Бронебойные васильки

Истерика моя была тихой, но достаточно продолжительной. Я слышал, как шумит рация, извещая меня о новом вызове, но не поднимал ее. Мне было до того страшно, что руки дрожали. Слезы скатывались по щекам обильными ручьями, смачивая ладони, в которые я уткнулся лицом. Сколько я так просидел не знаю, но когда истерика прекратилась, я почувствовал, что замерз. На неизвестный мне провинциальный городок опускались сумерки. Я встал, раненая рука окончательно онемела и казалась бревном. Утерев тыльной стороной ладони здоровой руки дорожки от слез на своих щеках, я наклонился и поднял рацию, засунув ее в карман. Прибор молчал. Я поплелся в сторону дома, в котором укрылись спасенные. Все тело ныло, напоминая о нелицеприятной встрече с землей. Хорошо хоть рюкзак смягчил удар, иначе я мог так просто не отделаться. Тело болело неимоверно, а голова раскалывалась. Плечо словно огнем жгло, спину саднило, в общем, ощущения не из приятных. Я приоткрыл глаза, встретившись взглядом с лицом своего врага и тут же очнулся. Дернувшись, я сделал попытку сесть, но СССР грубо толкнул меня обратно на кровать и надавил рукой на грудь. Сразу стало больно. Я скорчился и зашипел. - Хорошая попытка, сученыш, но теперь тебе будет только хуже. - Сказал Союз, сжимая рукой мое больное плечо. У него самого я разглядел повязку из эластичного бинта на левой ладони. И повезло же ему. - И что ты мне сделаешь? - Я скривил губы в злорадной ухмылке, с ненавистью глядя на него, но в душе зашевелилось нехорошее предчувствие. - Потом узнаешь, а сейчас, - он отпустил мое плечо и достал из кармана какую-то бумажку, сложенную в несколько раз. Когда он развернул ее, то я понял, что это какой-то документ. Потом русский достал из другого кармана ручку и протянул ее мне, - подпишешь это и все будет хорошо. - Ага, так я и подписал, что это? - спросил я. - Пакт о твоей капитуляции. Я, конечно, могу обойтись и без нее, но всем будет куда проще, если ты это подпишешь. - ответил мой злейший враг. - А не пойти ли тебе лесом? - язвительно осведомился я. Это было глупо, от полного разгрома меня почти ничего не отделяло, но если бы я подписал этот документ, то признал бы свое поражение, чего я делать не хотел. - Сам напросился. - СССР ударил меня кулаком в пах. Я рефлекторно сел, согнувшись в три погибели и обхватив руками живот, а коммунист приподнял мою голову за волосы, смотря прямо мне в глаза. - Все еще не изменил свое мнение? - Мое мнение таково - ты намного хуже своего отца, он был бы противником получше. - выплюнул я, с удовольствием увидев, как Союз мгновенно поменялся в лице, но от его прожигающего взгляда мое сердце закрался неприятный холодок. В палате стало тихо. Русский смотрел на меня так, словно хотел испепелить. Улыбка постепенно стала сползать с моего лица. А СССР словно застыл. Я смотрел в его зеленые глаза и начинал медленно тонуть в них. Большевик же, продолжал пялиться на меня ненавидящим взглядом, а я уже и не знал, каким смотрю в ответ. Впрочем, я быстро вышел из ступора и дернул головой, вырываясь из хватки Советов. Его рука, до этого крепко сжимавшая прядь моих волос, сейчас без особого сопротивления выпустила их. Хлесткая пощечина обожгла щеку. Странно, но я даже обрадовался этому. Все лучше чем это безмолвное созерцание. Хотя последствия "включения" Союза не пошли мне на пользу. - Ты пожалеешь об этих словах, тварина! - второй удар не заставил себя долго ждать, третий тоже подоспел достаточно скоро. Уже через минуту я пускал кровавые пузыри и думал, что скоро помру. Попытки как-то укрыться от ударов или дать отпор никак не останавливали разъяренного русского. Под конец он схватил меня за шею и начал душить.Я забрыкался, отчаянно пытаясь вырваться, но ладони большевика только сильнее сжали мое горло. Глаза начал застилать кровавый туман, руки, все еще пытающиеся разжать железную хватку СССР, ослабли, легкие разрывались от нехватки кислорода. - Отпусти... - прохрипел я, в предсмертной агонии делавший последние попытки спасти свою жалкую жизнь. Подумать только, совсем недавно я сам хотел лишить себя ее. Выходит, я по-прежнему хочу жить. К моему удивлению, отчаянная просьба была услышана. Руки Союза разжались, я начал судорожно глотать воздух, казавшийся теперь манной небесной. - Я даю тебе последнюю попытку, Третий Рейх, - начал коммунист. Официальный тон его речи хлестнул меня похлеще кнута. Раньше он называл меня просто Рейхом, бывало даже, что проскальзывало в его речи так не любимое мной прозвище. Тройка. Как же я его ненавидел, а сейчас мне почему-то так хочется, чтобы он снова назвал меня так, даже не смотря на то, что сердце мое так и горит от ненависти при одном упоминании его имени. - Если ты не подпишешь пакт, то сдохнешь прямо в этой палате! И я не шучу. - Как бы в подтверждение своих слов, Союз достал пистолет и, взведя курок, направил его на меня, другой рукой вновь протягивая злосчастный документ с ручкой. Я сглотнул. Смерть, конечно, была бы лучшим выходом из ситуации, но сейчас я немного отошел от осознания неминуемого поражения и те мои действия в горящем Рейхстаге мне-самому казались довольно глупыми. Поэтому я, морщась протянул руку и забрал пакт о капитуляции. Подписывать бумагу, когда плечо твоей рабочей руки проколото, было очень и очень больно, но я терпел. С совершенно спокойным лицом я оставил свою подпись на собственном приговоре и отдал листок СССР. Тот победно улыбнулся и вышел из палаты, позвав ко мне врачей. Я оскалился и зарычал, сжимая кулаки так сильно, что побелели костяшки. Не хватало еще этих воспоминаний! Мое сознание что, решило меня окончательно добить?! Стирая дорожки, вновь накативших слез с лица, я понял, что продолжаю мелко дрожать. Дальнейшую дорогу до временного укрытия я почти не помнил. Все происходило словно в тумане. В памяти отпечаталось лишь удивленное лицо Гриши, когда я ввалился в квартиру. На звук открываемой двери вышла молодая мамочка, да так и замерла, глядя на меня. Следующим высунулся Петя. Послышались приближающиеся шаги детских ножек. - Отвлеки их, - сказала мамочка Пете и тот мгновенно скрылся в коридоре. Она же бросилась ко мне. Я скинул с себя рюкзак и безвольно сполз по стене. Женщина суетилась вокруг меня, обрабатывала раны и ссадины, а я сидел, подобно сломанной кукле и только и делал, что дышал и смотрел пустым взглядом в пустоту. Когда все было обработано, я все еще продолжал сидеть, почти не подавая признаков жизни. Молоденькая мамаша тихонько поднялась и вышла, а Гриша протянул мне стакан воды. Я залпом выпил жидкость и встал. - Я...я...мне...нужно побыть одному. Дай ключи от крыши и от решеток на лестничных клетках, - хрипло сказал я. Мне сразу же протянули связку ключей. - Благодарю, - ответил я, выходя из квартиры. Взгляд упал на надпись "Кайноzой - конец человечества" на стене. Что за идиот это написал? Ах да, я... Несколько пролетов спустя я оказался на крыше. Прохладный ночной воздух окутал меня целиком. Я прошел к самому краю крыши и сел, свесив ноги, словно отпетый суицидник, устремив взор в ночное небо. Меня встретили мириады звезд, сегодня особенно ярких, но совсем чужих. Помнится, также я сидел на крыше нашего родового поместья, всхлипывая от обиды, после очередной выходки Веймара. Также смотрел на звезды. Но то были совсем другие, мои звезды. Их я знал с детства. На них смотрели моя мать и мой отец, их родители и их родители тоже. Все мои предки, вплоть до самых далеких и древних устремляли взгляды в это небо, гадая, что преподнесет им будущее. Эти звезды освещали просторы моей родной земли, родной по праву. Они слагали другие созвездия и скопления, совсем не похожие на те, что смотрели сейчас на меня с неба. Они были мне родными. И все-таки, я никогда не думал,что такое может произойти в принципе. Это возможно только в дешевых триллерах и голливудских фильмах, но все же, сейчас внизу толпами бродят живые покойники, а я ,окровавленный и напуганный, лихорадочно пытаюсь понять, почему я выжил в этой мясорубке. В голове роятся догадки, но вот какая из них верна, а какая бред сивой кобылы? Как мне найти ту самую единственно правильную, не ошибившись? Внезапно, я зашелся в приступе жестокого кашля. Легкие словно рвало изнутри. Я кашлял и кашлял, понемногу задыхаясь, а гортань моя разрывалась от боли. Но вот, из глотки вместе с потоками крови вырвался лепесток, а за ним и целый бутон, упавший прямо мне на ладони. Сердце пропустило удар. В последней надежде на то, что мне показалось, я опустил голову. Черт. В моих руках лежал окровавленный василек и небольшой белый лепесток, предположительно яблоневый. Мне вспомнился Коля и то, как зомби реагировали на него. Все догадки, толпившиеся в голове мигом отсеялись. Вот и ответ на так мучивший меня вопрос. Мертвым не нужны обреченные. Но...как? Ханахаки чаще всего болеют те, кто касался цветов из тела другого больного. Но я ведь не касался таковых? Так ведь? И тут я снова замер, кое-что вспомнив. Я сидел под раскидистой вишней, наслаждаясь ароматом цветущего дерева. Это место было неподалеку от нашего дома, но сюда мне ходить категорически запрещалось, а сама полянка была огорожена высоким забором. Но я не слушался отца и старшего брата и продолжал прятаться здесь. Ведь тут меня никогда не искали и я мог спокойно провести несколько часов. Весна давно уже наступила, я сидел в тени раскидистой вишни и плел венок из одуванчиков. В волосы я заколол розоватый цветок. - Рейх! - я вздрогнул. Ко мне мчался Германская Империя. - Рейх, мать твою, а ну быстро ушел оттуда. - я сглотнул. Мой отец был ярым сторонником аристократского поведения и услышать от него подобные словосочетания было почти невозможно. Поэтому, я быстро подбежал к ограде и вылез через свой секретный лаз, где меня уже ждал разъяренный отец. - Вы что-то хотели, папенька? - стараясь не заикаться, спросил я. - Разве я не запрещал тебе сюда ходить? - задыхаясь от гнева спросил ГИ. - З...запрещал, - пролепетал я. Отец замахнулся и со всей силы ударил меня. Вишневый цветок слетел с волос, я заплакал, а Империя схватил меня за ухо и потащил в дом. Потом меня знатно выпороли. А после таскали по врачам, хотя я и не понимал зачем. После этого случая вишневое дерево срубили, а я часто ловил на себе горестные взгляды отца, очень удивляясь тому, что он жалеет меня. Меня забила крупная дрожь. У меня никогда не было матери, но служанки часто рассказывали друг другу историю о несчастной девушке-дворянке, что вышла замуж не по любви. Но девушке не повезло вдвойне и она заболела ханахаки, от которой впоследствии и скончалась, став прекрасным цветущим деревом. А что если эта девушка - и есть моя мать? Отец никогда не отвечал на мои расспросы о ней, слуги тоже молчали. Даже Веймар отказывался мне что-либо говорить, хотя мне иногда и удавалось уломать его и тот рассказывал мне разные истории о нашем роде. Но...допустим, я уже давно заражен этой болезнью, я ведь никогда не любил. Взгляд упал на белый лепесток, рядом с васильком и меня замутило. Страшная болезнь от неразделенной любви - ханахаки, постигла меня, а я даже не понимаю, кого люблю. Вспомнился один случай, которому я стал свидетелем на войне. Молодой парень-танкист горячо любил девушку, но она об этом не знала. Юнец не успел сознаться ей в чувствах, как был мобилизован. Позже, он с удивлением обнаружил, что его мучают сильные приступы кашля, а цветы не заставили себя долго ждать. Вскоре его тело сплошь покрывали ромашки и незабудки. Еще одна примета, привязывающая ханахаки к любовным болезням. На теле больного растут исключительно два типа цветов. Любимые цветы парня и любимые цветы девушки. С этим недугом можно прожить не более полтора месяца. Дальше, больной либо исцеляется, либо цветы в один миг просто разрывают его на части, словно несчастный проглотил гранату, превращая тело в сплошные цветы. Но эти цветы дьявольски. Не даром они способны пробиваться сквозь кожу и плоть. Никто не изучал их, так как они заразны, но эти цветочки способны прорасти через все что угодно, чему я и стал свидетелем на войне. Так вот, пареньку как-то удавалось скрывать факт болезни, но все всплыло, когда танк загорелся во время операции. Весь экипаж спасся, кроме него. Он остался прикрывать бегущих товарищей и сгорел сам. Позже пошел дождь, не давший боевой машине взорваться и тогда бойцы стали свидетелем такого зрелища - весь танк покрывали цветы, проросшие сквозь броню. Ромашки с незабудками. Это было поистине жутко. Я поднес белый лепесток к носу и понюхал. Он сразу же выпал из рук. Это был без сомнения лепесток яблони, а на ум мне приходил только один человек, любящий эти цветы. К сожалению, мой дорогой враг-ушанконоситель и этот человек были одним лицом. Зашумела рация, не хило меня напугав. Позывной я принял, замешкавшись. Новости мне сообщили весьма не радостные. За нами не могут выслать вертолет, но недалеко от городка есть поселок, куда с базы могут отправить машину. Мы должны попытаться туда добраться. На этом связь прервалась. У меня опустились руки. Я не знал, что скажу людям, укрывшимся вместе со мной в этом доме. Был нужен план, но моя умная голова, как назло не могла ничего придумать. Прав был Шиллер в своих высказываниях. Злодеи хитроумны до тех пор, пока им приходится иметь дело только с головой, а стоит им столкнуться с сердцем - злодеи мгновенно глупеют! А я и есть самый настоящий злодей. Злодей, полюбивший своего врага.