От Второй Мировой.

Две недели после… Больно…на шею давит тяжёлый, железный ошейник если не правильно лечь то шипы, что направлены внутрь будут приносить дополнительную боль поэтому голову можно повернуть только под определённым углом. Земля вся промёрзла, Петербург прикрыв глаза проводит замерзшими пальцами по земле, вычерчивая непонятные загогулины. Что-то холодное касается тела, маленькими точками, Санкт-Петербург заинтересовано смотрел на тёмное небо от туда падал первый снег «надо же не тает» подумалось русскому. Он перекрыв глаза вслушивается в окружающий его шум, разговоры на немецком и финском, смех, пьяная речь…звук автомобиля, после шаги что остановились рядом. Только вот Петербургу не хотелось открывать глаза, чтобы убедиться что это не очередная слуховая галлюцинация. Вот он сейчас немного поспит и…  — Ваш пропуск, господин. — Хельсинки, отдал пропуск виде Карты с его фотографией и машина тронулась на территорию корпуса, смотря в окно он видит вечерний патруль Берлина, на территории практически пусто. Хельсинки вспомнил первый свой зимний вечер с Петербургом, им тогда было так хорошо вместе они разговаривали, гуляли по улицам города, лепили снеговика, а после вернулись домой и день завершился горячим кофе с корицей, они заснули на диване под звук греющего камина от столь тёплого воспоминания появилась тёплая улыбка. — Остановите машину. — приказал Хельсинки приметив человеческое тело рядом с рослым дубом, что был недалеко от южного корпуса. Выйдя из машины финн, быстрым шагом направился к телу частично покрытому снегу с каждым шагом нарастала тревога и вскоре она оправдалась. Перед финном предстала картина: длинная цепь и ошейник, сомкнулись на хрупкой шее его Питера. — Петербург, слышишь ли ты меня? Очнись пожалуйста. — тихо пробормотав Хельсинки, приподняв холодное тело, теперь он остро ощутил как сильно боится потерять для себя это воплощение. Проверив пульс, он выдохнул ещё не всё потеряно, приказав принести ключ от ошейника он сняв с себя пальто и накинул его на худые плечи Петербурга. Вскоре освободив тело от оков, он приказал своим людям возвращаться обратно, путь был долгим, но Хельсинки и не думал расстраиваться, он проведёт время рядом с любимым воплощением. Уложив русского рядом, себе на колени поглаживая макушку. Окунувшись в свои не совсем позитивные мысли Хельсинки и не заметил как, он приехал домой. Отпустив своих людей обратно к немецкому лагерю, финн наконец смог остаться один на один с русским. В голове теснилось множество беспокойных мыслей, страх быть пойманным Берлином или же то как отреагирует Петербург на него. Наполнив ванну тёплой водой, он осмотрелся в поисках полотенца. Хельсинки, услышав падение стёкла на пол тут же ринулся в гостиную где оставил бессознательное тело Петербурга на диване. Петербург, держится за руку, прижавшись к дивану на полу видимо очнувшись русский хотел сбежать, но ноги его подвели и державшись за стол, он опрокинул вазу. Хельсинки, аккуратно делает шаг, чтобы ещё сильней не напугать «брата». — Тише, я не причиню тебе вреда. — Петербург, замученно посмотрел на него и опустив послушно голову сказал, что не будет сопротивляться действиям финна. Хельсинки, смог спокойно выдохнуть и взяв аккуратно хрупкое тело направился в ванную комнату. Усадив на стул, он принялся снимать остатки одежды с Петербурга, русский лишь отвернулся закрыв глаза и немного покраснев. — Верь мне. — тихо сказал Хельсинки, поцеловав ногу с которой упала последний элемент одежды, тело погружённое ванну ощутимо расслабилось и это не могло ни обрадовать финскую столицу, с души будто сняли тяжкий груз. Предупредив русского, что вскоре вернётся Хельсинки пошёл обустраивать комнату и искать аптечку, чтобы хоть немного облегчить боль. Петербург остался на один со своими мыслями, он не понимал Хельсинки и это пугало русского, а если финн хочет расположить его к себе своей заботой, а потом причинит двойную боль Питеру, чтобы повеселиться? От этих мыслей навернулись слёзы, такое уже было в его истории и те душевные раны до сих пор в нём живы, он так хотел просто человеческого счастья. Питер, погрузился с головой в ванну, чтобы хоть как-то очистить свои мысли. А тем временем Хельсинки уже подготовил комнату и был вполне спокоен, главное что сейчас между ними никого не было и можно вполне спокойно стабилизировать их отношения. Как же Хельсинки перепугался увидев как Питер полностью ушёл под воду, но всё к счастью обошлось. Петербург, был окружён мягкими подушками и укутан тёплым одеялом, синяки, раны были обработаны оставалось только накормить русского пюре и напоить куриным бульоном, чтобы предотвратить возможные проблемы с лёгкими. — Давай ещё немного. — Хельсинки, пробует впихнуть в Питер ещё ложечку картошечки, но тот упрямица говоря, что уже наелся, а ведь тарелка даже на половину не пуста! Всё же, он не хотел его заставлять и уложил спать поцеловав в лобик, Петербург. Хельсинки прикрыл дверь и через час уже спал мечтая о завтрашнем дне, представляя как потихоньку будет сближаться с юным Петербургом. Но не тут то было… Звук сирены разбудил Хельсинки, вскочив с кровати он было хотел посмотреть, что происходит снаружи как тут в комнату врываются два немца из патруля Берлина, света с коридора вполне хватило, чтобы разглядеть эти серьёзные лица. — В чём дела, господа? — Просим вас проехать с нами в штаб, господин Хельсинки по приказу мистера Берлина. — из коридора в свет вышел Берлин, который затеял этот цирк, смерив своего коллегу недобрым взглядом заявил: — Я не люблю когда забирают мою вещь и ты об этом прекрасно знаешь, Хельсинки. Отныне я не нуждаюсь в твоей помощи по блокаде Петербурга, завтра ты покинешь территорию моего лагеря и тебе будет запрещено как либо контактировать с Питером. — Но ты же сам…сказал что хочешь избавиться от него. — не унимался Хельсинки, он ещё не когда не был так близок к провалу. Берлин, хотел было ответить, но тут из соседней комнаты послышались крики и ругань на немецком, вскоре они утихли и тут же в комнате появились ещё подчиненные Берлина с Петербургом на руках, которого накормили снотворным по видимому. Берлин, принял легкое тело русского себе на руки и с улыбкой искушения направился к выходу.Хельсинки охватила буря эмоций, он не верил происходящие и это картина уходящего Берлина с Петербургом на руках, навсегда сохранилось в памяти как напоминание того, как легко он потерял того кого однажды…полюбил. Питер помнит много крови, собственные крики заглушала пульсирующая боль, что разносилась по телу электронными разрядами, перед глазами белоснежная ухмылка…раз за разом ощущения как его нутро вновь наполнили чем-то горячим…чужие руки крепко держат не давая и вдохнуть глоток воздуха. Как давно, он здесь и что за голос который не даёт покоя терзая его каждую ночь?