Крестоносец, назначенный судьбой

      Прошло три года… Три года с тех пор, как Людвиг ушёл из дома на защиту самых близких и любимых. Неисчислимые опасности; приключение, которому не было видно конца. Кто считал, сколько раз он находился на грани смерти? Что ему пришлось преодолеть?       Но всё кончилось. Когда последние молитвы были произнесены, и отпет последний товарищ, он, наконец, был свободен. Судьба рода Байльшмидтов была прочно им выбита в камне. Гордость имени сияла, как никогда ранее.       Это возымело свой эффект. Раньше Людвиг никогда не думал о семейной гордости и прошлом, которое всегда преследует тебя, крадётся рядом. Тогда это была лишь красивая метафора. А сейчас…       Да, три года его явно изменили.       Может, он устал? Бесконечная охота кого угодно способна ослабить. Кружечки же чая и объятий от любящей семьи хватило для восстановления. Агнесс уже должно быть лет восемь. Возможно, прямо сейчас, она сидит в школе. Такая выросшая…       Людвиг невольно улыбнулся, старая скрыть на своём лице слёзы. Несмотря на это, он попросту не мог сдержать смеха. Всего три минуты, и поезд прибудет на его родную станцию. Место, где он нашёл всё, о чём можно мечтать. Здесь, без всяких сомнений, проблем больше не возникнет.       Резиденция Байльшмидтов практически не изменилась. Ну, оно и неудивительно, ведь Маргарет должна была остаться здесь и приглядывать за всем. Более того, Гил по возвращении сказал, что кое-кто из семьи должен встретить нас. Как бы то ни было, лентяй, стоило сойти с поезда, тут же исчез, оставляя братца в полном одиночестве. Конечно, это ничего не значит, просто… Крайне дискомфортно, после всех пройденных испытаний и отчаянных моментов, расходиться. Как минимум, глупо.       Но речь ведь идёт о Гилберте. Возможно, он решил посетить свой любимый бар и рассказать интригующую историю за бокалом вина. Он заслужил это.       А Людвиг заслужил мир и покой. Хотя бы на один день.       Наконец услышать смех дочурки, увидеть её глубокие голубые глаза… Поцеловать жену и сказать, что всё, наконец, закончилось.       «Я дома», — Людвиг остановился напротив двери, всё ещё пытаясь вернуть самообладание. Какие слова он может сказать, чтобы сообщить о прибытии? «Дорогая, я дома»? Или «Угадайте, кто вернулся»? Конечно, это всё неважно. Он может просто войти, повесить пальто и пройти в гостиную. Но разве это весело? — «Дорогая, подойди за своими объятиями!» — наконец произнёс мужчина, врываясь внутрь полный энергии.       На удивление, поместье было тихим. Полностью: ни звука не издавали Радио или ТВ, кухня выглядела… опустевшей. Абсолютно понятно, что работники могли взять выходной, но семья? Они должны быть где-то внутри, так?        Прошло полтора часа, и ни одного человеческого следа. Словно они испарились.       «Может, они пошли на выходной? Сегодня ведь… Четверг», — Людвиг вздыхает, откидываясь на диван. Ужасающее чувство зародилось где-то в глубине души. Как яйцо, из которого никто никогда не вылупится. Оно будет лишь расти, набирать вес. А когда все подозрения оправдаются, взорвётся, разрушая всё вокруг.       Он пытался им звонить ранее. В первый год, когда Иван был побеждён и Агнесс, по факту, спасена, Маргарет всегда отвечала, иногда давая дочурке возможность сказать пару слов.       Потом она стала занята и брала трубку лишь иногда. И хотя Агнесс полегчало, возможности вернуться не было. Людвиг, стоило ему услышать о происходящем в Европе, понял всё моментально. Маргарет, с другой стороны…       И так минуло три года. Людвиг не имел ни малейшего понятия, что произошло дома. Всё выглядело, как раньше, разве что немного изменилась комната Агнесс. Теперь она выглядела более… по-девчачьи. Всё же остальное осталось без изменений.       «Номер, по которому вы пытаетесь позвонить, отключён. Больше информации на данный момент нет», — это единственная слова, доносившиеся на данный момент из телефона. Беспокойство лишь росло, занимая каждый светлый уголок души.       Воспоминания… Надежды… Мечты… Всё кануло во мрак.       Людвиг достал семейное фото из бумажника. Вот и они, веселятся в парке аттракционов. Агнесс четыре года, Маргарет — счастливейшая девушка на свете. Он сам… Несмотря на строгий внешний вид, он всё ещё мог быть любящим. Совсем как здесь, где он держит дочурку на руках. И хотя мороженное упало на рубашку, Людвиг улыбался, если не смеялся.       Почему-то фотография, раньше спасавшая его от дурных мыслей, сейчас причиняла боль. Не прямую, а как проклятье.       Проклятье?       «Судьба Байльшмидтов — бороться со злом. Иногда, принося в жертву всё то, что мы любим и ценим», — слова его старика. Слова из «сказок» двадцатилетней давности.       Лишь сейчас пришло болезненное осознание.       Людвиг ведь думал, что спасение мира и семьи — настоящее испытание. Суметь пережить все потери, вернуться победителем в конце. Похоронить всех людей, что жертвовали собой, в конце концов!       А вкус победы… Вот он какой.              Он сидел на диване уже несколько часов. Была полночь, но сон не шёл к нему. Всё ещё верил, что у них есть веская причина быть где-то ещё.       В доме холодно и темно. Лишь дыхание немца даёт хоть какой-то живой оттенок этому месту.       Подняться не было сил. Даже включить свет казалось непосильной задачей, что уж говорить о камине?       Иногда, когда до ушей доносился скрип, мужчина поворачивал голову к коридору. Нет, то лишь ветер. Неважно…       Слёзы уже давно высохли на лице. Людвиг должен быть сильнее этого. Он пережил вампиров, буквальную смерть. Он вернулся из могилы и брата сумел за собой вытащить! Он…       Он ведь не может погибнуть здесь. Так?       Скрипнула дверь. Не из-за ветра, на сей раз. Гилберт, после долгой ночи, прибыл в поместье. Вещи, которые он увидел его удивили и сильно насторожили.       Его младший братец сидел на диване с придвинутым столиком. Три ножа лежали на нём, а ещё больше были воткнуты в стену. Гил попытался вытащить их, используя лозы, но те и на миллиметр не шелохнулись. Похоже, кое-кто использовал свои силы, чтобы бросать их. Но зачем?       После маленького поиска, с помощью ментального скана, Гилберт нашёл причину — бутылка виски, высушенная до дна и брошенная в сторону лестницы. От неё остался лишь логотип, а остальное побилось на осколки.       Сложно сказать, почему Людвиг сделал это, но, кажется, он жив. Ну, пьян, потерян, в гневе, но в жив. Кроме того факта, что внутри его сердца что-то съёжилось и отмерло, Людвиг был в полном порядке.       Слава Богу, что он не сжёг дом. Сложно сказать, откуда взялась горстка пепла. Похоже, кое-кто сжигал ночью бумаги.       — Ты никогда не умел пить, Людвиг, — усевшись рядом, Гил толкает брата в плечо, ожидая реакции. И не видно ему, что из кармана пиджака торчит опустошённый бумажник. Деньги в нём были. Зато кое-что другое, важное, уже не вернуть.