Your voice gets a little loud,
When there's nothing to talk about, You shout, dear.
Lewis Capaldi — Headspace
*** — Что ты имеешь в виду? — Мишель чуть не давится очередным глотком ледяной минеральной воды. Пузырьки ударяют в нос, и девушка чихает, сильно зажмурившись. — Будь здорова! — сразу же отзывается Николетт, явно довольная, что вспомнила столько сложную фразу на английском. Мишель ее благодарит, и девочка сразу же принимается искать глазами отца — тот сдержано кивает ей в знак одобрения, и этого Николетт достаточно, чтобы расплыться в счастливой улыбке. — Встретиться с продюсером «Ледяных сердец»? На пресс-конференции? Или у тебя в офисе? Это они сами предложили? — Мишель загорается азартом, щедро осыпая Густава целым ворохом вопросов. — Когда? Где? А остальные тоже будут? — Тише, Мишель, — мужчина издает смешок, наблюдая за ее реакцией. Ему нравится видеть ее оживление — она становится настоящим ребенком, раззадоренным новой игрой, и Густава заражает эта беззаботность, столь чуждая ему самому. — Не все сразу. Я говорю не о полноценной встрече, а о возможности просто понаблюдать со стороны, понять, что это за человек. Вероятно, нам даже не удастся поговорить, но знать конкурента в лицо — уже немало. Он успокаивающе касается руки Мишель, покоящейся на столешнице, и девушку словно пробивает током. Забавно, что жест, призванный остудить ее пыл, приносит совсем другой результат — сердце начинает бешено колотиться в груди, а по спине пробегает вереница мурашек. — Один из моих знакомых устраивает вечер для ближнего круга и хороших знакомых, — Густав и не думает разрывать с ней контакта, лишь гладит подушечкой большого пальца нежную кожу девичьего запястья. — И одна птичка мне напела, что странный продюсер из Америки, появившийся в Париже совсем недавно, тоже будет там. Даже удивительно, как быстро он втерся здесь в доверие. — Но почему ты считаешь, что именно он занимается «Сердцами»? — Мишель в непонимании хмурит брови, пытаясь игнорировать свое тело, просто вопящее от восторга из-за его прикосновений. — Тут уж пришлось постараться. Сначала он просто показался мне подозрительным. Редко к нам заезжает кто-то издалека — вся территория уже поделена, и урвать лакомый кусок не так уж и легко, — на секунду голос становится строгим, Густав кидает на дочь многозначительный взгляд, и Николетт виновато прячет голову в плечи, тут же переставая размазывать остатки десерта по тарелке. — О чем я?.. Ах, да! Мне пришлось переговорить со многими знакомыми, и теперь я полностью уверен, что это именно он. Забавно, у американской команды продюсер из Европы, а у европейской — наоборот. — Хорошо, — кивает Мишель и, повинуясь внезапному порыву, переплетает их пальцы, заставляя руки застыть в таком положении всего на секунду — Густав нехотя отрывается от нее, не желая, чтобы Николетт видела столь странные жесты по отношению к незнакомой ей женщине. Все же дочь должна быть на первом месте, а Мишель — на втором. — Вечер для «ближнего круга». Как понимаю, ты в него входишь. А я как туда попаду? — спрашивает девушка, пытаясь заставить голос не дрожать. Кончики пальцев все еще горят из-за внезапной ласки. — Для тебя есть кое-что особенное, — таинственно улыбается мужчина, и Мишель в который раз сравнивает его с лисом — слишком уж хитро он выглядит. Мужчина ловким движением достает что-то из кармана пиджака, и перед девушкой оказывается небольшой конверт из серебристой бумаги. Дрожащими руками Мишель вскрывает его и видит лист шершавой бумаги, где изумрудными чернилами выведено ее имя и что-то на французском. Внизу приписана дата, где месяц был ей совершенно непонятен, и время — без пятнадцати десять. — Это?.. — Мишель вопросительно смотрит на Густава. — Именное приглашение на этот вечер. — Но как? Почему? — девушка откладывает в сторону конверт и допивает минеральную воду, оставшуюся на дне стакана. — Это с твоей подачи? — Нет, было бы странно с моей стороны, поползли бы ненужные слухи, — Густав пожимает плечами. — Он сам попросил тебе его передать. — С чего бы? — Мишель начинает раздражать, что она только и делает, что задает вопросы. Тем временем Николетт, уставшая от оригами из салфеток, неловко спрыгивает со стула и на цыпочках подходит к отцу, пытаясь отвоевать немного его внимания. Весь ее внешний вид так и кричит: «С чего бы тебе эта тетенька была интереснее меня?» Она повисает на руке у мужчины, заставляя его улыбнуться. Увидев, что отец не против, девочка с шумом придвигает свой стул практически вплотную к нему и садится рядом, чуть ли не облокачиваясь на Густава. Счастливая Нико обнимает его за грудь и как-то сонно утыкается носом в белоснежную рубашку отца: — Veux-tu dormir? — озабоченно спрашивает Густав, приобнимая Нико за плечи и не давая сорваться в проем между стульями. Девочка устало трет ладошками лицо, зевает, и снова утыкается носом в грудь отца, еле слышно что-то бормоча на французском в ответ. — Attends un peu, chérie, — мужчина чуть виновато улыбается, уже жалея, что привез ее с собой — все же в такое время ей уже положено спать, а им еще ехать к ней домой. — На чем я остановился? — Густав возвращается к Мишель, еле кивнув в сторону Николетт, будто бы извиняясь, — Мой знакомый — человек, напрочь лишенный всяких талантов. Даже примитивного чутья у него нет — зарабатывает на жизнь, скупая стартапы, три четверти которых идет на дно после первого месяца, — продюсер ласково гладит дочь по голове, наблюдая как соловеют ее глаза. — И чтобы хоть как-то скомпенсировать этот недостаток, он обожает окружать себя талантливыми людьми — художниками, музыкантами, танцорами и просто успешными бизнесменами. Приглашает их к себе, греется в лучах их таланта, «приобщаясь к великому». Думаю, что ему захотелось пополнить свою коллекцию… — Вроде бы должно льстить, но звучит мерзко, — Мишель ежится от одной мысли о себе как о выставочном экспонате. Приятного мало. — … или ты ему просто понравилась. Он жуткий ходок, — добавляет Густав, и в его голосе слышна насмешка. — В любой другой ситуации я бы не советовал тебе туда ездить, но сейчас совсем другое дело. Я бы сделал это и один, но тебе будет полезным обзавестись связями и знакомствами. Вдруг ты захочешь остаться строить карьеру в Европе? Мишель улавливает (или просто хочет уловить) скрытый намек в его словах, но решает не развивать тему — сначала нужно разобраться с конкурсом, а потом уже думать о будущем. — Понимаю, — кивает Мишель. — Когда это будет? — Сегодня, адрес написан внизу, покажешь его водителю. Приезжай к указанному времени, а я буду чуть позже — нельзя, чтобы кто-то подумал, что мы вместе: вокруг вашей команды и так очень много сплетен. Для всех гостей мы будем просто знакомыми, изредка встречающимися у столиков с шампанским. Девушка хочет сказать еще что-то, но ее грубо прерывает звонкий голос Карлоса: — Мишель, тут с тобой хотят сфотографироваться! Куда ты пропала? — Извини, — виновато улыбается она, нехотя вставая из-за стола. — Мне нужно идти, долг зовет. — Понимаю, — хрипло смеется Густав. — Не страшно, все равно Нико уже практически спит, да и мы еще встретимся сегодня. Николетт растеряно моргает — из дремы ее вытянул крик Карлоса. Завидев, что Мишель собирается уйти, она чуть хмурится, пытаясь что-то вспомнить, но расслабленный детский разум не может нащупать нужные слова на английском: — Bonnesoirée, — говорит она наконец на французском, слезая с колен отца и устало потирая глаза. — До встречи, Мишель, — Густав встает со своего места, прощаясь, и чуть склоняет голову — даже после стольких событий, связывающих их, мужчина не пренебрегает правилами этикета — уж слишком чопорными на вкус Мишель. — До встречи, Густав. — Эй, ну где ты там? — снова раздается недовольный голос Карлоса, и девушка, виновато улыбнувшись, убегает к команде. *** Мишель с трудом протискивается сквозь толпу, толкающуюся у небольшой сцены, где они совсем недавно выступали. В самой гуще людей царственно возвышается команда: Кристиан с Джозефом что-то бурно обсуждают с парнем, забитым кричащими татуировками, Джастин раздает автографы, а Карлос судорожно выискивает в толпе хрупкую фигурку хореографа: — Мишель! — он поднимает руку, привлекая ее внимание. — Тут хотят с тобой сфоткаться. Давай быстрее, люди ждут! Мишель натягивает на лицо максимально доброжелательную улыбку и делает пару снимков с молодой парой. Девушка Мишель нравится — она очень открытая, говорит с забавным акцентом. А вот парень ведет себя как настоящий нахал: пока его возлюбленная не смотрит, он беззастенчиво пытается приобнять Мишель, что-то шепча о ее невероятной пластике. Девушка ловко выкручивается из его объятий, пытаясь не привлекать слишком много внимания, — сейчас не нужно добавлять новые скандалы в копилку команды. Кто-то снова просит ее о фото, и Мишель с головой окунается в заигрывания с фанатами. Она пытается держаться уверенно и бодро, громко смеется в ответ на похвалы и щедро рассылает воздушные поцелуи. Лишь раз Мишель удается оглянуться за столик Густава — мужчина успел расплатиться и уже направлялся с Нико к выходу. С большим удовольствием девушка сейчас бы сидела вместе с ними, говорила с продюсером, наслаждаясь его бархатистым голосом и лисьей улыбкой, наблюдала исподтишка за забавным поведением Николетт, но нет, долг зовет — без должного общения с фанатами им не победить, именно эти люди будут голосовать в финале. Наконец лавина людей спадает, и Мишель облегченно выдыхает. Такое скопление народа вокруг себя ей очень не нравится, девушка чувствует себя неуютно и как-то грязно — чужие прикосновения неприятно горят на коже, а от фальшивой улыбки уже болят мышцы на лице. Хозяин ресторана, тучный мужчина с козлиной бородкой и темными глазами-бусинками, предлагает команде ужин в знак благодарности — ему понравилось выступление, да и оголтелые фанаты конкурса успели заказать немало. На одних только коктейлях он успел отбить трехдневную норму выручки. Ребята принимают приглашение с радостью — бесплатная еда из неплохого французского ресторана уж очень заманчива. Только Мишель мнется в нерешительности, сомневаясь, что успеет на вечеринку, приглашение на которую все еще жгло руки, — девушка даже фотографировалась, вцепившись в серебристый конверт. Но все же она соглашается, уж слишком пленительным оказываются несколько бутылок розового вина и стейки с овощами, запеченными на гриле. *** — Просто тает во рту! — блаженно закатывает глаза Джастин, отправляя кусочек мяса в рот. — Хорошенько запомни этот вкус, вряд ли ты когда-нибудь сможешь еще раз попробовать стейк из мраморной говядины, — Карлос, наоборот, ест быстро и жадно. Мишель даже кажется, что он не пережевывает пищу, а просто отправляет ее в свое бездонное жерло. — Я бы попросил, — Джозефу больше по вкусу приходится вино, и он весь вечер то и дело подливает ароматную жидкость в свой бокал. — Нам в случае победы кое-кто обещал виллы на взморье, а что такое стейк по сравнению с ними? Так, пустяк. Ты же угостишь нас стейками, Мишель? — Слишком много условий, — смеется девушка, нехотя ковыряя вилкой овощи в тарелке. Ей почему-то кусок в горло не лез — все мысли были о предстоящем вечере и таинственном продюсере. — Я подумаю. — Жизнь несправедлива, — заключает Карлос, отодвигая от себя пустую тарелку. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Мишель. Редко от этого сорвиголовы можно было услышать столь абстрактные измышления. — Почему одним — все, а другим — ничего? Я вот вкалываю день и ночь и впервые пробую такую еду, а наш продюсер-толстосум небось ест такое на перекус. Причем я не видел его за работой, только и делает, что пересаживается с одной дорогой тачки в другую и пьет виски. И, я вас спрашиваю, это справедливость? Остальная команда просто смеется, не предавая словам Карлоса хоть какой-то вес, но внутри Мишель все клокочет от злости. Да как он смеет говорить такое о Густаве? — Мне кажется, у тебя превратное впечатление о его работе, — говорит она слишком серьезно для такой пустяковой шутки. — И что ты подразумеваешь под «вкалывать»? Лично я думаю, что тебе бы не помешало быть чуть более старательным. — Да брось, он же просто пошутил, — Джастин наступает на ее ногу под столом, пытаясь утихомирить. — Ты лучше расскажи, — он пытается перевести беседу в более мирное русло: — что вы обсуждали сейчас с Густавом? Рассказала ему об этой стычке в баре? Мишель заливается густым румянцем, понимая, что вспылила: — Нет, не думаю, что стоит на этом заострять внимание, — она делает глоток вина, пытаясь затушить огонь, полыхающий внутри. — Просто нарвались на местных бандитов. Это же никак не относится к конкурсу? — Это с какой стороны посмотреть, — тихо бормочет себе под нос Кристиан, до сих пор не отошедший от случившегося. — Мы просто поболтали, — продолжает Мишель, и ее губы невольно изгибаются в нежной улыбке. — Густав был с дочерью. Ей, кстати, понравилось наше выступление. — У него есть дочка? — изумленно хмурится Джозеф. — Интересно… — Не завидую девахе, — присвистывает Карлос. Сумев нащупать странную болевую точку Мишель, он не собирается отступать — ему это приносит странное садистское удовольствие, пусть парень и не отдает себе в этом полный отчет. — Если он нас так строит, то как ей приходится? Думаю, такие папаши и ремнем могут оприходовать. — Боже, просто заткнись, — злость, успевшая затихнуть, разгорается в Мишель с новой силой. — Густав отличный отец, и Нико его безумно любит. А «строить» нас, к сожалению, есть за что. Один случай с благотворительным концертом чего стоит! Джастин снова наступает ей на ногу, но девушка игнорирует этот предупреждающий знак: — И вообще, наша команда не смогла бы и последней строчки рейтинга занять без его помощи, — она с шумом отбрасывает серебряную вилку, — тебе следовало бы показать хоть каплю уважения! — Ишь как заговорила, — Карлос и сам начинает заводиться. — Помнится мне, ты сама была против контракта с ним. С чего бы так быстро переобуваться? — Только дурак не меняет своего мнения, — Мишель аж задыхается от злости. — Он не дал нам и повода усомниться в своих намерениях. — Боже, угомонитесь! — Джастин вскидывает руки. — Брейк! Давайте не будем портить такой прекрасный ужин мелочными ссорами. Я говорил, что скоро принесут десерт? — Знаете, я лучше пойду, — глаза Мишель все еще мечут молнии. — Справитесь с ним без меня. По сути, ей не следовало так сильно заводиться — мало ли какую глупость может сказать Карлос? Но ее столь бурная реакция была сродни странному инстинкту. Но разве кто-то может плохо говорит о нем? Мишель резким движением забирает свою сумку со сценическим нарядом и всякой ерундой, нужной для выступления. — Сегодня был насыщенный день, отдохните как следует, — она пытается улыбнуться, но выходит неважно. — Завтра потренируемся после обеда, хорошо? Думаю, нам всем нужно отоспаться… Не ожидая одобрения со стороны команды, Мишель направляется к выходу. Она, как-никак, хореограф и с ее рекомендациями они просто не могут не согласиться. Поблагодарив хозяина ресторана, Мишель стремительно покидает заведение, заставляя парней лишь растерянно пожимать плечами. Джастин одаривает Карлоса разгневанным взглядом: — Да что я такого сказал? — парень откидывается на спинку стула. — Это она просто слишком нервная. Может, у нее эти дни? — Карлос, ты просто идиот. Клинический идиот, — заключает Джозеф, возвращаясь к вину. — Кому добавки? *** Мишель чувствует себя до чертиков неуютно, когда грозного вида парень пристально осматривает ее приглашение, чуть ли не пробуя бумагу на вкус. Наверное, девушка не выглядит как завсегдатай таких мероприятий — она одета скромно, и простенькое платье, купленное по скидке во время рождественской распродажи в масс-маркете, явно отличается от здешних изысканных нарядов, а маленькому бриллианту на узком кольце, подаренным когда-то мамой, не достает пару карат. Возможно, охранник всех проверяет так пристрастно, но Мишель списывает эту задержку именно на ее внешний вид. Все ее естество буквально кричит, что она человек совсем другого сорта, что ей здесь не место. Роскошный особняк нависает над ней, словно черная туча, появившаяся неожиданно в погожий день, голоса, доносящиеся со двора за высоким кованным забором, кажутся невероятно заносчивыми, а мимолетные фигуры, изредка виднеющиеся через прутья, — враждебными. Девушка сглатывает, борясь с желанием просто развернуться и уйти, но понимая, что это просто приступ паники, столь свойственной ей во время важных событий, решает, наконец, заговорить: — Что-то не так? — несмело спрашивает Мишель, прикусывая губу. — Нет, мадмуазель. Все в порядке, — охранник хмурится, но все же возвращает девушке пригласительный. Она поспешно прячет его в клатче, и, набрав в легкие побольше воздуха, проходит во двор. Несмотря на все ожидания, по ту сторону забора оказывается не так страшно. Негромко — так, чтобы не заглушать разговоры — играет джаз. Пройдя немного вглубь, Мишель видит, что это не просто запись — на небольшом помосте у бассейна разместились музыканты. Она немного задерживает взгляд на ловких пальцах саксофониста, но времени наслаждаться мелодией нет. Нужно двигаться дальше и, желательно, найти Густава — без него Мишель крайне неуютно. Люди стоят отдельными группками, официанты в ослепительно белых рубашках ловко маневрируют между ними, разнося на подносах бокалы с шампанским, — настоящая идиллия. Мишель неуверенно бродит среди толпы, не совсем понимая, что от нее требуется. Должна ли она сама начинать разговор? — Вот ты где! — кто-то окликивает ее со спины, и Мишель резко разворачивается. Перед ней возникает коротко подстриженная блондинка в коралловом костюме и с броской брошью-стрекозой на вороте пиджака. — Наверное, вы приняли меня за другую, — виновато улыбается девушка. Незнакомка, бесспорно, красива. Лицо, обрамленное платиновыми локонами, уже тронуто сеточкой первых морщин, но это женщину совсем не портит — напротив, даже придает какой-то притягательности. Фигура тоже потеряла девичью стройность, однако не лишена соблазнительных изгибов, лишь подчеркиваемых умело выбранным брючным костюмом. Кожа покрыта ровным идеальным загаром, и только тоненькая полоска белесого шрама под нижней губой портит картину. — Мишель, верно? — она говорит с заметным, явно не французским, акцентом. Слишком грубые согласные. Может, немка? — Да, — несмело кивает девушка. Нет, они точно не встречались, иначе бы она запомнила такую приятную женщину. — Разве мы встречались? — Нет, — незнакомка лучезарно улыбается, обнажая ряд жемчужных зубов. — Я Барбара, — она протягивает руку Мишель. Рукопожатие выходит по-мужски крепким: — подруга Густава. Он попросил встретить тебя и помочь понять, что к чему. Ты впервые тут? — Угу, — девушка понимает, что ей совсем нет нужды представляться. Барбара наверняка и так уже все о ней знает. — Раньше я бывала только на вечеринках старшеклассников, и там никто не проверял пригласительные. — Что, опять эти амбалы не хотели впускать незнакомцев? — женщина смеется, легонько ударяя Мишель по плечу. — Ты не переживай, они просто дуют на воду. Пару раз впустили нимфеток, желающих найти папиков побогаче, так Жан был просто вне себя! Говорят, оставил их без зарплаты на полгода. — Да, наверное, здешним гостям хватает подобного и в обычной жизни, — Мишель позволяет Барбаре схватить себя за запястье и увести куда-то к фуршетным столикам. — Нет, просто все девочки должны быть согласованы. Мало ли, какой у них букет с собой? — Барбара издает смешок, от которого девушке становится не по себе. Мишель вообще удивляет, что Барбара — подруга Густава, уж слишком они разные. Женщина не стесняется самых крепких выражений, в красках описывая Мишель гостей вечеринки. Густав, напротив, всегда безукоризненно вежлив, даже чопорен. Он никогда бы не смог говорить так развязно, отправляя в рот одну шпажку с виноградом и сыром за другой. Но нужно отдать Барбаре должное — сканирует людей она профессионально, будто опытный хирург, орудующий скальпелем. Кажется, она знает все, начиная с сексуальных предпочтений и заканчивая годовым доходом. Уже через десять минут голова Мишель начинает пухнуть от целого вихря новой информации, имен и названий компаний. — Не уверена, что мне действительно нужно все это знать, — растерянно говорит она, когда Барбара, наконец, замолкает, переводя дух. — Конечно нужно! — женщина берет два бокала из аперитивного каскада. — Густав сказал ввести тебя в курс дела — вот я и ввожу. — Думаю, он точно не имел в виду столь интимную информацию, — шепотом добавляет Мишель, когда ее собеседница отворачивается на секунду, чтобы аккуратно отделить один профитроль от крокембуша. — Не знаешь, когда он приедет? В ответ Барбара лишь пожимает плечами: — Не знаю, — она откусывает немного заварного теста. — Не уверена, что он вообще появится. Густав позвонил и сказал, что одна из его подопечных приглашена на этот вечер, и он хотел бы, чтобы я разъяснила ей что к чему. Приедет ли сам — нет, не говорил. Вот значит, кто она ему? Подопечная? Обида мигом вспыхивает где-то в груди, но Мишель вовремя одергивает себя, прикусив губу. Конечно, подопечная. А кто же еще? На секунду ей кажется, что Барбара смотрит на нее излишне придирчиво: — Милое платье, очень необычный фасон, — говорит она, чуть прищурившись. — Габардини? — Нет, — Мишель немного тушуется: — винтаж. — Миленько, — снова протягивает Барбара. Повисает неловкая пауза. Женщина скользит по Мишель оценивающим взглядом, будто бы не совсем понимая, для чего она здесь. Из-за ее пронзительных глаз по коже девушки пробегает едва ощутимый холодок. — Видела ваше выступление недавно, — Мишель внутренне готовится к колкости. — Мне понравилось. Думаю, вы не так безнадежны, как мне сначала казалось. Когда Густав сказал, что хочет вас продюсировать, я подумала, он спятил. Но надо же, как все интересно получается! — Барбара заходится в смехе. — Ты не подумай ничего плохого, просто в выскочек из Америки здесь, во Франции, мало кто верит. — Слава богу, ваша вера никак не влияет на наши выступления, — парирует Мишель, замечая, что взгляд Барбары становится более заинтересованным. — Вот бы ты так же хорошо отвечала на ток шоу, — женщина отпивает из запотевшего бокала. — А то смотреть было противно. Разрыдалась, как маленькая, и убежала! От необходимости отвечать Мишель избавляет мужчина, подошедший к ним: — Барбара, Мишель, дорогие мои! Здравствуйте! — он широко разводит руки, будто намереваясь обнять их сразу двоих за раз. — Я так рад, что вы почтили мою скромную персону своим присутствием! Он приобнимает Барбару, затем с причмокиванием целует Мишель в щеку, и девушка практически задыхается из-за его едкого парфюма. — Жак, как всегда радушный хозяин! — Барбара улыбается так широко, что кажется, что ее губы порвутся от натяжения. — Ты же не думал, что я могу не прийти! — Нет, конечно, нет, — отвечает мужчина приторно. Наверное, он немногим старше Густава, хоть и выглядит совсем уж неважно. По-поросячьи маленькие, темные глазки являются, пожалуй, самой яркой деталью на невзрачном лице. Волосы, тронутые сединой у самых висков, растут только по краям головы, оставляя место для сверкающего островка лысины. Фигура обрюзгла, и даже дорогой коричневый костюм не может скрыть ее недостатков. Но, даже при всей неприглядности его наружности, Жак не отталкивал, создавая впечатление добродушного дядечки, который, не забыв былую красоту, все еще воображает себя завидным холостяком. — Я рад, что вы, милая моя, все же откликнулись на мое приглашение, — Жак поворачивается всем телом к Мишель, показывая, что именно она сейчас заслуживает его внимания. — Признаться, я думал, что Густав так и не передаст его вам, решив сохранить такую красоту только для себя! Медленно, но, верно, их начинает обступать толпа, явно желающая побольше покрасоваться перед хозяином вечера. Дольше, чем того заслуживает шутка, они смеются после его слов. — Как видите, я тут, — говорит Мишель, неловко перебирая пальцы на ножке бокала с шампанским. — Благодарю вас за приглашение! — Ну что вы, что вы! Разве у меня был выбор? — он снова излишне сладко улыбается. — Я был скошен наповал вашими выступлениями. И как после этого остаться в стороне? — Благодарю, — снова повторяет Мишель. Такие светские разговоры ни о чем ей совсем не нравятся — девушка всегда была человеком дела. К счастью, Жак не намерен оставаться с ней надолго: — Наслаждайтесь вечером, Мишель. Надеюсь, вы будете появляться в нашем обществе все чаще и чаще, — «радушный хозяин» целует ее руку. Вероятно, ему никто не рассказал, что подобный жест в адрес малознакомой женщины, да еще и не носящей перчатки, — абсолютный моветон. Поэтому, без всякого стеснения, он губами припечатывается к молочно-белой коже, заставляя Мишель инстинктивно отпрянуть, и оставляет на ней чуть мокрый след: — Думаю, мы еще пересечемся, — Жак улыбается во все тридцать два зуба и, приобняв Барбару, уходит к другим гостям, уводя за собой толпу. — Необходимые издержки, — произносит женщина, будто бы отвечая на немой вопрос в глазах Мишель. — Идем, познакомлю тебя с другими! *** Еще с половину часа Барбара испытывает нервы Мишель на прочность, подводя чуть ли ни к каждому гостю. Она успевает сбиться со счету, сколько раз ей «целовали ручки», восторгались мастерством и обращались как «дорогая» или «милая моя», будто они были знакомы чуть ли не вечность. Наконец, стайка длинноногих девиц, возглавляемая пожилым мужчиной приятной наружности, оттесняет Мишель от Барбары. Женщина увлекается разговором об изменениях в законе о налогообложении, и девушка понимает, что это идеальная возможность скрыться — на негнущихся ногах она отходит от компании, бурно обсуждающей уже изменение ставки рефинансирования, и, обогнув дом, оказывается во второй части двора, где уже заметно меньше людей. Музыка здесь играет чуть слышно, гости ходят преимущественно парами, некоторые, стараясь сохранить ощущение интимности, стоят совсем поодаль уличных фонарей. Официанты в этот уголок заходят редко, и Мишель просто оставляет опустевший бокал на бордюре. — Держишься неплохо, — доносится до нее знакомый бархатный голос. — Густав, — губы девушки тут же трогает улыбка. Мужчина одет еще более щегольски, чем обычно, — девушка даже успевает соскучиться по его более расслабленной, не такой строгой версии, с которой она имела честь познакомиться у него дома. Однако, Мишель не может не признать, что темно-синий костюм-тройка в узкую полоску Густаву чрезвычайно к лицу. — Я старалась, — Мишель опять чувствует прилив гордости из-за его похвалы. — Спасибо. Она подходит к нему ближе и, пользуясь отсутствием каких-либо свидетелей, запечатляет на его щетинистой щеке мимолетный поцелуй. Наверное, делает это не девушка, а бокал шампанского в ней. — И как тебе здешняя публика? — Густав смотрит на нее, прищурившись, будто бы задает этот вопрос не с праздным интересом, и ответ действительно важен для него. Мишель неопределенно ведет плечами: — На самом деле, — она запинается. Не обидит ли она Густава, излишне резко говоря о его знакомых? — … не очень-то. Наверное, мы просто разные… — Не переживай, — смеется Густав, видя ее смятение. — Они мне тоже не нравятся, так что тебе не стоит себя сдерживать. — Я думала, вы друзья? — Нет, что ты, — он ласково заправляет за ухо локон, выбившийся из прически Мишель. — Мы не друзья, слава богу. — Тогда зачем ты с ними общаешься? Разве это не странно — делать то, что тебе не нравится? — они медленно идут вдоль одной из дорожек, мощенных камнем, все дальше и дальше отходя от уличных фонарей. Густав смотрит на нее, словно на неразумное дитя: — Жизнь полна вещей, которые нам не по вкусу, Мишель, — на секунду девушка чувствует себя Нико, которой отец объясняет непреложные истины. — Если хочешь оставаться на плаву, особенно в таком бизнесе, стоит все время держать руку на пульсе и иногда общаться с не самыми милыми людьми. Так что нет, они мне не друзья. Разве что с Барбарой мы довольно близки. Вы же уже успели познакомиться, верно? Она хороший человек, пусть иногда и бывает излишне прямолинейной и напористой… Густав говорит что-то еще, но Мишель трудно концентрироваться на его словах. Она полностью растворяется в его чарующем голосе, в его невероятном запахе. Даже заунывные беседы с гостями полностью оправдывают себя — встреча с Густавом определенно стоит того, чтобы немного поиграть на публику. — Я рада, что ты все же приехал, — они останавливаются у раскидистого вяза, полностью сокрытые от посторонних любопытных глаз: — и не оставил меня на растерзание местным волкам. — Растерзание? — даже в темноте девушка видит отблески игривости в его светлых глазах. — Брось, все не так плохо, как может сперва показаться. Густав стоит непозволительно близко, и Мишель борется с неимоверным желанием его поцеловать. К счастью, противостоять соблазну ей долго не приходиться. Мужчина сам накрывает ее губы своими. Конечно, поцелуй выходит не таким, как того хотела бы девушка — он мимолетный и легкий, практически дружеский. — Выглядишь превосходно, — все же в его глазах совсем не товарищеская приязнь. Скорее, он специально раззадоривает ее, будто проверяя на прочность. — Давай вернемся, ты же еще не была внутри? Говорят, Жак выставил неплохую коллекцию картин у себя в гостиной. *** Снова оказавшись в передней части двора, Мишель вплотную принимается за дегустацию закусок на фуршетных столах. До этого она немного стеснялась брать что-нибудь съестное, но теперь, ощущая присутствие своего покровителя, справедливо решила, что второго шанса попробовать черную икру и устрицы прямо со льда у нее больше может и не быть. Последние, к слову, оказались той еще гадостью. «Наш дорогой американский друг», как выразился Густав, еще не приехал, и продюсер сказал просто выжидать, наслаждаясь вечером. Сам он развлекать Мишель не мог — не стоит давать лишний повод для слухов. Не желая искать Барбару, девушка просто молчаливо стояла поодаль, изредка совершая бравые набеги на стол с закусками и бросая ревностные взгляды в сторону Густава. Стоило мужчине появиться, его сразу же настиг вездесущий Жак, как всегда сопровождаемый верной свитой. Они что-то долго обсуждали, заставляя женщин вокруг время от времени смеяться. Мишель показалось, что остроты Густава все же приходятся им по вкусу больше, чем сальные шуточки хозяина особняка. На секунду мужчина оборачивается в сторону Мишель и, завидев девушку, кивает, приподнимая бокал шампанского в воздухе, будто бы они только сейчас впервые пересеклись взглядами и даже не догадывались о присутствии друг друга. Минут через пятнадцать Жак входит в самый центр двора и, предварительно легонько ударив серебряным столовым ножом по хрустальному бокалу, тем самым привлекая внимания, объявляет, что у него для гостей сюрприз, и он просит всех перейти ближе к бассейну. — Все в порядке? — когда основной поток людей скрывается, Густав снова подходит к ней. — Да, — кивает Мишель, обрадованная его вниманием. — Вот, впервые попробовала устрицы. Редкостная гадость. — Ты добавила лимонный сок? — спрашивает мужчина, смеясь. — Нет! И даже не думай, во второй раз я это есть не буду, даже с лимонным соком! — активно начинает протестовать девушка, завидев, что мужчина уже тянется к серебряному блюду со льдом. — Ладно, — он берет со стола два бокала с шампанским, протягивая один Мишель. — Пока остальные заняты выступлением, может, посмотрим на его коллекцию картин? — он отводит локоть, позволяя девушку взять его под руку. — Нас не увидят? — спрашивает Мишель с недоверием, но отпускать мужчину не желает. — Увидят, — пожимает плечами Густав, накрывая ее руку своей. — Но разве я не могу прогуляться со своей клиенткой, которую нечаянно встретил? Ничего компрометирующего. — До этого мы играли в разведчиков! — Приехать вместе и просто посмотреть картины в компании друг друга — совсем разные вещи, — он медленным шагом ведет ее в сторону особняка. — Да и признаться, — Густав наклоняется к ее самому уху и переходит на шепот. — Они до смерти докучливы, так что прости мне такую вольность. *** В огромной гостиной, обставленной на вкус Мишель слишком уж броско, стоит с десяток выставочных мольбертов, на которых в позолоченных рамках покоятся картины. Девушка, идущая под руку с Густавом, медленно изучает одну за другой, и на ее лбу залегает неглубокая морщина. — Что-то не так? — спрашивает продюсер озабоченно, и пара останавливается напротив полотна, изображающего обнаженную азиатку, держащую в руках виноград. — Нет, — Мишель улыбается, поглаживая свободной рукой мужское плечо. — Просто мне это кажется странным. — Что именно? — Коллекционирование картин. Скупая картины в частные дома, ты лишаешь остальных возможности насладиться ими. Так быть не должно. Искусство свободно, а это — канарейка в золотой клетке, — говорит она печально. — Вот поэтому я люблю танцы. Меня, например, нельзя купить и поставить на полку. — Думаю, немало присутствующих попытались бы это сделать, будь у них возможность, — кивает Густав, понимая, к чему она ведет. — Многим «обладать» намного приятнее, чем наслаждаться в стороне. Мишель чуть сжимает пальчиками ткань его пиджака. Ей безумно хочется его обнять, сократить столь мучительное расстояние между ними, и невозможность сделать это лишь добавляет необъяснимой пикантности. — Вижу, я тут не единственный любитель прекрасного, — впервые, не считая участников команды, Мишель слышит чистую английскую (насколько это возможно для американца) речь. Продюсер «Ледяных сердец» оказывается намного моложе, чем того ожидала Мишель. Кажется, ему около двадцати пяти, максимум тридцать. Худой и долговязый, с нелепой жестикуляцией, он почему-то напоминает девушке спагетти. На крючковатом носу блестят очки с изумрудными стеклами, немного неуместные поздним вечером; рыжие волосы торчат из стороны в сторону, добавляя образу неряшливости; длинный галстук кислотного цвета тоже выглядит странно — словом, продюсер колоритен, но, при всех недостатках, не неприятен, а скорее просто забавен. — Митчел Голдинг, верно? — Густав решает начать первым, сразу же показывая, что не застигнут врасплох. — Мы лично не знакомы, но я много слышал о вас. — Верно, месье Делоне, все верно, — американец подходит ближе, протягивает руку Густаву, и мужчина нехотя отрывается от своей спутницы. Рукопожатие выходит слабым. — А вы, должно быть, Мишель Росс, — он как-то дергано кивает девушке, шмыгнув носом. — Рад, что мы наконец познакомились лично. Нам есть что обсудить. — Вы так думаете? — Мишель изумленно изгибает бровь, ощущая прилив раздражения. После такой грязной игры (а девушка не сомневалась, что подмена адреса именно его рук дело) он еще смеет говорить так сладкоречиво? — Да бросьте, — Голдин подходит еще ближе, окидывает взглядом картину. — Вы же понимаете, что отношения в реальной жизни и бизнес — разные вещи. Лично я против вас ничего не имею, но этот конкурс — не просто состязание в мастерстве. Иногда приходится немного играть на публику. — Ну лукавьте, — вмешивается Густав, пригубив содержание бокала. — Мы все прекрасно понимаем, где пролегает черта. На вашем месте я бы не вел себя так раскованно. Европа не Америка, вы не совсем понимаете здешние правила игры, — разговор перетекает в какую-то профессиональную плоскость, и Мишель не совсем понимает, о чем идет речь. Но, несмотря на это, она держит ухо в остро, наблюдая за репликами, которыми продюсеры обмениваются, словно шарами для жонглирования. — Вот как? — на губах американца появляется мерзкая улыбка. — А в чем, собственно, отличия? Не поделитесь своим многолетним опытом? — он издевательские подмигивает Мишель, пытаясь подначить Густава, мол, нам, молодой крови, лучше знать, как тут все устроено. — Охотно, — мужчина делает вид, что не замечает его кривляний. — Есть старые добрые методы: игра на публику, мелкие войны в интернете и прочие безобидные вещи, так важные для горстки безумных фанатов. Прибегните вы к ним — и никто вам не скажет и слова. Но вы вступили на опасную дорожку, мистер Голдинг, тем самым давая нам карт-бланш на действия такого же толка, — весь облик, голос и жесты Густава снова навевают на Мишель мысли о чем-то хищном, но она внимательно следит за каждым его словом. Знает ли он что-то, чего не знает она? — Действия такого же толка? — повторяет Митчел. — Интересно… Что ж, я был рад поболтать, но, думаю, несправедливо заставлять такое дорогое шампанское ждать, — он кивает в сторону фуршетных столов. — Приятного вечера! — И вам, — говорит Густав, но руку на прощание не протягивает, молча наблюдая, как Голдинг кидает им небрежный кивок и выходит из гостиной. — Мерзкий тип, — раздраженно говорит Мишель, удостоверившись, что он действительно ушел. — Скорее, слишком юный, — в голосе Густава слышно снисхождение. — Еще не научился плавать, пытается выйти из мелководья и думает, что всех перехитрил. — Ты что-то знаешь? — Мишель разворачивается лицом к нему, внимательно всматриваясь в светло-голубые глаза. — Карт-бланш он нам дал, спору нет. Но разве нам есть что противопоставить? — Оставь это мне. Я узнал все, что было нужно, — мужчина снова подает ей руку, делая вид, что никого продюсера-американца и не существует. — Посмотри-ка: разве это не что-то из работ Сулажа? *** За какой-то час тон вечера успевает заметно измениться, и от наблюдательной Мишель, только вышедшей из особняка, эти перемены не скрываются. Людей заметно поубавилось, а вот алкоголя — наоборот. Из ниоткуда, словно черви после дождя, появились странные девицы в коротких платьях и с призывным пестрым макияжем. Джаз-бэнд ушел, заиграло что-то более развязное, и у бассейна можно заметить уже первых королей танцпола. — Обычно, к этой части я уже ухожу, — смеется Густав, следя, как вытягивается от удивления лицо Мишель. Весь лоск исчез, будто волшебство доброй феи с ударом полночи, и теперь перед девушкой была самая настоящая тыква — неприглядная, с грязью по бокам. — Думаю, и нам пора. Признаться, я надеялся немного на другое, приходя сюда, но имеем то, что имеем. Мишель соглашается. Обстановка теперь кажется ей какой-то тревожной — именно после таких вечеринок появляются заметки в таблоидах, кричащие о передозе какой-нибудь модели. — Хорошо, только у нас есть еще одно дело. — Какое? — Я хочу съесть устрицу, как ты и предлагал, с лимонным соком. Не прощу себе, если упущу это возможность. Реплика вызывает у Густава смех, и он послушно идет за Мишель к фуршетному столу. Мужчина снимает со льда открытую устрицу, выдавливает на нее лимонный сок и протягивает своей спутнице: — Все равно гадость, как ты ее не ешь! — заключает девушка, сморщившись. — И это еще называют деликатесом? Она ждет от Густава хоть какую-то реакцию на ее слова, но мужчина будто бы смотрит сквозь нее. Мишель оборачивается, чтобы проследить за его взглядом. — Что-то не так? — спрашивает она настороженно. — Ты только посмотри на нашего друга! — кивает Густав куда-то в сторону, и Мишель прищуривается. — Признаться, я даже немного завидую — красиво отдыхать нужно уметь. Под небольшим навесом, воздвигнутым специально для это вечера, вальяжно раскинулись три фигуры. По центру широкого дивана сидел Митчел со странно замыленным взглядом и курил кальян, лениво копаясь в телефоне. Рядом с ним, прижимаясь к мужчине пышным бюстом, курила стройная блондинка в платье, скорее напоминающим ночной пеньюар. Но пикантности добавляла даже не она, а миловидный юноша с вьющимися бронзовыми локонами, который мирно покоил голову у Голдинга на коленях. — Я же говорил, что он слишком молод для таких крупных дел. Хоть бы постеснялся сидеть с эскортом у всех на виду, — хмыкает Густав не без самодовольства. — Я не удивлюсь, если он так весел не только из-за шампанского — слишком этот Митчел дерганный. — Как будто это что-то из ряда вон для этих мест, — отзывается Мишель. — Разве не ты сам говорил, что такое здесь в порядке вещей? «Эта часть», так ты называешь эту попойку? — Да, но когда ты официально женат, немного скрытности не помешает, — услышав столь интересную деталь, Мишель хмыкает — Густав отлично умеет наводить справки. — Откуда ты это знаешь? — спрашивает Мишель, чуть ближе подходя к навесу, чтобы лучше разглядеть фигуры. Врут ли ей собственные глаза? Голдин выглядит расслаблено, мастерски выпуская изо рта кольцами дым. Ворот рубашки расстегнут на пару пуговиц, очки с изумрудными стеклами подняты на голову, а в цепких пальцах, украшенных несколькими массивными перстнями, зажат телефон не самой новой модели, абсолютно не вяжущейся со столь богемным образом. И Мишель была готова поклясться, что сотовый, блестящий на свету своей алюминиевый крышкой, ей знаком. Девушка встряхивает головой, сбрасывая наваждение. Нет, это точно простое совпадение. — Я же говорил, что наводил справки, — Густав подходит к ней и уверенно кладет руку на узкую талию. Сейчас можно было не беспокоиться о сплетнях — гости были слишком заняты алкоголем, белыми дорожками и соблазнительными юными нимфами. Даже сам Жак обжимался у бассейна с какой-то девушкой — до Мишель с Густавом уже никому не было дела. — Пойдем, — мужчина притягивает ее еще ближе. — Я подвезу тебя домой. Конечно, если ты не против. — Но ты же выпил! — девушка пытается придать голосу твердость, но он предательски дрожит — от прикосновений мужчины она тает, словно масло. — Не нужно все воспринимать так буквально, — даже через ткань платья Мишель чувствует жар его ладони. — В данном случае «я подвезу» скорее значит, что это моя машина — сегодня я с водителем. *** Мишель впервые, если не считать того случая с лимузином, едет в машине с личным водителем, и, надо признать, ощущение приятное — сразу же добавляется пару очков к самооценке. — Нико не переставала о тебе говорить ни на секунду, пока я ее вёз к матери, — вдруг задумчиво говорит Густав, смотря в окно — за ним темным полотном, изредка прерываемым вспышками уличных фонарей, размеренно тек ночной Париж. — Ей очень понравился танец. Но, кажется, ещё больше ее впечатлило платье «как у принцессы». Еле отговорил ее от поездки за таким же. — Как мило, — Мишель устало потирает виски. Музыка и шумные разговоры не прошли незамеченными, и девушка уже чувствовала первые глухо пульсирующие удары мигрени. — Возможно, тебе скоро придётся покупать пуанты и отправлять ее в танцевальный класс. Легким движением она скидывает неудобные туфли, успевшие оставить кроваво-красные росчерки на коже, и подбирает ноги под себя, будто бы это может помешать боли сильнее разыграться. — Что с тобой? — от Густава не скрывается этот жест. За то короткое время, что они провели вместе, мужчина успел неплохо изучить Мишель. Он и прежде видел, как она сидела в подобной позе, и понимает, что за этим стоит. — Опять голова? — Угу, — неохотно подтверждает Мишель, вынимая шпильки из нехитрой прически и позволяя волосам волнами разметаться по плечам. — Наверное, я слишком набралась впечатлений. Не беспокойся, мне просто нужно немного полежать в тишине, и все пройдет. Думаю, даже без таблеток. — Мой стойкий оловянный солдатик, — говорит мужчина с нежной улыбкой и немного отодвигается в сторону, позволяя Мишель свободнее вытянуться на кожаном сидении и положить голову ему на плечо, как на подушку. Густав легонько приобнимает девушку за спину, будто ограждая от враждебного мира, а свободную руку запускает в ее волосы, осторожно массажируя кожу. — Ты держалась просто великолепно, — говорит Густав, накручивая локон светлых волос на палец. Мишель блаженно прикрывает глаза. Прошедший день был наполнен событиями, и теперь она, преисполненная впечатлений, находила покой рядом с мужчиной. Даже боль, кажется, отступает из-за его невесомых прикосновений. Их отношения, мягко говоря, странные. Между ними не было ни связи, ни какой-либо договоренности, даже слов симпатии, и тех не было. Но наедине! Эти касания, поцелуи, слова… Мишель толком не понимает, что происходит, но объясняться с Густавом не спешит, боясь разрушить их хрупкую связь. Иногда лучше не лезть с пустыми разговорами, а просто молча наслаждаться — никогда не знаешь, как долго этому суждено длиться. Пользуясь короткой передышкой, сознание Мишель проваливается в легкую дремоту. — Ты спишь? — спрашивает Густав, чувствуя, как замедлилось ее дыхание. Не получив опровержения, мужчина вздыхает. Не понесет же он ее на руках в особняк, поставляя команде новый повод для пересудов как минимум до конца это конкурса? — И что же мне с тобой делать? Он лукавит, зная единственно правильный ответ с самых первых секунд. Мужчина даже рад, что она безмятежно уснула на полпути к особняку, позволяя абсолютно легитимно изменить точку маршрута: — Les plans changent, onneva pas au manoir, — обращается он к водителю в полголоса, не желая нарушать покой Мишель. — A Enghien-les-Bains, s'il vous plaît.