Эллин

      Ангелам не положено бегать. Их удел спокойствие и степенность. Азирафаэль, как мог, придерживался этого кредо, пока в одночасье не разрушил его ради Кроули.       Он бежал по Нэрроу-стрит, разминувшись с ленивым течением Темзы. Под ногами чавкала грязь вперемешку с конским навозом и тающим снегом, но Азирафаэль старался не думать о том, во что превращаются его брюки.       До рези в глазах он вглядывался в даль. Среди безликих и разящих перегаром теней он урывками высматривал одну единственную, упрямо не желавшую быть пригвожденной светом фонаря.       В былое время Азирафаэль схватился бы за бок, как недобитый гладиатор, пожаловавшись на отдышку и покалывание в правом боку, но сейчас он чувствовал себя по-настоящему бессмертным (не Богом, но полубогом точно). Полубогом, гонящим прочь от себя своего единственного почитателя.       «Остановись. Это же не облава!»       Но Кроули не внял полубогу и трусливой лисой юркнул в нору — в разинутую пасть туннеля Темзы.       Азирафаэль замешкал: какой дурак сунется в столь поздний час в место, прозванное в народе «отелем Аида»?! Дерзкий проект нового шоссе прямо под ложем Темзы — на бумаге, а в жизни — пристанище отщепенцев и маргиналов всех мастей.       «Может, довольно на сегодня рисковать оболочкой?» — что-то внутри Азирафаэля взывало к разуму, однако лихорадочно стучащее сердце подстрекало сделать шаг вперед. — «А если я никогда его больше не увижу?..»       Ох, наглый творец звезд, по иронии сам вспыхнувший для него навигационной звездой. Без сомнения, могли быть и другие, но Азирафаэль оставался верен ей одной и продолжал прокладывать по ней свой курс.       «А что если курс неверный? И вместо земли обетованной меня ждут бесплодные скитания в стиле Одиссея?..» — усомнился Азирафаэль.       Но я его… возлюбленный. Ох.       Одно слово, а все перевернуло вверх тормашками. Кроули признался ему в любви. Пускай нечаянно, явно не желая этого, но делать вид, что ничего не произошло, Азирафаэль не собирался. Прятать глаза, кусать губы и вытирать потеющие от неловкости ладони — нет уж. Это удел людей. Он не будет малодушничать и сочинять причины для отказа. Не прикроется враждой их контор или предстоящим Армагеддоном: они пять тысяч лет успешно лавировали между Адом и Раем и подменяли друг друга — их работа совсем не помеха дружбе. Вместе всегда лучше, чем порознь. Он объяснит Кроули это недоразумение, обнимет и обязательно поцелует. Ему понравилось целоваться! И… та возня. Она тоже была… приятна. Несмотря на собственное… бессилие. Не важно. Это мелочь, не стоящая того, чтобы разрывать давно сложившиеся отношения. Но, если для Кроули эта мелочь так важна, это недоразумение наверняка решаемо. Кроули прав: с нехитрой моторикой желудка разобрался, разберется и с этим.       Главное, не упустить. А то Кроули любитель в сердцах натворить дел. Найдется что вспомнить. Да хоть когда в пылу их спора о французской революции и политической программы якобинцев в частности Кроули неожиданно набросил на себя змеиную шкурку и уполз под диван, словно нашкодившее домашнее животное. Азирафаэль тогда несколько часов уговаривал его вернуться: подманивал вином, угрожал, что поднимет или вовсе разберет диван, вытравливал древком от метлы, но бесполезно. Кроули выполз сам спустя неделю добровольного заточения.       А что если сейчас он снова решит сменить оболочку и забьется в какую-нибудь щель? Поминай, как звали. Февраль студил лондонские улицы, нагоняя туманы и мешая серую затируху на дорогах. Холод на Кроули действовал как хорошее снотворное. А Азирафаэль не желал, чтобы Кроули заснул в подобном месте. Пусть уж лучше живет в задней комнатке под диваном — в тепле, уюте, а, что главное, под его — ангельской — защитой.       Что ж, мешкать нельзя, вперед! Вход в Туннель предваряла ротонда, двери которой караулил медный турникет с табличкой «Вход — один пенни». Правда, теперь последнему, бедняге, порядком пообломали рога, так что Азирафаэль мог убрать бумажник назад. Подкашивающиеся ноги повели через заброшенную ротонду и зашагали в самый низ шахты по сырой лестнице. От стойкого смрада перехватило дыхание. Глаза заслезились. Азирафаэль слишком хорошо помнил эти ароматы нечистот, казалось «Великое зловоние» случилось только вчера. Четыре года назад Скверна гуляла по Лондону, собирая с объятых холерой улиц жуткий оброк. Особенно досталось его району — Сохо. С появлением самой банальной канализации зловоние и миазмы прогнали с главных улиц, но они никуда не исчезли, только притаились под землей. Скверна задремала. На какое-то время.       Азирафаэль проваливался в мрак шахты все глубже и глубже, не считая ступеньки. Вот и сам туннель, а вернее двое подземных путей. Забрезживший в них сернистый свет, скорее, отпугивал, чем привлекал, но Азирафаэль летел на него осознанно, а не безмозглым мотыльком.       Наконец он оказался внутри подземного туннеля — «нового чуда света», как гласили двадцать лет назад газетные заголовки. Он уже бывал здесь с Кроули, как раз на торжественном открытии. Отделанные лепниной и гипсовыми статуями стены, ниши, украшенные зеркалами в полный рост, и стенды-стенды-стенды, где торговали всем на свете: от кондитерских изделий и пива до книг. Они вместе сидели за накрытым прямо под сводами туннеля обеденным столом, который, казалось, уходил в бесконечность. Да, если Кроули и звал на какую-то экзотику, то обязательно с кулинарным сопровождением. Трогательная щепетильность, что тут скажешь. Несмотря на жуткую сырость, недостачу в приборах и отвратительный поданный пудинг Азирафаэль с теплом в сердце вспоминал об этом. Сейчас же здесь от былого великолепия остались только голые стены, едва освещаемые редкими газовыми рожками. Вместо ожидаемого бесконечного потока зевак-иностранцев — плутающие без цели тени.       — КРОУЛИ! — Азирафаэль кричал так, что эхо разносилось по сводам, хотя разумнее было бы молчать и не привлекать внимание.       — КРОУЛИ!!!       Кроули не объявлялся. Зато постояльцы «отеля Аида» оживились немедленно. Мгновение спустя Азирафаэль сделал неприятное открытие: за ним по пятам, как стайка сорок, следовало несколько мальчишек, что-то оживленно обсуждая. Азирафаэль решительно повернулся к ним:       — Можете подсказать, не видели ли вы здесь высокого господина? В цилиндре. В темных очках. Или, может, змею с красным брюхом? — спросил он у них.       — Пять шиллингов — и мы вам хоть самого Сатану из Преисподней достанем, — сказал самый рослый из ребят.       — Спасибо, не надо, — отказался Азирафаэль и поспешил дальше.       Без всякого удовольствия он познакомился и с другими обитателя этого земного Ада. Отплававшие свое моряки, спившиеся уличные артисты, старухи-перекупщицы — все они проходили мимо и удостаивали его вопросы в лучшем случае ругательством.       В нишах межу путями, уготованных по плану для дорогих бутиков, кипела совсем другая жизнь: вот где-то сноровистая торговка продает ярко-голубое платье девице. А вот эта же девица показывает новый наряд клиенту в нише по соседству. Хотя клиента куда больше интересуют нижние юбки. В таком бесхитростном досуге они прерывисто вдыхают затхлый воздух этого места. Но для кого — досуг, для кого — работа.       — Заблудился?.. — с наигранной лаской мурлыкнуло у уха.       «Ты на меня пялишься, ангел» — Кроули произнес это почти с такой же интонацией. Но… мягче. Без наигранности и ужимок. Кроули желал его по-настоящему.       Азирафаэль резко повернулся, столкнувшись с кривой, пожелтевшей улыбкой. У нее еще были почти все зубы. Молодая.       — Нет. Я ищу мужчину, — быстро сказал он. — рыжего. Высокого. Вы не видели?..       — Содомитов обслуживают дальше, милок.       — Я не… — Азирафаэль терялся, какое слово сказать сначала: милок или содомит. И то, и то — так себе.       Девица вызывающе прижалась к нему:       — Дерут задницы и деньги одинаково хорошо. А я дешевле. И в моей горнице всегда прибрано.       Посмотрев на крупную черную родинку на левой груди (или это была оспина?!), Азирафаэль шарахнулся в сторону. Стервозный смех преследовал его, пока не утонул в сухом кашле.       Азирафаэль поспешил дальше, думая, что легко отделался.       Когда голос начал сипеть, он бросил попытки дозваться Кроули. Если бы Кроули хотел — объявился бы. Наверняка уже скрылся в трущобах Ротерхита. Дойдя до правобережной оконечности туннеля, Азирафаэль перешел на соседний путь и повернул назад. Пора было выбираться из этого гнилого места.       Как бы ни было отвратительно нахождение в туннеле, подниматься по лестнице в кромешной тьме было еще менее привлекательным. Не сделал он и пяти шагов по ступеням, как его припер к стенке какой-то косматый тип, приставив что-то острое к его животу. Погорячился малый. Мгновение спустя он жалобно визжал, прижимая к себе обожженную руку.       Азирафаэль устремился вверх по лестнице, восхваляя свой дар воспламенять не только мечи, но и столовые ножи.       Окончательно покинув «отель Аида», Азирафаэль вобрал полную грудь воздуха, который теперь казался свежим.       Первый попавшийся кэбмен еще прикидывал, брать ли попутчика в столь скверном районе. Но добавленный пенс к привычным трем сотворил маленькое чудо.       Спустя полчаса Азирафаэль сошел с приступка на благополучную и хорошо освещенную Риджент-стрит. Миновав запруженные шелковыми цилиндрами тротуары, он с умиротворением услышал знакомый звонок дверного колокольчика.       Только на пороге своего магазина он к стыду заметил, что измаран в грязи с головы до ног. В нем еще теплилась надежда: может быть, Кроули вернулся раньше и теперь ждет его в задней комнатке?.. И они смогут поговорить?.. Увы. На диванных подушках его ждала только комканная записка.       Боже, какой небрежный почерк! Еще неразборчивее, чем обычно (написано явно впопыхах). Азирафаэль быстро пожалел, что смог понять корявую вязь.

«До встречи, ангел. Скорой, нескорой — как знать. Отправляюсь в штаты. Вернусь, как разбогатею».

      — Ты никогда не вернешься, Кроули, — недолго думая, Азирафаэль скормил ненавистную записку вспыхнувшей в камине искре. Придвинув кресло к задорно затрещавшим поленьям, Азирафаэль закутался в плед, но его все равно начало знобить. Должно быть, проклятый опиум.       Прощальное письмо. И Кроули прощается только потому…       Азирафаэль хотел скользнуть рукой к предавшему его члену, чтобы отыграться на нем за свое фиаско, но рука так и застыла на жилете. Кармашек для брегета виновато раскрывал рот, не находя оправдания пропаже.       — БЛЯДЬ, — вырвалось у Азирафаэля против воли. То ли междометие, то ли обращение к мерзкой воровке.       Этот серебряный брегет Кроули подарил ему еще в восемнадцатом веке — в Париже. На крышке была милая сердцу гравировка «моему ангелу». Азирафаэль не знал, во сколько обошлась Кроули эта вещица, но она быстро стала любимым атрибутом.       Нет, это уже слишком.       Отбирать за один день и объект, и воспоминание о нем?! Такое стерпеть нельзя. Азирафаэль не по-ангельски возжелал возмездия, но усталость и опиум брали свое. До завтра. Он разберется с этим завтра.       Если ночью местность близ туннеля наводила жуть, то днем это ощущение сменялось омерзением. Покосившиеся замызганные домишки опирались о водостоки, как о костыли. У их основания плескалась вездесущая грязь, доходившая Азирафаэлю почти до щиколоток. Зря, ох зря он прошел мимо уличного зазывалы с картонкой на груди. Та обещала удобнейшую обувь на высокой платформе за три шиллинга и шесть пенсов.       Азирафаэль с болью шлепал по этой хляби в вычищенном с утра платье. Что еще хуже, у него не было даже мало-мальски внятного плана. Что с того, что он видел ту проститутку в лицо? Она явно не будет ждать его у ротонды и звать к себе на чай. А лезть снова в эту крысиную дыру совершенно не хотелось. Тем более сейчас, когда большая часть ее обитателей расползлась по окрестным улицам.       От бесцельных плутаний Азирафаэля отвлекла отборная ругань, доносившаяся из темного переулка. Один из голосов показался ему смутно знакомым. В который раз отбросив осторожность, он подошел ближе.       — Отдал сюда, или я тебе вместе с языком вырву.       — ФЛАБО ТИБЕ, ПАФКУДА, — отвечал мальчишка с набитым ртом.       — НУ ДЕРЖИСЬ.       — Приятного аппетита, молодые люди, — вмешался Азирафаэль, предотвращая очередное грехопадение. В конце концов он ангел или нет? — Мы имели удовольствие пересечься накануне.       — Тебе чего, исусик?       Бесцветные, точно малые крысеныши, мальчишки прервали дележ ржаной лепешки. Как раз вовремя. Один уже почти удавился ею, пока другой сдавливал ему горло.       — Видите ли, меня вчера обокрали, — Азирафаэль деликатно кашлянул.       — Ха! Я так и знал, что Барб его обчистит. Сирил, гони пенни!       — А хуй тебе не пососать?!       — Только если ты на него присядешь.       — Чё сказал?!       В воздухе запахло дракой. Ее предвестники уже грянули в виде закатывания рукавов и злобных оскалов, когда Азирафаэль звякнул мешочком с монетами и изящно подбросил его в руке:       — Плачу двукратную цену моего брегета. На крышке гравировка «моему ангелу». Ни один ломбард вам столько не заплатит. Как делить — уже решайте сами.       Мальчишки замерли и переглянулись. Самый рослый из них — в заплатанном, но все равно дырявом цилиндре (явно предводитель), плюнул на ладонь и с наигранной вежливостью подал ее:       — Ты псих, но ты мне нравишься.       Азирафаэль скрепил их хлипкую сделку спешным рукопожатием.       — Чтобы сегодня брегет был у меня. Риджент-стрит двадцать восемь. Букинистический магазин. Расчет на месте.       — А нехило книгопродавцы барыжат.       Азирафаэль грустно усмехнулся. Он выскреб все, что было в кассе, и даже вскрыл конверт с неприкосновенным запасом. От ресторанчиков и выпивки можно смело отказываться на ближайший год.       Он занимался реставрацией фолианта, возясь с денатурированным спиртом, скипидаром и утюжком, когда часы пробили девять вечера. Дверной колокольчик звякнул. Азирафаэль с надеждой обернулся.       В дверном проеме стоял самый неприметный мальчишка из ватаги. Азирафаэль даже не запомнил его лица: низенький бледный заморыш с засаленной паклей черных волос, выглядывающей из-под драного картуза. Темные, как у цыгана, глаза жадно впились в него.       — Я принес, сэр, — сказал мальчишка, не решаясь пройти в грязной разваливающейся обуви дальше порога.       — Какая неожиданная вежливость, — улыбнулся Азирафаэль. — Что, думаешь, за бранные словечки платить не станут?       — Нет, сэр. Я всегда такой.       — Оставь эти истории для сердобольных старушек — они более благодарные слушатели. Разувайся и показывай, что принес.       Как и ожидалось, под обувью у мальчишки ничего не было — если только не считать искреннюю наготу серых пяток за «что-то». Мальчишка достал из кармана штанов заветный брегет, держа его за цепочку. Брегет кружился на ней, издевательски поблескивая начищенным боком.       — Это было сложно? — с любопытством спросил Азирафаэль.       — Нет. Она даже не заметила, сэр. Она была очень занята в тот момент, сэр. Как раз брала в рот у одного болтунца.       — Без таких подробностей! — Азирафаэль коротко поморщился, что-то внутри неприятно кольнуло. — Думаю, ты ждешь вознаграждение?       — Сэр, у меня к вам деловое предложение: как посмотрю, вы управляете магазином совсем один. Понятное дело, не до всего руки доходят: вон, у вас и плесень в углу. Вам не нужен… помощник?       — К чему ты клонишь?       — Возьмите меня, а? Никаких денег не надо. Только дайте мне крышу над головой.       Азирафаэль всмотрелся в эти огромные глаза-блюдца. И к неудовольствию увидел в них отражение собственной растерянной физиономии.       — Как тебя там?..       — Как назовете.       — Что ж… Оливер. Я ценю твой стратегический взгляд на вещи, но с тактикой у тебя все плохо. Или ты думаешь, что твои подельники просто так тебя отпустят, не получив ни гроша? Да ты будешь Иудой в их глазах. Ты хоть Библию читал?       — В работном доме нам ее читали. В виде наказания. Иуда вроде из плохих ребят, да?       — Не так однозначно, но кончил он плохо, — нехотя протянул Азирафаэль. — Так что бери деньги, и не будем друг друга задерживать.       — Сэр! Не прогоняйте меня в эту клоаку! Я сгину! Умру! — И мальчишка с завидной актерский игрой плюхнулся на колени. Его глаза тут же налились вполне убедительными слезами.       — Пожалуйста. Прекрати. Я навидался детских слез столько, что соберется целый океан.       — Сэр, умоляю, дайте шанс! Я буду вытирать пыль! Складывать книги! Стол! СТОЛ! Я приведу вам его в порядок! — И мальчик лихорадочно начал протирать картузом обжившуюся на столе пыль.       — Тише-тише, не разбей! — вскричал Азирафаэль, схватив любимую чашку с высохшим чаем.       «Тебя затянет паутиной, Азирафаэль!» — издевательски заговорила чашка почему-то голосом Кроули.       Азирафаэль окинул загнанным взглядом магазин, который некогда считал уютным гнездышком. А что если Кроули прав?.. И наконец открыл ему глаза?       Стеллажи, заставленные книгами только в ведомой ему системе. Поросшая серыми бородками люстра. Отсыревшие, уже дышавшие на ладан перекрытия и отходящая пластами штукатурка от частых лондонских дождей. А еще горы антиквариата, так и не рассортированного и захламлявшего и без того узкое пространство между стеллажами.       — Л-ладно… ты принят. Только… у меня будут условия. Первое! — Азирафаэль поднял вверх указательный палец. — Я не буду отступаться от своих слов. Передашь эти деньги своим подельникам. Условие второе: как отдашь им деньги, в твоей жизни их больше не существует. Чтобы я не слышал и не видел их. Справишься?..       — Я буду молиться за спасение вашей души! — И мальчишка вцепился в его голень, продолжив умывать ее слезами.       — Держи, — Азирафаэль забрал брегет и протянул мешочек с монетами, который мальчик не преминул открыть. Монеты избирательно были осмотрены в свете лампы критичным детским взглядом.       «Вроде не дурак».       — Значит, я могу называть тебя Оливером?..       — Я человек без бумажки. И мне нравится это имя.       — Что ж. Хорошо, Оливер. Я мистер Фэлл. Энджел Фэлл, — Азирафаэль достал из ящика стола визитку и, поколебавшись, протянул ее Оливеру (хлипкое, но все-таки обещание). Проводив его до двери, Азирафаэль выдохнул с облегчением, когда она за ним закрылась. Чье-либо присутствие, если это был не Кроули, всегда угнетало его.       «Господи!» — (упоминание имени всевышней всуе передалось ему наравне с другими людскими слабостями). — «На что я согласился?.. Уверен, он даже не заметит, что подметка его ботинка больше не отстает… И о чем я буду с ним говорить?! Мне же наверняка придется общаться!..»       У Азирафаэля был крайне малый опыт общения с подростками. Тем более с трудными! Издав мученический вздох, он пошел искать утешение у камина. Всматриваясь в языки пламени, лижущие кирпичную кладку, Азирафаэль пытался осмыслить события прошлого и предвидеть будущее.       А все это из-за Кроули, будь он не ладен. Покуда он отсутствовал по двадцать лет, жизнь текла своим чередом — в лучших традициях пасторальных романов Джейн Остин. И только Азирафаэль начинал думать «эврика! Подлинное счастье!», откуда ни возьмись выползал Кроули и одним едким, но до боли метким фельетоном отравлял всё чтение.       Мерзкий гадкий демон!..       Ох, я изменюсь ради тебя. И только попробуй мне сказать, что я не старался.       Азирафаэль погладил крышку брегета, прежде чем открыть ее. Палец любовно обвел гравировку «моему ангелу», словно написал ее заново.       Вернись же, Кроули. К ангелу. К своему ангелу.       Ко мне.