***
Разумеется, они бунтуют. Разумеется, они отметают все его весомые доводы и даже слышать не хотят о том, что он будет участвовать один. Все слова, что это только его решение, что он не хочет подвергать никого опасности — до одного места. Они игнорируются, пропускаются мимо ушей. — Мы, твою мать, одна команда. И либо участвуем вместе, либо не участвует никто, — категорично заявляют. Упорство в этом зале — общая черта. И Чонгук вздыхает. И Чонгук соглашается: да, одна команда. — Ты только на рожон не лезь, — строго обращается к Чжухону Хосок. Тот принимает оскорблённый до глубины души вид: — Ты за кого меня принимаешь? — За геморрой я тебя принимаю. Здоровенный такой, размером с теннисный мячик, — любезно поясняет Хосок. — Держи свою вспыльчивость и зарыпистость под контролем. Помни, что мы это ради Алекса затеваем. Мордобой с «Вызовом» должен стоять на последнем месте. Чжухон фыркает себе под нос, но в спор не вступает. Понимает, что замечание по существу. — Мы уделали их два раза, сможем уделать и третий, — мотивирует Хосок. Чонгук молча кивает, стараясь не думать, чем однажды закончились их победы. План простой и надёжный. В мыслях. Как всё будет в реальности предсказать сложно. Путём обсуждения решается, что двое из них будут страховать третьего, чтобы никто из шайки «Вызова» не смог провернуть исподтишка какого-нибудь подлого фокуса. Всё усложняется тем, что их может быть в разы больше. И, конечно, среди них обязательно будет Джисон — самый ловкий из команды. Медленно он только тянет слова, а вот прыгает по стенам очень резво. И, само собой, не обойдётся без Хёнвона — молчаливого и опасного, ждущего подходящий момент, для возможности подговнить конкуренту. Этих двоих всегда следует держать в поле зрения. Всё происходит быстро: заявку на участие подают утром, к обеду приходит подтверждение. До соревнований остаётся два дня. Где они будут — держится в тайне, чтобы никто не мог пройти маршрут заранее и выявить всевозможные опасные места. Обычно, адрес присылают в сообщении за час до начала. Этого времени вполне хватает, чтобы добраться до нужного места. Если кто-то не успевает — выбывает. Довольно простые правила. Но Чонгук проверяет телефон не потому, что ждёт сообщения с адресом. И не потому, что ждёт новостей из больницы: он в курсе, что Алекса по-прежнему держат в отделении реанимации (Хосок поддерживает связь с его мамой). Причина в том, что Тэхён не даёт ничего о себе знать уже второй день, и что-то не припоминается, чтобы за всё время их знакомства такое вообще было. В телефоне ни пропущенных, ни сообщений. Чонгук стискивает его в руке, прижимая к подбородку. Сам не понимает, что его так тревожит. — …и сделаем, да? Чжухон смотрит, будто уже не первый раз повторяет одну и ту же фразу. Вопросительно приподнимает бровь. Чонгук рассеянно смаргивает, тут же хмурится. Встаёт с ящика для кроссфита, бросая взгляд на маты в углу. В грудине неприятно ноет. — Мне надо позвонить, — бросает на ходу, направляясь к выходу. — Валяй. Широко зевая, Чжухон откидывается на локоть назад, другой рукой возвращая только что проигравшую песню. Он слушает её уже пятый раз, особенно агрессивно подпевая на словах: But if you step in our way we leave you paralyzed. Yeah its the samurai. We take you down down. У него серьёзный настрой на предстоящее мероприятие. Открывая дверь, Чонгук вываливается на свежий воздух. Ему есть о чём думать: так получилось, что за последние дни жизнь подкинула примерно целую тысячу событий, — но именно тысяча первое перевешивает всё и становится самым важным. Номер Тэхёна он не сохранял, хрен знает почему, но и не удалил его. И сейчас зелёная трубка напротив ряда цифр отчего-то вызывает внутренний мандраж. Чонгук трясёт головой — ну и бред — нажимает кнопку. Сам не замечает, как начинает нервно притоптывать ногой, вслушиваясь в монотонные тянущиеся гудки. Считает их: первый, второй. Третий. Решает: ещё один, последний, и отключусь. На линии отвечают раньше, чем он успевает додумать мысль: — Слушаю вас. Появившееся было облегчение тут же стирается без следа от непривычного безразличия в голосе. Его голосе. — Я… — Да, — подгоняет. — Говорите. Слушаю. Слушает. Его отстранённость и равнодушие чувствуются даже через динамик. И ещё через динамик слышно, как где-то недалеко от него разговаривают люди, отчетливей всего различим приглушённый женский смех. Тэхён будто специально отошёл в сторону, чтобы не мешать компании, в которой сейчас находится. Чонгук сглатывает. Прочищает горло. — Хотел узнать… «Где ты, всё ли у тебя в порядке?» Подвисает и вместо этого заканчивает: — Ждать тебя сегодня в зале или нет. Длинная пауза и: — Не ждать. Мне некогда, — сухо отвечает и сбрасывает вызов. Всё исчезает — смех, голоса — они остаются где-то там. Вместе с ним. У Чонгука остаётся лишь громкая тишина. Ещё с полминуты он продолжает прижимать телефон к уху, затем заторможенно убирает от головы и таращится на него так, словно в руках ботинок, через который он пытался позвонить. На короткое мгновение кажется, что он ошибся, набрал не тот номер, но голос абсолютно точно принадлежал Тэхёну. Тэхёну, которому волшебным образом стало всё равно. Желание, исполнившееся, когда уже не надо. Как всегда. Такая смешная забава. На языке появляется кислый привкус, который сколько не сглатывай — не исчезает. Продолжая стоять на улице, Чонгук безотчётно уставляется на экран с неосознанной надеждой, что вот сейчас, ещё секунда — и он загорится. Тэхён перезвонит, скажет, что просто не узнал его. Экран остаётся тёмным. Несколько раз он всё же загорается: дважды звонит мама, а утром следующего дня — Чжухон, предупредить, что опаздывает, но уже в пути. Не звонит тот, чьего звонка Чонгук ждёт. Бесится. Но проверяет телефон. Ждёт. Всё равно ждёт. …Ладно. Всё нормально. Тэхён им ничем не обязан, ничего не должен. Ему нет нужды торчать вместе с ними в зале, в ожидании адреса. У него может быть сотня своих дел. Но если бы всё заключалось в его отсутствии в зале — Чонгук не возвращался бы мысленно к их телефонному разговору опять и опять. Он не настолько глуп, чтобы не сообразить: Тэхён говорил так, потому что был не один и не хотел, чтобы находящийся рядом с ним человек понял, кто звонит. Кто там с ним находился — хрен знает. Это уже другой вопрос. Это сложней. Может, кто-то из институтских дружков, может, кто-то из семьи — они вроде несколько раз в месяц собираются вместе за одним столом. Другое дело, что Чонгук понимает: за сутки можно найти минуту если не на звонок, то хотя бы на сообщение. А единственное сообщение в его телефоне от оператора связи — благодарность за пользование услугами. И в течение дня ничего не меняется. Время близится к семи вечера — адрес могут прислать в любой момент. Жужжащая тревога в груди не покидает. Только Чонгук не может правильно определить причину. Злится. Думает: что я делаю? Но всё равно нажимает на незаписанный номер и открывает окно диалога. В конце концов, он может позволить себе написать: ты в норме? Потому что это то, что его действительно беспокоит. Достаточно безобидный вопрос. — Парни. Взгляд вскидывается на Хосока. — Они прислали адрес. Палец зависает над открытым окном диалога, где мигает курсор, а затем перемещается на красный крестик в углу. Долгим нажатием на кнопку блокировки Чонгук выключает телефон и, убирая в карман, поднимается.***
Сумма выигрыша больше обычной в два раза, и они не верят своим глазам. Первая реакция — ошибка, опечатка. Хоть и есть осознание: тот, кто отвечает за рассылку сообщений на подобных мероприятиях, — не может опечататься. Всё становится ясно после того, как они узнают адрес и задание. — Охереть, — выдыхает Чжухон, когда они оказываются на месте. — Они шутят, что ли?.. — Вряд ли этим ребятам знакомо чувство юмора, — бормочет Хосок, впечатлённо осматриваясь, и зовет: — Идём. Это не заброшка, не строящийся дом и не торговый центр — всё гораздо, гораздо серьёзней. Это — комплексный грузовой порт вместимостью в сотни тысяч тонн, способный обслуживать все виды крупногабаритного контейнерного оборудования и насыпных грузов. Он предоставляет услуги по погрузке-разгрузке, хранению и логистике — здесь работают тысячи людей. Контейнерный терминал перед ним поделён на несколько секций и занимает километры площади, где практически нет пустых площадок. Сверху он кажется непроходимым лабиринтом Минотавра. У причалов стоят козловые краны и различные механические средства, помогающие с погрузкой и разгрузкой, и суда, длиной в сто-двести метров, не меньше, и высотой с трёхэтажный дом: балкеры, танкеры, баржи. В сухих доках находятся несколько кораблей. Территория подсвечивается фонарями и охраняется куда серьёзней, чем табличка «вход воспрещён», работы не прекращаются даже ночью, а значит — полно рабочих. Полно охраны, помимо которой порт оснащён хорошим видеонаблюдением и пропускными пунктами, где на въезде осматриваются все автомобили, а территорию проверяет портовая полиция. Проход и проезд осуществляется по пропускам. Это — муравейник у воды. Разумеется, никаких пропусков нет ни у Чонгука, ни у парней. И основная территория порта, какой бы впечатляющей она ни была, для них не имеет значения — им нужен десятый причал, на котором хранятся списанные суда. Ждут металлистов, что снимут всё пригодное оборудование и ценные части, перед тем как суда отбуксируют в последний порт назначения, где их разберут на запчасти. В Индию, например. Чонгук мало знает о том, как это происходит, и не сказать, чтобы ему было особо интересно. Ему интересно то, что десятый причал находится в стороне от основного движняка, но охраняется не намного слабее остального порта, а значит, нужно быть очень осторожными, чтобы не попасться. Найдя слепую зону от камер, парни останавливаются перед металлической сеткой, поверх которой в два ряда натянута колючая проволока. — Не хочу даже думать о том, что будет, если нас здесь поймают, — примеряется к высоте Чжухон. — Вот и не думай, — предлагает Чонгук, кидая своё худи на проволоку и первым перелезая через забор. По очереди спрыгивая на землю, они прячутся за одним из прямоугольных контейнеров, дальним от поста охраны. То, что на улице быстро темнеет, им на руку: длинные тени — отличное убежище от посторонних глаз. Прикидывают, что если перебираться перебежками, то смогут добраться до самого первого от суши танкера. За ним стоят ещё два или таких же, или чуть поменьше, и трёхпалубник. По заданию, в каком-то из танкеров находится жёлтый мяч, а на корабле — красный. Победитель должен вынести оба мяча за пределы порта. Как они туда попали — загадка. Скорее всего, за специальную плату подложил кто-то из рабочих. Чонгук мысленно присвистывает от размаха поисков и одновременно с этим высматривает на территории собак — встреча с ними будет неприятным событием из списка других всевозможных «радостей». Не видит, перемещается за очередной прямоугольный контейнер и осторожно выглядывает из-за него. На охранной вышке курит взрослый мужик. Крутит головой, а затем опирается на перила, наблюдая, как в противоположной стороне на одном из причалов разгружают судно. Удачное стечение обстоятельств. Чонгук бесшумно оббегает вышку и ныряет за танкер, укрываясь в его тени. Убедившись, что остался незамеченным, даёт отмашку рукой парням. Никаких лестниц само собой нет, есть только якорная цепь и несколько пеньковых канатов, с помощью которых судно крепится у причала. По одному из таких канатов Чонгук и карабкается наверх, убедившись, что парни идут за ним. Взбирается на палубу и, не выпрямляясь во весь рост, помогает забраться Хосоку и Чжухону. Вместе они торопливо пробираются к рулевой рубке и, прячась за неё, практически нос к носу сталкиваются с «Вызовом» — все в неизменных спортивных костюмах и масках. Их сегодня меньше, всего четыре человека: Джисон, Хёнвон и два совсем зелёных парня возраста Алекса, что во все глаза таращатся на Чонгука, сходу начиная петушиться. Увидь он это при других обстоятельствах, рассмеялся бы от того, насколько популярная личность в этих узких кругах. — На-адо же, кто нас посети-ил, — тянет слова и маску на подбородок Джисон. Отлепляется от перил, огораживающих спуск на главную палубу, подходит ближе. Компашка, как приклеенная следует за ним. С другой стороны борта стоят ещё три трейсера, но их Чонгук не знает, по их озадаченному виду делает вывод, что к «Вызову» они не имеют никакого отношения. На Джисона он даже не смотрит, хрустит шейными позвонками и демонстративно отворачивается — ему дела до него нет. — А где ваш американский щено-ок? Козлина. У Чонгука напрягаются крылья носа, пальцы сжимаются в кулаки. Он сдерживается только чудом, не разворачивается к нему с прямым ударом в физиономию. Вовремя напоминает себе, зачем они здесь. — Тебя ебать не должно, — рычит из-за его плеча Чжухон. Джисон цепляется за его агрессию: — Так это пра-авда? — кривит губы на одну сторону. — Как-то ты хреново следишь за своими парнями, Чонгук, очередной в больнице. Чонгук проводит языком за щекой, продолжая игнор. Он твёрдо решил, что не поведётся на провокацию. Не сегодня. Пусть говорит хоть что. — Какой-то ты не разгово-орчивый, — с притворной досадой тянет тот. Шум с носа палубы заставляет всех замолчать и припасть на корточки, напряжённо прислушиваясь к торопливым шагам. Мгновение — и появляется ещё один парень. Замирает растерянно, не ожидая увидеть такого количества людей. Очередной участник. — Не ссы, свои, — басит кто-то из тройки в стороне. — Ты бы тише был, а то нас ещё до старта обнаружат, — возмущённо шипят оттуда же. Новоприбывший нахохливается, но ничего не отвечает. Шмыгает носом, оценивая соперников, и остаётся стоять возле рубки. Джисон отвлекается на него ровно на секунду, а потом слегка наклоняется всем корпусом к Чонгуку: — Я знаю, на что вы надеетесь, — понижает голос. — Но имей в виду: ваша новая подружка здесь не авторитет. Он скалит зубы и пятится к своим. Ваша?.. Что? Чонгук схватывается за ним быстрее, чем успевает подумать: — Что ты сказал? — ловит за ткань спортивной кофты на груди. Безжалостно сминает материал в кулаке, дёргая на себя. «Вызов» тут же оказывается рядом со своим предводителем, точно так же, как за спиной Чонгука возникают парни: он чувствует на своём плече ладонь, молчаливый призыв отпустить. Одно неверное слово — и всё опять закончится дракой. Надо успокоиться. Они здесь ради Алекса, остальное не имеет значения, но — чёрт — если Джисон говорил не про Тэхёна, то Чонгук — капитан этого судна. Он делает сдержанный глубокий вдох и разжимает пальцы, отступает на шаг. Наблюдает, как Джисон расплывается в одобрительной улыбке — наверняка записывает это в свой личный список побед. Хотя грудь едва заметным жестом всё же потирает — хватка была крепкой, Чонгук не рассчитывал силы. И не жалеет об этом. — Никаких привилегий не будет, Чонгук. Мы здесь, чтобы выиграть. Теперь становится реально не по себе от его интонации. Он точно говорит про Тэхёна — это Чонгук понял. Не понял только при чём здесь Тэхён. Он не трейсер, никогда им не был. Он неувязок, к паркуру не имеет совершенно никакого отношения. Видимо, все мысли транслируются на его лице. Джисон смотрит на него неверяще, а потом прижимает кулак к губам, изображая бурный приступ веселья. Оглядывается на своих: — Прикиньте, да они реально не шарят! — Как же ты уже заебал, — сплёвывает на пол Чжухон. — Уймись, — голос Хосока и его рывок к себе. Верно: надо отпустить эту ситуацию. Но всё, о чём может сейчас думать Чонгук — Джисон что-то знает о Тэхёне. Как эти двое вообще могут быть связаны? Чем? — Что: не шарят? — переспрашивает он, с трудом узнавая собственный голос. — О чём ты? Он готов схватить Джисона и вытрясать из него нужную информацию, готов возить его носом по палубе, лишь бы стереть это выражение знающего и полного превосходства. — Разберёмся после, — останавливает Хосок. — Помни, для чего мы здесь. Хосок — голос здравого смысла. Абсолютно прав. Парни-трейсеры, стоящие в стороне, смотрят с напряжением. Разборок они не ожидали. Чонгук тяжело сглатывает. Удерживает себя не рвануть следом за Джисоном, что отходит вместе со своими в сторону, тихо переговариваясь. Теперь они изредка поглядывают на них и ржут. — Он о Тэхёне говорил? — спрашивает Чжухон. — Чё ещё за привилегии? — Не знаю, — цедит Чонгук. Испепеляет затылок Джисона. Тот словно чувствует, поворачивает к нему голову, салютуя пальцами от виска. Сука. — Меня напрягает отсутствие дронов, — задирает голову к быстро темнеющему небу Хосок. — Как будет идти съёмка, если нас никто не снимает? Его слова заставляют вопросительно переглянуться всех собравшихся. Чжухон проверяет часы: — Ещё десять минут до старта, может, надо… «Подождать» — уже не произносится вслух. Его обрубает яркая вспышка, что внезапно устремляется на палубу, отлично освещая всех присутствующих — кто-то направил свет фонаря на танкер. Следом раздаётся крик: — На этом правда кто-то есть! Вызывай полицию! Растерянно замершие в лучах света трейсеры при этих словах бросаются в рассыпную. Чонгук переваливается через ограждение, оценивая обстановку внизу. От берега в их направлении торопятся пять человек, значит, есть всего пара минут спуститься вниз до того, как они окажутся у танкера. Вот только бежать некуда — причал очень быстро заполнится охраной, а там недолго и до полиции, к которой нет никакого желания попадать. Если только не уйти по верху. — На крыши контейнеров, быстро, — говорит он парням и перепрыгивает за борт. Цепляясь за перила снизу, добирается до каната. Спрыгивает за несколько метров от земли, не теряя времени на спуск. Что есть силы несётся к ближайшему контейнерному терминалу, боковым зрением замечая, как пара охранников, меняя направление, бросается ему наперерез. На одного из них налетает Хосок, сбивает и вместе с ним кубарем катится по земле. В мгновение вскакивает на ноги и, пока охранник ещё только поднимается, приходя в себя, Хосок уже забегает по стене контейнера вверх, уходя в кэт лип. Чонгук перехватывает его ладонь, помогая забраться. Уже вдвоём дожидаются Чжухона, что чуть отстал, и теперь ветром мчится к ним, а за ним хвостом следуют охранники. Медленно. Погони не их конёк. Чжухон верен себе: орёт «отсосите!» — и, отталкиваясь ногами от земли, в прыжке цепляется за выступ, позволяя парням подхватить за руки и затянуть на крышу. Оглядывается на стражей порядка, с издёвкой показывая средний палец. Глядя на него, Хосок не может удержаться от смешка. Рраз! — и они уже втроём несутся вперёд, перепрыгивая с одного металлического контейнера на другой. Сквозь шум воздуха в ушах, Чонгук различает звуки сирены. Сбивается и едва не слетает вниз, в последний момент успевая ухватиться за край. Подтягивает тело, закидывая ногу на крышу. Замечая, что он отстал, Хосок тормозит. — Я за вами! — кричит Чонгук, жестом показывая, чтобы его не ждали. Хосок недолго мнётся, но продолжает движение, периодически оглядываясь на него. Чонгук держит их спины в поле зрения. Охрана остаётся далеко позади: мужики взрослые, не их уровень скорости, а по земле оббегать контейнеры дольше, чем передвигаться по ним сверху. Судя по крикам, они всё ещё ищут их где-то у начала терминала, тогда как Чонгук, не говоря об остальных, уже почти добрался до места, где на заборе так и висит его худи. Сам он теперь скорее быстро идёт, чем бежит, стараясь быть тише, чтобы не выдать себя. Краем глаза замечает движение сбоку. Едва не рычит вслух, понимая, что в параллель с ним через два ряда передвигается Джисон. На полусогнутых: попадаться и ему не хочется. Для всех ясно, что соревнования можно считать оконченными. Похоже, в этот раз организаторам не удалось договориться с охраной. Может, мало заплатили, может, на подобные крупные объекты правила «ничего не вижу» не работают. А может — и это предположение кажется самым верным — кто-то сдал. Уж как-то лихо сработали охранники, будто знали, куда и во сколько нужно посветить. Не важно, что послужило причиной: они в полной заднице. Нет соревнований — нет денег на операцию. Ещё этот трёп Джисона… Чонгук косится в его сторону. В нём вновь вспыхивает желание приложить его мордой обо что-нибудь твёрдое и шершавое и выспросить всё, что он знает. Джисон словно чувствует, поворачивает к нему голову, и они встречаются взглядами. — Эй, Чонгук! — внезапно зовёт он вполголоса и останавливается. Чонгук тоже останавливается. Выжидает. Охрана далеко, так что можно. Джисон какое-то время просто смотрит на него, а потом стягивает вниз маску. Его губы шевелятся. Произносят слова. Всего одно предложение. Оно звучит иррационально громко, заполняет собой всё вокруг. Расползается по сознанию, пока каждое отдельное слово не сливается во что-то общее: смысл сказанного. Наслаждаясь произведённым эффектом, Джисон скалится, надевая маску обратно, недолго выжидает, а потом спрыгивает с контейнера вниз, исчезая в темноте. В ушах стоит ровный гул и своё собственное тяжёлое дыхание. Чонгуку словно прилетает по голове с вертухи: сильным, прямым ударом. Оглушает. Отнимает возможность двигаться, пока кто-то с силой не дёргает его на себя. И все звуки обрушиваются на голову — крики охраны, вой сирены. — Ты чего тут застыл? Чжухон. Вернулся за ним. — Валим! И они бегут. Всё смешивается в одно серое пятно из контейнеров, тёмных пролётов пустоты между ними, прыжков. Не сбавляя скорости, Чонгук налетает на забор из металлической сетки, цепляясь пальцами за звенья и быстро перебирая ногами. Взбирается на него, перепрыгивая вниз. Хосок дожидается по ту сторону забора, и едва подошвы их кроссовок касаются земли, сдёргивает с проволоки худи, на ходу всучая Чонгуку. Так же бегом добираются до улиц города, хотя за ними давно никто не гонится. Теперь Чонгуку кажется, что никто особо и не гнался, так, попугали, чтобы неповадно было шастать всем кому не лень на закрытой территории. Они петляют среди машин, редких прохожих, заскакивают в первый подходящий проход между домами и только после этого останавливаются. Падают на асфальт, пытаясь отдышаться. Чонгук приваливается спиной к стене, сползая вниз. Сквозь частые вдохи с трудом соображает, что у кого-то из них звонит телефон. Не его — свой он выключил, и сейчас проверяет карманы — только бы не выронил, когда убегал, — но телефон на месте. Достаёт его. Включает. Упрямо делает вид, что спокоен. Приходят несколько сообщений: пропущенный с незнакомого номера, пропущенный от мамы и — сердце делает кульбит — один пропущенный от Тэхёна. — Парни, — зовёт Хосок. Взбудораженно вскакивает, показывая свой телефон: — Это мама Алекса. У него блестят глаза в темноте, а голос, голос дрожит от эмоций, и Чонгуку делается очень плохо, он ожидает действительно хреновых вестей. Но Хосок робко приподнимает уголки губ, словно сам до конца не верит в то, что собирается сказать. — Кто-то решил оплатить операцию.