Дьяволы бывают двух видов: разжалованные ангелы и сделавшие карьеру люди. С. Е. Лец
Несмотря на хаос в голове, что творился у Воланда, зрительный зал его заведения выглядел очень опрятно и со вкусом. Спасибо Фаустусу, всегда послушному официанту и по совместительству уборщику, который всегда поддерживал чистоту и порядок в зале. Это был мужчина средних лет, с зачесанными назад черными волосами, которые сияли, словно у деревянной куклы. Он был худощав, весьма статен и воспитан. Фаустус был скрупулезен и педантичен до мозга костей, ни одному перилу, ни одной дверной ручке и даже торшеру, не удавалось избежать ежедневных протираний, частенько доставалось и висящей, под самым потолком, люстре. В помещении все же были места, куда вездесущие руки Фаустуса пролезть не моги, и тогда в ход шли всевозможные палочки, ватки, намотанные на спички и прочие хитроумные приспособления, придуманные официантом, дабы ежедневно сражаться с врагом под названием «грязь». В баре абсолютно точно не было ни одного предмета, не попавшего под раздачу хлопковой тряпки черноволосого (красавца ли)? В небольшом, прямоугольном помещении располагалось шестнадцать столиков из красного мрамора. Их идеально дополняло плотное плетение стульев, обрамленное черными с красным под тоном, лакированными ручками и такими же ножками, за некоторыми столиками, предназначенными исключительно для особо важных персон, находились бардовые кресла. Вдоль одной из стен зала находилась барная стойка, а также деревянные стеллажи, заставленные спиртным, винный шкаф; с тех пор, как заведение решило покорять новые вершины, в нем появился и предмет роскоши — холодильник. В котором, по большей части, хранились любимые напитки хозяина и завсегдатаев бара. А чтобы отдых зрителей стал максимально комфортным, рядом с торшерами были установлены мягкие диванчики, перекликающимися с уже упомянутыми креслами. Освещение, как и положено в заведениях подобного рода, было слегка приглушенным. Еще одной особенностью «Vieux cric», стала одна из стен, которая была украшена живыми растениями: цветущими в любое время года алыми розами и диким вьющимся виноградом. Если вы любитель незаурядного интерьера, то это место однозначно покорит вас изысканностью и интересными дизайнерскими решениями, навеянными модой того времени. Нельзя не упомянуть небольшую комнату отдыха Воланда, вспоминая, кем являлся месье Де Блуа, вы можете понять, что в он ней делал все, что приличные люди под «отдыхом» не подразумевают. Помещение было полностью приспособлено для азартных игр, развлечений с девками и прочих видов кутежей. Что ж, раз уж мы вспомнили про хозяина сего великолепия, вернемся, пожалуй, к нему. Не упуская возможности посмотреть на полуобнаженных девиц, похотливый, если позволите, старикашка, покинул свою обитель и направился в главный зал, а оттуда — в закулисье, пропитанное потом и дорогими духами актеров. — И, вы на полном серьезе, собираетесь показать ЭТО зрителю? Что, спрашивается, находится в ваших бошках, если вы считаете это недоразумение готовым номером?— артистки молчали. — Молчите? А я отвечу: пу-сто-та! — С каждой произнесенной фразой, его голос становился все громче и громче, а последне слово он проорал по слогам (каждый слог в лицо одной из девушек). — Вакуум, черт вас выдери! А теперь выбейте в своих куриных мозгах раз и навсегда: «Crazy Horse» — это вам не какие-то убогие танцульки, которые вы, три идиотки, привыкли показывать в дырах, откуда я вас вытащил! «Crazy Horse» — это стрип шоу! — совсем молоденькие артистки только потупили взгляд, прекрасно понимая, что их мнение здесь не играет никакой роли. — Это — бренд, который такие клуши, как вы, обязаны преподнести зрителю так, чтобы каждый, сидящий в этом зале, захотел вас отыметь. Вы должны работать так, чтобы и у импотента на вас встал, чтобы у самого Дюма в гробу на вас встал! — Но ведь… У нас не стрип шоу, а феерические номера с вокалом. — заикнулась молоденькая блондинка, из-за короткой стрижки и отсутствия форм которой, ее часто путали с парнем (у бедняжки появились комплексы, по этому поводу, она мулевалась, как клоун), пожалуй, из нее вышел бы неплохой травести. Но ее судьба сложилась иначе. — Ты забыла, куда попала? Напомню, что ты в шоу-бизе! Наши зрители плевать хотели на твое бездарное блеяние, им нужен секс, и ты им его дашь! — его не волновало то, что о нем думали «подчиненные». — Если бы Лилит была здесь, она бы ни за что не позволила превратить театр-бурлеска в шоу с шестами и проститутками! — на эмоциях крикнула Мари Вебер, вызывая огонь на себя. Это была та самая особа, пригласившая босса на репетицию, — может быть, уже хватит стремиться к этому?! — выпалила остатки монолога Мари, зажмурясь, и готовясь выдержать на себе любое проявление гнева хозяина. Он угрожающе приблизился к смельчачке, которая хотела «сгладить» обстановку, но сделала только хуже. — Твоего жалкого мнения здесь никто не спрашивает! Здесь. Главный. Я! И если Я того захочу, ты станешь шлюхой, будешь крутиться на шесте и облизывать члены. Не нравится — проваливай! — с каждой фразой его голос становился все громче, иногда подчиненным казалось, что крики хозяина способны выбить витражные окна заведения. — Вот только ты, черная овца, сгниешь без меня! Ты сама прекрасно об этом знаешь! — он посмотрел на девушку с гневом, в вперемежку с презрением. Ей однозначно не стоило упоминать имя женщины, чья история для Воланда находилась под грифом «Совершенно секретно. Не лезь или будет хуже». Мари была смелой в своих высказываниях, иногда слишком, зачастую не задумываясь о последствиях сказанных слов. Бедняжка так и не смирилась с тем, что хозяин не считается почти не с чьим мнением. Она была невысокой, но фигуристой девушкой среднего роста. Ее черные, как смоль, проволокой вьющиеся волосы, часто были уложены в высокие прически, подчеркивающие ее экзотическую красоту. В ее темно-карих глазах чаще всего поблескивал азарт и флирт, но иногда на дне темной радужки можно было разглядеть что-то подозрительно напоминающие сожаление. Девушка была раскрепощенной, даже слишком, что в разговорах, что в мыслях, что в действиях и, конечно, в одежде. Она крайне редко появлялась в чем-то кроме платьев с глубоким декольте и животным принтом, длина которых соответствовала моде того времени, но разрез, зачастую, доходил до самого бедра, что вызывало восторг у мужчин и недовольство у женщин. Во Францию она приехала из Америки вместе с матерью, будучи еще совсем ребенком, тогда ее звали Мэриан, но предпочитала просто — Мари. Они искали лучшей жизни, но настигли страну прямо на пороге войны. Совсем еще юная, она работала в дешевых кабаках, пока не пришла на кастинг в только что открывшегося заведения «Vieux cric». Поначалу, Воланд не хотел брать на работу «чернокожую шваль», но, работавшая с ним в это время та-чье-имя-нельзя-называть, переубедила его, сказав, что такая внешность может привлечь любителей попробовать что-то новое. С тех пор, коренная американка почти боготворила свою покровительницу за то, что она отстояла свое мнение до конца. Она помнит тот день так, будто он произошел только вчера. Ее защитница, не стыдясь ни единого слова, говорила с шефом буквально на «ты». Она была именно той женщиной, что заставила Повелителя замолчать. Позже, эта женщина ни один раз спасала Мари от ярости Де Блуа. Свою кромешную глупость девушка компенсировала силой характера, да и пела неплохо, особенно джаз, в общем, клиентам нравилось. И все же, Мари оставалась единственной работницей Воланда, которую тот ни разу не отымел — слишком сильны в нем были предрассудки. — Вон с глаз моих! Катитесь к черту! — Воланд выпалил финальную фразу и удалился в свой кабинет, не желая больше слушать никчемные разговоры.***
«Бедные девушки, с еще расшатанной, ежедневными приступами гнева, психикой, очень нуждались в поддержке того, кто бы смог понять их чувства» — именно так думала Аделин, тихо проскальзывая в наполненную всхлипами гримерную, после очередного коленца, отброшенного работодателем. Так Аделин планировала сделать и сейчас. Убедившись, что Повелитель стрип-бурлеска ушел в свой кабинет, демонстративно хлопнув дверью и заперевшись на ключ, она тотчас направилась артисткам. На протяжении жизни, Гроссо стремилась поладить с людьми разных возрастов, но чаще всего — с детьми. Ей безумно хотелось иметь своих. Своих родных детей, которые будут звать ее мамой. Но судьба распорядилась так, что женщина не смогла их завести, поэтому нерастраченный материнский инстинкт она, сама того не замечая, выплескивала на немногочисленных знакомых — особенно ее тянуло к слабыми убогим. О них можно было заботиться, их можно было жалеть — больше Аделин ничего не было нужно. Стремясь стать хорошей тетей для племянницы покойного брата Эдварда, вернее, хорошей матерью, которую, к сожалению, девочка никогда не воспринимала, как мать. Она оказалась на попечении тети, как только потеряла обоих родителей во время англо-французской войны. Аделин лезла из кожи вон, стараясь заменить осиротевший девочке семью. Но племянница, устав от постоянного надзора, выпорхнула из гнезда, едва оперившись. И тогда женщина приняла под свое крыло новых птенцов — «девочек» и «мальчиков», работающих в баре. Помимо собственной бездетности, Аделин жалела о неудачных замужествах. Она — по натуре сильная и стойка, будучи слишком неопытной, была вынуждена играть роль подчиненной, девочки для битья, боясь задеть раздутое до невообразимых размеров, хрупкое ЭГО бывшего мужа, о чем в последствии пожалела — оставленные им шрамы, как физические, так и ментальные, порой горят так, будто их нанесли пару дней назад. Минуя разбросанные декорации и прочую бутафорию, она аккуратно постучала в дверь артистической. Расслышав тихое «войдите», Аделин скользнула в небольшое помещение и села между двумя артистками. Они сидели в своей обычной одежде и вздыхали, размышляя, как они будут делать шоу, которое искушенный зритель должен увидеть во всем великолепии уже послезавтра. — Я понимаю, превращать наше заведение в бордель, только, чтобы поднять его популярность — отвратительно, но, нам всем придется с этим смириться. Воланд — мужчина, он хочет славы и денег, онм тешат его самолюбие. А вы, думаю, понимаете, что стрип-шоу снизыскали популярность и приносят больше выручки. — Да… Вам легко говорить, вы полуголая на сцене крутиться не будете… — смиренно выдохнув, сказала блондинка. Артистки-вокалистки понимали, что они обязаны сделать выступление «Crazy Horse» невероятно блестящим, вопреки собственным принципам. Здесь все играют по его правилам. Господин Де Блуа внес свои правки в номер, сценаристом которого выступала его заместитель, заставив девушек изменить форму подачи номера. Этого не знала даже Аделин, но предполагала, ведь такое хозяин поворачивал не раз. Женщина замолчала, не зная, что сказать в свое оправдание, а потом, найдя слова, заговорила: — Знаешь, Жаннет, в жизни… Иногда случаются вещи гораздо хуже. — женщина задумалась. — Воланд — тяжелый человек. Видя вашу слабость, он становится сильнее. Я верю, что вы все преодолеете… Ведь самых… — Да-да, я помню, «…самых хороших и самых плохих актеров мы видим отнюдь не на сцене.» — блеснула знанием мировой художественной литературы Мари, цитируя слова французского писателя деятеля Ролана Ромена, снискавшего популярность в их время. — Ты хоть сама понимаешь, что несешь? — недовольно сложила руки на груди Жаннет Гофман. — Так, девочки, не ссорьтесь, постарайтесь подумать над моими словами и успокоиться. В любом случае, нам всем за это хорошо заплатят. — После такого не сразу успокоишься… — Понимаю… Если вы захотите, я приму участие в номере вместе с вами, но сценарий придется перестроить. — задумчиво ответила женщина. — Аделин, вы уверены, что месье Блуа разрешит вам? — Я не буду спрашивать его. В конце концов, это я пишу программу вечера. Так что… Мы могли бы продумать все от и до, тем самым изумив, простите, ублюдка, но времени на подготовку номера остается мало… — Это ничего, мы уже выучили свои слова, осталось доработать только заключительный номер… — Что ж, тогда приступаем к работе. Порвем зал, дамы! — Аделин по-матерински обняла двух девушек, поглаживая их дрожащие спины. — А сейчас, нам пора собираться, кто знает, насколько долго мы останемся здесь завтра… В то время, как девушки были заняты своими, не такими уж и ужасными, по мнению Адэлин, проблемами, ее саму намного больше интересовал другой вопрос, о котором она никому не расскажет. Работая в баре сценаристом и помощником режиссера последние три года, она никогда не слышала посторонних женских имен (если не учитывать разговоры босса о какой-нибудь шлюхе), что заставило женщину заинтересоваться персоной некой Лилит. Аделин понимала, что босс, хранивший все подробности своей личной жизнью за семью печатями, пошлет Аделин, как только та начнет свой опрос. Поэтому, Гроссо, всерьез задумалась осторожно расспросить об этой мисс Икс у подчиненных, но это случится не сегодня, точно не сегодня. Сейчас девочки были явно не в состоянии удовлетворить любопытство Гроссо. Сегодня девушки не стали засиживаться допоздна, и заливать уязвленное самолюбие алкоголем. Им нужно хорошенько отдохнуть. Кто знает, что готовит им завтра…