So many reasons why you're just not right for me
I forget them all, well, at least I try
Who am I kidding, you're my one and only vice?
She Wants Revenge — Suck It Up
*** Водитель подошвой идеально начищенных кожаных туфель нажимает на педаль газа, гравий с шумом проскакивает под шинами, и Мишель просыпается из-за легкого толчка торможения: — Уже приехали? — она растерянно морщится, протирая глаза. Выглядывает в окно и не видит привычных фонарей, гордо возвышающихся у ворот их кукольного домика. — Разве?.. Мишель оборачивается к Густаву, и на лице девушки, чуть розовом после дремы, застывает невысказанный вопрос. — Ты заснула, — как-то виновато пожимает плечами мужчина, будто не до конца уверенный в своем решении: — и я решил тебя не тревожить. — Где мы? — в темноте очертания здания, у которого припарковался автомобиль, едва различимы, и Мишель остается лишь вглядываться во мрак, пытаясь вычленить среди черноты, изредка прерываемой тусклым светом уличных фонариков, знакомые детали. — У тебя? — Да, — кивает Густав. — Но, если хочешь, мы можем вернуться в ваш особняк — только скажи. — Нет, все в порядке, — девушка кивает и светло-русые волосы волнами рассыпаются по плечам. — Спасибо. Очень мило с твоей стороны проявить такую заботу… На миг губы мужчины изгибаются в довольной хитрой усмешке, и его спутница это тотчас подмечает: — Я узнаю этот взгляд! — она придвигается ближе к мужчине, сопровождаемая скрипом кожаной обивки о ткань платья. — Хитрый лис! Сотни раз в своей голове Мишель называла Густава именно так — хитрый лис, но впервые девушка озвучила эту странную кличку вслух, и, кажется, мужчине она пришлась по вкусу. — Хитрый лис? — переспрашивает Густав, расплываясь с каждой секундой в еще более широкой улыбке. — По-моему, я образец благонадежности. Посмотри, какие честные у меня глаза. Разве они могут лгать? — Кто спорит? Глаза честные, улыбка — не очень, — Мишель чувствует, как его дыхание опаляет губы. — Настоящий хитрый лис. Я бы даже сказала, энциклопедический. Но мне нравится. — Тогда пойдем, — мужчина отстраняется, порывисто выходит из автомобиля и, обойдя его, открывает дверь перед Мишель, галантно подав своей спутнице руку. — Если не боишься вступить в мое логово. *** Гостиная особняка оказывается небольшой, даже крохотной, по сравнению с остальными комнатами. Широкие окна выходят во внутренний двор, стены облицованы необычными панелями, чуть напоминающими темно-серебристый мрамор, но теплыми и шершавыми. Два белых кожаных дивана обращены к камину — телевизора в комнате нет, только виниловый проигрыватель покоится на белом столике. На верхнем выступе камина, на котором обычно ставят какие-нибудь статуэтки, располагаются белые свечи с мироточащими воском кончиками и пара фотографий в металлических рамках. Они-то первыми и привлекли внимание Мишель. — Это Николетт? — спрашивает девушка, взяв в руки одну из фотографий. На ней — Густав, выглядящий совсем как сейчас, только с темными волосами без проседи и каким-то живым, не холодным взглядом, уже столь привычным Мишель. В руках мужчина держит белый сверток, обернутый для надежности не только в пеленки, но и в невесомую кружевную ткань. — Да, — с нежностью отвечает продюсер, подходя к ней. — Тогда я в первый раз взял ее на руки. — Ты выглядишь… — Мишель будто чувствует пульсацию, исходящую от фотографии: — счастливым. — Конечно, ведь у меня тогда родилась дочь, — Густав бережно забирает из рук Мишель снимок и ставит назад на полку. — За свою жизнь я сделал немало плохого, но Николетт приближает меня к чему-то божественному — хоть я и не верю ни во что подобное. Думаю, ты поймешь меня, если у тебя будут дети. Сказав это, он будто смущается, осторожно берет Мишель под локоть и отводит от камина. — Угостить тебя чем-нибудь? — мужчина переводит разговор в другое русло. — Или хочешь пойти отдохнуть? — Нет, — Мишель совсем не хочется уходить от него. — Я прекрасно отоспалась в машине. — Тогда, может, вина? — предлагает Густав, не скрывая радости — он тоже не желает отпускать от себя девушку. — Или шампанское? Бар полностью в твоем распоряжении. — Буду то же, что и ты, — Мишель чувствует какую-то скованность — боится показаться излишне напористой и наглой. — Уверена? — снова по-заговорщицки улыбается продюсер, и, получив в ответ кивок, скрывается где-то в недрах особняка. Мишель садится на самый краешек дивана, все еще будто не чувствуя себя в праве быть здесь, и выжидает. Сердце тяжелыми ударами стучит в груди, рассылая по всему телу волны тревоги. Чего она боится? Разве может случиться что-то плохое? А может, это и не тревога вовсе? Приятное волнение? — Решил не издеваться над тобой, — наконец возвращается Густав, держа в руках два тамблера с виски. — Абсента сегодня не будет. — Спасибо, — Мишель принимает один из стаканов и делает несмелый глоток, тотчас же морщась из-за резкого вкуса. — Гадость! — И устрицы тебе не по вкусу, и виски, — смеется Густав, пригубив немного из своего бокала. — Не выйдет из тебя настоящей богатой дамы. — Зато твоего щегольства хватит на нас двоих, — отзывается девушка, выразительно обводя в воздухе длинным пальчиком его наряд. Тут хореограф немного лукавит — костюм-тройка ей очень нравится. — Подумать только, у тебя даже есть нож для писем! — продолжает девушка, вспоминая свой первый визит в офис продюсера. Реплика вызывает у Густава прилив бархатистого смеха: — Забавно, что ты это помнишь, — он легким движением скидывает пиджак, оставаясь в жилете, выгодно подчеркивающим мужественную фигуру. Мишель сглатывает. — Неужели на тебя это произвело такое впечатление? — Не удивлюсь, если у тебя есть и пресс-папье, — она делает еще один глоток. Нет, все-таки гадость. — Возможно, — мужчина садится напротив, закидывая ногу на ногу и отпивая немного виски. — Им может оказаться, в принципе, любая достаточно тяжелая вещь… — Боже! — из светской беседы ее вытягивает внезапная мысль, молнией поразившая сознание. — Телефон! Молли! Она же меня совсем потеряла! — в отчаянии Мишель хватается за голову. Она и так не претендует на звание сестры года, но это уже совсем перебор. — Пожалуйста, одолжи телефон… — Конечно, но что с твоим?.. — Густав не успевает закончить, прерываемый девушкой. — Долгая история. Если вкратце — просто потеряла сегодня, — отмахивается Мишель. Ей почему-то не хочется рассказывать ему обстоятельства этой «пропажи», будто в очередной раз расписываясь в своей никчемности. Мужчина кивает, тянется к пиджаку и достает из кармана телефон, решая не задавать лишних вопросов: — Прошу. Мишель судорожно пытается свести в голове их разницу во времени. Кажется, сейчас в Лос-Анджелесе разгар дня. Наверное, у Молли уроки, и своим звонком она лишь помешает. Хорошо, что хотя бы знает наизусть ее телефон — можно оставить сообщение для сестренки, не поднимая на уши семью, у которой она сейчас живет: Привет мышонок, это я, Мишель. Не удивляйся номеру — это телефон моего друга. Свой я сегодня потеряла, завтра, как будет время, куплю новый. Не переживай за меня — у нас все в порядке, готовимся к финалу. Начинай паковать чемоданы! Как ты? Все хорошо? Если что-то случилось, звони по этому номеру, и Густав передаст все мне. Люблю, твоя нерадивая сестра. Пробежав еще раз глазами по строчкам, девушка нажимает на кнопку отправления и выдыхает в облегчении — такая весточка определенно лучше, чем ничего. — Спасибо, — Мишель с чувством выполненного долга возвращает мобильный мужчине. — Так что с твоим?.. — спрашивает Густав с недоверием, небрежно откидывая телефон на другую сторону дивана. — Я же сказала — потеряла, — из-за внезапной лжи на лице девушки проступает румянец, и она отодвигается к самой спинке дивана, позволяя появиться между ними чуть большей дистанции. — Там, в баре, куда мы приехали из-за неправильного адреса. — Кстати об этом, — говорит Густав, быстро переключаясь на другую тему. — Ты же не считаешь, что это была случайность? — Нет, не считаю, — Мишель рада, что разговор уходит от обсуждения ее телефона. — И даже думаю, что в этом замешан Голдинг. — Я бы не спешил раскидываться обвинениями, но, в целом, такая теория имеет место быть, — мужчина снова отпивает из стакана, и девушка видит, что янтарной жидкости в нем осталось совсем немного. — Есть только один вопрос — зачем? Вы всегда приезжаете заранее, локации не так далеко друг от друга, и опоздать на настоящее выступление вы никак не могли. Какой смысл? — Густав задает вопрос даже не Мишель, а самому себе. — Должен же быть какой-то резон… Он встает с дивана и подходит к широкому окну. Со спины его фигура кажется Мишель еще более статной, и она невольно любуется мужчиной. При других обстоятельствах она бы не задумываясь взяла все в свое руки — ведь они давно не стесняются флирта и знаков внимания. Но сейчас между ними настоящая пропасть: возраст, статус, опыт, совсем недавние отношения Мишель. Так, соберись! Вы вообще-то говорите о деле! — Зачем? — снова спрашивает сам себя Густав, вглядываясь в темноту внутреннего двора. Мишель не видит его лица, только отражение в окне — чуть нахмуренные брови, прямой нос и желваки, поигрывающие на острых скулах. — Как ты потеряла телефон, Мишель? — вдруг спрашивает мужчина, разворачиваясь. — Это случилось в баре? — Нет, — энергично протестует она. — Я его там не доставала вообще. Наверное, в такси обронила. Вранье выходит рефлекторным, и Мишель сама не понимает, почему не говорит мужчине правду, будто факт вероломного нападения на их команду — это что-то постыдное. — Ты уверена? Звонила туда? Искала? — Нет, — снова отрицает все девушка. — Карлос такси заказывал, а после всего произошедшего было не до поисков. Да он старый был, не велика потеря. Она чувствует, что Густав не вполне доверяет ее рассказу. Но если это и так, то мужчина вслух ничего не говорит, лишь отворачивается к окну, многозначительно приподнимая бровь. Густав ей верит! Верит, а она обманывает! Да еще и в такой мелочи! Мысль постыдно ударяет в голову, и Мишель краснеет еще гуще. И зачем она это сделала, кто ее тянул за язык? Теперь уже не заберешь слова обратно! — А где тут уборная? — девушке надо освежиться, уж слишком сильно полыхают ее щеки, сдавая лгунью с потрохами. — Ближайшая? По коридору налево, — бросает Густав, и Мишель стремглав выбегает из комнаты, оставляя мужчину в недоумении. В несколько шагов девушка преодолевает расстояние до ванной комнаты. Выкручивает серебристый кран мраморной раковины до самой холодной воды и, набрав ее в ладони, обдает полыхающее лицо. Еще раз. И еще раз. — Черт! — Мишель поднимает глаза на свое отражение, виднеющееся в круглом зеркале — остатки макияжа черными кругами оплыли на бледном лице. Нет, в ее развязанном языке и опрометчивых поступках явно виноваты шампанское и виски. Другого объяснения она не находит. Девушка принимается с остервенением умываться, обдавая себя все новым и новым потоком воды, но тушь и тени не хотят так просто сдаваться. Мамино кольцо проворачивается на пальце, камень царапает кожу. Мишель с раздражением шипит, снимает украшение и оставляет на раковине. Проходит десять минут, когда ей удается окончательно распрощаться с макияжем. Цена — черные разводы на до этого идеальном белом полотенце и мокрый верх платья. Остывшая, Мишель возвращается в уже пустую гостиную: — Густав? — говорит она несмело. В ответ тишина. Девушка выжидает еще немного, а потом решает отправиться на поиски. Столовая и кухня оказываются абсолютно безжизненными. Библиотека — тоже. Мишель дотрагивается до ручки двери, ведущей в неизвестную ей комнату, как слышит чуть вдалеке знакомый голос, говорящий что-то на французском. — Густав?.. Девушка неуверенно идет на звук, пока не упирается в чуть приоткрытую дверь его кабинета. Ну конечно же, куда этот трудоголик мог еще уйти? — Густав… — Мишель заходит внутрь, робко держа руки на раме дверного проема. Мужчина стоит возле массивного рабочего стола, одной рукой перебирая какие-то бумаги, а другой зажимая телефон у уха. На цыпочках, чтобы не мешать, Мишель подходит к креслу, в котором совсем недавно сидела в одном халате, и садится, прислушиваясь к разговору. Зачарованно она ловит каждое его слово, пусть витиеватый смысл французской речи остается для нее загадкой. Мишель просто нравится его тембр, и то, как Густав, говоря на родном языке, звучит как-то теплее и ласковее. Густав говорит еще немного, что-то диктуя собеседнику, и заканчивает разговор, немного раздраженно отбрасывая телефон подальше от себя на стол. — Извини, это по работе, — он чуть виновато улыбается, будто Мишель застала его врасплох за чем-то неприличным: — не мог не ответить. — Знаешь, мне нужно начать учить французский, — мечтательно говорит девушка, сцепив руки в замок и подперев ими подбородок. — Откуда такое желание? — изящно ведет бровью Густав. В ответ мужчина слышит мелодичный смех: — Во-первых, это красиво, — улыбается девушка. — Во-вторых, я бы хотела бы понимать язык, на котором ты думаешь. Ведь, общаясь со мной, ты всегда себя переводишь. А когда говоришь на французском… Знаешь, ты немного другой… — Вот как? — мужчина подходит к креслу. — Интересное наблюдение. Густав окидывает девушку внимательным взглядом, от которого не скрываются следы ее недавних водных процедур: — Ты себя хорошо чувствуешь? Мишель немного смущается. Неужели остатки макияжа все еще видны на лице? — Все замечательно, просто немного устала, — тяжелый вздох. — Столько всего происходит каждый день, голова идет кругом. Он чуть наклоняется к ней, притягивает ее за плечи, заставляя встать рядом с ним. Сильные руки обвиваются вокруг тонкой талии, прижимают к мужскому торсу, и даже сквозь ткань рубашки, жилета и собственного платья Мишель чувствует его ровное биение сердца. — Мой стойкий оловянный солдатик, — Густав во второй раз называет ее так. Только теперь Мишель это слышит. — Я тобой горжусь, — Густав прекрасно понимает, какое воздействие имеет на нее. Он не врет, говоря Мишель слова поддержки, — мужчина искренне восхищается этим хрупким существом, волей судьбы заброшенным в водоворот подковерных игр и интриг. Место Мишель не среди акул-соперников или богатых извращенцев на званых вечерах, а здесь, в его объятиях. С другой стороны, он устал ждать. Густав — мужчина из плоти и крови, и у него есть вполне естественные желания, тем более с женщиной, к которой он испытывает какие-то чувства. Тогда, после шоу, он не мог затащить Мишель в постель. Нет, девушка была отнюдь не против, и вид ее обнаженного тела, запечатлевшийся в памяти мужчины огненным клеймом, до сих пор вызывал в сознании страстную истому. Но как раз эти пресловутые чувства, которые и распаляли в Густаве огонь, не позволили мужчине воспользоваться ситуацией. Слишком ослабленной, уязвленной была Мишель. Сейчас все иначе. — Мишель, — низкий голос тяжестью отзывается в животе девушки, и она обнимает мужчину в ответ, одну руку запуская в волосы, отдающие ароматом сандала. Густав еле ощутимо накрывает ее губы своими, не углубляет поцелуй, а будто дразнит. Рука уверенно и по-хозяйски спускается по спине вниз, к внешней стороне бедра, задирает подол платья и скользит по уже разгоряченной коже. — Кажется, в офисе мы остановились на чем-то подобном, — Густав хищно усмехается, с удовольствием замечая, что вывести Мишель из равновесия очень легко. Нет, ему никогда не представляло трудности общение с женщинами. Природное обаяние и, главное, богатый опыт брали самые неприступные крепости, но видеть сейчас Мишель, разгоряченную от одного прикосновения, с тяжело вздымающейся грудью — просто отдельный вид удовольствия. Густав готов поклясться, что еще один поцелуй — и девушка будет абсолютно готова ко всему, даже без особых ласк. Но нет, он не готов перейти к десерту так быстро, не для этого они так долго к этому шли. — Да, — шепот у Мишель сбивчивый. — Припоминаю что-то такое. Рука мужчины чуть сжимает податливую плоть бедра, оставляя под пальцами розовые отметины. — Тогда нас прервали… — пальцы мужчины продолжают свое путешествие, чуть отводя кружевную ткань ее белья. — Прервали… — Мишель забывает, как дышать. — Довольно бесцеремонно… — Верно, — Густав губами находит пульсирующую артерию на ее шее, чуть прикусывает нежную кожу. — Нужно восстановить справедливость, — снова поцелуй в шею: — и оригинальный ход событий. Сказав это, мужчина с легкостью подхватывает девушку и рывком усаживает на рабочий стол. — Кажется, было что-то подобное? — спрашивает он, расстегивая пуговицы жилетки. — Да, припоминаю… — настала очередь Мишель улыбаться. Она, наконец, поняла правила игры. — И еще это… Девушка ногами обхватывает бедра, чувствуя его возбуждение. Черт, как приятно осознавать, что именно она вызывает такую реакцию у обычно сдержанного и холодного мужчины. Тонкая девичья ладонь ложится на пах, чуть сжимает ткань брюк, будто доказывая, что и сама Мишель не прочь подразнить Густава. — Какая развратная девочка, — цокает он, скидывая жилет. *** Еще чувствуя на теле жар его прикосновений, ощущая внизу живота отголоски приятной пульсации и слыша его размеренное во сне дыхание, Мишель пытается до мелочей восстановить в памяти момент их близости, будто это самое ценное воспоминание, которым она обладает и которое сможет теперь ожить только в ее фантазии, но никак не в жизни. Она пытается навсегда сохранить в памяти его ласки, немного резкие и грубоватые — Густав беззастенчиво прогибал резким движением Мишель в пояснице, притягивал к себе за волосы, целовал требовательно и как-то по-собственнически, в пылу страсти заставлял девушку, не помнящую себя от желания, громко и отчетливо просить сделать с ней вещи, при мысли о которых она обычно густо краснела. Она пытается запомнить и его нежность — Густав знает, когда лучше подложить под спину подушку или когда стоит сменить тактику и сказать, как она прекрасна, какая она «хорошая девочка» и как сильно он ее хочет. Мужчина может целовать ее трепетно и ласково, может гладить ее по голове, пока девушка привыкает к нему внутри, или переплетать их пальцы, делая первые тяжелые толчки. Она пытается запечатлеть в сознании свои эмоции рядом с ним — счастье, чувство абсолютной безопасности и желание, накрывающие с головой. Мишель смотрит на уже мирно спящего Густава и пальчиком проводит по точеным скулам, прямому носу, губам. Она не знает, что будет дальше, даже загадывать не желает. Может, он утром выставит ее на порог, бросив благодарность за веселую ночь. Может, скажет, что никогда ее не отпустит. В любом случае, она сейчас, словно губка, готова впитывать каждое его очертание, каждый его вздох — так Густав навсегда останется в ее памяти, а завтра пусть будет, что будет. *** Всему хорошему рано или поздно приходит конец. Вот и утро нещадно вступило в свои права, пробиваясь лучами теплого солнца сквозь тяжелые светлые шторы и унося с собой всю магию прошедшей ночи. Густав, к замешательству Мишель, ни в каких разъяснениях о новом статусе их отношений не нуждался и вел себя, словно ничего и не произошло. Проснувшись чуть раньше, он лишь принес для Мишель чашку чая — с молоком и несколькими ложечками сахара, как она и любит. Ни словом, ни движением мужчина не показал, что между ними что-то произошло, и это девушку задевало. Только когда Мишель, неловко прикрываясь руками, будто Густав не успел до этого разглядеть ее наготу, натягивала на худые плечи платье, он, наблюдая за ее неловкими движениями, усмехнулся: — Наверное, тебе стоит привезти сюда что-то из своих вещей. Ты, несомненно, выглядишь в вечернем платье прекрасно, но это едва ли подходящий наряд для восьми утра. И эта ненароком брошенная фраза вселила в Мишель надежду на хоть какое-то продолжение. Спрашивать напрямую, изменилось ли между ними что-то, она не решалась. Почему-то червь сомнения в ее груди шептал, что продюсер не слишком уж в ней заинтересован. Наверняка у Густава целая вереница таких девиц, и ей вряд ли уготовано специальное место в их почетном ряду — не стоит лишний раз нарываться на подтверждение этой догадки, которое сулило лишь разочарование. Поэтому, приведя себя в порядок и перекусив фруктами, Мишель поспешила ретироваться — уж слишком невыносимо сейчас было общество мужчины. *** Джастин вальяжно раскинулся на ступеньках у главного входа. Утреннее солнце уже успело нагреть камень, и он с комфортом разместился прямо на крыльце, держа в одной руке сигарету и банку ванильной колы в другой. Он выдыхает очередной клуб дыма, когда на горизонте появляется хрупкая фигурка Мишель. Она идет как-то несмело, зажав под подмышкой черный клатч и прижимая свободными руками небольшую белую коробочку к груди. — Доброе утро! — кивает ей капитан, когда Мишель подходит к ближе. — Полагаю, свидание удалось? Девушка немного тушуется: — Не понимаю, о чем ты говоришь. — Да не бойся, я же обещал, что сохраню твою тайну, — смеется Джастин, хлопая ладонью по ступени рядом с ним. — Садись, угощу сигаретой… Что это у тебя? — он кивает на белую коробку в руках хореографа. — Да так, ерунда, — отмахивается девушка. — Заскочила по дороге в магазин, купила телефон. Надо же мне как-то общаться с Молли… Девушка принимает приглашение, занимая почетное место рядом с парнем. Тот протягивает ей пачку — не самая любимая марка девушки. Она немного кривится, но сигарету все же берет. Искра зажигалки — и вот Мишель уже наслаждается порцией никотина. — Смейся, но никакого свидания и вправду не было, — она ловит удивленный взгляд Джастина и делает глубокую затяжку. — Сугубо профессиональная встреча. — Вот как теперь это называется? — с издевкой спрашивает парень, отпив немного колы. — Ну и каковы плоды этого близкого сотрудничества? — произнося последние два слова, Джастин расплывается в улыбке Чеширского кота. От картин прошлой ночи, резко всплывших в сознании, Мишель давится дымом и заходится в сухом кашле: — Боже, просто заткнись! Или я тебе ничего не расскажу. — Ладно-ладно, — примирительно ухмыляется парень. Видя, что хореограф не перестает кашлять, он протягивает ей бутылку. — Запей. Мишель делает пару глотков, и ей действительно становится лучше: — Спасибо, — она возвращает колу владельцу, хоть самой газировки там остается на самом донышке. — Так вот… Она рассказывает ему о встрече с Голдингом, о своих смешанных впечатлениях, о странной догадке касательно телефона — словом, выкладывает все свои соображения насчет «Ледяных сердец», томившие ее долгое время. — Ну и дела, — присвистывает Джастин, когда Мишель заканчивает. — Если это все действительно так, то наша команда по уши в дерьме. — Звучит грубовато, но, в целом, правильно, — кивает Мишель, туша сигарету о белый камень ступени — негоже отступать от традиций. — Слишком много странностей крутится вокруг нас. — Странности не всегда значат что-то плохое. Густав тоже взялся из ниоткуда, но вроде бы все хорошо, — Джастин делает последнюю затяжку и тоже тушит сигарету. — Да не смотри на меня так, дырку прожжешь! — Но эти странности как раз не очень-то хорошие, — девушка подбирает ноги под себя, устраиваясь поудобнее. — Знаешь, когда мы только заселились, кто-то рылся у меня в комнате. Приехала — а там все вверх дном. Может, это тоже они были? Я как-то не придала этому большого значения, но теперь… От Мишель не укрывается, как от ее слов поджались губы ее собеседника, как побледнело его лицо. — Да чего ты так реагируешь? Ну виновата, не рассказала. Но ничего же не случилось, верно? — она шутливо пихает его в плечо, но парень все так же безэмоционален. — Мишель, знаешь… — Что? — девушка хмурит брови, предугадывая подвох. — Джастин?.. — Ты только не злись, — он шумно вздыхает, пряча лицо в ладони. — В общем, это я был, тогда, в твоей спальне. На миг тело Мишель каменеет. Она, кажется, даже забывает дышать — лишь в немом удивлении приоткрывает рот: — Что, прости? — Ты прекрасно слышала, — Джастин весь съеживается, как нашкодивший котенок. Вмиг из рослого мускулистого парня он превратился в какой-то клубок нервов. — Это было… ничего личного, я не хотел никак тебя задеть. Я искал контракт… — Я не могу поверить! — Мишель вскакивает на ноги, поворачиваясь к нему всем телом.— Снова? После всего, что мы вместе сделали? После всех этих часов в зале? Бессонных ночей? Ты опять пытаешься меня обмануть? — девушка срывается на крик. — Подожди, дай мне рассказать! — Джастин рывком поднимается со ступенек, пытается ухватить ее за руку. — Не в этом дело! — Просто замолчи! — Мишель делает несколько шагов от него, словно капитан прокаженный. — Не хочу даже этого слушать. — Да послушай ты, дура! — в сердцах вскликивает Джастин, снова пытаясь схватить ее за запястье. — Дай мне договорить!.. Звонкая пощечина рассекает воздух — и на покрытой щетиной скуле парня мигом вспыхивает алое пятно: — У тебя ночь на сборы, — шипит сквозь зубы Мишель, не без удовольствия наблюдая, как кривится от боли Джастин — удар вышел сильным. *** Мишель в сердцах хлопает дверью спальни, мешком падает на кровать и чувствует, как горячие слезы ручейками стекают по щекам к подбородку, закатываются за шиворот и заставляют ворот платья намокнуть. Девушка закрывает лицо ладонями, судорожно делает пару ровных глубоких вдохов и выдохов, пытаясь успокоить себя. Выходит плохо. Так, Мишель, соберись. Ничего страшного не произошло. Подумаешь, Джастин сделал глупость. Ты же уже и думать забыла об этом случае, что изменилось теперь? Ровным счетом ничего — только теперь ты знаешь, кто это сделал. Держи себя в руках, Мишель. Раз за разом, словно мантру, повторяет эти слова девушка, но ничего ровным счетом не меняется. Несмотря на доводы рассудка, Мишель чувствует себя преданной. Джастин всегда мог просто попросить, объяснить ситуацию, в подобных хитрых играх не было нужды — почему же он снова и снова делает подлости? Сначала контракт, теперь это? Нервная дрожь пробирает тело, и девушка передергивает плечами, будто бы от удара тока. Слезы все текут и текут, застилая глаза, хоть в груди уже нет привычного кома — плач выходит сугубо рефлекторным. Возможно, ей не стоит так бурно реагировать и указывать парню на дверь. Мишель даже решает извиниться перед ним, она явно погорячилась — их личные перепалки никак не должны затрагивать работу команды. Да, ей определенно нужно извиниться за угрозы исключения из команды. Но только за них — пощечина была вполне заслуженной. Из мыслей ее вырывает робкий стук в дверь: — Мишель, — Джастин несмело приоткрывает деверь: — послушай… — Я не хочу с тобой говорить сейчас, уйди! — она все еще не до конца успокоилась, и разговор явно вышел бы деструктивным. — Мишель, я позвонил Густаву, и он хочет поговорить, — капитан просовывает в узкую щель телефон. — Держи. — И зачем ты ему позвонил? Один не можешь убирать за собой дерьмо? — с раздражением бросает Мишель, но с кровати все же встает. — Я просто хочу остаться в команде, — холодно говорит Джастин, передавая ей мобильный и тут же закрывая за собой дверь. «Как был трусом, так и остался им», — со злостью подмечает девушка и подносит телефон к уху. — Густав? — Мишель почему-то уверена, что продюсер поддержит ее решение, несмотря на всю абсурдность. Кажется, что мужчина всегда на ее стороне — разве может быть иначе? — Джастин останется в команде, Мишель, — голос Густава холоден, словно лед. — Я не знаю, что у вас произошло, но выгонять его перед самым финалом ты не имеешь права. Злость, уже успевшая остыть, разгорается с новой силой. В сущности, Мишель и сама прекрасно понимает, что сказала глупость и выставлять Джастина на порог как минимум неразумно. Но когда об этом говорит Густав, тот, на поддержку которого она рассчитывала! Он даже не знает, что случилось! — Не имею права? Это моя команда, и только мне решать, — с подростковым нигилизмом Мишель готова теперь стоять на своем до конца — просто, чтобы не отступить. — Я сказала, что Джастин уйдет, значит, он уйдет. — Вы подписали контракт, — Густав абсолютно спокоен, что только больше злит Мишель: — по которому все важные решения остаются за мной. И я говорю, что он остается. Конец дискуссии. — Никакой не конец! — теперь банальному желанию противодействовать примешивается еще и обида за холодный прием утром. Наверное, эта перепалка уже не Джастине, а о них самих. — Это моя команда, — повторяет Мишель. — Тебе все равно, что я думаю по этому поводу? — Мишель, мне не все равно, — вздох. — Но это не предмет для разговора. Джастин остается, и точка. — Но… — Никаких «но», — от резкого тона девушка морщится. Никогда бы она не подумала, что Густав может говорить с ней так раздраженно. — Ты подписала контракт, и ничто между нами не может поставить тебя выше, когда дело касается профессиональных вещей. Работа есть работа, Мишель. — Да, трахнуть свою протеже просто верх профессионализма! — вспыхивает хореограф, словно спичка. Осознание того, что Густав, по сути, прав, только подливает масла в этот огонь. Теперь это спор ради спора, и мужчина ступил на опасную почву, затронув их отношения. — Возможно, мне стоит перевести эту фразу в менее вежливую форму? «Не думай, Мишель, что если ты раздвинула передо мной ноги, это сделало тебя особенной». Верно? Ты это имел в виду? Не стесняйся! Густав закатывает глаза в беззвучной мольбе. — Мишель, выдохни! Я не сказал ничего из того, что ты успела… Мишель решает не дослушивать и нажимает на кнопку сброса. «Истеричка», — думает про себя Густав, оставаясь на одной линии с короткими гудками. «Придурок», — думает Мишель, падая на кровать и утыкаясь лицом в подушку. Теперь, когда пар негодования, вызванный стычкой с Джастином, испаряется так же быстро, как и возникает, ей становится стыдно за свое поведение — Густав действительно пытался отговорить Мишель от опрометчивого поступка, пусть и не так мягко, как ей того бы хотелось. Но просить прощения она сейчас не будет — глупая гордость мешает признать свою ошибку вслух. Может быть позже. Может быть.