Вернувшийся

Утром голова болела, словно вчера была большая пьянка, а потом его кто-то побил. Путь от гостиной до спальни стерся из памяти. Нога, на которой лежала голова отца, едва поднималась. — Тринадцать часов сна убьют тебя вернее тринадцати часов недосыпа, — зло сообщил Юлиан своему бледному красноглазому отражению. — Так тебе и надо. К завтраку он спустился более-менее проснувшимся, по пути столкнувшись со скорее бодрящейся, чем бодрой Фредерикой. — Адмирал не у тебя? — спросила девушка. — Обошла уже весь дом, покискискала каждую дыру. — Ночью был в гостиной, а потом куда-то смылся, наверное, — припомнил Юлиан. — Он не большой любитель улицы, так что просто где-то прячется. Он тяжело пережил переезд. — Да уж, к корму так и не притронулся, — Фредерика кивнула на полную чашку. — На моей кухне даже консервы невкусные. — Зато сэндвичи у тебя получаются просто супер. Чтобы не бередить Фредерике душу, Юлиан не стал развозить готовку, а просто поджарил им омлет с беконом, грибами и зеленью и намазал джемом тосты. Одну треть по-честному отложили адмиралу Яну, которому не нужно было на работу к девяти и который не собирался просыпаться раньше половины одиннадцатого. — Надо будет попробовать испечь ему блинчики, — больше для себя, чем для Юлиана заметила Фредерика. — Он вроде бы ел их позавчера. — У него же аллергия на мед, — нахмурился Юлиан. Он еще помнил свой печальный опыт изготовления блинчиков и то, как адмирал Ян в течении десяти минут сначала начал кашлять и задыхаться, потом покрылся сыпью, как диатезный ребенок, а потом двое суток дрых, прикрываясь тем, что на него антигистаминное так действует. — Да? А я не заметила, — пожала плечами девушка. — Все было в порядке. «Это не адмирал Ян», — сказал сам себе Юлиан. Пора было посмотреть правде в глаза. «Это не адмирал Ян», - и пора вывести эту тварь на чистую воду! Перед тем, как уехать на работу, он нарисовал сложный непонятный знак из терраистского логова на обратной стороне двери в свою комнату. — Слышал, ты хотел пообщаться с живым терраистом — их у нас сегодня три десятка, — сквозь зубы отрапортовал Шенкопф. — Приезжай, удовлетворишь свое любопытство, может, услышим что-нибудь новое кроме «Терра наша мать». — Достали? Шенкопф выругался. Вряд ли терраисты достали Шенкопфа сильнее, чем аудит в министерстве финансов достал Юлиана, так что, когда настала пора обеденного перерыва, Юлиан бросил Кассельна и Фредерику и помчался в штаб-квартиру СБ. — Кто у них там самый экзальтированный? — спросил он, разглядывая стопку из вновь заведенных личных дел. — Но чтобы с мозгами. — А чтоб я знал, они же кроме, мать их, Терры никого не поминают, а образование ни у кого на лбу не написано. Если по одежкам судить, но вот эти повыше в иерархии. Юлиан выбрал себе для общения полноватого лысеющего мужчину с глазами школьного библиотекаря. — Что это такое? Он заученными уже движениями нарисовал комбинацию прямых и изогнутых линий с точками. Терраист посмотрел на него больными глазами. — Я ведь не прошу вас разглашать какую-то жизненно-важную для культа Земли информацию. Адреса, пароли, явки можете оставить для полиции и СБ. Просто расскажите мне нравоучительную историю, кем надо быть, чтобы на твоей двери нарисовали вот такой символ. — Вы не понимаете, не понимаете, о чем говорите, — вымолвил он. Юлиан наклонился к этому человеку через стол. Так близко, что стали видны расширенные от ужаса зрачки. — Так объясните мне. Мой отец в беде, и я думаю, вы один из последних людей на свете, который может ему помочь. — Вы не понимаете… — Иногда это к лучшему, — повторил Юлиан сказанное Яном сегодня ночью. Он догадался кое о чем. Прозрачный же был намек с этими расколотыми фотографиями. Пропасть, что не перешагнуть, а даже если постараться искусственно склеить — останется след, который не замажешь и не затрешь. И не отмахнешься. С мертвецом нельзя жить, даже если очень его любишь. Особенно — если его любишь. — Существует особая порода людей, — дрожа и запинаясь сказал терраист. — Не волшебники в том смысле, какой вкладывает обыденное сознание, но есть в них что-то — никто не знает, как это назвать. Они просто очень добрые и светлые. Со своим внутренним светом. Он замолчал, глядя в стол и шевеля губами. Юлиан не торопил, он уже понял, что этот человек все ему расскажет. — Считается, что они… если достаточно сильны духом, могут стать аватаром для какой-либо высшей сущности. И тогда кто-то достаточно просвещённый, понимающий в знаках и заклинаниях, сможет управлять этой сущностью, заключенной в оковы человеческой плоти. Но… вы поймите, это только считается. Никто никогда не проверял. — Отнюдь, — Юлиан расцепил зубы. — Кто-то решился проверить. — И преуспел? — Я не знаю. Я верно понял, что с помощью этого знака можно управлять тем, что впихнули в тело вашего «особенного» человека? Какая же роль отводится носителю? — Сущность носителя со временем сгорает. Никто не выдержит такого соседства слишком долго, — ответил мужчина. — Я думал, это сказки для паствы. — Ведите себя хорошо и станете достойными для воплощения матери Терры? — В общих чертах… — Чего же тогда вы так испугались? — Я не знаю очень многого, — снова заюлил мужчина. — Ходили слухи… Никто ничего не знал достоверно. Вроде бы как одно из отделений церкви было уничтожено на Хайнессене. По времени… ну, что-то очень недолго после Изерлонской битвы. Он замолчал, очумело глядя на Юлиана. — Неужели… — Какое подразделение было уничтожено? — нажал Юлиан. — Они как раз специализировались на магических практиках. Можете поверить, их считали экзальтированными идиотами, — человек сам не знал, что почти дословно повторил свою характеристику, и Юлиан с трудом подавил усмешку. Не время и не место, хотя смеяться хотелось ужасно. — Но все они погибли… страшной смертью. Говорили, там было месиво. Одного адепта просто размазало по стене, требуха висела на люстре, у другого вырвали нижнюю челюсть. — И вы все перетрухнули? — А вы бы нет? Так значит, — в его голос проскользнули расчётливые интонации, — значит, волшебник Ян? Все же волшебник… — Не смей произносить его имя. — Тихо, бесцветно, но терраист испугано отшатнулся — и не зря. Все заволокло, как тогда, на Леде. Юлиан хотел убить, причем вот так же, жестоко, как были убиты те твари, которые посмели… Которые сделали что-то с его отцом. Разорвать пасть, выдавить глаза, развесить потроха на трубе отопления за неимением люстры… Он не сделал ничего ужасного. Откинулся на стуле, сложил руки на груди. — Сейчас вы подробно и обстоятельно расскажете мне, как, согласно вашим говеным сказкам, вернуть все на место, как было. «Посмотри на меня», — говорил Ян во сне, только Юлиан его не слушал. Смотрел — и видел того же самого человека, что и раньше. Родные черты, знакомые жесты. Было же это — этот незнакомый, «внутренний» свет, легкая аура того, кто не здесь и не отсюда. Но как такое можно разглядеть, если не знаешь, куда смотреть? Если так хочется верить, что судьба в кои-то веки отсыпала на сдачу не горя и боли, а чистого счастья, которое бывает только в детстве. Этот яйцеголовый подонок со взглядом библиотекаря сказал, что носителя стирает полностью где-то за год. Кого-то быстрее, кого-то медленнее — клинических испытаний, понятное дело никто не проводил. Шанс еще есть. Пятнадцать минут в любом случае ничего не изменят. Он застонал и откинулся на сидении автотакси. Побоялся садиться за руль — включил автопилот. Хотелось гнать, играя в шашечки с ползущими в общем потоке машинами, но руки только что не тряслись, а сжать-разжать — поди попробуй. Нечего было тянуть до вечера. Вечером дома будет Фредерика, а Юлиан не смог бы ей объяснить. Мало того, что звучало достаточно бредово… Нет, второй раз говорить ей, что Ян, возможно, мертв... Он не нанимался. Он эгоист, но он не нанимался. Еще снизу Юлиан разглядел худощавую фигуру в окне. — Адмирал Ян, вы не могли бы зайти в мою комнату, — крикнул он, уже поднимаясь по лестнице. Чуть притормозил, услышал неуверенные шаркающие шаги. — Что-то ты рано, — заметил Ян. — Как Фред? — Она в порядке. Черт его знает, зачем Юлиан решил ответить. Знал ведь, что перед ним не Ян (или не-совсем-Ян или совсем-не-Ян). Но кто бы там ни был, он ведь не сделал им ничего плохого. Никаких потрохов на люстре. Он зашел к себе, увидел неуверенно застывшего посреди комнаты отца, закрыл за собой дверь. Ян улыбнулся, глянув ему за плечо. — Я всегда знал, что ты очень сообразительный, Юлиан. И ты умеешь доверять своей интуиции. Совсем другие интонации. Что бы оно ни было — оно больше не пряталось. — Что… — он хотел спросить: «Что ты такое?», но в последний момент передумал. — Как мне тебя называть? — Мне нравилось, когда ты называл меня адмирал Ян. — Ты не он. — И он тоже, — сущность очень знакомо покачала головой. Сзади него вспыхнула на мгновение дверь. Он обернулся, увидел, как плавится пластик на месте знака. — Не люблю эту гадость, — лицо адмирала Яна на мгновение приняло мученическое выражение. — Твоя мазня для меня безвредна, перманентный маркер для таких вещей не годится, нужны фосфор, кровь, поверх специальное заклинание, а кроме того — осознанное желание обладать. Но все равно… — он улыбнулся, — нервирует. Знал ли про это терраист? Просто забыл упомянуть или, не будучи повернутым на магии, просто не придал этой информации значения? — С помощью нее тебя удерживали в том подвале, — сказал Юлиан. Ответ был очевиден, но все же. — Не только удерживали — собирались заставить делать страшные вещи. Если бы не адмирал Ян, я не смогла бы сопротивляться, и случилось бы много чего плохого. — А что ты можешь кроме как рвать людей на части? Оно грустно покачало головой. — Мне это совсем не понравилось, если хочешь знать. Я не люблю кровь, я не убиваю. Это все твой отец. — Неправда! — Не в том смысле, что ему это нравилось. Просто мы поняли, что слабеем, что скоро начнем им уступать или умрем. Решили идти на прорыв, но среди этих монстров нашлась парочка действительно талантливых волшебников. Даже убив всех, мы не смогли освободиться. Там было очень страшно и одиноко. — Он еще здесь? — борясь с дрожащим голосом, выдохнул Юлиан. — Да, обычно аватары столько не живут, но он особенный. Мне кажется, у нас даже вышло что-то вроде диффузии. Я теперь вас очень люблю. Тебя, Фрэд, Дасти, Кассельнов, Вальтера и его рыжую дочку. Даже Адмирала, хотя он вряд ли когда ответит мне взаимностью. В этом теле легко любить, мечтать, созерцать - и тяжело ненавидеть. Юлиан почувствовал, как немеют кончики пальцев. Ян все еще был там, внутри своего тела. Измученный противоестественным соседством, но все же живой. — Так кто ты? - спросил он куда доброжелательнее. — Разве не очевидно? Мать ваша великая Терра, - в мягкой улыбке действительно было что-то архетипически женское. - Земля в духовном своем проявлении. Кого еще они могли позвать, когда пришла пора решительных действий? Мое мнение, как ты понимаешь, не учитывалось. — Тебя заставили. — Представь себе, что вчера ты бегал, где хотел, и делал, что хотел, а сегодня посреди ночи к тебе ворвались неизвестные, представились твоими почитателями, а потом завязали тебе глаза и уши, все конечности запаковали в гипсопласт, а в рот засунули кляп. Плоть для меня обременительна, сплошные ограничения. Даже в дом без приглашения не войдешь. — Почему теперь ты не ушла? Тебя ведь ничто не держит. Ян покачал головой. — Что-то держит, мы не можем разъединиться. Мне в этом теле все незнакомое, а твой отец сейчас не может правильно воспринимать реальность — слишком много помех. В нем что-то поменялось, есть какой-то якорь, но мы не знаем, что это. «Посмотри на меня». Юлиан чуть не застонал от досады. — Я смотрел на него добрую сотню раз… ничего не вижу. — Да, даже Фрэд не заметила разницы, а уж она знает это тело лучше тебя. Юлиан сел на пол, облокотившись о дверь — от нее еще тянуло паленым — положил подбородок на колени. Ян тоже сполз на пол, сел напротив. — Я думаю, у нас не такая уж плачевная ситуация, — сказал он. — Я теперь почти уверена, что ему ничего не грозит. То есть, его личность не стирается, мы как-то притерлись друг к другу. Вот если бы вышло так, что меня в него не вселили… Ты бы видел рану. Верная смерть. А так мы еще поборемся. Он видел ту рану. Обычная, бластерная. Крови только много, но что тут удивительного — задело артерию. Отец умер бы от шока и кровопотери, почти наверняка. На Леде был медблок, но не было врачей, а Розенриттеры плохие хирурги. Они бы его не спасли. Терра спасла. Должна была убить, но спасла. Только шрам уродливый остался. — Шрам. Он новый, раньше не было. Ян расстегнул ремень, спустил брюки. Юлиан сначала отвел глаза, а потом плюнул: оно даже не человек и понятия не имеет о приличиях, а уж ему ради адмирала стоит и подавно на них забить. — Нашла! Дай руку! Чувствуешь? Весь он был холодный, даже кисть, которая ухватила Юлиана за запястье, была ледяной, но шрам пульсировал и был обжигающе горячий. — Оно внутри, эта дрянь, которая меня держит. Дай мне что-нибудь острое! — Нет, постой, — теперь Юлиан схватил адмирала за запястье. — Можно поехать в больницу, сделать сканирование. Ты сама говорила, что теперь нет смысла торопиться. Пусть это, что бы то ни было, достанет хирург, в операционной, где адмирал не истечет кровью, когда ты его оставишь. — Я вылечу все быстрее и лучше любого хирурга, — возмутилась сущность. — А рискнуть все равно придется, потому что и войти, и выйти можно только встав на грань между жизнью и смертью. И мне, и ему. Придется рискнуть. — То есть я должен просто сидеть и смотреть, как он истекает кровью? — Ты можешь выйти и подождать за дверью, но, думаю, ему будет спокойнее, если ты будешь рядом. Юлиан крепко зажмурился. — Поклянись, что с моим отцом ничего не случиться, — сказал он, не открывая глаз. Он не смог бы сейчас посмотреть на это лицо. Мучительной была мысль, что он, возможно, сам его убивает. — Ты все равно не сможешь ни заставить меня, ни проконтролировать, — покачала головой сущность. — Придется поверить мне на слово. — Я и прошу от тебя простого человеческого слова. Свет в ее глазах на мгновение вспыхнул и почти сразу спрятался обратно. — А ты ведь волшебник не меньше, чем твой отец, дружочек, — в ее улыбке было мало человеческого. — Это старая магия. Древнее даже, чем я сама. Меня можно принудить к чему-то, убив пару сотен девственниц в полнолуние и запятнав свою душу черными заклинаниями. А можно просто попросить. По-человечески. От всего сердца. Не за себя, а за другого, ничего не ожидая взамен. Эффект будет тот же. Я обещаю. — Я схожу за хирургическим набором, — сказал Юлиан.