Бронебойные васильки

В центр города мы решили не заезжать, там и аварий больше было и мертвецов. Я вместе с Коляном трясся в кузове внедорожника с автоматом на изготовку. Женя аккуратно вел авто по окраинам городка, где машин и аварий было существенно меньше. Мы проезжали старые "хрущёвки" и серые панельные девятиэтажки, построенные не так давно. Пока ходячие мертвецы нам не встречались, что подтверждало мою теорию о том, что эти твари реагируют на звуки. Когда все началось, в центре больше всего людей и шума, а значит многие зомби стеклись туда. По этой же причине мы ехали тихо и медленно, чтобы не привлекать их. Коля Моторенко (да, я узнал его фамилию) сидел по-турецки и чистил автомат, я тоже сидел, но свое оружие предпочел не разбирать. Если эти твари на нас попрут, один Евгений их не отобьет. К тому же, патронов у нас не так уж и много. Моторенко расстрелял полтора магазина, более экономный москвич с украинским детством потратил меньше, один я еще не пострелял. Но все равно количество патронов у нас было небольшим и стремительно уменьшалось. Стараясь не думать о худшем, я следил за медленно проплывающей местностью серого провинциального городка. Снег скрипел под ногами. Я, закутанный в теплое пальто и шарф, спешил к зданию московского Кремля. На живописный вид я не обращал ровным счетом никакого внимания, разве что представлял, как в скором времени мои танки продефелируют по городу, показывая поверженному народу силу нового правителя. После раздела Польши СССР наконец-то согласился подписать пакт о ненападении. Признаю, с ним я возиться собирался намного меньше. Очередной порыв холодного ветра хлестнул мне в лицо. Блин, что же эта за дикая страна такая, где в ноябре стоит такая холодрыга?! Ну ничего, скоро я изменю ее к лучшему. А пока надо продолжать втираться в доверие к Советскому вождю. С Союзом я познакомился относительно недавно. Примерно в тридцать третьем году, когда только вступил во власть, сместив этого мямлю Веймара. Ненавижу его. Все детство меня тиранил, а сам в итоге оказался неспособен закончить войну, начатую нашим отцом, и проиграл. Из-за него я был скован Версальским договором, был вынужден все эти годы тайно наращивать военную мощь заново. Ничтожество, в итоге он ползал у меня в ногах, умоляя оставить ему его никчемную жизнь. Ему повезло, я был частично благодарен ему, что он своим переворотом устранил моего паршивого папашу, земля ему пухом. Понятия не имею где он сейчас. И все же, как же я их ненавижу! Германскую Империю, который все время твердил, что я позор семьи и мараю честь рода одним своим существованием, постоянно жестоко наказывая. А Веймарская Республика только подливал масла в огонь издевательствами со своей стороны. Теперь они получили по заслугам. И плевать, что отец продолжает являться ко мне в кошмарах, я сильная и независимая страна, которая скоро подчинит себе мир! Плевать я хотел на дурацкие страхи! С неба стал понемногу срываться снежок. Б-р-р-р, как холодно. Я решил ускориться и минут через десять уже отряхивался от снега в теплом помещении. Некоторые могут подумать, что глупо было идти на встречу пешком, но мне почему-то захотелось пройтись. Эх, надо бы поменьше слушаться таких вот внезапных "хочу". СССР встретил меня с улыбкой на лице. Он искренне верил, что этот договор пойдет на пользу нам обоим, что мы друзья. Хах, какой же он наивный. - Приветствую, дорогой друг. Как добрался? - Спросил он, отодвигая в сторону какие-то документы. - Хорошо, но вот этот дьявольский холод... - Холод? Рейх, это ты еще настоящего холода не видел, сейчас же только минус пятнадцать! - По-доброму усмехнулся мой союзник. - Надо бы нам как-нибудь съездить на зимнюю рыбалку. - Ну уж нет, на эти свои варварские увеселения ты меня не затащишь! - Улыбнулся я, поправляя воротник своего пепельно-черного кителя. - И что же по твоему мнению не варварское увеселение? - Задорно спросил Советский. В его зеленовато-болотных глазах искрилось детское озорство. - Например, прогулка на стрельбище, охота, поход в музей. Достаточно? - Начал перечислять я, вглядываясь в лицо Союза. - Рыбалка, та же охота, только на рыбу - Аргументировал коммунист. - Но не зимой и без водки, и комаров. Не люблю сидеть неподвижно. Вы в таких случаях пьете, а я водку не очень люблю, предпочитаю шнапс и то, в малых количествах. Ладно, поболтали и хватит, давай перейдем к договору. - Перешел я к главному. - Да, давай. - СССР протянул мне ручку с гравировкой, а я вытащил из недр своего кителя бумагу, положив ее на стол. Вдруг вспомнилось, как мы с русским часто пересекались на собраниях раньше, когда еще оба были безмолвными тенями своих отцов. Российская Империя был великой державой, я его даже уважал. Союз, конечно, государство еще молодое, но ослабленное гражданской войной, да и режим, который он силой навязал народу мне не очень нравится. Монархия, это конечно, не очень, но в случае России, она была намного лучше этого, так называемого "красного" режима. СССР я не считал достойным противником, возможно даже и такое, что если бы он не убил своего отца и РИ остался у власти, я бы не решился идти войной на русских, а постарался вести с ними дружественные отношения. Но этот большевик сам облегчил мне задачу своим режимом и гражданской войной. У него с отцом даже особых разногласий не было. Он просто недолюбливал идею сына и часто с ним ругался по этому поводу. За что и был застрелен. Жаль было потерять достойного противника, вести войну с ним было бы интересней. Пусть он и монарх. Союз сам рассказал это мне. Он считал, что откровенность в дружбе - это главная опора доверия. Видимо, я и впрямь его зацепил, чего не скажешь обо мне. - Ну что, приступим? - Спросил я, когда СССР прочитал договор. - Давай. Он на секунду завис над пактом, словно задумавшись, но потом лихо поставил подпись, заняв своим росчерком полторы строчки. Затем, русский протянул пакт о ненападении мне. Я радостно взглянул на косую подпись Советского, стараясь, чтобы в моей мимике не проскальзывали настоящие эмоции, заменив их на фальшивую учтивость и радость. Моя подпись на фоне размашистой подписи большевика, казалась миниатюрной, изящной и сжатой, ровно как и я казался женственным рядом с высоченным русским. Хотя у меня и имелась кое-какая мускулатура. Но мое телосложение, все равно как ни крути, мускулистым можно назвать с большой натяжкой. Я скорее жилистый, но не тощий. - Полагаю, пакт будет храниться у меня. - Скорее утвердительно, чем вопросительно сказал я, сворачивая договор. - Но... - СССР замолчал на секунду-другую, его брови почти сомкнулись на переносице, что свидетельствовало о тяжелых раздумьях, в которые он погрузился. Эту его манеру вот так застывать я успел выучить достаточно хорошо. - Ладно. А то сотрудничество какое-то одностороннее получается. - Сказал коммунист, собравшись с мыслями. - Я тебе с середины тридцатых помогаю, польские соглашения между нашими странами хранятся у меня, да и я с вторжением тогда припоздал. Получается я главенствую в наших отношениях, так что этот договор пусть хранится в Германии. - Вот и отлично. - Я снова улыбнулся русскому и развернулся, чтобы уйти. - Ты что, вот так сразу уйдешь? - Как-то обиженно спросил Советский. - Извини, mein freund (мой друг), но сегодня у меня еще куча дел. Помнишь, я говорил тебе, что планирую дружественные отношения с Японской Империей и Фашистской Италией? Так вот, к сороковому году я планирую заключить с ними ряд договоров, так что начать готовится нужно уже сейчас, ну ты и сам знаешь. Auf Wiedersehen, mein Freund, alles gutte! (До свидания, мой друг, всего хорошего) - Бросил я на прощание.

***

Дым медленно, но верно выедал воздух в помещении. Его ядовитые черные клубы застилали мой кабинет. Было жарко. Я слышал, как ревело пламя, слышал, как трещали горящие доски и обваливались стены. Огонь уже примерно полчаса поедал здание, с каждой минутой становясь все злее. Я кашлял, задыхаясь в дыму, голова кружилась, а легкие обжигало с каждым новым глотком раскаленного воздуха. Глаза слезились от едкого черного марева. Открытое настежь окно, под которым я съежился, помогало слабо. Пистолет дрожал в моих руках, я все никак не мог решиться. А время стремительно утекало. Я не хотел умирать, мне было страшно. Редкие слезы оставляли на моих, запачканных копотью, щеках разводы, а губы предательски вздрагивали, когда изо рта вырывался очередной всхлип. Какой же я слабак! Даже сейчас, когда павший Рейхстаг полыхает, а снаружи меня ждут советские солдаты, я не могу застрелится. Я просто трус... Ладно, сейчас или никогда. Я стер кулаком слезы и, зажмурившись, приложил пистолет к виску. Когда судьба повернулась ко мне своей задницей? Когда мои безупречные планы стали рушиться под варварским натиском русских с их тупым героизмом? Когда и почему война, в которой я должен был победить, обернулась моим крахом? Видимо, правы были отец и брат, я настоящий никчемник. Союзники мои, которые по сути являлись приспешниками, тоже себя не оправдали. ФИ оказался предателем, переметнувшимся на сторону противника, как только запахло жареным. ЯИ сейчас больше занят войной с америкосами, он, фактически, уже вне игры. Как и я... Внезапно, когда я уже был готов нажать на курок, пистолет нагло вырвали у меня из рук. Я вскочил и увидел СССР, сидящего на подоконнике. Этот сраный коммунист как-то залез на третий этаж! Я оскалился, обнажая два ряда острых акульих зубов, с ненавистью глядя на своего злейшего врага. Дверной проем уже охватило голодное пламя, так что путь к отступлению был отрезан. - Что, шваль, решил по-быстрому откинуться? - Некогда дружелюбные зеленые омуты пылали ненавистью. Ненавистью ко мне. - Не получится, гад ползучий, после твоего предательства тебе так просто не выкрутится. - Кто бы говорил, dummer Kommunist (тупой коммунист) - Зашипел я, нащупывая армейский нож. Секундой позже я бросился на него, полоснув хорошо заточенным лезвием по лицу Советского. - Сука-а - Заорал мой враг и бросился на меня. Я мужественно встретил его натиск, стараясь работать одновременно руками, ногами и ножом. Но Союз, к сожалению, был патологически сильнее. Он выбил нож из моих рук и сильно стукнул головой об пол. От этого я на время выпал из реальности. Очнулся я, когда вновь приложился головой обо что-то. Оказалось, СССР перекинул мою тушку через плечо и спускался по пожарной лестнице. Я бросил взгляд вниз. Исковерканная, развороченная взрывами земля. Там и тут торчат куски арматуры и бетона от обвалившихся зданий. Ну что ж, не умру, так врага покалечу. Я рванулся, начав молотить коммуниста руками и всячески извиваясь. Союз отчаянно заматерился, пытаясь удержать равновесие и меня. Но в итоге он пошатнулся и... я, соскользнув с его плеча полетел вниз, потянув его за собой. Земля встретила мое тело немилосердно. Я почувствовал, как что-то прошлось по моей спине, оставляя за собой обжигающую боль. Потом, в плечо вонзилась арматурина и я потерял сознание. Тогда я погрузился в туманное царство Морфея со злорадным удовлетворением, представляя, как моего злейшего врага постигла та же участь. - Эй, что ты там увидел? - голос Моторенко вырвал меня из пучины воспоминаний. Я осознал, что стою, нервно сжимая калашников, целясь в никуда. Ненавижу эти воспоминания. - Да так, ничего, показалось, - ответил я, садясь. Сердце продолжало отплясывать бешеный танец, хорошо хоть дыхание не сбилось. - Ты что-то в последнее время сдал, - задумчиво протянул мой сосед по кузову. - Наверное заболел чем-то. - Ага, конечно, - фыркнул я, морщась. Воспоминание о том падении было одним из самых нелюбимых. Союз тогда сумел зацепится за ступеньку лестницы, пролетев всего пару метров и отделавшись вывихом. А вот у меня остался уродливый шрам на пол спины и противно долго заживающая дырка в плече. - Я тоже сначала так говорил, - вздохнул Коля. Что-то в его вздохе было такое, не знаю даже, обречённо что ли? - Ты о чем? - Мне тоже сначала казалось, что все это ерунда, а потом врачи диагностировали множественную миелому*, - я, кажется, умудрился подавиться воздухом после этих слов. - Но в таком случае ты должен был проходить долговременный курс лечения, а не меня охранять, к тому же, насколько я помню, при этой разновидности лейкоза кости становятся очень хрупкие, а почки очень скоро начинают отказывать, - пробормотал я. Живое и немного туповатое лицо Моторенко, никак не увязывалось со страшной болезнью. - Мне диагностировали Миеломную болезнь примерно три недели назад. Сначала я колебался, чуть не впал в депрессию, а потом решил: один раз живем и умираем только раз. Лечение даст мне несколько лишних месяцев или лет, но я буду прикован к койке. Уж лучше я проведу остаток своей жизни, не вспоминая о болезни, чем умру с капельницей в вене и с пролежнями от долгого лежания! - спокойствие, с которым мужчина поведал мне свою историю, поражало. Я, наверное, не смог бы так. Коля Моторенко, стокилограммовая гора мышц, с не очень высоким интеллектом, оказался неожиданно мужественным. - Ладно, давай сменим тему... - я не знал, что ему еще сказать. Какие-либо сожаления или одобрения с моей стороны выглядели бы издевательством. А я, как никто другой знал, что лучше не тревожить старые раны человека пустыми словами. Машина вдруг остановилась, мотор чихнул пару раз и заглох. Мы встали. Спустя минуту из кабины показался встревоженный Смоленский. - Бензин закончился. - Мрачно сказал он. - Wunderschön, einfach wunderschön! Schlampe, und was machen wir jetzt?! (Прекрасно, просто прекрасно! Сука, и что нам теперь делать?!) - В гневе, прикрывающем подступающую панику, я не заметил, как перешел на родной немецкий. Почему-то, вспомнилась одна глупая ситуация из детства. Я тогда спросонья забыл, как говорить. Испугавшись, я закричал: "Я забыл как говорить по-французски!" на английском. Напомню, я немец. - А что это сейчас было? - осведомился Женя, вопросительно смотря на меня. - Выразил всю глубину чувств на родном языке, - ответил я, скалясь. - Ты же вроде бы сумасшедший швед, считающий себя нацистом... - Нет! - В сердцах закричал я, забыв об осторожности. Напряжение последних дней сказывалось на моей психике. - Я немец, нацист! Я сам Третий Рейх! - Что?! - Хором произнесли мои бывшие конвоиры. - А вы думали простого психа будут так тщательно охранять? - усмехнулся я, вылезая из кузова. - Ладно, я пошел искать укрытие, а вы можете меня оставить, если моя личность вам противна. Я зашагал по направлению к дому, сейчас было примерно пять часов вечера и искать новый транспорт сейчас было бы глупо. Ночь лучше переждать здесь, в городе. Не знаю, что за гремучая смесь из отчаяния, всевозрастающего гнева и чего-то еще заставила меня действовать вопреки всей логики, но на тот момент я был настолько взвинчен, что не обдумывал особо своих решений, действовал на поводу у эмоций. Я не ожидал, что они пойдут за мной, поэтому был удивлен, когда Смоленский и Моторенко догнали меня. - Все-таки решили остаться в моей скромной компании? - язвительно спросил я, разворачиваясь. Ехидная улыбка тут-же сползла с моего лица. За Колей и Женей гнались примерно тридцать зомби. - Ребята, deine Mutter (вашу мать), бежим!- Заорал я, давая очередь по тварям.