Эллин

      — Еще чаю?       — А ту бутылку мы допили в прошлый раз?..       — Джейн! Оскар до сих пор думает, что это Рафалович взял ту бутылку. Мне так стыдно.       — Ты не ответила.       — Допили.       Джейн с тоской посмотрела на пузатый чайничек со вздернутым носиком. Начищенный, разодетый в вязаный чехольчик: кого-то этот чайничек ей неуловимо напоминал…       — Пошли прислугу за новой! — буркнула она. — Если я выпью еще хоть чашку, меня стошнит.       — И что они обо мне подумают?!       — Что ты мать-алкоголичка. Какая разница?! Уволишь, если не так на тебя посмотрят. Нашла из-за чего волноваться.       — Американцы… У нас так не принято. — Констанс печально вздохнула, а затем встрепенулась. — Стошнит из-за?..       — Едва ли я новая дева Мария, — Джейн потерла нос. — Нет. Мне просто надоел твой чай.       Неиссякаемая тема: сколько наследничков успела извергнуть собственная матка. Констанс очень гордилась своими двумя. Крепкие, здоровые ребята. Джейн ничего не имела против: они были прелестны и угощали ее конфетами, но когда весь смысл жизни сводится к деторождению…       Джейн давно поняла, что «счастливое материнство» это не про нее. Энтони разрушил ее надежды на полноценную семью. И если раньше еще можно было как-то робко… подойти… то сейчас выслушивать очередную истерику о личном пространстве — упаси боже.       Энтони не то что не обнимешь, к нему и пальцем не притронешься. Верещит сиреной, оскорбляется, точно дал обет безбрачия. Ходи потом, извиняйся, что коснулась собственного мужа.       — Он до сих пор?..       — Всегда, — отмахнулась Джейн. — И нет. Экстракт шпанской мушки [1] я подсыпать ему не буду. Даже не предлагай.       — И не думала.       — А я — да, — призналась Джейн. — Я такие планы вынашивала пару лет назад!.. Остановило только то, что мне ее не продали.       Констанс в который раз одарила ее тошнотворным сочувствующим взглядом. Правда, еще больше раздражал другой взгляд, замерший на огромном холсте, но оттого не менее живой. Мистер Уайльд наблюдал за ними с портрета и, казалось, прятал пренебрежительную ухмылку в меховом воротнике небрежно накинутой на плечи шубы. Казалось настолько, что Джейн с охотой занавесила бы неучтивый портрет покрывалом, не оберегай его покой Констанс: она оберегала все в этой гостиной, больше похожей на туземное бунгало.       Стены с кричащими канареечно-желтыми (да нет же, Уильям Моррис говорит, это цвет калужницы!) обоями. Стены, увешанные картинами, ни на одной из которых хозяйка дома не удостоилась быть запечатленной. Зато удостоилась Сара Бернар (Джейн не любила театр. Актрис она не любила еще больше).       Довершал совершенно нежилой облик гостиной диковинный (или диковатый) потолок, изукрашенный росписью под павлиньи перья (Оскар настаивал, чтоб роспись делал Джеймс Уинстлер. Кстати, твой земляк!).       Энтони высмеял бы убранство, окажись здесь. Уж он-то не стал бы расставлять подсолнухи в голубых вазах на каждом шагу. А эти лилии? Воняют, дышать невозможно! И Констанс наверняка раздражал этот запах. Не мог не раздражать. Но как она могла противиться воле своего идола? Покупает цветы, даже когда он развлекается на немецком курорте.       «Ему надо залечить раны, нанесенные клыками цензуры! — стенала Констанс. — Оплакать свою «Саломею»!»       В отличие от Констанс, запрет «Саломеи» нисколько не расстроил Джейн. Энтони в двух словах расписал бесхитростный сюжет библейской пьесы, где от Библии остались рожки да ножки. Сцена потеряла немного. Но что думала об этой пьесе сама Констанс — тайна за семью печатями.       Зато в Сент-Джеймсе вовсю шла пьеса «Веер леди Уиндермир». Уайльды неплохо на ней обогатились, хотя Энтони обожал причитать, что весь громкий успех — заслуга мистера Фэлла, а мистер Уайльд горазд только на дешевые пошлые драмы. Джейн не знала, сколько в этих словах правды, и не лезла в это. Мужские склоки еще скучнее женских.       — Ладно. Раз у тебя нет виски, не буду задерживать. Пойду в церковь.       — Иногда у меня складывается впечатление, что ты приходишь только из-за него.       — Ну не читать же романы. Приключенческие только расстраивают, а вот эти, которые драматические… Драмы хватает в жизни.       — Есть еще любовные, — заметила Констанс.       — Там вообще все чепуха и небыль, — Джейн встала, позвонила в колокольчик. Ей тут же подали ее зонтик.       Выйдя на Тайт-стрит, она, погромыхивая ручкой медного бидона, прошла мимо похожих, как близнецы, красно-кирпичных домиков. Свернула на улицу Энтони (вот ирония!) и спустилась до уютного скверика, где из-за густых крон лип выглядывала зубчатая башенка англиканской церкви Сент-Джордж. Привычным шагом она направилась прямиком туда. Эта безликая церквушка — одна из пяти, куда она наведывалась еженедельно с одной лишь целью: наполнить бидон до краев святой водой. Пять, чтобы священники и старухи-прихожанки не смотрели косо, но еще и потому, что так надежнее. Вдруг в одной из церквей викарий недобросовестно вершит обряд? А ошибиться она не имела права. Когда твой супруг начинает заговаривать дверные замки и днями кряду дежурит у окна в ожидании чего-то — медлить нельзя. Просьба же ходить и собирать святую воду еще сильнее обеспокоила ее. Энтони никогда ни о чем её не просил.       «Почему сейчас?!» — чуть не сорвалось у нее. Но ковырнуть подноготную мужа тогда показалось куда хлопотнее, чем между делом ходить по святым местам. Тем более она подозревала, что он соврал отцу о своем крещении: при венчании вылетел из церкви, как ужаленный. А вдруг еврей?.. Был один способ убедиться, но куда там. Единственная возможность как следует рассмотреть была давно упущена.       Закончив дела в церкви, Джейн наняла кэб, и лошади понесли ее по запруженной Лиденхолл-стрит прямиком «домой». От Ист-Энда, где по иронии судьбы обосновался прихотливый мистер Уайльд, до респектабельного Мейфэра путь неблизкий. Особенно много хлопот приносил перекресток у Банка Англии. Спасаясь от вездесущих заторов, кэбмен как всегда петлял улочками, чуть не описав полный круг вокруг Собора Святого Павла. Собор еще долго маячил в просветах улиц, громоздясь над кучно сбитыми домиками, будто огромный клош, позабытый официантом на пороге чьего-то номера.       Но вот спустя час экипаж свернул с гудящей от сотен омнибусов и подвод Оксфорд-стрит в тихий переулок, а он-то уже вывел к умиротворенной площади Гросвенор. Здесь, на самом ее углу, всего в двух шагах от Гайд-парка и обосновалась их «чета». Шестиэтажный кондоминиум разменял без малого сотню лет. Но это не помешало ему обзавестись немецким лифтом на электрической тяге — мелочь, но из-за этого каприза Энтони они несколько месяцев прозябали в гостиничном номере, сидя на чемоданах.       Что ж. Она не против, если улыбчивый дряхленький щвейцар проводит ее от застекленного крыльца до лифтовой клетки, нажмет на рычажок и дежурно расспросит о погоде и грядущем уикэнде («посетите Уимблдон, не прогадаете!») И почему все думают, что американки непременно увлекаются спортом?.. Хотя она была рада уже и этой беседе.       Впереди ее ждет окаменевший, точно пораженный Медузой Горгоной, Энтони. Наверняка прячется на балконе за цветочными кашпо и шпионит за бедными прохожими.       Да, она не ошиблась. Заполз в монстеру, еще и бинокль ее театральный прихватил.       — Я дома, — отрапортовала Джейн, проходя прямо на кухню, где стоял громоздкого вида бак. Вылив туда содержимое бидона, она вышла в гостиную, чтобы поговорить с этим параноиком предметно.       — Энтони, так продолжаться дальше не может. Ты неделями не выходишь из дома!       — Я для того и снял нам пентхаус, чтобы не было нужды лишний раз спускаться в эту толкотню.       — И при этом днями напролет кого-то в ней высматриваешь. Может, скажешь уже, в чем дело?        — Ничего. Дурные предчувствия, только и всего.        «Твои дурные предчувствия уже пора измерять галлонами воды».       — Раньше тебя никакие предчувствия не беспокоили. Особенно с четверга по понедельник. Хотел развеяться в клубе — так и ходил. Уже… несколько лет тебя все устраивало.       — Все изменилось! — рявкнул Энтони, взлохмачивая и без того спутанные засаленные волосы.       — Я чего-то не знаю?..       Затрепетали шторы. Монстера зловеще зашуршала листьями. Дырки в листьях напоминали отверстия от пуль.       Это всего лишь ветер, подумала Джейн. Ветер! Она давно врала сама себе. За окном полный штиль. Желтые глаза мужа были какими угодно, только не человеческими.       — Демоны придут, моя маленькая женушка. За мной и за ним. А хаггис [2] был объедение, правда?       — Не очень… Погоди, какие демоны?! За кем придут?!       — За мной и ангелом. А он бесполезный. Я думал, он сильный. Что он остался в звании. Защитит. А он небесный морализатор, понимаешь? Всего лишь караульщик при райском КПП [3]. И то только потому, что другие не захотели.       — Что?..       — Меня размажут! — Энтони взвизгнул. — А я не хочу, чтобы размазали его. Только не его… Я храбрый. Я пытаюсь быть!..       — Ни слова больше, — оборвала этот бред Джейн и, пусть и нехотя, потрогала лоб непутевого муженька. Но от ожидаемого при лихорадке жара не было и следа. Напротив, от кожи веяло могильным холодком. В июне месяце-то!       Для верности Джейн проверила бы еще и пульс на сонной артерии, но чтобы Энтони стерпел такую близость — куда там! Мотнул головой, как строптивый бычок, да пошел к камину — опять за своими сигарами. Пепел от них уничтожил уже не один ковер.       Бессовестно дымя, Энтони облокотился о пианино, молчавшее с самого их появления здесь.       — Как там со святой водой?       — Принесла, — вздохнула Джейн. — Уже почти до краев наполнила. Только будешь сам объяснять владельцу, что ты не собираешься учинить Великий потоп.       — Бак — отчаянная мера! — Конечно, кто отвечает на резонные замечания жены! — В идеале бы раздобыть к нему, скажем, гидрант, насос, пожарный рукав.       — Энтони!       Тут в дверь постучали.       — Поздно! — вцепился в волосы Энтони, — Все пропало! Джейн, ты что?! Не ходи к двери!       — Уже пошла, вот незадача.       Его паника пугала куда больше аморфной угрозы. При рассмотрении через глазок угроза и вовсе обернулась безобидным мистером Фэллом. Вот уж, признаться, нежданный гость.       — Миссис Кроули, я не вовремя? — Джейн похвалила бы его за проницательность, не будь это дежурной вежливостью. — В любом случае примите это в качестве скромной компенсации за ваше время.       На этих словах мистер Фэлл протянул ей хрустящий бумажный пакет, из которого доносился божественный аромат пудинга, заварного крема и изюма.       — Пятнистый Дик.       — Пятнистый кто?       — Дик. Часто беру такой в кондитерской «Уолтера и сын» прямо напротив дома. Десерт бесхитростный, но, как говорят, все гениальное просто.       — Не буду спорить. — Хотя, ох, как хотелось.        Мистер Фэлл по необъяснимой причине отталкивал от себя. Она не понимала, кто был главным виновником: может, светлый, точно курортный костюм, от тона которого и без того плотное телосложение превращало мистера Фэлла в карикатурный персонаж — Джон Булль, только воспитанный [4]. Или залихватская серьга в ухе? А то и несмываемая улыбка на немолодом лице. Один уголок рта неизменно заезжал выше, будто они не могли договориться.       Хотя сдоба с диковинным названием немного подтопила лед. Но только чуть-чуть!       — А мистер Кроули сейчас дома? — Ясное дело, он не к ней чаевничать пришел. — Можете представить, не отвечает на телеграммы! С ним что-то серьезное? Он давненько не появлялся в клубе, а без него вечера словно тускнеют.       Джейн оглянулась, но коридор пустовал. Тогда она понизила голос до шепота:       — Если честно, я рада, что вы пришли. Он стал несколько эксцентричен. Сильнее, чем обычно. Разговаривает с цветами, забыл про еду. Еще один такой день, и я пошлю за доктором.       Мистер Фэлл кивнул и, подхватив правила игры, прошептал:       — Не волнуйтесь, мадам. Я был знаком с этим ипохондриком еще до вашего рождения. Денек долгой прогулки на свежем воздухе и пустые разглагольствования живо поставят его на ноги. Позволите?       Джейн посторонилась, приняв канотье.       Когда они прошли в спальню Энтони, тот так и подскочил на кровати, отбросив что-то в сторону.       — Здравствуй, Тони.       — Я все тебе сказал! — Энтони ощерил зубы.       — Дорогой, я соскучился. А ты наверняка утомил суженую своим обществом. Я хочу поговорить.       — Энтони меня нисколько не утомил, — сказала Джейн. Мистер Фэлл сделал вид, что не заметил оброненной фразы.       — Выйдем, — повторил он.       Энтони никогда никому не повиновался. Морщился, сверкал глазами, делал наперекор. Но узкие плечи поникли. Мистер Фэлл подошел и беспрепятственно взял Энтони за запястье, будто щупал пульс (не в том месте, правда):       — Миссис Кроули, не стоило волноваться. Мне доводилось общаться с врачами, и определенно скажу, у вашего мужа самая обыкновенная инфлюэнца [5]! Но сейчас болезнь ближе к активной стадии. Как бы вас не заразил. Больного лучше изолировать, в клубе найдется комната.       — Мистер Фэлл изволит шутить… — Энтони невесело усмехнулся, но его голос смягчился. — Я действительно всё тебе сказал. Нечего обсуждать.       — Молчать, больной. Следуйте предписаниям знающего человека. А вот эти ваши пойла на основе каннабиса — выкиньте! Только воздух, только самоизоляция! Собирайся, я не уйду без тебя.       Джейн неохотно заполнила саквояж самым необходимым, отыскала темные очки. Помогла выпроводить вяло отбрыкивающегося Энтони за порог квартиры. Мистер Фэлл на прощание снова одарил ее кособокой улыбкой:       — Повторяю, не волнуйтесь. Потребуется связаться — телеграфируйте по адресу Риджент-стрит двадцать восемь. Отвечу в тот же день, — И, лязгнув раздвижной решеткой, лифт утащил обоих вниз, на дно лифтовой шахты.       «Мог не распинаться. Не потребуется отвечать».       Глубоко выдохнув, Джейн ради приличия проследила, как фигурки ее мужа и мистера Фэлла скрываются за раскидистыми дубами сквера Гросвенор. Мистер Фэлл, бурно жестикулируя, объяснял что-то Энтони, тот только сложил руки на груди, закрылся. Тогда мистер Фэлл потянул засаленную рыжую прядь, выбившуюся из наспех собранного хвоста. Энтони вскинулся, подскочил. А ей никогда не позволял… Никогда!       Мистер Фэлл ловко увернулся от встречного нападения.       Солнце рассыпало сквозь листву золотые монетки. Канотье слетело со светлых кудрей и осталось лежать на дороге позабытым и ненужным. Смеясь и дразнясь, мистер Фэлл растворился за зелеными кронами мимолетным видением. Энтони кинулся за ним.       И каким же бодрым шагом Энтони уходил от их дома! Хотя какой это дом. Заметил ли мистер Фэлл, что у Энтони односпальная кровать?.. Джейн не желала знать. Как не желала знать, что будет представлять собой «лечение» и прочие загадки клуба искусных рыболовов. Ей было достаточно безмятежных уикэндов на озере в компании старых джентельменов и их сыновей. Или внучатых племянников? Какая разница.       Вернувшись в спальню мужа, она подобрала брошенную им на кровать вещицу. Без этикетки, но и так понятно, что пузырек шампуня.       — Тебе бы он не помешал, — пробормотала Джейн и унесла к себе в ванную. Её как раз заканчивался.

***

      Ночь трусливо змеилась по переулкам. Серый рассвет гнал ее: тушил уличные фонари вслед за ней, но зажигал яркий огромный на небе. Вместе с рассветом с тихим шорохом опускались жалюзи.       Клиенты чинно, по одному покидали здание клуба. Оживленные вечером к утру они превращались в сонных мух. Потому Оливер при встрече ограничивался вежливым кивком головы.       Пантомимы в невесомых, из тончайшего газа туниках, замысловатые фанты, сдобренные фуршетом и легким флиртом, который плавно перетекает в tet-a-tet этажами выше. Следующей ночью все повторится, сменится только публика.       Он тоже: снова встанет за дирижёрский пульт. Кто-то же должен следить, чтобы никто не фальшивил. Они достигли высот, где фальши не прощают.       Дверь закрылась за последним клиентом, и Оливер ненадолго мог насладиться уединением.       Дом спал. Мальчики зарылись в подушки после бессонной ночи, и едва ли встанут раньше полудня. Джон разжаловал себя из дверного стража и сладко сопел на диванчике в холле, укрывшись пледом.       Тишина. Долгожданная блаженная тишина!       Можно спуститься, заглядывая в бездну лестничного колодца, в главный зал, чтобы с полчаса насладиться обществом пресноводных сомов и мурены. Что за чудесные безмолвные создания! Но Оливер непростительно забыл, что в мире людей покой — явление преходящее. Не прошло и пяти минут, как на лестнице послышались шлепающие шаги — о нет, пожалуйста, только не он! Увы, мистер Кроули собственной персоной уже плелся через весь зал с туркой в руке.       — Кофейные зерна, скажу я вам, просто отвратные! — обратился он к нему, будто перед ним лежала раскрытая жалобная книга. — Пить нельзя! Так уж и быть, выручу ваше заведение. Закажу кубинский сорт.       — У нас он есть, в отдельной банке…       — Так бы и сказали, — И мистер Кроули непринужденно двинулся в сторону кухни.       — Стивен уже все закрыл…       — Ничего, я знаю, у меня дубликат. От всех ящиков. Какой смысл затворять кухню?! Можно подумать, у вас вредителей тьма! — И сгинул в дверном проеме, откуда тут же донеслось хлопанье шкафов.       Конечно, Оливер давно вытравил всех вредителей: по очереди сдались клопы, древоточцы, крысы, моль… Все, кроме одного гигантского рыжего таракана, хозяйничающего сейчас на кухне. Загадившего клуб американской массовой культурой. И с недавних пор превратившегося из обычного клиента в вечного постояльца его борделя.       А, может, и бордель уже принадлежит захватчику? Оливер был готов съесть свой котелок, если мистер Кроули не запустил руки в дела мистера Фэлла. Учитывая их сделку, не только в дела…       Паранойя паранойей, но то, что мистер Фэлл с приездом этого фигляра заметно охладел к нуждам клуба, не вызывало никаких сомнений. Придавить бы таракана…       Но мистер Кроули в очередной раз нетронутый прошествовал со зловонной туркой назад к себе.       «Почему нельзя было выпить на кухне?!» — кипел про себя Оливер, но тут же смирялся. Мистер Фэлл, какие бы там страсти не туманили его разум, был, есть и останется непререкаемым авторитетом.       Может, поспешить домой? Там ни одна живая душа не побеспокоит…. Проспит до трех часов дня — и назад.       Он надеялся уйти так просто? Ха, черта с два! Прибегает «лучезарный» Уилл и едва ли не силком тащит его на второй этаж: Чарли, горе луковое, дал клиенту засунуть в себя целый кулак! Естествоиспытатель чертов! Придется снова приплатить доктору Адамсу за молчание… Хотя он выбьет эту сумму из лорда Хамфри, если надо, железными щипцами вытащит. Уняв бедняге боль настойкой марихуаны (все же в рекламе от мистера Кроули была доля правды), он спустился вниз — дожидаться доктора. Можно позволить себе чуть задремать…       — Нет, я вот одно не пойму: что я делаю не так? — Мистер Кроули как будто не ведал сна: и зачем этому идиоту кофе? — Я насыпал зерна в контейнер, размолол…       — Все дело в помоле, — вздохнул Оливер. — Вы, верно, спутали измельчитель для орехов с кофемолкой. Она с таким двойным колесом….       — А-а-а, черт разберет вашу утварь! — И мистер Кроули снова канул на кухне.       Стивен не простит его за разгром: рабочее место всегда оставляет в идеальном порядке. А этот?       «Этот» не успел уйти, а теперь настала очередь Тома плакаться ему. Ну конечно. Хотел пожестче, а получилось как всегда. Додуматься же надо дать неряшливому клиенту капать раскаленным парафином себе на грудь! Ожоги не фатальные, но придется какое-то время поработать в рубашке. А пока пусть попахнет отвратительной смесью меда и рыбьего жира — заживет быстрей, а запомнится надолго. Забрав нужные ингредиенты «снадобья», Оливер заодно выставит из кухни мистера Кроули, который заварил-таки себе новый кофе (и отыскал коробку с зефиром, купленным вовсе не ему), как тут на пороге заявился доктор Адамс…       Когда Оливер добрался до своей квартирки неподалеку от кавалерийских казарм, времени на сон оставалось не так уж много. Говорят, Наполеону хватало и четырех часов? Тогда зря он не выбрал военную карьеру…       Встретив на пороге дома башмачника, чьим клиентом Оливер регулярно становился, стоило отойти подметке на туфлях, он перемолвился с ним парой слов, заодно прикупив у разносчицы порцию fish&chips — настоящий подарок тем, у кого нет времени рассиживаться по кафе. Прикончив нехитрый завтрак, шмыгнул в парадную, а оттуда — пулей на второй этаж. Лишь бы не пересечься с миссис Янгсли: старушка опять будет есть поедом, дескать он ее затопил. Скорее бы преставилась, от ее котов продыху никакого.       Зайдя в квартиру, в которой помимо одной единственной комнаты ванная смотрелась излишеством, Оливер сразу припал к окну. Отдернув тяжелые шторы, он с раздражением заметил, что чудный вид на Риджентс-канал и густой, точно девственный лес, парк портил пыхтящий грузовой катерок. Он тарахтел и оставлял на память два шлейфа: один из дыма, другой из разогнанной по берегам ряски.       Ошибкой было покупать квартиру в этом районе: еще чуть-чуть на север, и респектабельный Лондон уступит Лондону промышленному, часто берущему жирующий центр города в ядовитое кольцо смога.       Не думая раздеваться, Оливер лег на кровать. Сна ни в одном глазу. Ночная жизнь напрочь лишила его этого дара.       В попытке убить время он засел за рабочий стол, однако совсем не за работу. На столе в хаотическом порядке валялись деревянные детальки, которые в идеале должны были стать флагманом королевского флота «Виктори». Он сам не помнил, как его угораздило полезть в эти темные дебри моделирования. То ли мальчишество внутри взыграло, то ли взяли свое предрассудки, а-ля пустоту необходимо заполнять хобби. Как бы то ни было, как-то все не клеилось. Во всех смыслах.       Пузатая бутылка, ожидавшая его творение, за долгие месяцы (годы) удостоилась пока одним лишь остовом. Но и бросить безделицу Оливер тоже не мог: пусть и механически, но он доделает эту никчемную модель, и точка.       На свое счастье или беду он не умел ничего бросать на полпути.