***
Он подслушивает студенческие сплетни. Это, на самом деле, полезно для учительской работы — если он знает, что волнует учеников, он может вовремя им помочь. Мидория закатывает компрессионный рукав, обнажая шрамы для заинтересованного взгляда Тодороки. Асуи трёт пальцем губу: — Исцеляющая Девочка обычно не оперирует сама, ква. Мидория робко смеётся: — В этот раз я сам себя превзошёл! «С этим нужно что-то делать», — так думал напичканный обезболивающими Шота, смотря тот бой. Нужно что-то делать с этим безрассудством. Но сейчас его внимание привлекает не это. Не верно говорить, что Исцеляющая Девочка обычно не оперирует. Она вообще никогда не оперирует. Внутри горячей волной поднимается гнев. Ладно ещё Шота — он как-нибудь переживёт чужие руки в своих внутренностях. Но он думает об этих руках внутри ученика, и его тошнит. Разве Мидория не любимчик Яги? Тогда почему? Зачем... Виновник его гнева вообще не помогает. Даже будучи зажатым в угол во всех смыслах, Яги только недоумённо моргает и отвечает совершенно спокойно. Это опасно. Яги всё ещё кажется безобидным. — Он хотел посмотреть оставшиеся бои. — И поэтому ты воспользовался моментом, — рычит Шота. — Тебе от этого весело? В этом дело, да? Ты настолько охренел, что посмел использовать ученика? Лицо Яги накрывает тень, правая бровь едва заметно дёргается, челюсть сжимается сильнее. — Вы обвиняете меня в том, что мне такое нравится? Шота замирает. — У тебя даже лицензии нет. Соверши ты хоть малейшую ошибку... — Не совершил. — И кто сказал? — рычит он. Уголки губ Яги опускаются. — Я даже не удивлён тому, какого вы обо мне мнения, — он вздыхает. — Айзава-сан, эта операция была снята на камеру, как и все остальные. Посмотрите запись, если хотите. Хоть будете критиковать за дело. Достать запись несложно. Исцеляющая Девочка только вздыхает, открывает видео на своём компьютере и занимается инвентаризацией. Из-за низкого стола ему приходится сложится едва ли не пополам. Он устал, злится и всё ещё боится увидеть, что Яги сотворил с несовершеннолетним учеником. Даже с учётом этого, смотреть видео чертовски сложно. Запись длится меньше часа, при том, что рука Мидории была измочалена буквально в мясо. Он видел это. Вся Япония видела это. Но... они готовят операционное поле, Яги забирает волосы в хвост, надевает маску, поправляет хирургическую лупу. За головой Мидории стоит на стуле Исцеляющая Девочка в белом халате. Кровать поднята, чтобы высокому Яги было удобнее работать. И он работает. Разрезает палец, обнажая красное, похожее на переспелую клубнику нутро с белыми зёрнышками-обломками костей. Звука почти нет. Слышно только редкие шаги по плиточному полу. Звон инструментов о металлический лоток. Свистящее дыхание Яги, напоминающее гудение аппарата ИВЛ. Смотреть тоже особо не на что. Разве что на безграничное терпение Яги, на то, как он собирает крошечные кусочки костей и тончайшие ниточки сухожилий, невидимые на камере. Он собирает эти кусочки. Пристраивает их друг к другу. Исцеляющая Девочка целует Мидорию в плечо, и в руках у Яги формируется маленькая частичка пальца. Затем ещё одна. Затем целая фаланга. Затем ещё осколки, скреплённые вместе временной хирургической нитью. Описание и понимание того, что они делают, занимает больше времени, чем сам процесс. Вместе они воссоздают кость за костью. Слой за слоем, ниточка за ниточкой собирают сухожилия, по волокнам восстанавливают мышцы. Периодически Исцеляющая Девочка приспускает маску и дарит Мидории крошечные поцелуи, потом Яги продолжает работу. Методично и терпеливо они спасают буквально вывернутую наизнанку руку, постепенно формируя из непонятной кровавой мешанины полноценную конечность. Двигаясь от кончиков пальцев к верху, они заменяют временные нити на тканевые фиксаторы, для проверки дёргают каждое сухожилие, активируют каждый нерв. И всё это время Яги терпелив, методичен, спокоен. Иногда он отрывается от работы, чтобы глотнуть воды из стакана с трубочкой, пару раз кашляет, прочищая горло. И продолжает. Он делает всё так быстро, что Шота не может поверить глазам. Мидория не просто сломал руку в нескольких местах. Нет, он почти распылил её на атомы. Шота едва может разобрать, какие осколки берёт Яги, и то, только потому что они блестят на свету. Слой за слоем, палец за пальцем. Руку Мидории собирают до запястья, до локтя, до плеча, а вместе с рукой собирают по частям и его будущее, его геройскую карьеру. Не всю кожу удаётся сохранить. Не всех шрамов удаётся избежать — слишком обширны травмы. Яги трогает эти шрамы с глубоко оскорблённым видом. Будто ему недостаточно того, что он спас Мидорию от ампутации — что даже Исцеляющей Девочке вряд ли бы удалось — будто он разочарован в себе, потому что его работа оставила следы. В каком-то смысле эти шрамы — их авторская метка. Они абсолютно одинаковые по размеру и гладкости, все хранят в себе их секреты, их навыки. Шота гладит пальцами свой собственный шрам. Яги так старался над его лицом. Провёл огромную работу через крошечную входную рану. Хотел, чтобы потом он выглядел хорошо. Выглядел целым. Шота не может представить, чтобы Яги беспокоился о таких вещах. Всемогущий — да, он уделяет много внимания внешней обёртке, но чтобы этот человек, Яги, заботился о лице Шоты... это выбивает из колеи. Операция кончается слишком быстро. Рука Мидории проверена, забинтована, зафиксирована, вся работа спрятана от посторонних глаз. Яги отходит от кровати, промывает лоток от обломков, которые не смог прикрепить, снимает защитное оборудование. Моет свои жутко-аккуратные руки, разминает их. Через футболку проступает острый позвоночник. Исцеляющая Девочка убирает аппарат ИВЛ и будит Мидорию. Шота смотрит, как Яги трёт пальцами лоб над бровями — первый жест стресса за всё время — и выговаривает Мидории за безрассудство. Затем безропотно принимает уже свой выговор от Исцеляющей Девочки. После проведённой в полной тишине операции её голос кажется особенно резким. Как будто никакой операции и не было... Это ложь, понимает Шота. Ложь для Мидории. Вот только говоря о том, что он должен перестать себя ломать и что она больше не сможет ему помочь, она смотрит не на него. На Яги. Это предупреждение — для Яги. Мидория вскакивает с кровати, блестит глазами и совершенно не понимает, что спасся только чудом. Исцеляющая Девочка снимает перчатки, хлопает Яги по груди и выходит из комнаты. Яги в одиночестве меняет постельное бельё, нагибается над кроватью, и из-под ворота футболки выглядывает беззащитный загривок. Шота больше не может смотреть. Если бы предупреждение было для Мидории, он бы понял. Но Шота поворачивается к Исцеляющей Девочке. — Почему вы сказали ему, что так делать больше нельзя? Ну, кроме очевидного? Она вздыхает. — Тех, кто умеет работать со мной, почти не осталось. Обучение очень тяжёлое, понимаешь. Очень. Хирургов так не учат! А он умирает. — Умирает, — эхом повторяет Шота. Наверное, нелепый вопрос, но после того, что он только что видел... — И это никак не исправить? Она мотает головой. — Мы сделали всё, что смогли. Я, конечно, подлечиваю его периодически, но моя причуда — не панацея. Он не уверен в своих чувствах. Да, Яги странный и жуткий, и каждый разговор с ним похож на попытку сунуть голую руку в терновый куст, но Шота не желает ему смерти. Никогда не желал. — Сколько ещё осталось? — Плюс-минус год, — отвечает она. — Мидории-куну действительно нужно перестать ломать себя. Шота должен был об этом знать. Желательно с самого начала года. Научить их, что однажды не станет не только Исцеляющей Девочки, но и её помощников. Теперь это его работа. Яги вылечил Мидорию, теперь нужно убедиться, что усилия не пропали зря. Шота обязан убедиться. — Спасибо за помощь, — говорит он и встаёт со стула. Она не улыбается, только закидывает голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Она маленькая. Ссохшаяся от старости. Но такая надёжная, что, если использовать её как точку опоры, можно перевернуть Землю. Проблема в том, что её рычаг умирает. Как шокирующе. Яги — умирает? Он трясёт головой. — Вы расскажете ему, что я знаю? — А, его не заботят такие вещи, — говорит она с тенью одобрения. — Каждый день — это смерть. На первый взгляд фраза кажется легкомысленной. Но это не так. Это совсем не так. — Спасибо, — повторяет он и бросает последний взгляд на загривок Яги, обнажённый и хрупкий.***
Эти двое беспокоят его. Яги и Исцеляющая Девочка — они через многое прошли вместе. Из них получается странная на первый взгляд, но невероятно эффективная команда, и Шоте ещё многое предстоит узнать на эту тему. Он начинает лучше понимать после просмотра видео-курса, улавливает контекст ситуации и то, о чём они молчат. Из всего этого складывается картина тогдашнего мира, опасного, жестокого и кровавого. Ему кажется неправильным смотреть эти записи у себя дома в кровати, но где ещё это делать? Где ещё он сможет воткнуть наушники в уши и смотреть в HD-качестве полусмерть за полусмертью, утопление за ожогами, электрошоком, порезами и сотрясениями? Один из уроков рассказывает о том, как собирать зубы. В каких случаях это вообще имеет смысл делать, и как помечать, чьи зубы где лежат. Какие чернила лучше использовать, что писать, если имя неизвестно. Несколько уроков посвящены препаратам. Как их отличать, как откачивать от передоза, что делать, если причуда несовместима с лекарством. Или с нелегальными наркотиками, включая Триггер. На одной записи человеку разорвало оба плечевых сустава, его мышцы беспорядочно превращаются в стальные кабели и обратно, поршни неконтролируемо давят плоть, размочаливая всё в фарш — бедняге просто не повезло с генетикой. Шота никогда не видел ничего подобного. Это время, бывшее задолго до него, принадлежало Всемогущему, Фэтгаму и Снайпу. Особенно Снайпу — иногда он рассказывает о том, как патрулировал криминальные районы с полной обоймой транквилизаторов в поисках дилеров и их жертв. Другой урок — об обращении с трупами. Как транспортировать, что делать с телесными жидкостями, и прочее. Раздутые тела, гнилые тела, мумифицированные тела, сломанные тела, окоченевшие тела, мягкие тела. Так много, чертовски много смертей в одном этом модуле. Шота столько за всю жизнь не видел. Беспорядочные отрывки с минимальным монтажом, явно импровизированные лекции, озвучка поверх кадра. Чёрные крестики на лицах, щеках, руках, и старых и совсем детских. Части тел, которые уже нельзя пришить обратно. Он понимает, что все предыдущие уроки касались живых людей. Как спасти, защитить, сохранить. Как продолжать жить. Как поддерживать других, собирать, сшивать и лечить, раздувать крошечные угольки жизни в полноценное пламя. И через всё это — Яги, которого могут узнать только те, кто знаком с ним лично. Яги, верный и невероятно искусный ассистент. В видео о переломе бедра Исцеляющая Девочка объясняет, что лучше оставить вправление кости обладателям силовых причуд, иначе неправильно вправленная кость может передавить бедренную артерию и убить. Яги демонстрирует неправильную и правильную техники на бессознательном полумёртвом пациенте. Это бесчеловечно и мучительно, и жертва даже не знает об этом, но им обоим плевать. В Яги сочетаются жестокость и бережность, и ни одно нельзя представить без другого. От этого жуткого человека, которого постепенно узнаёт Шота, такое ожидаемо. Но от Исцеляющей Девочки... Он всегда считал её доброй. Но сейчас он видит её во время войны, где лечение ограничивалось возвращением боеспособности, ни больше ни меньше. Она своими руками создавала эти победы, на которых стоит современное общество. Она и Яги. В обеденный перерыв Шота рассказывает Яги о записях. Тот со скучающим видом берёт йогурт и немелодично мычит что-то себе под нос. — Ох, эти? — наконец отвечает он. — Разве этот курс не отменили? Я слышал, родители жаловались. — Кое-кто прислал мне ссылку, — говорит Шота вместо того, чтобы указать, что родители, вообще-то, были правы и что Юэй чудом сохранили лицензию на преподавание. Рядом с Яги его скула дрожит, а зубы ноют, будто помнят, как их вставляли на место. — Ты есть почти во всех. Яги хрюкает. — Меня где только нет, — ему всё ещё скучно. Скучно от своих успехов. Или, скорее, он устал от них. Раньше Шота принял бы это за высокомерие. — Не хотелось бы вернуть курс в программу? Удивление Яги совершенно не идёт. Странно смотрится, изгибает глаза, приоткрывает рот и выделяет тонкую верхнюю губу. Заставляет выглядеть человечней. — Это было бы несколько самовлюблённо с моей стороны, Айзава-сан. Опасность кружит Шоте голову. Человечность Яги опасна. Он уже знает об этом. Но куда опаснее будет забыть о ней. — Ты же не бессмертный. И Исцеляющая Девочка тоже. Нужно думать наперёд. Знаю, большинство родителей стали бы жаловаться, но не в моём классе. Эти поймут. Яги наклоняет голову набок. Смотрит на Шоту цепким прищуром. Останавливает взгляд на шраме. Лицо Шоты едва заметно вздрагивает. Один крошечный спазм, похожий на сломанный бетон, на трещины в черепе, он превращает его в беспомощного ребёнка, вынужденного полагаться на Всемогущего. Ещё никогда Шоте не было так неуютно смотреть кому-то в глаза. — Возможно, — уклончиво отвечает Яги. — Могу я..? — он поднимает руку. — Профессиональное беспокойство. Шота силой удерживает себя на месте, позволяя мозолистому большому пальцу погладить между бровями. Яги массирует кожу круговыми движениями, достаточно сильно, чтобы приподнять ему верхнее веко и кончик носа. Спазм проходит. — Я думал, проблема в мышцах. — М-м, — абстрактно, — нос отломался от глазниц. Вот эта часть, — он погладил под глазом, — немного провалилась внутрь. Я не смог бы полностью выправить её без дополнительного надреза. Но нужно было приберечь вашу энергию для руки, — извиняющим тоном поясняет он. — Некоторое время это место будет вас беспокоить. Он извиняется. За то, что не поковырялся в нём глубже. — Всё нормально, — выдавливает он и отстраняется. — Теперь я знаю. — Нужно было раньше рассказать, но пост-операционный уход — не самая моя сильная сторона, — говорит Яги, потирая шею. — За меня этим обычно занимается Исцеляющая Девочка. Простите. Шота невольно улыбается. В роли заботливого медбрата у кровати больного Яги смотрелся бы также нелепо как клоун на похоронах. — Я серьёзно. Всё в порядке. Ты же мне помог. Он оглядывает Шоту с нарочито-равнодушным выражением лица. — Полагаю, так и есть. Шота не очень скрытно сбегает от этого выражения. Яги очень явно позволяет ему.