Ревность

Взбудораженный неожиданной инвентаризацией и перспективой совместной ночёвки с Мормышкой, Ральф развил бурную деятельность по подготовке к задушевному вечеру. Сначала — это сменить постельное белье на ложе скорби, как обозвала его чудесную, скрипящую пружинами кровать, подруга. Пришлось мухой лететь в прачечную, которая в субботу принимала только до обеда, а там ещё выдержать пятиминутное препирательство, пока, наконец, ему не выдали мечту каждого домовца — цветное белье. Все в Доме от директора до последнего Фазана спали на белом, посеревшем от множества стирок белье с уродскими чёрными штампами на самых видных местах. И только иногда, не иначе как по недосмотру, кто-нибудь получал пододеяльник или наволочку с цветочками, между которыми грозно проглядывало слово «Минздрав». Сам Ральф удостаивался чести спать в объятиях министерства здравоохранения всего лишь пару раз: на яркой наволочке и под пододеяльником в мелкий зелёный букетик. А сегодня, после ожесточенного, практически рукопашного, боя с упрямой кастеляншей он выдрал и букетики, и ярко-розовых наволочек, и даже простынку в синенький узорчик. Завистливые взгляды и шепотки сопровождали его по коридору до самого кабинета. А уж ехидное замечание Шакала Табаки, сказанное вполголоса, но достаточно громко, чтобы он услышал, заставило почувствовать себя провинциальным ловеласом. Перестелив кровать и полюбовавшись на весёленькую разноцветную постель, Ральф подумал, что насмешек ему не избежать, конечно, но спать на новом хрустящем белье ей будет приятно. Осталось сходить в магазин и обеспечить беседу необходимым жидким топливом. Для порядка заглянул в столовую и пересчитал по головам всех своих оглоедов. Слепой и Сфинкс отсутствовали, но в этом не было ничего странного, поэтому Ральф не стал выяснять причину. Из бухгалтерии на весь первый этаж воняло сердечными каплями, слышались стоны и всхлипы, и он не решился туда заглянуть, чтобы уточнить у Мормышки какое вино брать. Винно-водочный ассортимент, наверное, впервые за последние десять лет поставил Ральфа в тупик. С Янусом они пили коньяк и чистые спирты, Шериф поклонялся пиву и беленькой, всякие женские посиделки и поздравления сопровождались шампанским. Точно, надо взять шампанского для разогрева. Теперь вино. А какое? Полки лоснились червлеными боками бутылок, призывно розовели и зажигали золотистые искры в стеклянных глубинах. Сухое, полусладкое, белое, розовое, красное. Какое?! Ну не возвращаться же? Значит, берем так: два красных: сухое и полусладкое, три белого (оно же легонькое), и два розового, как комплимент красивой женщине. Ральф посмотрел в тележку. Может, ещё чего покрепче прихватить? Кто знает, как пойдёт разговор, вдруг дойдет до слёз и неожиданных признаний? К строгим винным бутылкам запрыгнула пузатенькая бутылка коньяка с пятью звездами и прозрачная, как родниковая вода, водочка. Ну и по паре бутылок пивка светлого на утро и кефира, тут кто что больше любит. С закуской было проще, и Ральф грёб с полок всё подряд: нарезку сырную и мясную, огурцы, помидоры и апельсины, селедку под шубой в кулинарии и квашенной капустки с оливье, оливки и маслины, икру красную и белый шоколад, даже взял пакетик быстро-супа на всякий случай. В последний момент вспомнив, что у него нет приличных бокалов, он еще двадцать минут потратил на их поиски, и теперь выкладывал товары на ленту кассы. Невозмутимая продавщица, пробивая товар, предложила ему презервативы по акции, желтый ценник последний день. И он, не зная зачем, купил пачку. Пройти к себе в кабинет незамеченным было с самого начала невозможно. Поэтому Ральф особо и не таился, таща сумки, в которых музыкально позвякивало и булькало. На удивление в коридорах было пусто. Затащив первую партию пакетов, он вернулся в машину за продуктами и цветами, которые он неожиданно для себя купил на выходе из магазина. Пакет не выдержал и разорвался прямо на пороге кабинета, когда Ральф, держа цветы подмышкой, доставал ключ. — Вам помочь? — голос, проскрипевший сзади, заставил чертыхнуться сквозь зубы. Стервятник смотрел на розы в руках воспитателя и в его чуть выпуклых глазах плескалось удивление, разбавленное приличной долей презрения и вежливого интереса. Ральфу тут же захотелось сжевать цветы вместе с шипами и листьями. — Давайте, я подержу, — Стервятник забрал у него букет и теперь стоял, держа шипастые стебли на сгибе локтя. Тёмно-бордовые бутоны в когтистых руках вожака Птиц смотрелись странно и в то же время органично и уместно. Пока Ральф собирал рассыпанные по полу упаковки, Стервятник баюкал цветы на руках и что-то мурлыкал надменным розам. — Почему вы купили цветы такого цвета? Вопрос застал его врасплох, и Ральф чуть не выронил банку с маслинами. — Потому что других не было, — буркнул он в ответ, подбирая сыр и салями. — Купили бы хризантемы или герберы, гвоздики ещё можно — это очень мужской цветок. Ральф мысленно укусил себя за пятую точку. Не хотелось объяснять, что это был просто сиюминутный порыв, что он подумал, что ей будут приятны цветы и его неуклюжее внимание. Розы были только одного цвета, и продавец уговорил взять остатки, сделав скидку, а теперь Стервятник стоял с роскошным букетом и терзал его вопросами. — Это, знаете ли, очень не простой цвет, — продолжал просветительную лекцию Папа Птиц, пока он перетаскивал продукты от порога к холодильнику. — Такие бы цветы, к примеру, мог я вам подарить. — Почему это? — поинтересовался Ральф, пытаясь втиснуть к шампанскому банку пикулей и маринованных помидоров черри. — Это статусный цвет, он не кричит о страсти и вожделении в чистом виде, как это делают алые и классические красные розы. Крохотный холодильник «Морозко» не хотел вмещать все разносолы, приобретенные Ральфом, пришлось задействовать оконные рамы, уложив туда водку, сыр и ведерко с квашеной капустой. — У вас есть куда их поставить? — желтоглазый лектор прервался, наблюдая манипуляции воспитателя с окном. Ральф полез рыться в шкаф, где-то внизу была ваза, доставшаяся ему от предшественников вместе с кирзовыми сапогами, сачком для рыбы и подшивкой «Роман Газеты» за три года. — В этом цвете и высокий статус одаряемого, и уважение, почтение, глубокая привязанность и любовь, прошедшая испытание временем. Ральф даже приложился затылком об полку от таких слов. Добытый им глиняный сосуд был весь в паутине, но под слоем тысячелетней пыли угадывался орнамент периода династии Мин. — Такие розы нужно дарить женщинам-начальницам, а не молодым розовощеким юнцам в кудряшках и... Стервятник осёкся, наблюдая, как Ральф вытащил из кармана пиджака лимон, огурец и сильно измятую пачку сигарет. — И у вас тут десять роз — плохая примета, одну надо убрать. — Эти цветы для моей давней знакомой, — размеренно проговорил Ральф, вскрывая сигареты, — к ней я испытываю глубокое почтение, как ты сказал, уважение и даже любовь. Не знаю насколько она большой начальник, и сегодня мы с ней поговорим об этом, но одним кудрявым юнцом она командует это точно. Он ожидал, что Стервятник скривится, состроив кислую физиономию, но тот наоборот улыбался и всё перекладывал цветы, формируя букет по какому-то своему принципу. — Возьми себе один цветок. — С вашего позволения я заберу эту розу, — Птица вытащил из букета розу с полуоткрытым бутоном, — она выбивается из общего ряда. Я советую вам обернуть цветы мокрой бумагой и поставить в прохладное место, тогда они сохранятся в отличной форме. — Непременно, — заверил его Ральф, держа сигарету зубами. — И не курите, — продолжал напутствия Стервятник, — ваша знакомая, как я успел заметить, не курит, и цветы тоже не любят табачный дым. Очень хотелось уточнить, каким образом выживает флора на стенах третьей спальни, если там все дымят, как паровозы, но Ральф сдержался. Окурок был раздавлен в пепельнице, розы водружены в вазу, а Папаша уже хромал к выходу, держа двумя пальцами длинный темно-зеленый стебель с бархатно-бордовым цветком. Дверь за садоводом-любителем захлопнулась не полностью, и Ральфу было очень хорошо слышны восторженные вопли Шакала. — Боже мой, Стервятник, — верещал Табаки визгливым голоском, — откуда такая роскошь? Неужели сам подарил?! Это признание, поверь моему опыту, детка, это знак! Ну не шипи, Птица, не шипи. У нас, знаешь ли, только Слепой от Ральфа цветы получал. — Что значит какие? — не унимался Табаки, и Ральфу казалось, что они орут прямо в кабинете, специально изводя его своими воплями. — Ну у нас на окне фикус же облезлый стоит с пятью листами, помнишь? Это Р Первый Бледному подарил. Откуда я знаю, за что? Слепой его бережет и поливает регулярно. Тут Лорд повадился окурки в горшок цветику совать, так Слепой предупредил: если еще хоть один бычок в земле найдет, он ему руку сломает. — Выйти разогнать пакостников, что ли? — думал Ральф, слушая концерт под дверью. — Ах, такая роза, такая страстная роза, — не унимался ушастый Табаки, — ты ее засуши, Стервятник. И долгими зимними ночами она будет напоминать тебе о сладкой горечи первой любви. Вот, кстати, о любви, Ральф вспомнил про купленные презервативы, почему-то их не оказалось в пакетах, когда он их разбирал. Может, сунул в холодильник вместе с продуктами и не заметил? Точно помнил, что положил пачку в карман куртки. — Ах ты ж, стервец белобрысый, — ругнулся Ральф, прекрасно понимая, что украсть мог только один человек, — тебе-то они зачем?!