Эллин

      Вся проблема была в том, что Кроули не привык быть запертым в четырех стенах. Он не мог усидеть в одном штате и двадцать лет скакал перекати-полем. Колючим, неприглядным и пыльным. Из стороны в сторону, куда погонит ветер фортуны. Пока не пустил корни на благодатной миссисипской ниве.       Но это — в конце. А в 1862 году Кроули, продав в Нью-Йорке свою опиумную трубку, вслед за Дядюшкой Сэмом [1] с плакатов отправился покорять Дикий запад. Его манили истории о золотых приисках, горах, пушнине и дереве, в пне которого можно вырубить дом [2]. Двухэтажный и еще на скотник останется.       Собственно, покорение закончилось в верховьях реки Платт, как только его несчастный вол угодил ногой в одну из нор этих бестий — земляных белок. Вол был употреблен, мечты — разбиты. Он — на дне каньона и своих перспектив. Но Кроули не был бы собой, если бы не извлек пользу даже из этого высушенного клочка земли. [3] Случай представился, когда трансконтинентальная железная дорога ленивой гусеницей поползла в направлении Великого океана. Несколько «внезапных» камнепадов и ночных передвижений колышков — и вот уже железнодорожной компании приходится торговаться с Кроули, чтоб тот уступил им свою священную собственность. Полученные деньги стали первым гонораром. А сколько предстояло сыграть ролей!       Кроули-ирландец торговал кирками, махоркой и средством от комаров на приисках и озолотился лучше среднего старателя.       Кроули-Кривой Зуб играл коренного индейца для русского царевича, размалевывая щеки охрой, заплетая длинные волосы в косы и украшая себя перьями беркута. После, уже обмывая получку с Буффало Биллом, он продал ему за бесценок идею шоу «Дикий запад» и получил от него на память бизонью шубу, которая навсегда стала его любимицей.       Кроули-Устричный пират выходил на катере в бухту Сан-Франциско и при свете звезд нелегально ловил устриц.       Кроули-рекламщик придумал вырезать фигурки индейцев с коробок хлопьев в обмен на денежные призы. В фирме, на которую он работал, ахнуть не успели, как половина Америки в дружном порыве принялась вырезать индейцев и засыпать письмами главный офис. Да, в некотором роде он создал рекламу. Чего стоила только «Устрица прерий», спасавшая упившееся в хлам население от похмелья? Правда, успех крылся не столько в «тайном ингредиенте», сколько в тошнотворном вкусе, но помогало же!       Изредка Кроули был самим собой. Когда писал Азирафаэлю письма и не отправлял. Испепелял листки, исписанные мелким убористым почерком. Жалел, что его воспоминания не последуют их участи. И все катился-катился-катился. Пока не стрельнул папироску со странным терпким дымком у перегонщика скота в Алабаме. Результат известен. Травкой начал, травкой кончил.       — Джейн, пошли за… что ты делаешь?! — Кроули приоткрыл глаза и, приподнявшись на локтях, сонно заморгал.       Джейн в боевом наряде — в пеньюаре и папильотках — сидела за трельяжем и, склонившись над вольтом [4], что-то устрашающе бормотала.       — Милая, я, конечно, не горю желанием общаться с тобой в столь интимный момент, но, если все так плохо… — он пытался пошутить. Бездарная постановка. Вот когда он только приударял за ней, он постоянно шутил. Как дурак или клоун. Она смеялась.       — Прошу, не корми меня шутками. Я уже сыта обещаниями. Лучше б помог.       Кроули нехотя выбрался из-под груды одеял и, зябко поёжившись, подошел к сумасбродной женушке.       На столе снова лежала написанная от руки книга «Заклятия и обряды вуду, собранные Марией Лаво». Признаться, ему немного льстила украшавшая переплет эмблема с двумя змейками, обозначавших Великого змея, творца всего живого, начало и конец всех вещей. Хоть где-то его признавали творцом.       — Сомневаюсь, что твои курсы кройки и шитья будут нам полезны.       — Были бы, раздобудь ты хотя бы их волосы и имена!       Кроули живо представил, как выдергивает по волоску с блестящих лысых голов. Или со зверушки-талисмана тоже сгодится? Но это уже верх подлости!..       — Нибрас и Измир их зовут, — скучающе произнес он. — Что, теперь назовешь так куколок и будешь тыкать в них иголочками?       — И буду! — выплюнула она, и снова забормотала на одной ей ведомом (а может и нет) африканском наречии.       — А дьявола изгонять умеешь? — с ухмылкой спросил он, склонившись губами к ее уху. Когда-то этот нехитрый прием вгонял ее в краску. Она очаровательно пищала, выворачивалась, но никогда не убегала.       Теперь только прохладно уронила:       — Изгоняю каждый день, Энтони. И молюсь всем богам. — И сколько в этих словах неприкрытой горечи!       В такие моменты Кроули казалось, что он действительно захвачен дьяволом. Просто у бедной смертной не хватает сил изгнать его. А в то короткое лето — со смешными глупостями, пустыми разговорами и обещаниями, которые он хотел давать другому — Кроули снова позволил себе побыть настоящим. Ну не зря же она тогда в него влюбилась и теперь так отчаянно тыкает его врагов иголочками? Должен же быть в этом хоть какой-то смысл? Или нет?       Жизнь бессмысленна, подумал Кроули. Маленькая дурочка.       — Что ж. Тогда я пойду. Не буду мешать.       Быстро переодевшись, он сбежал в холодный лондонский вечер. Пересек беснующуюся Пикадилли и переулками срезал путь до Риджент-стрит. Несмотря на наливавшееся сливовым небо, там царило оживление. Сохо гудел наполненным ульем: горели медово-желтым окошки домов, кабачники зычно зазывали в свои заведения, где-то вдалеке играл оркестр.       Очень глупое решение: ему бы сидеть тихо и не высовываться, но ноги сами понесли его прочь от гостиницы.       Эх. Завалиться бы в какую-нибудь таверну и напиться. Плевать, что каждая рюмка льет воду на мельницу конкурентов. Он напивался с того момента, когда человечество придумало топтаться на забродившем винограде.       Раньше он нагрянул бы к Азирафаэлю. Но сейчас их уютное гнездышко было снесено лакированным прилавком, и нагуливать похмелье стало негде. Да и едва ли Азирафаэль сейчас сидит в книжном магазине, битком набитом людьми.       «Может быть, тогда в клуб? Возможно, мы найдем себе закуток и сумеем договориться?..»       «К тому же он звал к себе! Правда, он говорил, что на крайний случай…»       Отказ помочь хоть и подгорчил радость встречи, но разве Азирафаэль отталкивал его? Ничуть. К тому же. Вдруг завтра придется снова садиться на чемоданы и бежать. Заслужил он хотя бы один спокойный вечер с другом или нет?!       Приняв решение, Кроули направился в клуб искусных рыболовов. Благо, все находилось в шаговой доступности и не было нужды ловить кэб.       Постучавшись в дубовые двери, а затем и дернув за шнурок звонка, Кроули ожидал распростертых объятий. Но драгоценные минуты текли, и он уже раздраженно поглядывал на брегет. Какая нерасторопная прислуга в этом доме! Уволить! Наконец засов лязгнул, и дверь немного приоткрылась. Ровно на длину цепочки. В образуемой щели возник блестящий черный глаз.       — Энтони Кроули?       — Моя слава идет впереди меня? — ухмыльнулся Кроули, узнав в обладателе черных глаз верзилу. Оливер, кажется?       — У меня было поручение от мистера Фэлла пустить вас, если «пахнет жареным». Вы уже успели вляпаться в неприятности? За эти несколько дней?! Еще даже не выходные!       — Пока… нет? — Кроули растерялся. Это что за унизительный допрос с пристрастием?!       — Тогда за вход придется платить. А вход предусматривает членство.       — А ты с хваткой, да?       — Что-то вроде. Сорок соверенов.       — Соверенами?! — Кроули поперхнулся. — У вас рыба золотая?!       — Хотите золотую, подберем золотую.        Кроули поморщился. Не то чтобы ему было жалко денег, но не будь при нем бумажника, его бы что, даже за порог не пустили?!       — Чеки принимаете?       — Все принимаем, — усмехнулся Оливер.       Это был самый странный клуб в его жизни. Хотя бы тем, что на двери были три тяжелых засова и замок.       Пока Оливер баррикадировался обратно, будто по улицам шастали мародеры и грабили то, что плохо закрыто, Кроули озирался по сторонам.       Они стояли в тускло освещенном вестибюле. Панели из черного дуба, казалось, готовы были раздавить. Вход в чистилище какой-то. За поставленным в угол столом сидел невинного вида синеглазый мальчик, ни дать, ни взять местный Катон [5]. Деловито насупив брови, как взрослый, он однако с детским любопытством разглядывал его.       — Я правильно сделал, что позвал вас, мистер Фэлл? — спросил он звонким, чистым голосом.       — Да, Джон, правильно. Молодец. — Оливер с улыбкой потрепал прилизанные волосы мальчика. Конец прическе. — Мистер Кроули, выучите секретный стук на каждый день. Джон вас научит.       — К чему все это?!       — Для вашей же безопасности, — Оливер посмотрел на него, как на идиота и, позаимствовав у мальчика горящий канделябр (как старомодно, керосина что ли нет?), пошел вперед.       Вестибюль вел в пустой зал с начищенным паркетом. Его не освещали ни свечи, ни зажженные лампы. Даже свет с улицы был выгнан плотно задернутыми шторами.       — По выходным у нас танцы, если вы любитель, — обронил Оливер, не останавливаясь. Кроули с любопытством бросил взгляд на странное изобретение, громоздившиеся на столике. Пляшущие огоньки свечей выхватили из тьмы некоторые детали: огромную трубу, странный черный диск, прямоугольную подставку.       — А это что?       — Граммофон. Играет музыку с шеллаковых пластинок. Диковинка мистера Фэлла. Заказал у Берлинера. Он считает, что они скоро станут весьма популярны. Как по мне, живую музыку не заменит ничто. Но мистеру Фэллу нравится, так что… — Оливер беспомощно развел руками.       Они миновали зал и зашли в маленькую комнатку, судя по громоздкому обитому сукном столу и соседствующему шкафу-картотеке служившую Оливеру личным кабинетом. Тот прошел к столу и достал из него увесистую кожаную тетрадь, начал что-то записывать.       Кроули вертел головой. На стенах, обитых флоковыми обоями, в простых деревянных рамках висели черно-белые фотографии.       Солнце, река, крутой берег, заросший камышом и рогозом. Смеющиеся юнцы в соломенных шляпах, толпящиеся вокруг очкарика Азирафаэля и наставляющие ему черными соцветиями рога. Азирафаэль с сияющей улыбкой вытягивает на руках к фотоаппаратному объективу растерянную рыбину. Явно, чтобы этой уловкой увеличить ее размер. Жульничаем, ангел!       На следующей фотографии уже возмужавшие юноши, державшие по ведру, у пруда. Азирафаэль с удочкой стоит в самом центре, правда, на этот раз к нему примостился какой-то высоченный пшют. Рыбину теперь держит он. Азирафаэль то ли с укором, то ли с завистью поглядывает на чужой улов.       Третья фотография у моря. Смазанные чайки в небе. Азирафаэль в канотье, босой, с лихо подвернутыми штанинами на фоне серой бескрайней дали. Снова без рыбы, зато с надкушенным яблоком. Его обнимает удивительно знакомый мужчина с арбузным ломтиком. Его длинные темные волосы треплет ветер, к руке прилипла черная косточка.       — А это вы! — хмыкнул Кроули. — Только без бороды.       — Там везде есть я, это первое поколение, — не отрываясь от заполнения тетради, заметил Оливер.       — Поколения? — удивленно переспросил Кроули.       — Мы были первыми. Сейчас уже третье, мистер Фэлл учит четвертое. Распишитесь тут, пожалуйста.       — И что я получаю за сорок соверенов? — Кроули с ухмылкой поставил подпись и потянулся к чековой книжке.       — Годовое членство. Лицензию на рыбалку. Выезды на наш пруд в сезон. Иногда мы, правда, на несколько дней выезжаем на море, но об этом будет сообщено заранее. Снасти. Наживку. Алкоголь на любой вкус и ужины в клубе — мы работаем четверг, пятницу, субботу, воскресенье. К вашим услугам наш повар. Он тот еще кудесник: прошел обучение во Франции, но в довесок готовит пять кухонь мира. Так же вы получаете безопасность и конфиденциальность. Дополнительные утехи оплачиваются отдельно, но вы всегда вольны беседовать, танцевать, играть… Мальчики играют почти во все: от шарад до шахмат. Иногда у нас проводятся турниры по боксу, но это, скорее, дань лорду Генри. Он без них не может.       — Мальчики? Играют?       Оливер продолжил вещать невозмутимым тоном:       — Комнаты тоже входят в стоимость, если вы с кем-то договоритесь. Почти все мальчики добрые и ласковые, экзотикой у нас страдают только Том с Джоном. Ах, да. Чарли у нас взят на содержание, поэтому с ним договариваться бесполезно.       Вот где-то тут — на комнатах и этой самой экзотике — у Кроули проклюнулся червячок сомнения, что он попал не совсем по адресу. Но он точно видел Азирафаэля в компании этого самого Оливера. И Азирафаэль точно сказал про этот самый клуб на Портленд-плейс! А он сейчас именно в нем — рыба над дверью тому доказательство. Но почему это напоминает не клуб по удочкам и рыбе, а, скорее…       — Понятно. А можно мне к Энджелу? Или тоже лицензия нужна? — спросил Кроули, мотнув головой и отогнав крамольные мысли. Что за глупости. Не может ангел находиться в таком месте! Ему показалось! — Я, собственно, только к нему.       — О, — только и сказал Оливер и откинулся на спинку стула.       — Что за «о»?!       — Он сейчас занят. Принимает мистера Уайльда.       — Это еще как понимать?       — Едва ли он спустится этим вечером. Мистер Уайльд обычно остается на ночь.       Если бы мир мог переворачиваться вверх тормашками, то сейчас ему самое время делать сальто назад. Его ангел что, живет в борделе?! А этот бородатый делец выжил его из магазина и держит наложницей? А там, наверху, ангел обслуживает этого самого… Уайльда?!       — Это дом терпимости? — спросил Кроули без особой надежды.       — Я предпочитаю это называть «домом по интересам», — кисло сказал Оливер. — К нам приходят иногда и за приятной компанией, и просто порыбачить: мистер Гавриил подарил клубу в семьдесят пятом прелестный пруд. Не все упирается в плоть, мистер Кроули. Мы врачуем души искусством и рыбалкой, а все остальное — следствие человеческого несовершенства.       — Тем не менее это дом терпимости. К тому же содомский. — Тут Кроули все-таки натянуто засмеялся. — И Энджел всем этим заведует?! Или непосредственно участвует?       — Заведую тут всем я, — прохладно ответил Оливер. — И глава дома я. Мистер Фэлл тут… по правде, я не знаю, что тут делает мистер Фэлл. Он так далек от бизнеса. Пожалуй, он тут ужинает, захламляет дом и обезьянничает с мистером Уайльдом.       — А вы очень откровенны о своих клиентах, — неожиданно Кроули развеселился.       — Уайльд — человек-убыток. И я не только про деньги. Он тут только потому, что мистер Фэлл за него попросил.       Какой страшный перед ним сидел человек. Спокойный, деловой и знающий цену себе и другим. Кажется, первое негативное впечатление о нем было неверным. Чем дольше Оливер вел беседу, тем больше пробуждал к себе симпатию. К тому же он явно заботился об ангеле…       Кроули облизнул шелушившиеся губы. А при этом — никакой напускной импозантности, свойственной людям высшего класса. Ни денди, ни позер. Ни золотых перстней или запонок, ни дорогой ткани костюма, ни серебряных часов. Только скромность, аккуратность и опрятность.       — А магазин на Риджент. Это не ваших ли рук дело?       — Моих. — Оливер подтвердил его догадки. — Теперь он хотя бы приносит стабильный доход. Вышла своеобразная точка притяжения в Сохо: там регулярно проходят встречи с писателями и автограф-сессии. Мистер Фэлл от них в восторге. Он собирает первоиздания.       — Вы… удивительны, — с придыханием сказал Кроули. — Эталон современного человека.       — Я уже не принимаю клиентов и для содержания староват,  — со смешком парировал Оливер. — Так что не тратьте время на дешевые комплименты.       — Что такое взять «на содержание»? — спросил Кроули, подавшись вперед. Он слышал это странное слово уже во второй раз.       — Платишь определенную сумму и получаешь мальчика в полное распоряжение. Мальчик только ваш. В телесном смысле. Обычно берут на несколько лет, пока не надоест, — с легкой усмешкой пояснил Оливер. — Но это дорого. Очень дорого. Не думаю, что…       Кроули понял, что его губы расплываются в шальной улыбке. Оливер не стал договаривать. Сложил пальцы домиком и в ожидании приподнял брови. Чудесный Оливер. Понимающий Оливер.       — Давайте сразу к делу. Мой выбор — Энджел Фэлл. Беру на содержание. Немедленно.       Через десять минут Азирафаэль (который «едва ли спустится») с взъерошенной шевелюрой стоял перед ним и барабанил пальцами по столу. Накинутый на плечи темно-голубой шлафрок с нелепой заплаткой на локте был немым свидетелем, что его хозяин был выдворен из комнаты с быстротой, которой позавидовала бы Миграционная служба США. Дрожащая хмурая морщинка меж бровей выдавала искреннее недовольство.       — Ты издеваешься! — выпалил Азирафаэль, схватив оформленный Оливером договор со стола. — И хочешь меня унизить, да?!       — Самую малость. Когда я еще смогу купить такой бесценный экспонат? Я готов сучить ногами и визжать. Ленточкой обвязать можно?       — А вы очень давно знакомы… — задумчиво произнёс Оливер, наблюдая за ними из-за стола, как зритель из партера. Даже бинокль не нужен, чтобы рассмотреть эту комедию во всех деталях.       — Не обращай на него внимания, мой мальчик, — Азирафаэль помассировал виски. — Мистер Кроули шутит. Видимо, в США это называют юмором. Конечно, он не собирается брать меня на содержание. Он не настолько идиот.       — Накину еще десятку, если сейчас выставишь Уайльда, кто бы это ни был, — Кроули не сдержал агрессивного оскала.       — Это выгодное предложение, мистер Фэлл. — осторожно сказал Оливер. — Я понимаю, что вы не в штате, но этих денег хватит, чтобы покрыть часть расходов на обучение. Кому-то можно будет установить пансион без необходимости…       — Знаю, — рыкнул Азирафаэль.       — Я предлагал мистеру Кроули другие варианты! Даже про мальков рассказал. Но этот Агамемнон хочет взять вас как Трою.       — Видно, ты плохо усвоил «Илиаду», раз не погнушался ролью Синона, — процедил Азирафаэль, буравя взглядом Оливера.       Кроули подавил желание заерзать. Смотреть, как Азирафаэль мучается с неприятным (но таким простым!) выбором — до этого стоило дожить! В этой пантомиме прекрасно было все: и нахмуренные брови, и прищуренные глаза, бегающие по пространному тексту договора (очки забыл), и приоткрытый (точно обжегся) рот, и плясавшие во взгляде маленькие молнии. Метай молнии, сколько угодно, ангел. Все равно побежишь спасать своих обожаемых мальков, чтобы те выплыли на волю без заточения в дорогих аквариумах. Придумал же! Растить и науськивать молодые задницы. Не ангельское ремесло, знаете ли. Пожертвуй лучше свою. Вот это жест достойный ангела!       — А я могу приказать тебе сбрить усы? — Кроули чувствовал, что вот-вот получит свой подарок на Рождество, хотя до Рождества было еще много-много месяцев. Заворачивай, Оливер-Санта. Я был хорошим мальчиком! Заслужил!       — Тебе не угодили мои усы? — Азирафаэль посмотрел на него поверх бумаги.       — Нет.       — Еще десять соверенов! — выплюнул Азирафаэль и снова нырнул в бумагу.       — Мы уже торгуемся! — Кроули все-таки взвизгнул. — Я знал, что есть еще порох в пороховницах!       — Прошу заметить, унижаешься, Кроули, тут только ты. — Азирафаэль с мученическим вздохом взял перьевую ручку со стола и поставил на договоре свою изящную подпись.       И получаса не прошло, как Кроули стоял посреди захламленной комнаты. Уайльд — каланча с лошадиным лицом и распухшими, будто у сома, губами, — курил, крутя папиросу между пальцев. Азирафаэль что-то емко шепнул ему, и тот, равнодушно кивнув, надел твидовый пиджак с зеленой гвоздикой в петлице.       — Каждый волен заниматься ремеслом себе по плечу, — уронил он и вальяжной походкой проплыл к выходу.       Лицо Азирафаэля на какой-то миг сровнялось с тоном волос. Но, мотнув головой, Азирафаэль не стал снисходить до ответа. Сцепил пальцы в замок, улыбнулся, проводил Уайльда, как ни в чем ни бывало. Терпишь унижающие остроты, ангел?       Кроули и хотел наслать на зазнавшегося засранца легкое несварение, но комната захватила его куда больше, чем бесполезное рыцарство. Комната… Вот где Азирафаэль теперь прятал себя.       Шесть стеллажей обожаемых книг. Кроули подошел ближе. Конечно, коллекционных. Задняя комнатка с драгоценными запасами перебралась сюда. Некоторые потертые корешки были до боли знакомы. Некоторые хвастались новыми названиями.       Огромный глобус, в котором Азирафаэль хранил бутылки столетнего хереса. Шахматная доска с фигурками из бивней сибирского мамонта (белая пешка стояла на е4 и приглашала к партии). Потертый персидский ковер с бурым пятном из-под вина. Стол, захламленный исписанными бумагами и всякой дурацкой всячиной, служащей непонятно для чего. Кроули восторженно ахнул. Рядом с чернильницей красовался его убогий подарок. А рядом со столом стоял…       — Мой диван! Моя жаба! Ты их сохранил! — не обращая внимания на незаправленную кровать с тарахтящим белым британцем на подушке, Кроули бросился к обретенным реликвиям. — Я решил, все давно на свалке.       — Даже сил на тебя злиться нет, — сообщил Азирафаэль, а затем где-то справа зашумела вода. Кроули с любопытством повернул голову. Чу! Тут еще и ванная комната есть!       Азирафаэль стоял перед зеркалом с намыленным лицом и орудовал бритвой. Рядом на раковине стояла плошка со взбитой пеной и испачканным помазком. На стуле рядом дымился блестящий таз с водой. Азирафаэль методично споласкивал лезвие в тазу и безжалостно сбривал усы.       Кроули, затаив дыхание, замер в дверях.       Он терялся, что его удивило больше: бреющийся Азирафаэль (на что тебе чудеса, ангел?!) или то, что у Азирафаэля есть в распоряжении личная ванная комната. И надо же! Посередине комнаты громоздилась огромная ванна. Настоящая! Снежно-белая! С краном! И даже с губкой и многочисленными стеклянными флакончиками всех форм и размеров. Лосьоны, крема, духи, бруски разноцветного мыла с фирменной печатью Пирса. Лосьон от прыщей?! Кроули бросил быстрый взгляд на Азирафаэля, который продолжал бриться у зеркала. Его кожа всегда была идеально чистой. Кое-где испещренной морщинами, как мимическими, так и от возраста выданной оболочки, но чистой. Ни оспинки, ни пигментного пятнышка, ни даже маленького гнойного…       — Это не мое, — Азирафаэль будто прочитал его мысли. — Собственность мистера Уайльда.       — Ну, значит, ему это больше не понадобится, — Кроули уже вовсю откупоривал флакончики и нюхал их содержимое. — Хотя некоторые так приятно пахнут. Жаль.       — Отставь в сторону то, что нравится. Я куплю тебе новые, если хочешь.       — Я сам себе куплю все на свете! — едко отозвался Кроули.       — Ты мог просто попросить. Я бы согласился и без денег.       — Сначала ты прочитал бы мне лекцию, как тебе эти усы идут. А за десять соверенов я от нее избавлен. По-моему, в выигрыше тут только я.       — Я не об усах, — Азирафаэль закончил бриться и вытирался полотенцем. — Зачем ты все это устроил?        Наконец Азирафаэль обрел свое лицо. Без лишней растительности ему было куда лучше: он будто снова стал его ангелом. Кроули уже раздумывал, а не приказать ли снять чужеродную сережку, но решил довольствоваться достигнутым. Уж слишком задорно она поблескивала в белокурых вихрах, будто кокетливо подмигивая, когда на нее падал свет от керосиновой лампы (какая радость, хоть тут она была!)       — О, сейчас покажу! — Кроули театрально повернул краны, бойлер предостерегающе забулькал, и струя горячей воды ударила в ванну. Подтянув к себе флакончики с наибольшим объемом, он с экстазом надышавшегося ртутью алхимика принялся выливать дорогую парфюмерию в воду. Ландыши, розы-мимозы, фиалки, нарциссы. Под раздачу попал и лосьон от прыщей. Голова закружилась от сладких ноток.       — Я бы на твоем месте вставил пробку, — заметил Азирафаэль, озадаченно приподняв бровь. Он достал маленькую бутылочку из шкафчика над раковиной. Смазал кожу лица. Совершенно иной запах: жгучий, освежающий, но в то же время умиротворяющий. Азирафаэль пах мятой. Не приторной мешаниной.       — Хочешь принять ванну?       — Ну… можно?       — Раз мой ангел хочет, — Кроули равнодушно вставил пробку.       Наконец он вылил остатки розовой воды и принялся мыть бутылочки. От воды начал подниматься пар и огромный холм душистой пены. Но это ничего. Выглядит очень расслабляюще, а Азирафаэль, наверное, так устанет…       Кроули наполнил бутылочки водой, крепко закрутил пробки и поставил их в ряд, как солдатиков. Отлично. Шесть бутылочек.       — Подойди сюда, ангел.       — Это какая-то американская игра, Кроули? — Азирафаэль встал рядом с ним, ненароком коснувшись его локтя. Кроули от волнения прикусил губу. — Мы будем… играть?       — Играть. Конечно! Это игра. Азирафаэль, ангел на содержании, готовый исполнять любые мои прихоти. Освящай мне воду.       В глубине души Азирафаэль всегда знал, что Кроули был придурковатым. Подозрение закралось еще в Эдемском саду, когда огромная черная змея взобралась по каменной кладке, хотя демоны умеют летать.       Тогда это поразило Азирафаэля гораздо больше, чем то, что демон подошел к ангелу. Ползти-то было ужасно высоко, к тому же наверняка неудобно!       Потом змея утратила зооморфный вид, расправила крылья, и начала пытаться уколоть его потерей меча.       — Я точно помню, у тебя был меч! — настаивал Кроли. — Нехило так пламенел.       Тогда Азирафаэлю хотелось ответить:       — А ты, стало быть, следил за мной, мерзкий лазутчик?!       Но разговор свернул куда-то не туда. И вот Азирафаэль уже позволяет Кроли ехидничать, лопаться от самодовольства, а потом и вовсе ткнуть локтем свой бок.       Какой смешной дурачок, подумал Азирафаэль. Дурачок робко засеменил к нему под крыло, когда Небо испражнилось дождем. Вода скатывалась с длинных белых перьев, точно у водоплавающей птицы, и Кроли ловил в ладони водяные жемчужинки.       — Холодная, — вынес вердикт Кроли. — Совсем как в Аду. А твое тело теплое.       — Разве в Аду не жарко?       — Нет. В Аду круглогодично сыро и холодно. Отапливается один круг, но на него еще прорвись. Там такая толкучка. А теперь еще и люди нагрянут…       — Грейся о меня, — легкомысленно предложил Азирафаэль. — Иди сюда, Кроли.       И Кроли скользнул под руку, комично пригибаясь, чтобы казаться ниже.       Так Кроли и проскальзывал: под руки и в объятия, обвивая кольцами в змеином облике и руками в человеческом теле.       Их обоих оставили на Земле, и им обоим было довольно скучно. Земля тогда была тесной, как монашеская келья. Люди не почковались, не метали икру и даже не откладывали яйца, поэтому плодились вяло, работы толком не было. Тогда они с Кроли и начали увлекательный проект «Мы — туземцы». Пускай это и было всего лишь слепое подражание привычкам людей, но постепенно они втянулись. Азирафаэль полюбил есть, Кроули спать. И все бы хорошо.       Но в один день Адам и Ева заново начали познавать друг друга под сенью водопада, а они так не вовремя околачивались рядом…       Тогда Кроли и воскликнул, тыкнув пальцем на творящееся действо:       — Он ее истязает! Ангел, мне это надо одобрять?!       Адам, услышав странный вопль из кустов, ненадолго прервался. Благо, Азирафаэль тогда заткнул Кроли ладонью рот, и тот пристыжено умолк. Водопад грохотал. Ева недовольно застонала и притянула настороженного любовника назад, и Адам, слишком увлеченный чреслами, возобновил… истязание.       Кроли прошептал (он явно не застал в Эдеме создание Каина):       — Они дерутся?!       — Что-то вроде. Адам выиграет.       — Эй! А почему не Ева?! Она мне нравится куда больше!       — Потому что так заведено.       — Я хочу поставить на Еву!       — Кроли, это так не делается!.., а впрочем. Три апельсина на Адама! — Кто ж виноват, что Кроли урвал последние и был не намерен делиться со своим идейным соперником?!       Потом, когда Кроли проиграл три апельсина, застал появление Авеля и просмотрел эти похожие, как близнецы, истязания сотни раз, он спросил:       — Мне кажется, или они не столько плодятся, сколько выражают этим любовь?       Спросил и впился змеиными глазами в ожидании ответа. Азирафаэль моргнул, не понимая, какого ответа от него ждут, и промолчал. Тогда он не задумывался о таких вещах.       Кроли стал прятать руки. Прикосновения стали чем-то непозволительным, ведь Кроли увидел в них Смысл. Недопустимый. Неприличный для демона! И для ангела. Азирафаэль осознал это чуть позже.       Субординация. Дистанция. Воз-му-ти-тель-но. Все теперь было возмутительным.       И никаких больше робких шажков под крыло. Кроли придумал зонт.       — Освящай мне воду!       Какими окольными путями Кроули пришел к этой мысли? Логика его рассуждений и спустя пять тысячелетий оставалась загадкой для Азирафаэля.       Подумать только! Узнав о визите Кроули, он переживал сильнее, чем за все два десятилетия. Какой бы ни была увлекательной беседа с Оскаром, Азирафаэль оставил его валяться аксессуаром на диване, а сам рванул с места. С Кроули случилась беда! Может, его изуродовали или еще хуже… Он перепрыгивал через две ступеньки, несясь впереди планеты всей, готовый отломать мраморные перила и пустить их — пламенеющими — в ход.       Но случилась не беда. Всего лишь Кроули. Напыщенный, надутый и издевательски ухмыляющийся. Козодой дорос до индюка.       «Ангел на содержании. Ха-ха-ха. Смешно. Умора».       «Живот от смеха не надорви».       Впрочем, возможно, это Кроули ищет способ возобновить прерванный эксперимент? Признаться в этом смелости не хватает, вот и пытается заявиться на импровизированном Троянском коне. Будто напускной апломб и ворох шуршащих банкнот смогут скрыть его секрет. И Азирафаэль был готов простить Кроули его маленькую слабость, в конце концов у каждого они есть. Но это!       — Освящать воду?! — Азирафаэль ловил ртом воздух. — Ты взял меня на содержание ради этого?!       — А для чего еще?! — Кроули тронул носком туфли самую большую бутылочку — Оскар любил омывать лицо и шею розовой водой. — Ты же по-хорошему мне помочь не захотел!       — Я же сказал, что не могу! Но я … защищу. Не дам тебя никому в обиду.       — До фонаря мне твоя защита, ангел. Мне нужна вода. Я хочу назад. В Америку. Надрать этим уродам зад и дальше спокойно поживать в своем особняке. Процветая вплоть до Армагеддона!       — Но…       — Что «но»?! — Кроули зарделся и зло сжал кулаки. — Не думал же ты, что я взял тебя для утех?! Слишком самонадеянно даже для тебя. Для такого занятия у меня есть молодая красивая жена, которая хочет меня двадцать четыре часа в сутки.       — Ты женился на смертной?! — уязвленное самолюбие Азирафаэля померкло рядом с этой вестью.       Смертная? Жена?! Кроули чокнулся? Эти люди мрут как мухи, а он окольцевал кого-то для брачного ложа?! Азирафаэль уже много раз жалел, что привязывается к детям. Он до сих пор корил себя за то, что так и не смог настоять на поступлении Оливера в Марбургский университет в Германии. Тот так и остался рядом. А ведь Оливер мог давно вести достойную жизнь, без оглядки на призрака дурной славы. Особенно после того, как граф Данлоу, посещавший его до скоропостижной кончины от апоплексического удара, упомянул его в наследстве вперед собственной жены. Нет. Остался. И теперь Азирафаэль просто не представлял, что с ним будет, когда придет время прощаться… А его мальчик уже готовился разменять пятый десяток…       — И во-о-о-от с такенным удовольствием. — Кроули начертил в воздухе огромный круг. — Твой внутренний гедонист должен меня похвалить.       Лучше бы Кроули залепил ему пощечину. И то было бы не так больно. И даже непонятно, с чего так хочется пихнуть его в эту чертову ванну и утопить. За то, что посмел с кем-то сблизиться?.. Какой вздор!       — Что ж! — Азирафаэль быстро взял себя в руки. Он не навредит Кроули. Никогда. Но на щелчок по носу тот просто напрашивался! — Ты снова сел в лужу, дорогой. Как ты читал наш договор? Ох, какая жалость, ты взял на содержание всего лишь Энджела Фэлла.       — И что? — гаркнул Кроули, осторожно делая шаг назад.       Белая пена выползла за бортики ванной. Вода хлынула водопадом на пол. Кроули продолжал пятиться, норовя поскользнуться.       — Энджел Фэлл — обыкновенный смертный. Букинист. Старый, нелепый, смешной. Он коллекционирует книги, злоупотребляет морепродуктами и беседует с Оскаром Уайльдом по пятницам. Он не умеет освящать воду. И крыльев у него нет. А меча он в руках в помине не держал, что уж говорить про зажигание какого-там карающего пламени. Максимум — спичку.       Кроули все-таки угодил ногой в огромную мыльную шапку и, коротко вскрикнув, повалился на пол. Темные стеклышки слетели с глаз.       Желтая радужка вырвалась из круглых оков и затопила склеру. И зрачки снова разлитые, как река в паводок. Расширились, будто под действием курительной травки. Только травки нет.       Азирафаэль выключил воду и легко опустился на колени — в мыльную лужу — чтобы не возвышаться над Кроули. Незачем отбирать его единственный хлеб.       — Могу вам предложить разве что минет, мистер Кроули. Вы все-таки заплатили большую сумму, а я вас так разочаровал. Утешу, как могу. Или к жене вернетесь, верный муж?       То, что он так настоятельно советовал Оскару: иди к Констанс, одумайся! Она подарила тебе чудесных сыновей, она тебя любит! не позорь её. И то, что он никогда не посоветовал бы Кроули.       — А вы хорошо делаете минеты, мистер Фэлл?       — Никто не жаловался, — заверил Азирафаэль.       Кроули резво вскочил на ноги. Не подбирая разбитые очки, выжал подол своей ужасной шубы. Открыл рот: будет и дальше сражаться в словесной перепалке? Но видно слова разом ринулись вне очереди и благополучно застряли в горле. Обезоруженный, Кроули унесся прочь.       Азирафаэль вздохнул. Выпрямился. Вода с пола испарилась с тихим шипением, а очки, лишь раз щелкнув, легли целыми на полку. Азирафаэль вынул пробку из ванны: он никогда не любил подолгу отмокать — это к Оскару.       Ряд бутылочек так и остался стоять на полу. Азирафаэль с опаской глянул наверх. Он был всего лишь ангелом Начал. Куда ему при таком скромном чине до создания смертоносного оружия? К тому же без санкции свыше. Но… если вкладывать понемногу благодати каждую неделю, то, может быть… никто не заметит?       Золотистое свечение охватило одну бутылочку, но почти мгновенно потухло. Азирафаэль прислушался. Тишина. Лишь Киса изволила проснуться и, мурча, как паровоз в миниатюре, проковыляла в ванную комнату. Потерлась о ноги несчастного хозяина, оставляя на одежде клочья белой шерсти. Азирафаэль взял свою верную старушку на руки.       — Кроули обиделся, — доверительно сообщил он Кисе. — Оскар тоже. Энджел сделал что-то не так?       Киса мудро молчала. Его усатый Сократ. Правда, этот точно ничего не знает. И это прекрасно.       Почесывая ее за ухом, Азирафаэль вернулся в спальню и прибрал бумаги, забытые Оскаром. Хоть что-то начал писать, пускай и не совсем то, что от него требуется. Но это уже шаг вперед. Надо бы дочитать последние страницы…       Но сколько Азирафаэль ни вчитывался в рукописный текст, мысли неумолимо возвращались к Кроули.       Может быть, если взять неспешный темп, то к концу года он сможет освятить для него хотя бы один флакончик?       — Я попробую, — тихо сказал он, нащупав брегет в кармане шлафрока. Погладил пальцем закрытую крышку.       Киса запрыгнула на спинку дивана и замурчала над ухом. Если уют обрел бы голос, то только такой.