На долю моей судьбы выпала наша встреча

      Как и было оговорено, а точнее, установлено дедушкой, рано поутру мы, уже определившись с походным снаряжением* и одевшись, накинули плащи и находились возле двери. Мы не торопились — спешить было некуда. Мы планировали отправиться на заре, чтобы не привлекать к себе внимания хоббитов и не вызывать подозрений и сумятицы. Поэтому я даже успела плотно перекусить и пробежаться гребнем по волосам, которые Фродо шутливо называл гривой. Конец этой самой гривы был у меня на уровне пояса, достать до него было довольно трудно. Но Бэггинс, не сумев вынести моих раздражённых вздохов и тихих проклятий, подошёл и, осторожно забрав гребень из моих рук, которым я в порыве злости размахивала, как боевым ножом, находясь на поле битвы, принялся сам расчёсывать меня. Я хотела возразить, но не стала, согласная принять его помощь, о которой, в силу своего упрямства и желания независимости, никогда бы не попросила. Хоббит предельно бережно пропускал волосы через деревянные зубцы одной рукой, придерживая пряди второй. Приятно.       Неожиданно рядом с дедушкой, который в это время задумчиво курил трубку, резко и сильно отворилась дверь, ударяясь о стену. Все мы мгновенно повернулись к источнику шума.       На пороге стоял Сэм, весь запыхавшийся. Видимо, бежал. — Мистер Фродо и госпожа Ринетта никуда без меня не пойдут! — решительно заявил Гэмджи, опираясь рукой о дверной проём в попытке восстановить дыхание. Дедушка рядом как-то неопределённо хмыкнул, приготовившись что-то сказать, но сжал губы, скосив глазами за Сэмуайза. Я проследила за его взглядом. Вдоль дороги неслись Мерри и Пиппин, поочередно обгоняя друг друга.       Маг устало вздохнул и потёр переносицу, понимая, что план «Исчезнуть по-тихому» провалился. — Видимо, твоё появление здесь насторожило их, и они решили как можно скорее выяснить, в чем дело, — разумно высказался Фродо, по-прежнему стоя у меня за спиной. — Остаётся уповать на то, что они всю округу на уши не поставили, — ответил дедушка, вновь приложившись к трубке и выпуская колечки из дыма. — Не-ет… я ещё вчера им пригрозил самой страшной карой, если ещё хоть кто-то что-то заподозрит из-за них, — снова подал голос Сэм, отходя от двери, чтобы торнадо в лице двух хоббитов не сбило его с ног. ‎       Мысленно воздав блондину за его предусмотрительность и немного поругавшись на него же за чрезмерную настойчивость, я приготовилась встречать ещё двух самопровозглашённых пилигримов в нашей компании.       Акробаты, за которыми в нашей пятипалой** команде уже закрепилось это прозвище, не заставили себя долго ждать. — Без вас, полагаю, мы «никуда не пойдем»? — я решила сэкономить время и обошлась без пламенных речей прибывших хоббитов, которыми они, вне всяких сомнений, нас бы наградили. — Да! — синхронно ответили парни, переводя дух. — Ну, мы так и поняли, — мои слова заставили Фродо тихо усмехнуться позади меня и улыбнуться Сэма рядом. — Что ж, — начал дедушка, оценивая сложившуюся ситуацию, — тогда выдвигаемся. А вас, — он обернулся к Брендибаку и Туку, чем заставил их боязно проглотить вставший в горле ком, — я чтобы не слышал и не видел! — К-к-конечно! — поспешил уверить его Мерри. Перегрин не замедлил подтвердить слова друга: — Будем вести себя тише воды и ниже травы! — Очень на это надеюсь, — ответил маг, прекрасно понимая, что этот дуэт так вести себя не умеет.       В таком составе мы и двинулись в путь в направлении Дейла, с каждым шагом все больше удаляясь от Шира, купавшегося в это время в рассветных лучах раннего солнца и тишине, ещё не нарушенной гомоном бодрствующих хоббитов. ‎ ***       В пути мы весьма ощутимо разминулись. Из-за двух персон, которые с нечеловеческими скоростью и аппетитом приели все наши съестные запасы.       Планируя добраться до города до наступления холодов, мы достигли пункта назначения лишь во в второй половине ноября, когда уже по-зимнему холодный ветер вполне прочно обосновался в этих краях, а сам город утопал в белой, снежной перине. В общем, Дейл встретил нас, застигнутых врасплох внезапной переменой температур.       Проклиная себя за ужасную восприимчивость к резкому контрасту тепло-холод, я поняла, что замерзаю и не просто замерзаю, а дубею: пальцы почти мгновенно утратили былую подвижность, застыв в одном скорченном положении, губы посинели, а зубы застучали со страшной силой, и их удары и скрежет в моей голове раздавались с ужасающей громкостью. Мне казалось, что только абсолютно утративший способность к звукам, сейчас не слышал стука моих зубов.       Хоббиты сработали оперативно: Фродо хотел набросить поверх моего плаща свой, чтобы тепло дольше сохранялось, но Мерри его опередил. Бэггинс же, несмотря на мои откровенно сердитые взгляды, просто взял мои руки в свои, растирая их ладонями и обдавая горячим дыханием. Мне вдруг стало так стыдно и обидно — вот так воительница — кроме махания мечом ничего не умеет: ни выносливости, ни устойчивости к морозам тебе!       Пиппин, по-видимому, заметил моё состояние и просто с улыбкой сжал предплечье, как бы намекая — «Всё в порядке. С кем не бывает?». Это мало меня утешило, но сбрасывать его ладонь я не стала — теплее будет.       Когда я мало-мальски вернулась в прежнее нормальное состояние, мы двинули вдоль города. Фродо держал меня за руку. Стыд поутих, уступив место какой-то нервозности — люди из-за нашей не слишком тёплой одежды поглядывали на нас с недоумением, и их внимание меня раздражало. Поэтому поддержка Бэггинса рядом успокаивала меня.       Мы добрались до единственной на весь город гостиницы, на название которой я даже не сочла нужным посмотреть. Меня больше интересовала среднего размера дощечка, раскачивающаяся на двух крепких, приделанных к ней с двух сторон верёвках, которые свободными концами были привязаны к толстой железной балке, встроенной в какую-то арку. Интересное местечко, надо будет наведаться сюда в свободное от тренировок время.       Войдя внутрь и подойдя к владельцу, дедушка попросил о двух номерах: один — для четверых хоббитов, второй, с минимумом мебели — для нас.       Люди продолжали неприятно таращиться на мага, который только что выказал желание остаться в одной комнате с маленькой девочкой. Такой меня принимали все незнакомцы, так как ростом я была с хоббита, но при этом им не являлась. Однако, услышав, что я его внучка, хозяин заведения просто извинился за подозрительность, ссылаясь на долг, как управляющего, а остальные постояльцы потеряли к нам интерес. Это дало мне повод вздохнуть с облегчением. Получив ключи, все разбрелись по номерам.       Оказавшись за дверью, которая хоть как-то отгораживала нас от любопытных зевак, я сползла по поверхности дерева на ковёр, осматривая комнату. Мебели, как и планировалось, почти не было, никакого стола и стульев, ящика для одежды, зато были две неплохие кровати, ни на одну из которых, к несчастью, дедушка в силу своего роста не поместится, и ещё одна дверца. — Там можно будет помыться, — сказал дедушка, открывая дверь. — У хоббитов точно такой же номер только не настолько пустой, он двумя дверями вправо от нашей, — пояснил он мне, присаживаясь на одну из постелей, уходя в свои размышления. — Завтра приступим к тренировкам, можешь пока отдохнуть.       Когда он указал мне на другую кровать, я поняла, что жутко вымотана, поэтому в чем была, в том сразу легла и заснула. ‎       Утро следующего дня встретило меня весьма радушно — никаких стуков в дверь, шума за стенами или песен подвыпивших ночью посетителей гостиницы, вдобавок, я чувствовала себя на порядок лучше, чем вчера.       Я прошлась взглядом по комнате и нашла дедушку, разжигающего камин. На секунду я задумалась, нужно ли это для магической практики, но потом поняла, что вылезь я из-под одеяла, с высокой вероятностью, сразу начну замерзать, а это явно не то, что нам сейчас нужно.       ‎После он произнёс фразы на неизвестном мне наречии, и мы будто оказались внутри прозрачного ящика.  — Это не даст звукам, раздающимся здесь, выходить за пределы сферы, так мы уменьшаем возможность того, что нас прервут.       Я согласно кивнула и слезла с постели. — Вставай на середину ковра лицом к камину, так ты будешь оставаться в тепле и, в случае чего, не нанесешь сильного вреда, — скомандовал маг. Я сделала, как было указано и прислушалась к его тихому размеренному голосу. — Начнём с того, что магия и чары — не одно и то же…       Я была в недоумении, а как же тот разговор за столом у Фродо, когда он ясно дал понять, чему я буду обучаться. — Но ты же тогда сказал… — Я помню, что я сказал! Это избавило меня от расспросов со стороны хоббита.       Теперь всё встало на свои места. — Так вот, магия основывается на произношении заклинаний и подчинении стихий. Основа же чар лежит в силе духов того народа, к которому чародей наиболее привязан, в твоём случае это эльфы. Такая магия идёт из твоей души, здесь не нужны слова, достаточно представить, что ты хочешь сделать и постараться направить эти мысли в нужную сторону.       Когда я поняла, что дедушка пока не намерен продолжать, решила задать несколько интересующих меня вопросов. — А есть возможность объединить в себе силу духов нескольких народов? — Такой исход возможен, и он сейчас в малой степени проявляется у тебя: имея сильную расположенность к эльфам, сейчас ты так же близко связана с хоббитами. При разумном распределении энергии своей души ты сможешь черпать силу из твоих друзей, но будь предельно осторожна в этом — отобрав большое количество энергии, ты можешь нанести кому-то огромный вред.       Значит, и чары имеют обратную сторону медали, что ж, это было ожидаемо. — Ты сказал, что в моей магии слова, произнесённые вслух, не имеют силы, это действительно так? — Верно, тебе нет нужды что-то говорить или зачитывать, тут вес имеет не разум, а душа — чем сильнее ты желаешь чего-то, тем больше шансов, что все получится. — А стихиями я, выходит, управлять не могу? — Ты не можешь воздействовать на саму стихию, но в твоей власти использовать её силу, чтобы оказать воздействие на кого-то или что-то. К примеру, ты сможешь потушить камин, но управлять пламенем в нем ты не сможешь.       Когда любопытство было удовлетворено, а инструктаж проведён, мы приступили к практике.       Начать решили с малого. Дедушка попросил меня, не используя рук, отогнуть край ковра.       Я старательно представляла, как кончик полотна загнется и упадёт изнаночной стороной назад, но выходило плохо. Случались моменты, когда он даже немного поднимался в воздух, но почти сразу падал, возвращаясь в прежнее положение. Спустя несколько часов такой тренировки, единственное, что у меня вышло — наиболее сильно поднять конец ковра вверх, но на установку «загнуться» он не подчинялся.       Я дико злилась. Надо срочно предпринять какие-то меры, дабы не дать злости взять надо мной верх. Не долго думая, я, в чём была: не особо тёплой желтоватой рубашке, коричневых плотных штанах и ботинках, опрометью бросилась прочь из гостиницы к тому самому месту с подвешенной дощечкой. Будучи уже у самой двери, я рванула ручку и выбежала наружу. Улица встретила меня отрезвляющей прохладой и холодком, пробежавшим по спине под лёгкой рубашкой. Но сейчас я думала не об этом. Отыскав глазами нужную вещь, я метнулась к ней, устраиваясь поудобнее на доске и раскачиваясь ногами.       Пошёл мокрый снег, поднялся сильный ветер, что хлестал меня по лицу, но я продолжала раскачиваться, уже дрожа от холода в промокшей и покрывшейся инеем одежде.       Внезапно кто-то удержал доску у меня со спины, и я слетела с неё, прокатившись по снегу. Меня незамедлительно дёрнули за руку, поднимая, а потом обдали волной отчаянного крика: — Ты что творишь?! О чём ты думала? Ты же заболеешь!       Я разлепила покрытые слоем снега глаза со слипшимися от воды ресницами и увидела гневный взгляд Фродо. В его глазах полыхало яростное синее пламя, что послужило сигналом к желанию сжаться, чтобы не видеть это осуждение в его глазах. «Знала ведь, что здоровье слабое и всё равно рискнула, не удосужившись даже нормально одеться!» — именно это читалось во взгляде Бэггинса, которым он меня смерил, прежде чем резко протащить за руку, сжатую им ещё сильнее, до гостиничной комнаты, к слову, не моей, и, к счастью, пустующей — не хочу, чтобы ещё кто-то стал свидетелем этого случая.       Пока я сидела возле камина, хоббит куда-то постоянно метался, а потом возвращался с большим ведром воды. Позже, так же довольно бесцеремонно он втолкнул меня в ванную, запирая за нами дверь на щеколду.       По имеющимся предметам, в числе которых были внушительных размеров бочка с водой, над которой клубился пар, и пара широких полотенец, я поняла, что Бэггинс решил искупать меня. Я скрестила руки на груди мокрой рубашки, которая теперь слишком плотно облегала тело, и попыталась отвернуться, показывая, что раздеваться не буду. Но Фродо, решительно удержав меня и разведя руки, пользуясь моим замешательством, рванул рубашку в разные стороны. Ткань треснула, рассыпаясь градом маленьких пуговиц и обнажая мою грудь. Штаны,через которые мне пришлось перешагнуть, стянутые вместе с бельём до лодыжек, последовали за ошмётками рубашки. Я уже не сопротивлялась, мои щёки горели от стыда, став пунцовыми.       Я не боялась Фродо, мне просто было до ужаса стыдно, что из-за моей слабости ему пришлось быть настолько сильным, чтобы, несмотря на мои протесты, сделать всё ради меня и моего здоровья, даже, если эти действия были противны ему самому.       Видя моё оцепенение и уже успокоившись, он на сей раз бережно и нежно взял мою ладонь и помог забраться в ту бочку с тёплой водой.       Он встал у меня за спиной, чтобы не смущать меня ещё сильнее, и мягко исследовал мою спину смоченным полотенцем, стараясь не касаться некоторых зон.       Я почувствовала вкус соли на своих губах и поняла, что плачу. Я столько всего хотела сказать Фродо: чтобы он не винил себя, чтобы не корил за моё безрассудство, чтобы не держал на меня зла и постарался забыть то, что произошло здесь. Но и сама прекрасно знала — мы не забудем. Поэтому единственное, что сорвалось с моих губ: — Прости…       Я ощутила, что его руки перестали касаться меня, а потом рядом раздался надрывающийся голос. — Это я должен извиняться! Я должен был упасть на колени, не смея даже смотреть на тебя, после того… того… что я натворил! Я сделал такое, к чему даже не могу подобрать слова, потому что сразу вспоминаю, что я сотворил с тобой!       Он прижался лицом к моей спине, и я ощутила, что он тоже плачет. Дальше был лишь тихий шёпот. — Прости… прости меня.       Фродо плачет, мой мальчик плачет! ‎      Я не могла вынести этого. Я дернулась в его сторону, хватая за шею, чтобы тот не смог отстраниться, покрывая его влажное лицо порывистыми поцелуями. Кучи слов, желающих быть высказанными, вертелись в голове. Но с губ срывались только вздохи.       В какой-то момент его губы отыскали мои, прижимаясь к ним пылко и сладко, в противовес соли, скопившейся на них. Я уже перестала контролировать движения, сосредоточившись лишь на ощущениях и Фродо, к которому мне сейчас хотелось прижаться всем своим естеством. Стыд испарился вместе с водой на моей шее и спине, когда я стала выбираться из бочки, а Фродо, распознав мои намерения и не опасаясь намочить одежду, поднял меня на руки за бедра. Его одежда от контакта с моим телом тоже стала стремительно намокать, но он, как и я, игнорировал это, прижимая меня настолько сильно, насколько позволяли наши тела, уничтожая любое расстояние между ними. Наши губы не разъединялись, скрещенные в страстном танце.       Осознав, что в насквозь промокших вещах ему уже некомфортно, Фродо нехотя отстранился от меня, но лишь для того, чтобы самому избавиться от одежды. Теперь мы были на равных, и ничто нам не мешало сжимать друг друга в горячих объятиях, ощущая нарастающий между нами жар.       В требовательных попытках соединить наши губы мы не обращали внимания, что сдвигаемся к стене, осознав это только тогда, когда столкнулись с поверхностью. Воздуха катастрофически не хватало, и мы оба тяжело дышали через рот. Я ощущала, что тело Фродо буквально пылало, и чувствовала его твёрдость, которая ‎вжималась в меня на уровне низа живота. Моё же тело будто бы налилось, между бедер образовался комок пламени, который совершенно не позволял думать. А руки Фродо по обеим сторонам от моего лица, его распаляющее дыхание в области моей шеи и его тело, вжимающееся в моё, отодвинули разум на второй план.       Он вскинул на меня взгляд горящих глубоким синим пламенем глаз, в котором отражалось страстное, непреодолимое желание.