affair

I've been holding on to hope

That you'll come back when you can find some peace

'Cause every word that I've heard spoken

Since you left feels like a hollow street. Lewis Capaldi — Bruises

*** Мишель вдыхает свежий воздух полной грудью и блаженно подставляет лицо ласковому солнцу. Лучи приятно греют кожу, ветер чуть развевает волосы, и девушка про себя замечает, что большего клише и придумать нельзя. Они сидят на берегу озера в каком-то парке. Мимо проезжает фургон мороженщика, но Мишель не удается прочитать название. Она списывает все на усталость и на секунду закрывает глаза, пытаясь сосредоточится на звуках: пении птиц, шуме дороги неподалеку и приглушенном крике детей, играющих с фризби. — Здорово, правда? Давненько мы никуда с тобой не выбирались, — говорит Брендон и открывает бутылку шампанского, появившуюся словно из ниоткуда. Мишель опускает взгляд и видит клетчатое покрывало, на нем — корзина со свежими фруктами и круассанами. Она готова поклясться, что еще секунду назад этого здесь не было. Мысль вспыхивает где-то на задворках сознания и сразу же теряется. Какая, в сущности, разница, если он — такой теплый, счастливый и родной — сейчас с ней? Брендон разливает шипучую жидкость по бокалам и протягивает один Мишель: — Во Франции день нужно начинать именно так, — он заливисто смеется и выпивает содержимое залпом. Мишель не может им налюбоваться: таким беззаботным и счастливым, со сверкающими голубыми глазами и заразительным смехом. Она придвигается ближе и обнимает его. Запускает руки в русые волосы, накрывает губы своими. Поцелуй получается нежным и невесомым, с кисловатым привкусом шампанского и запахом травы. Брендон притягивает ее ближе, обнимает за талию и шепчет на ухо приятные глупости, от которых Мишель тает, словно мало. А куда она дела свой бокал? — Родная моя, — шепчет Брендон, и его рука скользит по спине девушки, забирается под блузку и нащупывает тонкую полоску застежки лифчика. — Господи, ну не на улице же! –девушка пытается протестовать, но парень силой откидывает ее на подушки, и Мишель ощущает кожей гладкость шелковой простыни. — Мартышка… Она тянется за новым поцелуем, приоткрывает губы в нетерпении, но что-то обжигает ее плечо. *** — Мишель, вставай! На том свете выспишься, — она открывает глаза и видит перед собой заспанное лицо Чарльза, лежащего рядом. — Я тебя бужу, бужу, а ты все никак. Пришлось тебя укусить! — парень ничуть не смущается этого обстоятельства. Он стягивает с нее одеяло, получая в ответ недовольный стон: — Ты сама попросила разбудить тебя пораньше, а теперь злишься! — Не злюсь, просто я видела очень хороший сон, — Мишель переворачивается на другой бок и пытается натянуть край простыни на себя: — а ты тут со своим ранним пробуждением и вампирскими замашками. — Хороший сон? Расскажешь? — Чарльз подпирает ладонью щеку, а другой нежно проводит по спине девушки. Хорошо, что она лежит к нему спиной, иначе бы Чарльз увидел, как вспыхнули ее щеки. — Парк, озеро, пикник, — отвечает Мишель и практически не врет, так, лишь в мелких деталях. — А на берегу мы с тобой? — спрашивает парень и легонько касается ее лопатки губами, задирает майку пижамы и проводит длинную дорожку поцелуев вдоль позвоночника. — Нет, на берегу только я, — вздыхает Мишель и пытается отстраниться, но Чарльз захватывает ее в свои объятья, разворачивает к себе и требовательно целует. — Ну и правильно. Иначе меня в твоей жизни было бы слишком много, — он на секунду отстраняется, улыбается и снова целует Мишель. — Уделишь мне немного внимания? — Чарльз, я… Что? Устала? Не в настроении? Или лучше: «Извини, но я не могу заниматься с тобой сексом после того, как целовалась с другим, пусть и во сне»? — Все хорошо, Мишель, — говорит Чарльз, заметив ее смятение. — Я понимаю, твои мысли сейчас далеко. Ты даже не представляешь насколько. — Давай лучше позавтракаем вместе? Иди в душ, а я сбегаю на кухню, — Чарльз встает с кровати и натягивает на себя толстовку. Он проводит еще пару минут в ванной, умываясь и прихорашиваясь, и потом уходит, позволяя Мишель наконец свободно выдохнуть. Она быстро ополаскивается в душе холодной водой и наносит на кожу лосьон, который находит на одной из полок — такие обычно оставляют в отелях. Он пахнет медом и корицей, почему-то заставляя вспомнить вчерашний вечер на террасе. Выйдя из ванной, Мишель берет телефон, чтобы позвонить Молли, но вовремя себя одергивает: у них сейчас глубокая ночь. В одном полотенце она устало падает на постель и закрывает лицо руками. День только начинается, а она уже чувствует себя пустой. Очень скоро возвращается Чарльз, причем делает это очень грациозно — в руках держит поднос, поэтому на дверную ручку нажимает локтем, чуть не опрокидывая свою ношу: — Я решил остановиться на чем-то исконно французском, — говорит парень, садясь на кровать и ставя поднос. Мишель видит, что на завтрак он принес фрукты и круассаны, и в этот раз Чарльз замечает, как она заливается румянцем. Правда, списывает он это на неловкость от его внимания. — Рад, что тебе нравится. Завтракают они в тишине, изредка нарушаемой Чарльзом. Он пытается шутить, рассказывает о последних новостях, но видя, что Мишель не очень уж разговорчива, замолкает. Правда, ненадолго. — Мишель, я чувствую, что что-то не так, — Чарльз с трепетом берет ее за руку и переплетает их пальцы. Он смотрит на неё обеспокоено, между бровей залегает неглубокая морщина.— Знай, я всегда рядом и готов выслушать. — Все в порядке, — отмахивается Мишель и запускает руку в волосы. — Просто очень переживаю из-за конкурса. Это изматывает, понимаешь? Зелёные глаза Чарльза смотрят с недоверием, и Мишель становится не по себе. Ей хочется побыстрее выбраться из постели, но парень потягивает ее к себе и обвивает руками, целуя в лоб: — Уверен, у тебя все получится. Ты же у меня самая талантливая, — ещё один поцелуй, на этот раз в макушку. — Я люблю тебя, мартышка. — Я знаю, Чарльз, я знаю. *** После завтрака она выходит во внутренний двор и снова кривится от шаблонности: идеальные изгороди, побеленные беседки и симметричные клумбы— ну форменный картонный домик для кукол. Мишель расстилает небольшой коврик у яблони и принимается за легкую разминку, чувствует, как кровь быстрее начинает бежать по венам. Дыхание учащается, где-то в груди зарождается жар. После того, как мышцы получают нужный заряд, она бежит трусцой несколько кругов по двору. Подошва кроссовок отбивает ритм, встречаясь с дорожкой гравия, вдох сменяется выдохом, и Мишель входит в какое-то подобие транса: никаких сомнений и переживаний, никаких тревожных мыслей. Даже о Брендоне. Тренировки всегда помогали ей освежить голову, забыть о насущных проблемах, были ее личным порталом в спокойный и неспешный мир. Правда, так было не всегда. Маленькая девочка хнычет и крутится, пока мать собирает ее непослушные русые волосы в косу. Она наигранно вскрикивает каждый раз, когда берется новая прядь, пытаясь закончить пытку как можно скорее: — Больно! — снова кричит она, хотя ее милое детское личико ничуть не меняется. — Не выдумывай, Мишель, — отвечает ей стройная женщина в строгом деловом костюме, но все же ослабляет хватку. — Чем больше ты канючишь и вырываешься, тем дольше я тебя заплетаю. А чем дольше я тебя заплетаю, тем больше твои шансы опоздать на тренировку. — А я и не хочу туда! И танцами не хочу заниматься! И балет я ненавижу, — все не унимается девочка. – Все мои подружки делают, что им вздумается, а я всегда после школы тут. Не хочу, я устала, — на ее глазах наворачиваются слезы, а лобик хмурится. Женщина закрепляет косу резинкой, присаживается рядом с ней и наклоняется к ней так близко, что их щеки практически соприкасаются: – Солнышко, не плачь, — она нежно гладит девочку по голове. — Танцы, балет — упорный труд, и дорога к успеху уложена отнюдь не лепестками роз, понимаешь? Ты же хотела быть как те балерины в театре в Москве, помнишь? Когда мы поехали вместе с папой в командировку? Они очень много трудились, чтобы стать такими красивыми. Значит, и тебе нужно. – И я буду такой же красивой, как они? – Намного лучше, котенок. Она погружается в омут памяти все больше и больше, перед глазами стоят и другие сцены: первый день в балетной школе, ужины с родителями после изнуряющих тренировок и даже день, когда Молли с мамой выписали из больницы и Мишель впервые увидела свою сестру. Но из приятного вороха воспоминаний ее беспардонно вытягивает низкий голос Джастина. Он стоит на террасе в спортивной майке и растянутых штанах, с нелепо взъерошенными волосами и отпечатком подушки на левой щеке. Он что-то кричит хореографу, размахивает руками, пытаясь привлечь ее внимание. Девушка подбегает чуть ближе, и до нее наконец долетают его слова: — Мишель, пришло письмо от организаторов! Остатки утренней меланхолии в миг спадают, и девушка стремглав бежит в гостиную, охваченная приятным чувством предвкушения. Будто ребенок в Рождество, который вот-вот распакует свои подарки. *** Парни уже ждут ее в гостиной. В воздухе чувствуется сильное напряжение, и Мишель даже боится дышать. Все сдержаны, но подергивающаяся нога Карлоса и бледность Кристиана выдают волнение команды. — Да бросьте! Не съест же оно нас, — пытается разрядить обстановку Джозеф, но тут же затихает под неодобрительным взглядом Кристиана. Он берет бойфренда за руку и сильно сжимает его ладонь: — Может и не съест, но хлопот точно доставит. Снова воцаряется неловкое молчание. Джастин так и стоит в центре комнаты, держа заветный конверт в холодных руках. Видно, что он заметно нервничает: — Ну что, вскрываем? — наконец говорит Мишель, подходя к капитану и пытаясь вырвать из цепких рук Джастина письмо. — Нет, Мишель, подожди! Густав сказал сделать это с ним в студии! — парень поднимает руку, держа конверт высоко над головой. — Давай делать, как скажут. Мы же хотим победить, верно? — С каких пор ты стал его ручной собачонкой? Ничего плохого не случится, если мы его откроем, — девушка чувствует, как в ней закипает злость. Она подпрыгивает и пытается выдернуть заветный клочок из рук капитана, но тщетно. Останавливает попытки Мишель Карлос. Он успокаивающе кладет руки на ее плечи и тихонько приговаривает: — Давай сделаем так, как он хочет, — он наклоняется прямо к ее уху: — не будем уязвлять раздутое эго нашего капитана, — девушка еле заметно улыбается и вскидывает руки в побежденном жесте, мол, на этот раз ты победил. Но только на этот. — Хорошо, пусть будет по-твоему. Ты же у нас капитан, в конце концов, — в голосе так и сквозит ехидство. — Встретимся у студии через полчаса. Попытайся не опоздать. Она все еще зла, но не хочет, чтобы хоть кто-то это заметил. Поэтому резко разворачивается и уже практически скрывается в дверном проеме, как ее останавливает Карлос: — Постой! Ты не поедешь с нами? Но она не останавливается ответить: слишком уж была уязвлена ее гордость. До студии тут рукой подать, Мишель всего лишь продолжит свою пробежку, а Джастин пусть подумает о своем поведении. *** К студии парни приезжают, а Мишель прибегает, практически одновременно. Она видит, как они вылазят из такси, ругаются, кто будет платить, и неодобрительно хмыкает: какие они все-таки еще дети. Поднимаются они молча. Джастин мрачнее тучи, явно раздосадованный их маленькой стычкой, а парни просто пытаются сохранить нейтралитет. Джастин как никак капитан, но и Мишель не последний человек в их команде. Лучше просто подождать, а так само как-нибудь пройдет. Студия Густава большая и светлая. Здесь, в отличие от особняка, Мишель все по вкусу: и сдержанные тона, и большие окна, и минималистичная мебель. Продюсер уже ждет их, вальяжно сидя в кресле. На нем неизменный костюм, правда уже серый, а в руках стакан. Мишель ставит все, что с алкоголем. Двенадцать дня, не рановато ли? — Приветствую вас, друзья, — говорит Густав, вставая и опуская на столик рядом стакан. Он жмет каждому танцору руку по очереди.  — Мишель, — он чуть склоняет голову в ее сторону, здороваясь. И как давно мы успели стать друзьями, Густав? Но если в Мишель замечается легкое недовольство, то Джастин так и светится от счастья: ему явно нравится продюсер, и хореограф совершенно не понимает, почему. — Вот конверт, как ты и просил, — капитан отдает письмо, и Густав открывает его специальным ножом. Самое наличие такой штуки заставляет Мишель хмыкнуть: что за французский денди. — Триумфальная арка! Вам повезло, это очень хорошая локация, — Густав одобрительно кивает. — Выступление будет вечером, и у вас как раз есть достаточно времени, чтобы порепетировать. Парни с энтузиазмом начинают переговариваться, обсуждая предстоящее выступление, Джастин заваливает Густава вопросами, кажется, Мишель даже слышит что-то о трансляции с дрона. Она чуть прочищает горло, пытаясь сконцентрировать внимание на себе, но тщетно. Команда взбудораженная, однако это не повод вести себя так неорганизованно. Мишель снова пытается взять в ситуацию в свои руки, заканчивая балаган: — Так, парни! Тише, — она выходит в центр комнаты, привлекая внимание. — Все едем в особняк тренироваться, у нас мало времени! Обсуждать будете потом. Давайте-давайте, все встаем. Парни медленно и с явной неохотой повинуются, но тут вмешивается Густав: — Мишель, нет нуждны возвращаться домой. В студии на первом этаже есть зал для работников. Раздвиньте тренажеры и репетируйте, так вы хоть сэкономите время, — говорит он, и Мишель соглашается. Это сейчас им на руку. — Все слышали? Давайте быстро на первый, — ей наконец удается выпроводить парней, разгоряченных новостями о выступлении, и девушка уже практически уходит с ними, как продюсер ее окликивает: — Мишель, останьтесь! Нужно решить вопрос с костюмами. Он приглашает ее в личный кабинет, и тут обстановка Мишель тоже приходится по вкусу: сдержанно и ничего лишнего. Она садится на кресло рядом с его рабочим столом и окидывает его взглядом. Стол как стол: ноутбук, какие-то бумаги, вычурная ручка для подписи важных бумаг. Правда, на правом краю стоят рамки с фотографиями, развернутые таким образом, что гости не могут их рассмотреть. — Эклеры? — Мишель с удивлением замечает небольшую светлую картонную коробку со сладостями. — Никогда бы не подумала, что вы любите сладкое. — О чем вы? — он с недоумением прослеживает за ее взглядом. — А, это купила моя секретарша, Мари. Я спешил в студию, чтобы встретиться с вами, и попросил ее купить что-нибудь на завтрак, на свой вкус… — Я с сестрой всегда брала эклеры в кофейне рядом с домом, — зачем-то говорит Мишель. — Скучаю по ней, знаете… Наверное, я не лучшая сестра, раз так часто оставляю ее на других людей, — она нервно сцепляет руки в замок, но тут же себя одергивает: не стоит уж слишком откровенничать. — Сколько вашей сестре лет? — Мишель замечает, что взгляд Густава еле заметно тускнеет. — Одиннадцать, — отвечает хореограф, недоумевая, с чего бы продюсер заинтересовался ее сестрой. Густав нервно закусывает губу и на секунду отворачивается, и, когда Мишель снова видит его лицо, оно уже совершенно непроницаемо. Мужчина ухмыляется в привычной ему манере и переводит тему: — Вам обязательно нужно попробовать настоящие французские эклеры. Не любитель, но даже я понимаю, что продолговатое недоразумение, которое вы, американцы, называете эклерами, и в подметки здешним не годится. — Вы говорите совсем как Орландо. «Ох уж эти американцы!» — передразнивает Мишель, решая подыграть и не расспрашивать Густава: мало ли какие скелеты у каждого из них в шкафу. — Орландо? Из «Ледяных сердец»? — Да. Вы знакомы? — Я был их продюсером, — говорит он холодно, и Мишель совсем не нравится, как звучит его голос. — У нас возникли некоторые трудности, и мы расстались. — Вам случаем не подсовывали контракт, по которому вы лишаетесь прибыли и работаете на нас пять лет сверху?— спрашивая Мишель, пытаясь перевести разговор в другую плоскость. Уж лучше сконцентрировать огонь на себе, чем ходить по зыбкой почве разговоров с Густавом. Что-то в нем ее ужасно настораживало. — Звучит, как что-то из личного опыта, — это не вопрос, и Мишель готова поклясться, что кто-то из парней уже проболтался. — Да, Джастин рассказал мне об этом… Хм, инциденте. — С вами он удивительно откровенен, Густав. Не думаю, что смогла добиться того же после стольких недель совместной работы. Продюсер издает тихий смешок и придвигает к ней каталог с платьями, делая знак, что разговор закончен: — С мужскими костюмами все уже решено, но ваш должен выделяться. Так что не стесняйтесь, выбирайте: его чуть позже подвезут. *** Когда Мишель спустилась в тренировочный зал, парни уже успевают закончить разминкой: Джозеф и Кристиан помогают друг другу с растяжкой, периодически смеясь и перешептываясь; Карлос отрабатывает движения с предыдущих репетиций, а Джастин просто стоит в сторонке, уткнувшись в экран телефона. — Парни! У нас не так много времени: осталось всего пару часов! — Мишель подключает колонки к своему плееру и находит нужный трек. — В исходную позицию! Быстро все прокрутим и будем собираться. Они репетируют около получаса, и Мишель практически довольна. Практически. В танце никогда не бывает идеально, нужно просто добиваться минимального количества ошибок. Парни неплохо справляются, и они успевают прогнать танец несколько раз. Остается все один аспект — изюминка выступления — сложная поддержка, которую она будет выполнять с Джастином. Будь ее воля, она бы взяла Карлоса, но и без того нервный капитан никогда бы не позволил так с ним поступить. Они выходят в центр зала, еще раз проговаривают все шаги и, наконец, начинают. У них практически получается, как в самый последний момент руку Джастина сковывает судорога, и он не выдерживает веса партнерши. Парень даже не успевает понять, в какой момент она срывается. Всего один миг для капитана и целая вечность для тех, что наблюдал со стороны. Мишель вскрикивает и падает. Сознание сразу накрывает вспышка боли, и на глазах наворачиваются слезы. Девушка прикрывает рот рукой, пытаясь подавить всхлип. — Господи, Мишель! — Джастин оседает на пол и заламывает руки, не зная, что сделать. — С тобой все в порядке? Более глупый вопрос задать было сложно — лицо девушки, скривленное от боли, и дорожки слез на щеках говорили сами за себя. — Что? Рука? Нога? — спрашивает Карлос, наклоняясь к ней. — Ты хоть кивни… — Может, скорую вызвать? — предлагает Кристиан, но Мишель протестующе мычит. — Не надо, сейчас все пройдет, — шепчет она и растягивается на полу, приобняв больную ногу. Она и раньше неудачно падала во время тренировок, и ни разу не получала никаких серьезных травм. И как же ее сейчас угораздило? — Какой же ты, Джастин, криворукий, — говорит Карлос, нахмурившись. Он смеряет капитана недовольным взглядом, а тот виновато смотрит в пол, словно провинившийся ребенок. — Нужно было разминаться перед танцем, а не ерундой страдать! — Я поищу лед, — говорит Джозеф и пулей выбегает. В зале воцаряется неловкое молчание, изредка нарушаемое тихими всхлипами. Никто не знает, что делать, и только Кристиан держит хореографа за руку, пытаясь хоть как-то успокоить. — Тише, тише. Сейчас отпустит, ты только потерпи, — парень аккуратно гладит Мишель по голове. — Сейчас Джозеф принесет лед, и все будет в порядке. Ты только терпи… Время снова растягивается. Все, как завороженные, смотрят на Мишель, скрюченную на полу. Что будет дальше? Что травма хореографа значит для команды? Они напуганы неизвестностью, тихими всхлипами Мишель и, конечно, проигрышем, который появился на горизонте за считанные секунды. В зал наконец вбегает Джозеф: — Вот она! — говорит он, оборачиваясь к кому-то. Мишель чуть привстает, чтобы рассмотреть человека за его спиной, и видит Густава. Он выглядит обеспокоенным и, пожалуй, даже напуганным: обычно чуть загорелое лицо сейчас выглядит очень бледным, волосы выбились из укладки, продюсер тяжело дышит — и Мишель ловит себя на мысли, что ей это волнение приятно. Густав подходит к ней, и девушка замечает, что в руках у него пакет замороженных ягод для смузи, явно из фито-бара спортзала, но он не спешит его прикладывать. Мужчина помогает ей сесть и осматривает ногу, осторожно дотрагивается до обнаженной кожи, и Мишель чувствует, как по спине пробегают мурашки. — Вас знобит, — он снова списывает ее поведение на совсем другие причины: — держите, — Густав снимает свой пиджак и накидывает на худые плечи девушки. — Это от шока, — говорит продюсер и поворачивается к парням. — Почему вы не вызвали скорую? — стальной голос эхом раздается по залу. — Она не захотела… — отвечает Джастин, который уже не знает, куда себя деть из-за грызущего чувства вины. Густав хочет сказать еще что-то, но сдерживает себя, снова концентрируясь на Мишель. Он ощупывает голень, просит ее потянуть носок, чуть подвигать ногой. Девушка, хоть и не без боли, справляется. — Я не врач, но похоже на простое растяжение, — он прикладывает пакет с ягодами, и Мишель облегченно вздыхает: холод приятно щекочет кожу, унося боль с собой. — Сейчас вам нужен покой. Думаю, команде придется выступать одним. — Нет! — несдержанно вскрикивает хореограф. — Со мной все в порядке, я могу танцевать, правда! — Мишель, как ваш продюсер, я настаиваю… — Я могу танцевать! — девушка даже привстает, опираясь на здоровую ногу. — Просто нужен эластичный бинт и мазь с обезболивающим, в особняке все это есть. — Мы справимся, а ты поправляйся, — пытается успокоить ее Джастин. Он даже хочет ее приобнять, но Мишель сбрасывает его руки. Прихрамывая, она подходит к Густаву и смотрит прямо ему в глаза, понимая, что только его решение и имеет сейчас вес: — Вы тоже были танцором и как никто другой знаете, что мы всегда выступаем на пределе своих возможностей. Даже с травмами, даже через боль… Еще секунду она смотрит на него, и Густав сдаётся. — Хорошо, будь по-вашему, — он поворачивается к парням. — Собирайтесь, надевайте костюмы и отправляйтесь к Триумфальной Арке. Мы с Мишель съездим к вам домой. Если к шести не вернемся, начинайте одни. *** В особняк они едут молча. На фоне играет какая-то попсовая песенка, за окном мелькают живописные французские улочки. Час пик миновал, на дорогах стало свободнее, и они практически не стояли в пробках. Мишель прикладывала к голени уже не пакет с ягодами, а с овощной смесью: Густав остановился у небольшого магазинчика, чтобы купить что-нибудь прохладное, несмотря на протесты девушки. Нога уже практически не болит, и девушка благодарит все высшие силы за то, что это не перелом. Все-таки ей сказочно повезло. Она наблюдает за продюсером, за его плавными движениями, за тем, как уверенно и в то же время осторожно он ведет машину, и необъяснимая аура спокойствия, исходящая от Густава, окутывает ее, словно кокон. На девушке все еще его пиджак, она сильнее в него укутывается и замечает что-то странное: — Какой-то странный запах, — почему-то вслух замечает она и тут же жалеет об этом. Но, решая, что отступать уже некуда, продолжает: — точнее, его отсутствие. — Боюсь, что не совсем понимаю вас, — Густав еле заметно улыбается и чуть сильнее давит на газ. Забавно, что Мишель заметила. — Вы сегодня не брызгались одеколоном? — Мишель зарывается лицом в ткань, чтобы убедиться. — Я же сказал, что спешил утром. Почему-то Мишель задевают его слова. Она отворачивается к окну, чтобы не выдать себя ненароком, и остаток пути они тоже едут молча. *** Из собственных мыслей Мишель вытягивает глухой звук гравия под шинами. Густав паркует машину практически у самого входа, чтобы девушке было меньше идти. Он даже придерживает ее за руку, когда они входят в дом. — Где аптечка? — спрашивает мужчина, помогая Мишель сесть на пуфик. Девушка блаженно вытягивает затекшие ноги и с осторожностью дотрагивается до чуть опухшей голени: кожа красная и горячая, несмотря на холод, который она держала всю дорогую, а на внутренней части ноги начал проступать большой синяк. — В спальне, но я сама… Подождите меня здесь, внизу. — Вы уверены? А лестница?.. — Густав присаживается на корточки рядом с ней и дотрагивается до ее ноги, чуть хмуря брови. – Я бы все же вызвал врача. — Идея заставить вас нести меня на руках чрезвычайно заманчива, но я справлюсь, — улыбается Мишель краешком губ. — А к врачу я съезжу после выступления, обещаю. Густав кивает и отходит от нее, садится в кресло и закуривает. Ловит неодобрительный взгляд девушки и прикладывает указательный палец к губам. Мы же никому не расскажем, верно? *** Мишель аккуратно поднимается по лестнице и заходит в спальню. Сейчас нужно как можно быстрее собраться: разобраться с ногой, надеть костюм и сразу же ехать к парням, ведь до выступления оставалось всего пару часов. Она практически на автомате заходит в ванную, в шкафчике над ванной находит аптечку, уже разворачивается, чтобы уйти, но застывает как вкопанная в дверном проеме. Вся ее спальня перевернута вверх дном. Ящики шкафа открыты, одежда выкинута на пол, прежде застеленная кровать вся вывернута, ноутбук открыт и валяется в дальнем углу. По спальне словно прошелся смерч: ни одного сантиметра комнаты не осталось нетронутым. Какого черта.