок бесшумно подходит со спины и обнимает, а тебе от его тепла внезапно становится в разы спокойнее. — Как думаешь... Может ли он быть связан не только со мной? — тебя вдруг осеняет, ведь если у тебя родственных душ сразу двое, то и с Намджуном может быть то же самое. — Теоретически, думаю, да, — босс задумывается вместе с тобой, стоит позади и периодически хмыкает, пока вдруг подозрительно не затихает и не напрягается. — Ты намекаешь на меня, да? — Я об этом даже не думала, — ты разворачиваешься к мужчине лицом и ловишь на себе его суровый взгляд, — но твои слова звучат логично. — Я не собираюсь проверять твоё предположение, — Чон отказывается наотрез и без раздумий, даже взгляд уводит в сторону и напрягает челюсть. — Почему? — Из вас двоих на связь реагирует только он, — Чон начинает фразу и на середине её обрывает, надеясь, что ты и сама сможешь додуматься до того, что он имеет в виду. Но ты непонимающе хлопаешь ресницами и слегка щуришься, явно не улавливая сути, — хаа... Значит, есть вероятность, что и его соулмейт будет единственным, кто реагирует. — В смысле... Допустим, что у него всё же есть второй соулмейт. И он отреагирует на своё имя, если его произнесёт Намджун, а сам Ким не почувствует ничего, если назовут его имя? — Теоритически, — мужчина кивает, на секунду замолкая, но потом продолжает чуть осевшим голосом, — у них может быть та же ситуация, что и у него с тобой. Только наоборот, отдающим будет Намджун. Но это только предположение. — Ты боишься, что если попробуешь и действительно окажешься с ним связан, — ты щуришься ещё больше, от чего под глазами проявляются тоненькие морщинки, — то принимающим будешь именно ты? Хосок не отвечает, лишь хмурится снова и прекращает прижимать тебя к себе, отступая на шаг. Ему о подобной неправильной связи даже думать противно, он ни в коем случае не хочет возбуждаться из-за мужчины. К тому же, если бы такое было возможно, то, если Ким произнесёт его имя, накроет его не слабее, чем от тебя. Мучиться от болезненного стояка в штанах из-за чёртового охранника — настоящее позорище, Чон к этому сейчас определённо не готов, да и в будущем вряд ли будет. Ты видишь его замешательство, понимаешь все его страхи, он, возможно, даже обычных геев не переносит, а тут ещё и соулмейт. Но проверить теперь хочется неимоверно, потому что если всё так, то ваш случай можно исследовать и описывать в учебниках. Ты, конечно, не горишь желанием становиться подопытным кроликом, но вряд ли разобраться во всей этой ситуации вы сможете самостоятельно. К специалисту, скорее всего, всё равно придётся обратиться. Хосок принципиальный, упрашивать его придётся долго, вот только и ты тоже упрямая, если захотела чего-то — добьёшься непременно. Но начальник прав. Прежде, чем что-то предпринимать, сначала нужно поговорить с Намджуном. Оставлять всё так, как сейчас, в любом случае нельзя.

***

Намджуна рвёт весь вечер и половину ночи, он не может принять ни твой отказ, ни собственную неправильность, и из-за этого отторжения страдает не только душа, но и тело. Под утро его рвёт уже даже не желчью или водой, а густой горькой пеной, и он уже вскрыться готов, лишь бы не чувствовать этой раздирающей боли в груди и этих бесконечных позывов, практически выворачивающих его наизнанку. Мужчина понимает, что во всём произошедшем нет твоей вины, он и сам даже представить не мог, что подобный сбой может произойти. Ким чувствует себя каким-то мутантом, ошибкой природы, и жить от таких мыслей хочется с каждой минутой всё меньше. Ближе к шести утра у Нама не остаётся сил на размышления, а потому и тело успокаивается, и охраннику кажется, что смирение с ситуацией — самый простой и безболезненный для него вариант. Телефонный звонок застаёт его врасплох, и он едва в себе силы находит, чтобы дотянуться до сотового и принять вызов, даже не глядя на номер. — Слушаю, — вместо нормального голоса из глотки выходит лишь едва разборчивый хрип. — Здравствуй. Это Чон Хосок, — голос по ту сторону тоже слегка измотанный и уставший, но при этом всё равно твёрдый и уверенный. — Хотел убедиться, что ты живой. — В ближайшее время умирать не собираюсь, — Ким даже не спрашивает, откуда у Чона его номер, прекрасно представляя себе возможности директора одного из важнейших отделов компании. — Так что можете не беспокоиться и больше не звонить. Мисс Ким я больше беспокоить не планирую. — Вообще-то, — Хосок выдыхает так тяжело, будто собирается сообщить ужасную новость, — есть кое-что, что должны прояснить именно мы с тобой. — Не представляю, что же это может быть, — Нам непривычно саркастичен и груб, но собеседник терпеливо выдерживает всю агрессию, не глупый ведь. — Поведайте мне скорее, господин Чон. — Не телефонный разговор. Завтра вечером я заеду к тебе и мы всё обсудим.