Camera Obscura

Он не хочет знакомить Эри с Яги. От одной мысли об этом внутри всё сжимается. Но Мидории ведь не объяснишь, что, пусть даже Яги ничего ей не сделает, сама идея знакомства уязвимого ребёнка с хрупкой психикой и настоящего Яги, того, кто он есть на самом деле, а она ведь такая маленькая и беззащитная, а он... А он усмехается, прячет руки в карманах и, кажется, считает волнение Шоты забавным. — Ладно, Айзава-сан, — Яги невозмутимо разворачивается, чтобы уйти, но Шота останавливает его в последний момент. Задавать подобный вопрос нелогично и глупо. Он это знает, но всё равно спрашивает: — Ты ведь не сделаешь ей больно? — Нет, — отвечает Яги, — у меня нет на это причин. — Тогда заходи, — говорит Шота и ведёт его к остальным. Сегодня у них неформальный ужин: все сидят на подушках на полу, передают друг другу тарелки и мягко учат Эри манерам. Локти сталкиваются с локтями, разговоры не утихают, голоса сливаются в единый шум. Они не громкие, но Шота всё равно переживает, следит за её настроением. Шота не ожидал, что Эри так привяжется к Яги. Он не улыбается широко, не пытается её опекать. Просто представляется и просить называть его Яги-саном. Говорит, что уже знает её имя, и не просит представиться в ответ. Она глядит на него широко раскрытыми глазами и кивает. Её белоснежные, только вымытые волосы красивой волной спадают на плечо. Яги не пытается до неё дотронуться, а она не пытается заговорить с ним — очевидно, что-то чувствует. Ужин проходит хорошо, несмотря на то, что Эри всё ещё ведёт себя немного странно — одновременно и свободнее, и сдержаннее. Она слушает разговоры за столом и смотрит на Яги. Улыбается, смеётся, отвечает и смотрит. Подтягивает длинные рукава платья, передаёт Мирио соль и смотрит. Она ещё никогда не вела себя так свободно. С Яги, понимает Шота, ей спокойнее, чем с ними. Да, она немного побаивается нового человека, но в то же время его поведение ей знакомо. Шота прокручивает эту внезапную мысль в голове. Он наблюдает, как она наблюдает за Яги, как принимает его молчание и маленькие улыбки за... разрешение? Одобрение? Да. С тонущим сердцем Шота понимает, где уже видел подобное поведение. Она определила самого опасного человека в комнате и теперь через него отслеживает реакцию остальных на её действия. Его разрешение — их разрешение. Шота привёл Яги, учителя, возможного друга, а она увидела в нём их собственного Восстановителя. Эри такая умная девочка, и у Шоты болит в груди от того, как она расцветает от негласного одобрения Яги. Ещё неделю назад он бы отвёл её в сторону и объяснил, что неправильно относиться к нему с таким подозрением. Сейчас он знает лучше. — Яги-сан, — зовёт она. — Яги-сан? Он вопросительно мычит, лениво поворачиваясь к ней. Сегодня его волосы собраны в маленький щетинистый хвостик, только длинные пряди чёлки щекочут плечи. Его скулы кажутся ещё острее, внешние уголки глаз слегка приподнимаются, выделяется твёрдая линия подбородка. — Да? Эри колеблется, безмолвно шевелит губами, репетируя, и просит передать миску с карри в самой вежливой языковой форме, со всеми суффиксами и окончаниями, будто обращается к самому императору. Яги её не поправляет. Даже не думает поправить. Просто тянется через стол с миской в ладони. Мирио учит её говорит спасибо как почти равному. Как ученик учителю или ребёнок взрослому. Не как слуга королю. Яги безмолвно принимает исправление и пьёт воду из стакана, к которому до этого ни разу не прикоснулся. На нижней губе трещинка, прямо посередине, из-за теней шея кажется длиннее и тоньше. Хочется смотреть и смотреть. Шота нервно ёрзает, не может определиться с чувствами. Иногда он становится одержим тем, что вызывает у него интерес. Что это сейчас — простое любопытство или влечение? И что из этого хуже, учитывая, сколько всего он не знает об этом человеке? Шота отводит взгляд и замечает, что Мирио внимательно изучает его, поджав губы. Живот скручивает от стыда. Он здесь ради Эри, а не... этого, чем бы оно ни было. Она — не способ забраться в голову Яги. Он встряхивается и переводит внимание на радостную девочку. После обеда Яги не задерживается, только пожимает руку Эри на прощание. С тихим стоном приседает перед ней на колени, накрывает огромной ладонью её ручку почти до самого локтя. На её коже не осталось ни следа, но на секунду Шота видит красный отпечаток. Он совершил ошибку, самую ужасную ошибку... Нет, Эри в порядке. Слишком серьёзная и настороженная, но в порядке. Она не плачет, никаких следов не осталось. Яги не сделал ей больно. С его уходом в комнате повисает тишина. За его плечом встаёт Мирио, как стоят только продавцы автомобилей и люди с плохими новостями. — Сэр Ночноглаз не любил о нём говорить, — выдавливает от через силу. Ему всё ещё больно вспоминать наставника. Шота его не винит. — Но он сказал мне быть осторожнее. Шота поворачивается к нему. — Подробности? Взгляд Мирио становится отстранённым и каким-то плоским. В его фигуре появляется что-то бумажное, нереальное. Шоте кажется, что сейчас его рука пройдёт сквозь него. — Тяжёлый человек. Не плохой, — добавляет он, — я спрашивал! Просто очень, очень тяжёлый. В таких лучше не, эм, не влюбляться. Шота прикидывает, в каких обстоятельствах между Мирио и Ночноглазом мог произойти подобный разговор. — Твоя влюблённость ничему бы не повредила, — и он сильно сомневается, что его чувства пережили события в Камино. С большинством так и было. — Ничему, кроме меня, — Мирио улыбается ярко и фальшиво, — если бы я встретил его и разочаровался! С Шотой и правда разговаривает на тему «береги своё сердце» мёртвый коллега, через ученика, которого они все так подвели? Да, правда. Какого хрена вообще. — Не тебе об этом волноваться, — говорит Шота. — Я взрослый человек. Это не твоё дело, не твоя проблема. Беспокойся об Эри. Об учёбе. Мирио неловко смеётся. — Конечно-конечно! И это всё, что я хотел сказать! — Ну, тогда иди к ней, — Шота наблюдает, как Мирио берёт себя в руки и идёт к Эри как ни в чём не бывало. Словно его наставник не разговаривал с ним на темы, которые следует держать подальше от учеников, интернов, подростков. Как чертовски непрофессионально. Но, неохотно признаёт Шота, вполне оправданно. Он бы тоже повёл себя непрофессионально, если бы его ученик влюбился в Яги. Когда они уходят, Эри устало сопит на его плече, щекочет ухо дыханием, закрывает волосами обзор почти полностью. Шота очень рад, что может без проблем поднимать тяжести. — Как тебе Яги-сан? — спрашивает он. Этот вопрос он задаёт ей после каждой встречи с новыми людьми, чтобы избежать возможных недопониманий и позволить самостоятельно выстроить свой круг доверия. Она зарывается лицом в ловчую ленту, наверное, единственный ребёнок, кого не беспокоит грубая поверхность и металлический холод. — Папа, — бормочет она. Раньше он бы забеспокоился или даже оскорбился. Сейчас он только вздыхает и перехватывает её поудобнее. — В каком смысле? В хорошем, в плохом, ты не знаешь? — Не знаю, — отвечает она и неуверенно добавляет: — В хорошем? — она волнуется. — Прости. — Иногда люди напоминают о чём-то плохом, но всё равно тебе нравятся, — говорит Шота. — Всё в порядке. Она облегчённо вздыхает. — В хорошем смысле, — уже увереннее говорит она. — Яги-сан лучше папы. Шота трётся щекой о её волосы. — Но всё равно немного похож, да? — Ещё Яги-сан злее, — мудро заключает она. Он сбивается с шага. Неужели он что-то упустил? Неужели Яги что-то сделал, напугал её, обидел... неужели он ничего не заметил и подвёл её, они все её подвели, он даже не понял... Он заставляет себя сглотнуть. Восстановитель пытал её, разбирал и собирал снова и снова, но большую угрозу она увидела в Яги. И это ей понравилось. Иногда Шота думает обо всём, что с ней делали, и тогда он хочет уметь не стирать причуды, а отбирать их. Тогда он хочет вернуться в прошлое и сделать с Восстановителем, со всеми ними что-то... Шота собирается с мыслями. Продолжает идти, хотя сердце в груди колотится как бешеное. — Эри. Почему ты так думаешь? — Потому что он лучше, — замыкает она круг рассуждений. Шота моментально понимает её логику. Маленький ребёнок не должен понимать такие вещи. Далеко не все взрослые понимают. В каждом отчёте написано одно и то же. Даже у Мидории, если отфильтровать ненужные детали. И физически, и психологически Восстановитель был слабаком. Он полагался на причуду и влияние прошлого босса, а без них был полностью беспомощен и беззащитен. Быстро злился, быстро выходил из себя, быстро убивал. Его спокойствие было всего лишь маской. С другой стороны, Яги... Эри раскусила его с первого взгляда, и увиденное ей понравилось. Сдерживая подступающие слёзы, он аккуратно тормошит Эри, чтобы она не заснула. — Ты хорошо читаешь людей, Эри-чан. Она невнятно бормочет что-то довольное. Её тепло почти прогоняет холод в теле, там, где теперь стоит заплатка из чужой кожи.

***

Он подслушивает студенческие сплетни. Это, на самом деле, полезно для учительской работы — если он знает, что волнует учеников, он может вовремя им помочь. Мидория закатывает компрессионный рукав, обнажая шрамы для заинтересованного взгляда Тодороки. Асуи трёт пальцем губу: — Исцеляющая Девочка обычно не оперирует сама, ква. Мидория робко смеётся: — В этот раз я сам себя превзошёл! «С этим нужно что-то делать», — так думал напичканный обезболивающими Шота, смотря тот бой. Нужно что-то делать с этим безрассудством. Но сейчас его внимание привлекает не это. Не верно говорить, что Исцеляющая Девочка обычно не оперирует. Она вообще никогда не оперирует. Внутри горячей волной поднимается гнев. Ладно ещё Шота — он как-нибудь переживёт чужие руки в своих внутренностях. Но он думает об этих руках внутри ученика, и его тошнит. Разве Мидория не любимчик Яги? Тогда почему? Зачем... Виновник его гнева вообще не помогает. Даже будучи зажатым в угол во всех смыслах, Яги только недоумённо моргает и отвечает совершенно спокойно. Это опасно. Яги всё ещё кажется безобидным. — Он хотел посмотреть оставшиеся бои. — И поэтому ты воспользовался моментом, — рычит Шота. — Тебе от этого весело? В этом дело, да? Ты настолько охренел, что посмел использовать ученика? Лицо Яги накрывает тень, правая бровь едва заметно дёргается, челюсть сжимается сильнее. — Вы обвиняете меня в том, что мне такое нравится? Шота замирает. — У тебя даже лицензии нет. Соверши ты хоть малейшую ошибку... — Не совершил. — И кто сказал? — рычит он. Уголки губ Яги опускаются. — Я даже не удивлён тому, какого вы обо мне мнения, — он вздыхает. — Айзава-сан, эта операция была снята на камеру, как и все остальные. Посмотрите запись, если хотите. Хоть будете критиковать за дело. Достать запись несложно. Исцеляющая Девочка только вздыхает, открывает видео на своём компьютере и занимается инвентаризацией. Из-за низкого стола ему приходится сложится едва ли не пополам. Он устал, злится и всё ещё боится увидеть, что Яги сотворил с несовершеннолетним учеником. Даже с учётом этого, смотреть видео чертовски сложно. Запись длится меньше часа, при том, что рука Мидории была измочалена буквально в мясо. Он видел это. Вся Япония видела это. Но... они готовят операционное поле, Яги забирает волосы в хвост, надевает маску, поправляет хирургическую лупу. За головой Мидории стоит на стуле Исцеляющая Девочка в белом халате. Кровать поднята, чтобы высокому Яги было удобнее работать. И он работает. Разрезает палец, обнажая красное, похожее на переспелую клубнику нутро с белыми зёрнышками-обломками костей. Звука почти нет. Слышно только редкие шаги по плиточному полу. Звон инструментов о металлический лоток. Свистящее дыхание Яги, напоминающее гудение аппарата ИВЛ. Смотреть тоже особо не на что. Разве что на безграничное терпение Яги, на то, как он собирает крошечные кусочки костей и тончайшие ниточки сухожилий, невидимые на камере. Он собирает эти кусочки. Пристраивает их друг к другу. Исцеляющая Девочка целует Мидорию в плечо, и в руках у Яги формируется маленькая частичка пальца. Затем ещё одна. Затем целая фаланга. Затем ещё осколки, скреплённые вместе временной хирургической нитью. Описание и понимание того, что они делают, занимает больше времени, чем сам процесс. Вместе они воссоздают кость за костью. Слой за слоем, ниточка за ниточкой собирают сухожилия, по волокнам восстанавливают мышцы. Периодически Исцеляющая Девочка приспускает маску и дарит Мидории крошечные поцелуи, потом Яги продолжает работу. Методично и терпеливо они спасают буквально вывернутую наизнанку руку, постепенно формируя из непонятной кровавой мешанины полноценную конечность. Двигаясь от кончиков пальцев к верху, они заменяют временные нити на тканевые фиксаторы, для проверки дёргают каждое сухожилие, активируют каждый нерв. И всё это время Яги терпелив, методичен, спокоен. Иногда он отрывается от работы, чтобы глотнуть воды из стакана с трубочкой, пару раз кашляет, прочищая горло. И продолжает. Он делает всё так быстро, что Шота не может поверить глазам. Мидория не просто сломал руку в нескольких местах. Нет, он почти распылил её на атомы. Шота едва может разобрать, какие осколки берёт Яги, и то, только потому что они блестят на свету. Слой за слоем, палец за пальцем. Руку Мидории собирают до запястья, до локтя, до плеча, а вместе с рукой собирают по частям и его будущее, его геройскую карьеру. Не всю кожу удаётся сохранить. Не всех шрамов удаётся избежать — слишком обширны травмы. Яги трогает эти шрамы с глубоко оскорблённым видом. Будто ему недостаточно того, что он спас Мидорию от ампутации — что даже Исцеляющей Девочке вряд ли бы удалось — будто он разочарован в себе, потому что его работа оставила следы. В каком-то смысле эти шрамы — их авторская метка. Они абсолютно одинаковые по размеру и гладкости, все хранят в себе их секреты, их навыки. Шота гладит пальцами свой собственный шрам. Яги так старался над его лицом. Провёл огромную работу через крошечную входную рану. Хотел, чтобы потом он выглядел хорошо. Выглядел целым. Шота не может представить, чтобы Яги беспокоился о таких вещах. Всемогущий — да, он уделяет много внимания внешней обёртке, но чтобы этот человек, Яги, заботился о лице Шоты... это выбивает из колеи. Операция кончается слишком быстро. Рука Мидории проверена, забинтована, зафиксирована, вся работа спрятана от посторонних глаз. Яги отходит от кровати, промывает лоток от обломков, которые не смог прикрепить, снимает защитное оборудование. Моет свои жутко-аккуратные руки, разминает их. Через футболку проступает острый позвоночник. Исцеляющая Девочка убирает аппарат ИВЛ и будит Мидорию. Шота смотрит, как Яги трёт пальцами лоб над бровями — первый жест стресса за всё время — и выговаривает Мидории за безрассудство. Затем безропотно принимает уже свой выговор от Исцеляющей Девочки. После проведённой в полной тишине операции её голос кажется особенно резким. Как будто никакой операции и не было... Это ложь, понимает Шота. Ложь для Мидории. Вот только говоря о том, что он должен перестать себя ломать и что она больше не сможет ему помочь, она смотрит не на него. На Яги. Это предупреждение — для Яги. Мидория вскакивает с кровати, блестит глазами и совершенно не понимает, что спасся только чудом. Исцеляющая Девочка снимает перчатки, хлопает Яги по груди и выходит из комнаты. Яги в одиночестве меняет постельное бельё, нагибается над кроватью, и из-под ворота футболки выглядывает беззащитный загривок. Шота больше не может смотреть. Если бы предупреждение было для Мидории, он бы понял. Но Шота поворачивается к Исцеляющей Девочке. — Почему вы сказали ему, что так делать больше нельзя? Ну, кроме очевидного? Она вздыхает. — Тех, кто умеет работать со мной, почти не осталось. Обучение очень тяжёлое, понимаешь. Очень. Хирургов так не учат! А он умирает. — Умирает, — эхом повторяет Шота. Наверное, нелепый вопрос, но после того, что он только что видел... — И это никак не исправить? Она мотает головой. — Мы сделали всё, что смогли. Я, конечно, подлечиваю его периодически, но моя причуда — не панацея. Он не уверен в своих чувствах. Да, Яги странный и жуткий, и каждый разговор с ним похож на попытку сунуть голую руку в терновый куст, но Шота не желает ему смерти. Никогда не желал. — Сколько ещё осталось? — Плюс-минус год, — отвечает она. — Мидории-куну действительно нужно перестать ломать себя. Шота должен был об этом знать. Желательно с самого начала года. Научить их, что однажды не станет не только Исцеляющей Девочки, но и её помощников. Теперь это его работа. Яги вылечил Мидорию, теперь нужно убедиться, что усилия не пропали зря. Шота обязан убедиться. — Спасибо за помощь, — говорит он и встаёт со стула. Она не улыбается, только закидывает голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Она маленькая. Ссохшаяся от старости. Но такая надёжная, что, если использовать её как точку опоры, можно перевернуть Землю. Проблема в том, что её рычаг умирает. Как шокирующе. Яги — умирает? Он трясёт головой. — Вы расскажете ему, что я знаю? — А, его не заботят такие вещи, — говорит она с тенью одобрения. — Каждый день — это смерть. На первый взгляд фраза кажется легкомысленной. Но это не так. Это совсем не так. — Спасибо, — повторяет он и бросает последний взгляд на загривок Яги, обнажённый и хрупкий.

***

Эти двое беспокоят его. Яги и Исцеляющая Девочка — они через многое прошли вместе. Из них получается странная на первый взгляд, но невероятно эффективная команда, и Шоте ещё многое предстоит узнать на эту тему. Он начинает лучше понимать после просмотра видео-курса, улавливает контекст ситуации и то, о чём они молчат. Из всего этого складывается картина тогдашнего мира, опасного, жестокого и кровавого. Ему кажется неправильным смотреть эти записи у себя дома в кровати, но где ещё это делать? Где ещё он сможет воткнуть наушники в уши и смотреть в HD-качестве полусмерть за полусмертью, утопление за ожогами, электрошоком, порезами и сотрясениями? Один из уроков рассказывает о том, как собирать зубы. В каких случаях это вообще имеет смысл делать, и как помечать, чьи зубы где лежат. Какие чернила лучше использовать, что писать, если имя неизвестно. Несколько уроков посвящены препаратам. Как их отличать, как откачивать от передоза, что делать, если причуда несовместима с лекарством. Или с нелегальными наркотиками, включая Триггер. На одной записи человеку разорвало оба плечевых сустава, его мышцы беспорядочно превращаются в стальные кабели и обратно, поршни неконтролируемо давят плоть, размочаливая всё в фарш — бедняге просто не повезло с генетикой. Шота никогда не видел ничего подобного. Это время, бывшее задолго до него, принадлежало Всемогущему, Фэтгаму и Снайпу. Особенно Снайпу — иногда он рассказывает о том, как патрулировал криминальные районы с полной обоймой транквилизаторов в поисках дилеров и их жертв. Другой урок — об обращении с трупами. Как транспортировать, что делать с телесными жидкостями, и прочее. Раздутые тела, гнилые тела, мумифицированные тела, сломанные тела, окоченевшие тела, мягкие тела. Так много, чертовски много смертей в одном этом модуле. Шота столько за всю жизнь не видел. Беспорядочные отрывки с минимальным монтажом, явно импровизированные лекции, озвучка поверх кадра. Чёрные крестики на лицах, щеках, руках, и старых и совсем детских. Части тел, которые уже нельзя пришить обратно. Он понимает, что все предыдущие уроки касались живых людей. Как спасти, защитить, сохранить. Как продолжать жить. Как поддерживать других, собирать, сшивать и лечить, раздувать крошечные угольки жизни в полноценное пламя. И через всё это — Яги, которого могут узнать только те, кто знаком с ним лично. Яги, верный и невероятно искусный ассистент. В видео о переломе бедра Исцеляющая Девочка объясняет, что лучше оставить вправление кости обладателям силовых причуд, иначе неправильно вправленная кость может передавить бедренную артерию и убить. Яги демонстрирует неправильную и правильную техники на бессознательном полумёртвом пациенте. Это бесчеловечно и мучительно, и жертва даже не знает об этом, но им обоим плевать. В Яги сочетаются жестокость и бережность, и ни одно нельзя представить без другого. От этого жуткого человека, которого постепенно узнаёт Шота, такое ожидаемо. Но от Исцеляющей Девочки... Он всегда считал её доброй. Но сейчас он видит её во время войны, где лечение ограничивалось возвращением боеспособности, ни больше ни меньше. Она своими руками создавала эти победы, на которых стоит современное общество. Она и Яги. В обеденный перерыв Шота рассказывает Яги о записях. Тот со скучающим видом берёт йогурт и немелодично мычит что-то себе под нос. — Ох, эти? — наконец отвечает он. — Разве этот курс не отменили? Я слышал, родители жаловались. — Кое-кто прислал мне ссылку, — говорит Шота вместо того, чтобы указать, что родители, вообще-то, были правы и что Юэй чудом сохранили лицензию на преподавание. Рядом с Яги его скула дрожит, а зубы ноют, будто помнят, как их вставляли на место. — Ты есть почти во всех. Яги хрюкает. — Меня где только нет, — ему всё ещё скучно. Скучно от своих успехов. Или, скорее, он устал от них. Раньше Шота принял бы это за высокомерие. — Не хотелось бы вернуть курс в программу? Удивление Яги совершенно не идёт. Странно смотрится, изгибает глаза, приоткрывает рот и выделяет тонкую верхнюю губу. Заставляет выглядеть человечней. — Это было бы несколько самовлюблённо с моей стороны, Айзава-сан. Опасность кружит Шоте голову. Человечность Яги опасна. Он уже знает об этом. Но куда опаснее будет забыть о ней. — Ты же не бессмертный. И Исцеляющая Девочка тоже. Нужно думать наперёд. Знаю, большинство родителей стали бы жаловаться, но не в моём классе. Эти поймут. Яги наклоняет голову набок. Смотрит на Шоту цепким прищуром. Останавливает взгляд на шраме. Лицо Шоты едва заметно вздрагивает. Один крошечный спазм, похожий на сломанный бетон, на трещины в черепе, он превращает его в беспомощного ребёнка, вынужденного полагаться на Всемогущего. Ещё никогда Шоте не было так неуютно смотреть кому-то в глаза. — Возможно, — уклончиво отвечает Яги. — Могу я..? — он поднимает руку. — Профессиональное беспокойство. Шота силой удерживает себя на месте, позволяя мозолистому большому пальцу погладить между бровями. Яги массирует кожу круговыми движениями, достаточно сильно, чтобы приподнять ему верхнее веко и кончик носа. Спазм проходит. — Я думал, проблема в мышцах. — М-м, — абстрактно, — нос отломался от глазниц. Вот эта часть, — он погладил под глазом, — немного провалилась внутрь. Я не смог бы полностью выправить её без дополнительного надреза. Но нужно было приберечь вашу энергию для руки, — извиняющим тоном поясняет он. — Некоторое время это место будет вас беспокоить. Он извиняется. За то, что не поковырялся в нём глубже. — Всё нормально, — выдавливает он и отстраняется. — Теперь я знаю. — Нужно было раньше рассказать, но пост-операционный уход — не самая моя сильная сторона, — говорит Яги, потирая шею. — За меня этим обычно занимается Исцеляющая Девочка. Простите. Шота невольно улыбается. В роли заботливого медбрата у кровати больного Яги смотрелся бы также нелепо как клоун на похоронах. — Я серьёзно. Всё в порядке. Ты же мне помог. Он оглядывает Шоту с нарочито-равнодушным выражением лица. — Полагаю, так и есть. Шота не очень скрытно сбегает от этого выражения. Яги очень явно позволяет ему.