Эллин

      — Вообще-то я назвал ее Кроли-Колой! Но партнеры решили, что название не говорящее. Лучше Кока-Кола. Продается в моих аптеках. В торговых автоматах, — заявил Кроули и легко щёлкнул открывашкой. Бутылка отсалютовала красной крышкой и зашипела разъярённой кошкой. Азирафаэль, вздёрнув бровь, сделал глоток.       — Чересчур сладко! — пожаловался он после первой пробы. — К тому же газированное. Ты же знаешь: я не люблю шампанское! А тут один сахар и пузырьки!       Сахар и пузырьки?! И это все, что заметил ангел?! Как минимум, там еще кокаин!       — Зато тонизирует! — буркнул Кроули. — Я для нас придумал. От нервов и импотенции!       — Что, прости? — Азирафаэль поперхнулся и, закашлявшись, тут же отставил бутылку.       — Для радости говорю. Для радости!       — Ты придумал напиток специально для нас?..       — Ну да? Я так-то думал о тебе, ангел. Иногда. Раз в пару лет. Подожди! Я привез еще почтовую открытку! С осликом на фоне Ниагарского водопада! Сейчас найду… сейчас!!! Черт. Где же она?! Кажется, оставил в шубе.       — Кроули…       — Я только за шубой — и назад!       — Дорогой, не суетись. Лучше достань из глобуса что-нибудь на свой вкус и иди ко мне.       — Мне и на диване хорошо. К тому же неудобно прерывать вашу идиллию, — Кроули кивнул на кота, дремлющего в позе сфинкса аккурат посреди кровати. Азирафаэль немедля тыкнул сфинкса в жирный бок, и тот, сердито заморгав, оставил пост хранителя альковных тайн.       — Ничего, Киса может и подвинуться. Она не обидится.       — Киса?..       — Да. Это кошка, Кроули. Киса.       — К-кошка?! Не кот?       — Можешь посмотреть под хвостом и убедиться, — в глазах Азирафаэля звездочками заплясали смешинки.       — Кошка… КОШКА. Ты просил погладить кошку! — обвинительно гаркнул Кроули.       — Естественно, кошку. Но я не против, что ты выбрал мою ладонь. Меня так никогда не гладили. Свежее ощущение.       Если была бы возможность снова бежать, то Кроули ей, непременно, воспользовался бы. Но комната была заперта, шуба отдана в гардероб, который еще найди, а Азирафаэль предложил распить дорогой алкоголь… С мученическим вздохом Кроули поднялся с дивана и пошел изучать бутылки в глобусе.       — Откуда у тебя вообще кошка? Не помню, чтобы ты жаловал зверушек, — проворчал Кроули, выбирая между хересом и коньяком. Кока-Кола так и осталась стоять забытой и недопитой.       — Когда-то у меня была коллекция фарфоровых котиков. Белые такие. На полке прямо над фаянсовой раковиной. Но их пришлось заложить, а в срок выкупить не получилось. Мальчики… Ох, шалопаи. В общем, они вообразили, что я горько оплакиваю потерю, поэтому подарили мне… вот такую замену.       — Одна живая кошка против всей коллекции?       — Если ты про количество, то она… размножалась! — важно произнес Азирафаэль. — Но мои дарования заводчика оставляли желать лучшего. К счастью, она состарилась. Мы делим комнату и друг другу не мешаем. Я не против такого соседства.       — И давно ты тут… гхм, живешь? — Кроули остановился на бутылке Манзаниллы, но что делать дальше так и не решил.       «Все по-прежнему» — голосили немые свидетели домашнего уюта: диван, стеллажи и чайный столик. Враки! Вас с корнем вырвали из родного магазина и пересадили на новое место. Нет, ты не обманешь, знакомый сладкий запах затхлости. Здесь, в средоточии содома, это уже не сторожка затворника. Скорее — крохотная келья. С каких пор Азирафаэль вообще спит?!       — С шестьдесят шестого, — продолжил Азирафаэль и выудил из прикроватной тумбочки два бокала. — Предвосхищая вопрос, почему я покинул магазин: просто тогда мне было удобнее находиться тут. И как-то… обжился. К тому же Оливер так переделал магазин, что мне теперь там неуютно. Да и весь второй этаж ребятней забит. И так тесновато. К тому же я так устал от детских криков…       — Теперь слушаешь взрослые?        Азирафаэль беззаботно засмеялся:       — Верно. Хотя эти стены хорошо хранят молчание. Мне еще долго тебя ждать? Я могу разжечь камин, если зябко. Только обувь сними пожалуйста.       — И часто ты зовешь чужих к себе в кровать, ангел?       — Разве ты чужой?       Кроули закатил глаза и все-таки присел на самый край огромной двуспальной кровати. На такой не то что можно не касаться друг друга, а даже потеряться, пока найдёшь. Азирафаэль щелкнул пальцами, и пустой холодный камин вспыхнул оранжевым пламенем. Поленья затрещали, огонь дыхнул жаром, а Азирафаэль забрал бутылку и разлил херес по бокалам. Кроули поймал себя на дурацкой мысли, принимая бокал: ему и так не было холодно.       — Что ж, побалуешь историей, ангел? Каким ветром тебя сюда занесло?       — Я решил измениться, но не изменился. Вот и вся история. — Азирафаэль пожал плечами.       — Я не ханжа, но ангел, живущий в борделе?!       — По документам это рыболовный клуб. А я люблю рыбу. Особенно семгу!       — Это больше… по нашей части, ангел. Плоть, разврат, содомия… У нас даже специальный отдел есть во главе с Асмодеем! Занимается исключительно утехами.       — Понимаю, как это выглядит. — Азирафаэль хмыкнул. — Но в конечном счете все направлено на благо! С грехом пополам, но я помогаю юнцам порвать с нищетой и выбиться в люди! Когда надо, исцеляю хвори. Занимаюсь образованием юных умов! И потом, ты видел блудницу, которая изъяснялась бы по-гречески?!       — Видел. В Греции жила. — Кроули задорно оскалился и взлохматил волосы. — Твои в курсе?       — Что-то вроде, — уклончиво ответил Азирафаэль, а затем тяжело вздохнул. — Границы нравственности так расплывчаты, Кроули. Бордели запрещены законом, однако джентльмены регулярно в них ходят, а полиция закрывает глаза. Содомию публично осуждают, но в закрытых колледжах и пансионах она процветает. Люди такие сложные существа… Если честно, из меня вышел скверный Фейгин. Тот понабрал малолеток на улице, превратил в марионеток и в ус не дул. А у меня сплошные хлопоты.       — Да, смотрю, марионетка тут скорее ты. Не удивлюсь, если этот твой Оливер стоит за дверью и дергает тебя за ниточки.       — Не преувеличивай. Хотя Оливер и вправду очень смышленый, во всем мне помогал. Я сам не заметил, как моя правая рука заменила меня целиком. Когда мы терпели нужду, он первым взялся за это ремесло, обучил других. А я просто решил плыть по течению. В этих стенах демиург — Оливер, я же довольствуюсь скромной ролью… схоларха. Но в итоге все остаются при деньгах.       — Ха, признай, моя денежная жаба помогла тебе! — ликовал Кроули.       — В каком-то роде, — Азирафаэль утопил улыбку в бокале Манзаниллы. Отхлебнув, он любовно посмотрел на книжные полки.       — Ну, с делами земными разобрались. А там… — Кроули указал на потолок, — твои отчеты принимают?..       — Тебя это так удивляет? Может, частично на руку играет то, что Гавриил каждое лето присоединяется к мальчикам. Не то что ты подумал, на рыбалке. Его привлекает рыба, не люди.       — Лизнул начальству, да?!       Азирафаэль снова засмеялся.       — А что Уайльд? — решил допытываться Кроули до конца.       — Неудачный проект, навязанный сверху. Пытаюсь сделать из него человека, чтоб он сделал то же с остальными. Еще взялись с ним написать роман о пороке и … духовном перерождении. Без особых успехов. Как и с моими советами вернуться в семью. Зато ко мне он ходит как в библиотеку. Ему нравятся мои книги.       — Не ты? Я не забыл, как ты сидел на его стороне! — Кроули обвинительно потряс пальцем.       — Кроули! — Азирафаэль отпил из бокала. — Не путай литературный вкус и личные симпатии! Ты, надеюсь, согласишься, что по части слога Уайльд одерживает верх?       «Серьезно? Этот словоблуд лучше меня?» — но, прежде чем натворить дел, Кроули приструнил бьющееся в припадке самолюбие:       — Самое время сказать «но», ангел!..       — Но… в твоих стихах больше правды. Правды жизни. Тут между вами пропасть. Оскар готов на самую гнусную ложь ради одной изящной строфы. Ты — другое. Выкладываешь все как на духу, что уши закладывает.       — Спорим, это станет популярным? — не сдавался Кроули. — Хотя неважно. Стало быть, вы одной поэзией вечера напролет балуетесь?       — Разным, — усмехнулся Азирафаэль, а затем, неожиданно порозовев, неуместно протараторил. — Дорогой, я разделяю с Уайльдом что угодно, кроме ложа. Он без ума от мальчиков. Чем моложе и бестолковей, тем лучше. Помнишь Платона? Он себя мнит кем-то вроде. Только с поправкой на плотские утехи с теми, кого он «учит». Боюсь, утехи эти занимают большую часть образовательного процесса.       — А он забавный… — Кроули старался скрыть явный вздох облегчения.       — Точно! Забавный! — Азирафаэль умудрился всплеснуть руками и не пролить ни капли. — Ты так вовремя заявился. Он прознал, что я прячу в глобусе выпивку. Представляешь?! Он думал…       Азирафаэль что-то говорил и говорил. А Кроули сам не заметил, как сменил положение из сидячего на горизонтальное и снял очки. В конце концов Азирафаэль так любезно пододвинул ему подушку, что он просто не мог отказаться.       — А пирсинг откуда? — спросил Кроули, когда Азирафаэль на мгновение замолчал, чтобы заново наполнить бокалы.       — Ты про какой?       Кроули указал на собственное ухо, и только потом вопрос его насторожил.       — А у тебя он не один?!       Азирафаэль издал глухой нечленораздельный звук и отвел глаза.       — Принц Альберт ввел в определенных кругах очень странную моду. Не то чтобы я за этим слежу, просто… так получилось. Я был пьян, а мне про это рассказали, предложили и…       — Не понял.       — И не надо, — отмахнулся Азирафаэль и залпом осушил бокал. — Лучше расскажи о себе. Где ты пропадал все эти годы?       Правдивые истории, безумнее всякого вымысла, боролись за место в бесконечной очереди. Более не боясь наскучить, Кроули потчевал ими Азирафаэля не скупясь на маринад из едких каламбуров. Он и не заметил, как сгинуло в сизом закате солнце. Похожая участь постигла и принесенные мясную нарезку и три бутылки хереса.       Камин продолжал гореть без всякой подпитки. Среди пляшущих на стенах теней вдрызг пьяный Азирафаэль тыкал на пузырек из-под шампуня и нес какую-то околесицу. А Кроули думал, что, пожалуй, недурно сюда переселиться. Если защита ангела включает в себя эту мягкую постель, закуски и выпивку — почему бы и не спрятаться за его спиной на пару-тройку лет, пока всё не уляжется. И вовсе не стыдно!       В конце концов что он забыл в этом миссисипском особняке?.. Там только пустота и начищенный прислугой паркет. А тут… тут ангел. Желанный и незаменимый. С мягким животом и крепкими плечами. Свернуться бы кольцами на его животе, как в гнезде, и впасть в спячку лет эдак на двести. Только предварительно повесить на дверь табличку с надписью «Не беспокоить!» — чтоб наверняка.       Утром Кроули увидел, что его желание исполнено. Не в змеином облике, и не кольцами, но… на Азирафаэля во сне он вскарабкаться как-то умудрился. Нога прессом опустилась на ангельское бедро. Руки паразитом-плющом увили шею и плечи.       — Время есть, можешь поспать еще час, — сказал Азирафаэль и скользнул рукой от выпирающих лопаток к костлявым плечам. Кроули понял, от чего проснулся: от этих легких прикосновений, которые даже сквозь фрак плодили предательские мурашки.       Азирафаэль держал книжонку в мягкой обложке в одной руке, а другой вовсю наглаживал его спину, словно собственную кошку. Он явно был уже трезв, раз исхитрялся одной рукой держать и листать книгу, а другой непринужденно ласкать его.       Какое-то мгновение Кроули хотел дернуться. Вскочить. Взвиться оскорбленным, пристыженным, пойманным с поличным на месте преступления и сбежать. Прочь от собственного смущения, инстинктов и этого тошнотворного понимающего взгляда. Ничего ты не понимаешь, ангел.       — Поспи, — повторил Азирафаэль, и его рука переместилась с плеча на шею, приятно надавив рядом с затылком. — Я разбужу, когда подадут завтрак. К тому же ты очаровательно посапываешь. Век бы слушал. Порадуешь еще мой слух?       — Н-нет!       — Я закажу тебе ночную рубашку. Очень стильную, пускай и белую. На соседней улице есть чудесное ателье. За качество ручаюсь, это дело рук моего воспитанника.       — Нет.       — А круассаны с шоколадом будешь?       — НЕТ.       — Хорошо, как скажешь, дорогой, — покорно согласился Азирафаэль. — Позволишь мне встать? Я даю уроки с девяти до полудня. Неудобно заставлять детей ждать. Я начну собираться.       — Нет.       — Ты хочешь, чтобы я отменил занятия, Кроули?       — Мне поставят памятник.       — Это точно, — Азирафаэль поёрзал, спускаясь головой на подушки. — Тогда спи.       И Кроули безропотно повиновался.       Что ж. Возможно, ночная рубашка это и неплохо. И круассаны он, так и быть, попробует… пускай англичане и полные профаны во французской кухне!..       Страницы больше не шуршали. Лишь Киса мурчала, избрав местом дозора прикроватную тумбочку, пока потяжелевшие веки не сомкнулись.       «Свободна», — с мрачным удовольствием подумал Кроули.        Змеи — достойная замена кошкам. Теперь эта лежанка его и только его. И ни с кем, даже с глупым никчемным животным, он не намерен делиться.

***

      —… на самом деле это ужасная идея. Меня полностью устраивает то, что он к нам ходит.       — Но он же… он же!.. — Кроули хватал ртом воздух и не мог подобрать подходящее слово.       — Ты не понимаешь. Он — задание. От задания нельзя просто так отмахнуться! — Азирафаэль ненавязчиво отодвинул от себя принесенное официантом блюдце с карамельным тортом, и оно оказалось практически перед носом. — На самом деле мне это даже на руку. То, что он ходит к нам. Мне не приходится слоняться за ним по салонам и строить из себя светского льва.       — Я не понял, ты хочешь, чтобы он прописался у вас?!       — Я такого не говорил, — морщась, Азирафаэль принялся вынимать кости из поданной ему рыбы. — К тому же это вряд ли возможно. Он из тех, кто… коллекционирует. Заполучит очередной артефакт, поиграется пару месяцев, а после переведет все, как он говорит, в «нежную дружбу». И опять по новой. Думает, что венец его коллекции еще впереди.       — Ты это одобряешь?       — Не важно, одобряю я или нет. Снова читать ему нотации я точно не буду. Сразу становишься докучливым ментором. Тут надо работать тоньше…       — И как?       — Если бы я знал, — вздохнул Азирафаэль. — Он постоянно наведывается на Кливленд-стрит. Как он говорит, «ищет там музу». При его положении скакать из одного дома в другой — что за моветон… Уф.       — Тоже бордель? — спросил Кроули, стараясь бесшумно взять вилку и урвать себе кусочек торта. Пускай это и был заказ Азирафаэля.       — То есть «тоже»?! У меня почтенное заведение, титулованный клуб! Если бы ты не зубоскалил с Уайльдом, то заметил бы стенд с кубками Британской ассоциации рыболовов. К нам не забежишь на одну ночку, чтоб наугад снять мальчика — сам убедился. А там — да. Обыкновенный бордель. С рабочими мальчиками. Клерки да почтальоны в основном. Дешевые и безотказные.       — Гх-м.       — Это еще как понимать?! Гх-м!       — Сути-то не меняет.       По растянутому над летней террасой тенту барабанил мелкий дождь. Грязные ручьи превратили Пэлл-Мэлл в сплошной ров с водой, вымывая из брусчатки пыль и грязь. Азирафаэль наблюдал за очередью кэбов, выстроившихся вдоль всей видимой части улицы неуклюжим кортежем, за гражданами, колющими друг-дружку спицами зонтов, и небом, занавешенным смогом, как старой нестиранной занавеской.       Кроули думал о том, что Азирафаэль уже как пару недель гуляет с ним под руку по вечернему Лондону и с радостной улыбкой принимает его в нерабочие дни «дома». Пожалуй, этого было более, чем достаточно. Кроули понял, что его устраивает быть… «нежным другом», минуя стадию «любовника». О такое не порежешься. Дружба, в отличие от романтической чуши, от которой так и лопаются десятицентовые книжонки, сгладила острые края. Словно затупившийся нож, ее можно было без опаски брать в руки.       — Что ж. Думаю, мне пора, — сказал Азирафаэль, неожиданно поднимаясь.       — Ты куда?!       — Домой, — ответил Азирафаэль, доставая из-за пазухи кошелек и расплачиваясь за ужин. Кроули хотел было порывисто подняться следом, но Азирафаэль отрицательно покачал головой.       — А… я?! Я?!       — Кроули, кажется, ты ненароком женился? Мне совершенно не хочется скатываться в проповедь, но раз ты совершил эту глупость, тебе нечего постоянно околачиваться в борделе. А ты ходишь за мной хвостиком. Не то чтобы я против…       — А минут пять назад это был рыболовный клуб! Как ты непостоянен! — возмутился Кроули.       Азирафаэль ухмыльнулся, и Кроули в очередной раз почувствовал себя побежденным:       — Сути же не меняет. Дорогой, ты в жизни в руках удочки не держал. А молодые леди обычно очень жадны до внимания, пускай и не показывают этого. Только не делай вид, что не понимаешь! Даже не в чувствах дело. Как демон ты часто имеешь дело со сделками. У алтаря ты заключил с ней сделку, так будь добр, исполняй ее. Хоть изредка. И займись своими прямыми обязанностями.       — Это ты про что?!       — Как знать, — пространно произнес Азирафаэль. — В общем, Оливер давно меня просил разобрать бухгалтерию, а ты меня отвлекаешь. Пока ты рядом, я совершенно не могу сосредоточиться. Ты — ходячий хаос. Хоть и обаятельный.       — Я… я буду сидеть тихо. Сольюсь с мебелью!       — Ты-то?       Кроули зло прикусил губу. Азирафаэль уже успел застегнуть свое кремовое щегольское пальто и теперь заправлял вьющиеся волосы за уши, чтобы они не торчали из-под котелка. Напрасно: из-за влажности те упрямо топорщились светлым пухом.       — Ангел!       — Нет, Кроули. Не волочись за мной. Жду тебя не раньше субботы!       — Но… сегодня же только воскресенье… воскресенье!       — Значит, ты проведешь плодотворную рабочую неделю. Тем желанней будут выходные.       — Как тебя еще не выперли за профнепригодность? Ты же абсолютно безжалостен!       — Потакать всем твоим капризам — это жалость? — непринужденно рассмеялся Азирафаэль, достав из кармана перчатки. — Стало быть, решено. В субботу. С нетерпением жду недельного отчета о счастливой семейной жизни.       — Да иди ты…       — И не дури меня. Знаешь, я легко могу проверить.       Конечно, Кроули не сомневался: Азирафаэль — не провидец, да и шпионить за ним не станет. Но по негласному правилу они не лгали друг другу. Достаточно мириады раз лицезреть ложь, чтобы понять — она еще банальней правды. И Кроули взялся за роль идеального мужа с неожиданным для себя рвением. Может, он слегка перестарался.       Поначалу Джейн и вовсе списала внезапное внимание к себе на какую-то местную хворь. Начала было снова ворожить у зеркала, но Кроули, не церемонясь, выдернул ее из душных апартаментов. Всю последующую неделю она там разве что спала: целые дни они проводили на ногах.       Решив не мелочиться в делах сердечных, Кроули пустил в ход тяжелую артиллерию: пусть американская провинциалка потешится. Намотанные мили по торговым пассажам, примерка изысканных туалетов, походы на скачки, чтоб эти туалеты выгулять… Музей, кафе, мюзик-холл, снова кафе — такой темп жизни измотает даже маститого демона. Что уж говорить об обыкновенной смертной: по возвращении домой она валилась замертво. Вместе с ней умирали и все впечатления. Это еще полбеды. По возвращении из театра Альгамбра Кроули открылась шокирующая правда: он напрочь не знает свою жену! Он, комбинатор человеческих страстей, не в состоянии найти в ней привязанность хоть к чему-нибудь. Кроме вуду, но и эта блажь не приносила ей особой радости. Как бы он ни упирался, сорвать маску безучастия с ее мелового лица было выше его сил. Неужели ему придется смотреть на эту мину даже там?       Мрачная, массивная, со столбиками, к которым можно надежно привязать матерого быка, кровать отбивала всякое желание. Но отступать более было некуда: вот уж вечер пятницы, а он не продвинулся с Джейн дальше дежурного пожелания «Спокойной ночи». Он обещал, он выполнит свой долг!.. Хотя бы консуммирует наконец брак! С опозданием на пару лет, но лучше поздно, чем никогда.       «И когда я стал такой размазней?..» — Кроули рвал гребнем спутанные кудри, обещая, что завтра же срежет их под корень. Слишком яркие и вызывающие — Богиня будто вылила на них банку густой оранжевой гуаши. Кошмар. Все кошмар. Зачем он вообще подошел к зеркалу?!       Но если традиционный сеанс самобичевания он еще мог вынести, то донесшийся из-за японской ширмы вопрос обещал его добить:       — Энтони, мне неловко просить… поможешь мне с корсетом?       — Конечно, я позову служанку.       — Сегодня же пятница! Служанка давно ушла.       Кроули направился к двери.       — Миссис Белингвот ушла в гости к соседке, — приковал его к месту голос Джейн. — Энтони, если б я могла сама…       А зачем так было затягивать?!       — Я не могу дышать! — приглушенно выдавила она, и тут уж Кроули ломанулся за ширму, забыв о приличиях. Еще не хватало приводить ее в чувства! Ну да, так и есть: вся бледная, бескровное измученное лицо, как жгутом перетянутая.       — Повернись! — рявкнул Кроули. Он плохо контролировал себя, и чувства, как непослушные дети, частенько устраивали кавардак.       Он проклинал картавую модистку, воспевавшую достоинства корсета: «Дивное средство для спасения женской осанки! Укрепляет слабое женское здоровье!» Он проклинал себя, что позволил поймать себя на собственную же удочку.       — Чертовы кутюрье, они там что, угробить вас хотят! — рыкнул он сквозь стиснутые зубы. Нет, эти злобные узлы неподвластны его пальцам. Хотя… Легкий щелчок — и шнуровка бессильно повисла на корсете. Вот и он, вздох всплывшего со дна кашалота. Для людей дыхание — дело самое обыкновенное, но до чего странно видеть, как от этого получают удовольствие. Кроули помог Джейн стянуть монструозное платье через голову. Она осталась только в шелковых панталонах. На оголенной спине стигматами алели следы от шнуров.       — Повернись, будь добра. Мне только убедиться… — смягчился Кроули.       Она повернулась, машинально закрыв локтем соски. Смешная, ему нужно одно лицо. Явная перемена к лучшему! Щеки порозовели, даже слишком. Обмороков не предвидится. Однако что она таращится на него?       — А теперь ступай в постель, тебе нужен покой.       — Я не устала. — В голосе скользнуло раздражение? — И почему ты решил, что мне нужен покой? Торговля сомнительными настойками от мигрени еще не делает тебя доктором.       — Ха-ха, — ответил Кроули. — Попрошу не трогать мои настойки. Они не безупречны, но заявленный эффект приносят. Сама подумай, твой отец — не из тех, кто выдает дочек за шарлатанов.       — Мой отец — умный, но старый человек. Он хотел увидеть меня счастливой! — вздохнула Джейн. — Но он поторопился!       — Не считаешь же ты… — Робкая попытка коснуться ее плеча провалилась: Джейн прошмыгнула за ширму — к кровати.       Предвкушая апофеоз нелепости, Кроули избавился от одежды. Совсем. Если он сейчас ей не докажет, то не докажет никогда. Но как доказывать то, чего нет в помине? Или любовь можно возвести в аксиому? Слепо верить, что она есть? Нет-нет-нет, это речи в духе небесных придурков, а он — демон, наказанный трезвым рассудком.       Та чистая любовь, без всяких примесей и добавок — она умерла вместе с надкусанным яблоком. Из Эдемского сада. Которое он же рекламировал. «Оно откроет вам глаза, только попробуйте, мир не будет прежним!» А ведь не врал…       … и не будет врать. Он не дурак. Да и она не дура, сможет разделить банальное сношение и любовь. Черт, да все браки на этом держатся!       Перебирая в голове обрывки мыслей, Кроули и думать забыл, что давно вышел из-за ширмы. И что Джейн его внимательно исследует. Впервые.       — Не думала, что у тебя такие густые волосы. Везде. — протянула она.       Провал. Заученный текст напрочь вылетел из головы и не желал влетать обратно. Роль искусителя загублена. А сам он трясся от мысли, какая еще деталь его неказистого тела будет наказана комментарием. Узловатые колени? Костлявые плечи? Глаза? Яйца с членом?! Почему у него не хватило мозгов надеть ночную рубашку?! В нужный момент можно просто задрать подол. Но ломиться обратно за ширму было поздно, поэтому он просто лег рядом. Джейн была в выигрышном положении — укрытая покрывалом. Для него покрывала предательски не оставила. Кроули посмотрел в упор. Но она не смеялась, в глазах застыло легкое любопытство.       — Ты хочешь заняться этим? — не нашел ничего лучше спросить Кроули. Но не лезть же ему на женщину без ее на то желания? Для демона это вообще противоестественно.       На ее месте он припомнил бы все его послесвадебные отговорки. От «голова болит, сердце шалит, температура!» до «у меня срочные дела в соседнем штате. Плевать, что сейчас одиннадцать вечера! Пришла телеграмма-молния!» Но она оказалась выше этого. Умнее, добрее, чутче — люди всегда были совершеннее ангелов, пускай и не умели щелчком пальцев распутывать узлы корсета.       — Я не знаю. Есть только один способ узнать.       — Тогда будем считать, что это «да». — Кроули плохо скрывал волнение. Сучил ногами — они мерзли несмотря на пылающий камин — и блуждал глазами по уродливым узорам на покрывале. — Будут, эм, особые пожелания?       — Откуда мне знать? От бессловесной няни? Матери-пуританки? Суровой гувернантки? Постель — прерогатива мужчин. Этот отросток между ног у тебя!       Кроули прикусил язык. Он с радостью бы поменялся и предоставил этот отросток ей. Да лучше бы он сам на такой отросток скакнул, чем пытался бы выдавить из себя желание им как-то управлять.       «Так, начнем с элементарного. У каждого человека — свои ключи к удовольствию. Надо только подобрать нужные».       — Хо-ро-шо. — в задницу ваше целомудренное воспитание! «Азирафаэль, если ты меня слышишь, ты — педагог от Бога!» — Только теперь ты помоги мне. Придется убрать покрывало.       Джейн села на кровати и неохотно оголила свое белесое тело, тут же пошедшее гусиной кожей.       — Теперь я аккуратно буду прикасаться к тебе в разных местах, твоя задача только говорить, нравится или нет.       Он начал со спины. Отсчитал ребра, прошелся вдоль ложбинки позвоночного столба к основанию шеи, потом ключицы, потом… Никакой реакции. Причем у обоих. Если в какой-то миг его и навестил призрак возбуждения, в паху что-то назревало, то ветер мгновенно подул в другую сторону.       Молодое, холеное тело Джейн отказывалось откликаться на его нелепые «ау». Обнаженная и открытая, тем не менее она была целиком скована стыдом.       Он искренне жалел ее. Но что он мог поделать? Как может отучить стыдиться тот, кто сам соткан из стыда от ушей до кончиков пальцев?!       — Мне всегда казалось, что мужчины только и мечтают задрать женскую юбку, — протянула она, когда он с поражением накинул на нее покрывало. — Ты же меня поцеловал тем летом! И мне казалось…       — Мне жаль. Мне очень жаль, что ты со мной связалась.       — Может быть, еще раз попробуешь? Может быть… может быть, если ты мне подаришь ребенка, все пойдет… ну, на лад? К тому же говорят, женщинам идет беременность. Попробуй, Энтони. Я никуда не тороплюсь! У плечей было приятно.       — Едва ли отекшие ноги кому-то идут. И дети не решают проблемы. Они их умножают!       Той ночью Кроули снова искал спасения от холодной бездны одиночества. Но даже раскаленная грелка не могла ему помочь.