Воларды Виоленты

Милис неловко заворочался в объятиях кресла, и его эрда и лорд Борк помогли ему встать. Господа отошли от кираро и умостились в своих креслах. Эрд снова обошёл их с кувшином. Мистер Спок приблизился к кираро и, не садясь, взял аккорд. Ну, что вам сказать… Да. Кираро зазвучала совсем по-другому. И мистер Спок сделал знаете что? Он поиграл беззвучно, пробуя, успевают ли кисти рук перемещаться с верхней клавиатуры на нижнюю, и Виолента так и ела его взглядом, но не вмешивалась и не требовала, чтобы он поспешил. Затем он сел и начал играть. Я знал эту вещь, это был известный вальс, но старший помощник исполнял его медленнее, чем полагалось. Я надеялся, что он разыграется, как разыгрался я, и не ошибся. Будем честными, пальцы мистера Спока никто не назвал бы пальцами пианиста: крепкие, сильные, на широкой ладони, по виду они могли принадлежать скорее инженеру или офицеру службы безопасности. Но мы все знали, какие они ловкие и точные. По скорости работы с сенсорными экранами мистера Спока превосходил только мистер Лумис. Но сампар пользовался всеми четырьмя руками. Вот чьи пальцы любой назвал бы пальцами пианиста — длинные, тонкие, паучьи, — но мистер Лумис не играл на пианино. Он предпочитал сампарскую свирель, но это к делу не относится. Сейчас, видя, как быстро пальцы мистера Спока бегают по клавишам и как точно бьют по ним, обрушивая на нас россыпь серебристых переливчатых нот, я думал: вот правду говорят о вулканцах, что они музыкальны, как ни одна другая из известных рас. У них даже письменность похожа на вязь из нотных ключей. В этом вальсе было много нот на верхней клавиатуре, и мне исполнение казалось безупречным, но лицо мистера Спока не выглядело удовлетворённым ни в малейшей степени. Он был сосредоточен, будто решал сложную задачу — я знаю, о чём говорю, много раз видел его таким. Например, когда Адмиралтейство пересылало нам новое закодированное сообщение клингонов или ромуланцев, мы сидели с ним ночью и искали ключи. Иногда и мисс Ухура приходила помогать, если оказывалось, что мистер Спок не силён в каком-нибудь шестом денобуланском диалекте, а мы подозревали, что код построен как раз на его основе. Мисс Ухура слышала такое, что не воспринимал иной раз даже тончайший вулканский слух. Или звук воспринимался, но не узнавался, невозможно же знать всё, а Нийота достраивала целое из каких-то добытых нами обрывков частностей. *** — Или он притворялся, что не слышит, чтобы был повод её позвать, — засмеялась новенькая энсин. — Думаете, ему нужен был особый повод? — Чехов улыбнулся и вернулся к рассказу. — А потом мы все вместе пили вулканский чай и разговаривали почти до утра. С ними было жутко интересно. Некоторые считали мистера Спока скучноватым, занудным, но это те, кто плохо его знал. Кто бывал к нему поближе и мог наслаждаться вот такими ночными разговорами — или ночными дежурствами на мостике, — тот быстро научился бы различать малейшие нюансы его настроения. Его юмор, ироничный и тонкий, мне казался замечательным. И мисс Ухуре тоже, иногда мы с ней заливались от хохота как сумасшедшие. Вы спрóсите, а как же утренняя смена? Так вот, капитан всегда шёл нам навстречу и давал отсыпной после расшифровки. Мистер Спок пытался возражать, но у мисс Ухуры были свои аргументы, и, видимо, очень веские. — Ну ладно, Пашенька, — говорила она мне по-русски, — уже поздно, пора спать. До завтра, дружочек. И я понимал, что пора и честь знать. Я ужасно любил эти ночи. И мисс Ухура… как же мне её не хватало! Где она сейчас, как она… Что она теперь такое? Посидим ли мы ещё втроём в каюте мистера Спока, натянем ли ромуланцам их высокомерные имперские носы? *** …Словом, я хорошо знал это выражение, когда его глаза смотрят на что-то, а внутри гудят от напряжения все цепи. Похоже, не так-то просто было играть вальс на костях драконов. Он перекраивал Шопена на ходу, упрощая его, но не теряя мелодии (увы, в кираро было всего шестьдесят клавиш). Но мне нравилось то, что у него получалось. И я взглянул на лордов, чтобы убедиться, нравится ли им. Они никогда не слышали ничего подобного. Притихли, как дети, а у лорда Одаара, и так растроганного видом дряхлого Таурика, по впалым тёмным щекам катились слёзы, и я вспомнил свои обязанности и подошёл к нему с лакейским холстом. — Да, — прошептал он, утираясь, — благодарю, юный эрд. Как бы я хотел, чтобы леди Одаар могла послушать это. Она была такая нежная. Она бы поняла, как это… необычно. И как красиво. Тут Спок остановился и опустил руки на колени. — Приношу мои искренние извинения, — сказал он, грустно глядя на клавиши. — Этот вальс заслуживает намного более умелого исполнения. Господин Милис хлопнул по подлокотникам обеими мясистыми ладонями и воскликнул: — Мне больше понравилась игра мальчишки! Весёлая музыка, под неё хочется плясать! — Подожди, господин Милис, — сказала Виолента напряжённо, и я насторожился: как она поступит, если ей не понравилось? Хотя не может такого быть. Им Собачий вальс пришёлся по сердцу, а тут была настоящая музыка. Вот Одаар же понял. — Ты сказал — вальс? — Вальс. Музыка, созданная, чтобы танцевать. — Попляшем! — крикнул Милис, стукнув пустым кубком по подлокотнику, и Виолента мгновенно вышла из себя и заорала на него, привстав и побелев от напряжения: — Замолчи! Молчи! Или я превращу тебя во что-нибудь ужасное, да простят меня боги! Все молчите! Ни слова, лорды! В умкулариуме повисла недоумённая тишина. Я посмотрел на Редегаара: он был бледен под стать Виоленте и разглядывал содержимое своего кубка, покручивая его в руках. — Покажи мне, анаграсаар! — тихо потребовала Виолента, поднимаясь. — Покажи, как танцуют под эту музыку. И, может быть, я отдам тебе кулон на весь этот вечер. Спок поднялся быстрее, чем я привык. Сказать «вскочил» было бы вернее. Напряжение буквально зазвенело в воздухе. — Я не торгуюсь! — сказал он. — Я верну себе свою женщину завтра с полным правом и без всяких сделок! — Вот как! — крикнула Виолента, топнув, и он, осекшись, устало прикрыл веки и добавил: — Я покажу тебе, как танцуют вальс, без всяких условий. — То-то же! — жёстко подвела черту Виолента и подошла к нему, задрав подбородок и глядя ему в лицо снизу вверх. — Начинай. Это напряжение необходимо было разрядить, и я высунулся: — Госпожа моя, я не умею играть этот вальс! Кто же будет играть, если мистер Спок станет тебе показывать? — Это не препятствие, верно, анаграсаар? Ты веришь, что я способна заставить мою кираро повторить твою музыку? — Верю, — сказал мистер Спок, и Виолента улыбнулась. — В твоей покладистости я тоже нахожу удовольствие. Я думала, что ты по нраву мне строптивым, но в этой покорности есть тонкое наслаждение. Мы поищем повсюду, — кивнула она, и Редегаар помрачнел ещё больше. — В вальсе ведёт мужчина, — сообщил мистер Спок, шевельнув бровью, и я с удивлением различил нотку злорадства, которую он не потрудился скрыть. — Способна ты найти удовольствие в подчинении? — Я на такое способна, что ты и представить не можешь! — пообещала ему Виолента. — Начинай же! Она взмахнула рукой, и кираро, монструозный инструмент на богом забытом Марке XIV, начал воспроизводить Шопена один в один, как это делал мистер Спок. Послушав первые такты, он кивнул и начал счёт. — Раз-два-три… раз-два-три… Держать счёт — твоя основная задача. Теперь смотри и запоминай. Этого движения нам хватит, чтобы пройти один простой тур. Итак. На счёт раз ты шагаешь вперёд правой ногой. Два — более сложное движение, ты будто хочешь и левой ногой шагнуть вперёд, но вместо этого ты шагаешь ею в сторону и приставляешь к ней правую, чуть приподнимаясь. Три — опускаешься на полные стопы. Раз — шагаешь назад левой ногой, два — делаешь шаг правой ногой в сторону и приставляешь к ней левую, приподнимаясь. Три — опускаешься на полные стопы. — У меня получается квадрат. — Это основа. Твой партнёр делает те же движения, и вы друг другу не помешаете. — Я запутаюсь в ногах! — Конечно нет. Попробуем вместе, — он встал с нею рядом, и они повторили квадрат несколько раз. — И ещё раз… два-три… Раз-два-три. И последний раз. Вот так за три минуты он научил её классическому правому повороту. Лорды молча пили и нервически прижимали к себе бедных девчонок. Все боялись издать хоть звук. Никто не хотел вывести госпожу из себя. — Это просто! — возмутилась она, ища подвох. — Просто и достаточно для начала, — тут мистер Спок коротко поклонился и протянул ей руку: — Я приглашаю госпожу на тур вальса. И Виолента, способная превратить человека в камешек просто потому, что ей так захотелось, ведьма, убивающая легко и страшно, превратившая лорда Уллена в фарш у всех на глазах, вдруг смутилась, покраснела, как девчонка, и сделала глубокий реверанс. Девочка-эрда, сидящая у ног Одаара, ахнула от восхищения и тут же в ужасе закрыла себе рот обеими ладошками. Но госпоже было не до неё. Мистер Спок вывел её на середину комнаты, подальше от кираро, которая выжидающе смолкла, не доиграв. Он слегка потянул Виоленту на себя, и она подалась всем телом вперёд, но её маленькая рука всё ещё была в его руке, и он установил дистанцию. Правую руку первый офицер заложил за спину, и Виолента робко и вопросительно подняла свою свободную левую руку, не зная, куда её положить. Ему на плечо? На пояс? На бок? Поскольку она следовала глазами за всеми целями, делая выбор, мистер Спок остановил её, и я готов поклясться, что кончики ушей у него позеленели. — На плечо твоего партнёра, Виолента, было бы приемлемо. Но поскольку я офицер, то ношу иногда знаки различия на плечах, а класть руку на знак различия во время танца считается дурным тоном. Поэтому лучшим выбором будет… Он деликатно присобрал в щепоть складку на подоле её платья и вручил ей. Глаза госпожи Виоленты заблестели. — Мне нравится всё это, — прошептала она. — Начнём же. Кираро заиграла совсем тихо, пока госпожа училась делать первые шаги — отнюдь не робкие, но всё же осмотрительные. Поскольку движения повторялись, она двигалась всё более уверенно, и кираро звучала всё громче. Наконец они закружились посреди комнаты с полной свободой, и я с удивлением заметил, что Виолента следует за мистером Споком с закрытыми глазами, вся отдаваясь танцу и ощущениям. Лорд Борк, реже других прикладывавшийся к элю, тихо встал и поднял с пола свою эрду. Девушка немедленно вскинула руку ему на плечо, и они осторожно и тщательно воспроизвели в сторонке свой первый квадрат. — Да-да, танцуйте, — сказала Виолента, и вскоре несколько неуклюжих пар принялись топтаться по углам. Только Одаар тихо гладил свою эрду по голове да Милис, накачавшийся до нестояния, чуть не уронил свой кубок. К счастью, его эрда зорко следила за ним и подхватила кубок до того, как он загремел бы о каменный пол. — Ловкая малютка, — крякнул Милис и подозвал эрда-виночерпия. Тот скользнул к нему и понятливо приподнял кувшин, но Милис качнул рыжей всклокоченной головой и сказал ему: — Нет, будет уж на сегодня. Того и гляди натворю дел. Иди-ка лучше попляши с моей девчонкой. Эрда Одаара проводила новую пару глазами, полными тоски и зависти. — Ты тоже хотела бы потанцевать, дитя? — спросил старик-лорд, и служанка молча подняла к нему круглое восхищённое лицо. — Иди, девочка, потанцуй с эрдом Павлом. А мы с леди Одаар посмотрим. И он погладил великолепный крупный лиловый камень, похожий на аметист, но с золотистыми искрами. Этот камень в форме кабошона висел у него на шее на ажурной серебряной цепи, и я припомнил, что и на Церемонии Определения Порядка старый лорд постоянно его поглаживал. Я решил обдумать попозже возможность того, что старик носит прах своей леди на груди, и молча вывел девочку вперёд. Мы закружились среди господ, затем нам незаметно уступили место, и вскоре я обнаружил, что в центре остались только две пары — мистер Спок с Виолентой и наша. *** — Будто мы снова оказались на офицерском балу три года назад, помните, тот нашумевший бал осенью 2260-го? Хэнк помнит, и Боунс, и капитан, и Анука Перес-Кавальдо — наша маркиза много могла бы рассказать, жалко, что у неё смена. И ты, Ильза, ты помнишь? — Я никогда не забуду этот бал, — сказала Ильза Штраубе, штатный офицер-регистратор «Энтерпрайз». — Но ты, Пауль, не отвлекайся. — А это к делу-то относится, — возразил Павел. — На самом деле мистер Спок танцевал с Ухурой, да? — тихо спросила новенькая энсин, и Чехов благодарно кивнул, просияв глазами: — Именно! Я было подумал: ну как он может танцевать с Виолентой?! И тут же себе ответил: а что ему делать? Как иначе-то? Отказать ей, разозлить её? Она отомстит Ухуре. Только рада будет найти повод сорвать на ней зло! И я ему посочувствовал — вот так пойдёшь и на унижение, и на что угодно, лишь бы выиграть время. Потом я пригляделся: нет, мистер Спок вовсе не выглядел униженным и несчастным. Он вёл так же невозмутимо и безошибочно, как тогда, в зале Вулканского посольства, но, боже мой, какая разница! С Ухуры он глаз не сводил, помните? — Ещё бы, вы все на неё уставились, — засмеялась Ильза. — Она оказалась права насчёт того платья, выглядела как настоящая принцесса. *** — А Виолента походила на королеву-мачеху: тёмная, красивая, опасная, как гюрза, — продолжил свой рассказ лейтенант Чехов. — Мистер Спок будто укачивал её в вальсе, и она не замечала, с каким отстранённым видом он смотрит поверх её головы, вспоминая в этот момент другой зал и совсем других танцоров. И другую партнёршу, милую ему, а не навязавшую ему себя так, что нельзя отказаться. И только я подумал: «Как хорошо, что Виолента не видит, не понимает!» — она распахнула глаза. Присмотрелась, прислушалась к себе… и поняла! Что-то поняла в одну секунду, потому что резко остановилась, бросила — нет, швырнула приподнятый подол, выхватила у Спока свою руку, стиснула в кулак и шагнула назад. Кираро замолчала. Все остановились. — А я-то думала…. — тихо сказала госпожа, сложив ладони чашечкой, так, будто просила благословения. Она поднесла «чашечку» к губам и всё смотрела и смотрела на вулканца поверх собственных пальцев. Говорить ей это не мешало, и уж точно помогало сдерживаться, иначе, боюсь, она разметала бы бедного мистера Спока по всем кормушкам сразу. — Я-то думала, что всё это — мне… Что ты смотришь на меня, любуешься мной, что это меня согревает твоё сердце… Что для меня весь этот свет и тепло, и счастье! А это ей?! — Всё это ей, госпожа Виолента, — твёрдо сказал мистер Спок, и Редегаар быстро поднялся и направился к ним. — Какая жестокость! — прошептала ведьма, неверяще глядя на него. — Заставить меня чувствовать то, что чувствует она — и отнять? — Я не хотел этого, госпожа, — ответил Спок, — сожалею. Я должен был лучше держать щиты, но ситуация… — Ситуация! — зарычала Виолента, и по полу от её ножек, обутых в парчовые туфельки, поскакали мелкие острые камешки. «Серебряное копытце», — подумал я и хихикнул, потому что я всегда смеюсь, когда перенервничаю… — Мы помним, лейтенант, — вставила Штраубе. — Она резко повернулась ко мне, и я разглядел, что глаза у неё никакие не чёрные, а тёмно-синие, как штормовое море, как грозовое небо, как умкулариум, в котором вдруг погасли все свечи в канделябрах и остался только лунный свет из стрельчатых окон. И тут же свет вспыхнул снова, а я обнаружил себя на полу. Комнату как подменили, она стала огромной, потолок взлетел высоко-высоко, и вдобавок стены и пол раскачивались, как гигантская люлька, и кружились из стороны в сторону. Я был очень пустой и очень металлический, по стенкам у меня перекатывалось лужица чего-то сладкого и пьянящего, а смотреть я мог только вперёд. — Ты уверял, что он добрый! — прошипел сверху голос Виоленты. — Это, по-твоему, доброта? Это забота? — Я контактный телепат, — терпеливо объяснил вулканец. — Мы соприкасались руками, и… Я устремил взгляд влево и вверх, чтобы увидеть хоть что-нибудь, благо комната перестала наконец раскачиваться, и увидел. Госпожа Виолента приблизилась к мистеру Споку как-то вкрадчиво и пугающе и взяла его за обе руки. Она повернула их ладонями вверх, осмотрела и уставилась ему в лицо с видом довольно безумным. Я бы на его месте их отдёрнул. Камешки начали сыпаться уже и с потолка. Один упал рядом, отскочил от плиты и отрекошетил мне в бок, я звякнул. К счастью, в события наверху вмешался Редегаар. — Виолента, он должен участвовать завтра в Гонке, ты помнишь? Он должен быть цел. Ты поклялась Даром, боги смотрят на тебя! — Я не могу оставить безнаказанным такое унижение, — возразила Виолента, и мистер Спок вдруг дёрнулся так резко, что даже я, маленький серебряный кубок, ощутил, как больно она ему сделала. — Виолента, Виолента, он не сможет лететь без рук! — повторял над плечом всадницы горный лорд. — Ты не сможешь исполнить свою клятву! Прости его сегодня, будь великодушна! Завтра после Гонки он станет твоим, и ты превратить его во что захочешь! Хотя, видят боги, он не стоит того, чтобы тратить на него твой великий Дар! — Во что захочу, — мечтательно повторила Виолента и отпустила руки мистера Спока. Они упали так тяжко, как никогда не опускаются живые руки, и я увидел, что его кисти стали каменными. Спок согнул руки в локтях, перекрестил и поднял, прижав камни к груди. — Так проведёшь эту ночь, анаграсаар. С рассветом руки вернутся. Они видят, наши боги, чего мне стоит сдерживать себя. Как мне трудно не отомстить за унижение! — воскликнула госпожа и вдруг подбежала ко мне и наподдала туфлей так, что я отлетел, ударился о стену и зазвенел за каблуком-опорой кираро. — И тебе также долгой и смешной ночи, Павел! Возвращайтесь в свои покои, лорды! Сегодня празднику конец. Но уж завтра настанет истинный праздник! Она резко махнула рукой, и свечи погасли снова. Распахнулась дверь, и тонкий силуэт госпожи заслонил освещённый проём. Виолента ушла по галерее в свою башню, бросив гостей в темноте и недоумении. — Ушла? — спросил лорд Арибута, и возле него появился свет — голубоватая призрачная птица, похожая на чайку. — Надо идти. Проводи меня, эрда. — Да, господин Арибута, — тихо ответила служанка, и в проёме появились ещё два силуэта. — Пойдём, Милис, — сказал лорд Борк и помог подняться грузному рыжему лорду. Тот захихикал, и вокруг него запорхали белые и алые дракончики. Они давали много света, но с координацией у них было так же плохо, как и у их создателя, и крошки то и дело сталкивались друг с другом и шлёпались на пол. Наконец все лорды покинули умкулариум, а я остался лежать на каменном полу и смотреть в направлении двери. Все эти дни я задумывался о том, что чувствует мисс Ухура, превращённая в предмет. Теперь я знал это. Госпожа Виолента сказала, что люди-предметы ничего не чувствуют. Ложь это была! Всё враньё. Я чувствовал. Даже больше, чем мне бы хотелось. Видел, слышал и ощущал дикую боль в боку, по которому она меня пнула. Знал, что я красивый кубок из чернёного серебра и что меня давно пора почистить. Что на изящном изгибе в моей нижней части есть царапинка. Что во мне осталась капля медового эля, и я вспомнил про Сванту и как я хотел полечить её пальцы. Не полечу… Не смогу лечить, не смогу летать, никогда не сделаю ничего, что любил делать, пока был человеком. В меня будут наливать эль, чьи-то руки будут брать меня за ножку, опрокидывать в алчущие рты, пачкать, ронять, слуги будут чистить меня и ставить на полку — до следующей попойки. Нет больше навигатора Павла Чехова. Я посуда… Меня одолело такое отчаяние, что, казалось, сошла бы вся чернь, но тут в темноте кто-то шевельнулся, подошёл ко мне и неловко поднял меня. Я совсем забыл про мистера Спока. Он поставил меня на верхнюю клавиатуру кираро и сел перед инструментом. Так мне его совсем не было видно. Хотя откуда ему было знать, что посуда смотрит не стенками и не ножкой, а донышком, и видит ровно столько, сколько умещается в её окружность. Так что я печально пялился в тёмный потолок, а голос мистера Спока говорил сбоку: — Я виноват перед вами, Павел. Не удержал контроль, позволил себе увлечься, а расплачиваетесь вы. Нельзя было ослаблять контроль ни на миг. Виолента не просто взбалмошная женщина, она враг, она калечит моих друзей. Я допустил ошибку. Видит Сурак, как сильно я надеюсь, что это поправимо. Если завтра мне удастся победить, я верну вас обоих. Даю слово, Павел, что не остановлюсь, пока не использую все шансы, даже самый ничтожный. Почему мне кажется, что вы хотите, чтобы я взял вас в руки? Вот уж не знаю, но я и в самом деле хотел, чтобы он снял меня с этой дурацкой туфли и утешил бы как-нибудь. Погладил по больной стенке, согрел… — Я бы согрел вас, Павел, — грустно сказал мистер Спок, беря меня твёрдыми ладонями и прижимая к груди. — Но мы, вулканцы, недостаточно горячие. Какая ирония, — усмехнулся старший помощник, говоря так тихо, что человеческое ухо, вероятно, не разобрало бы ни слова. Мне кажется, он сам с собой говорил. А может, с мисс Ухурой. Потому что затем он добавил: — Ты оценила бы этот горький парадокс, Нийота. Я недостаточно горяч для человека и неприемлемо не хладнокровен для вулканца. Я ни то, ни другое! То, что должно было стать моими преимуществами, оборачивается недостатками в самые важные моменты. Я подвожу людей, которых люблю. Ничему не научился. Недостоин своего наследия. И меня окатило такой волной отчаяния и горя, что, кажется, она выплеснулась за края, потекла по стенкам, и их начало разъедать, как от царской водки. Я мигом перестал грустить и начал бояться, что Спок сейчас растворит меня в своих эмоциях и даже не узнает об этом. Но он как будто ощутил толчок моего испуга, потому что охнул: — Что я делаю? — Он прижал меня покрепче, и мне вдруг стало легче… спокойнее… и просто хорошо. Вдруг стало совсем не страшно, что я кубок, я не думал об этом больше, а будто поплыл в светлом и пустом пространстве, и рядом бежали маленькие смешные собачки… откуда здесь собачки? Это из твоей пьесы, Павел, посмотри, они симпатичные, людям нравятся собачки. У них чёрные носы, весёлые глаза и чуткие уши, забавно согнутые пополам. Когда ты снова станешь человеком, ты будешь вспоминать этих собачек, и ровное тепло, и мягкий свет. Ничего ужасного, никакого отчаяния, только надежда и радость, что всё закончилось благополучно. У тебя не будет никаких кошмаров, только воспоминания о приключении. Это приключение. Всё будет хорошо. И я смотрел снизу вверх на его подбородок с пробивающейся щетиной и на серебряные нити, которыми был вышит дракон на его груди, и купался в спокойствии и радости, что я не один, а с другом, и что всё будет хорошо. Когда мистер Спок поставил меня обратно и поднялся с сиденья, я скосил на него взгляд и увидел его отчасти, тёмный силуэт в синем полумраке умкулариума. Если бы я мог, то сказал бы ему, что он должен идти к Таурику и может не беспокоиться за меня, со мной всё будет в порядке! Даже если надо потерпеть. Подумаешь, кубок! Не кастрюля, в конце концов! Да Скотти обзавидуется, когда узнает, чем я был и что испытал. Какой вкусный эль в меня наливали, и какой ажурный на мне вычеканен волар. С обеих сторон, да. И цветок на ножке. Видимо, прошло время, потому что я понял, что давно не слышу мистера Спока ни внутри себя, ни снаружи. Но спокойствие не покинуло меня. Какое-то время я улыбался в потолок и вспоминал собачек, а потом за дверью раздались уверенные шаги, и кто-то вступил в тёмный умкулариум и принёс немного света. Это оказался капитан! Ещё один мой друг пришёл искать меня, и я с нетерпением и радостью слушал, как он обходит комнату с факелом, ища меня на полу, что ли? Он чертыхался сквозь зубы и приговаривал: — Да куда ж ты закатился… И надо вам было так злить госпожу! Мне-то что теперь делать? Хоть разорвись между вами и ею, вы совсем мне не помогаете! Один тут танцульки устраивает, выбешивает бедняжку, другой над этим хихикает! Нашли время оба, молодцы! Сидите теперь, один безрукий, другой безголовый! А если подумать, то безголовые оба! Боунс, иди сюда, помоги мне! — Знаешь что, Джим! — а это уже наш Боунс пришёл, вот кого давно не слышали! Сейчас скажет: я доктор, а не… кто-нибудь! Хихик! — Я доктор, а не домушник, чтобы на стрёме тут у тебя стоять! У меня драконы болеют! Испепелина волнуется! Ну, куда он закатился-то?! Павел! Я бы засмеялся, если б мог! И отозвался бы, но, понимаете, кубки-то не разговаривают! — Да вот он, — с облегчением сказал капитан и подошёл ко мне. К нам с туфлей. Я разулыбался ещё больше. Да я подпрыгнул бы от радости, но, понимаете, у меня довольно тяжёлая ножка. — Как ты её уговорил? — озабоченно спросил доктор, и у меня снова через края потекло. Наверное, это была благодарность. Они кого-то уговорили и пришли меня спасти! — Не спрашивай, — вздохнул капитан. — Тебе хорошо, Боунс, тебя подарили, и ты ей не подчиняешься! Не должен изворачиваться между стремлением ей угодить и необходимостью вытаскивать ваши задницы! А вы как нарочно, ну как нарочно! Тихо, сейчас поколдую. Поколдует? Мой капитан умеет колдовать?! — Ты хорошо запомнил? — спросил Боунс. — Честно скажу, терапия столовых приборов — не мой конёк… — Да ты что? — улыбнулся капитан. — А я думал, ты всемогущ. Воскрешаешь из мёртвых и всё такое… Именем госпожи Виоленты! И я свалился на пол снова.