Воларды Виоленты

— Вот чёрт, — потерянно сказал Боунс. Все смешки прекратились, и мы молча смотрели, как мистер Спок подошёл к своему дракону, встал перед ним и положил ладонь ему на грудь. Он проделывал уже такое — с Азулой госпожи, наводил мостик контакта, и старик, помедлив, спокойно прилёг рядом с ним, укрывшись крыльями. — Теперь дай ему имя, — сказала Виолента, чем-то недовольная. — Без имени волар в Гонке не участвует. Я боялся, что в толпе начнут выкрикивать оскорбления и предлагать глупые прозвища, но эрды молчали, и воларды смотрели серьёзно, и я вспомнил, что наречение дракона — важная вещь в этом мире, и никто не имеет права мешать. — У этого волара уже есть имя, но он получил его так давно, что не помнит, — медленно сказал Спок, глядя на дряхлого дракона с почтением, которого так недоставало Виоленте. — Поэтому я нарекаю его Таурик. Нет, О’Таурик. Так будет правильно. — О’Таурик? — с удивлением переспросила Виолента. — Что это значит? Это хорошее имя для волара? *** — Ух… — сказала незнакомая Чехову энсин, и пояснила: — Вулканцы прибавляют «о», когда обращаются к кому-то очень уважаемому. — Что ж, видно, Таурик и был когда-то очень уважаемым, — согласился Павел. *** — Это значит удивительный, — ответил мистер Спок. — Потрясающий. — Н-ну, — с сомнением согласилась Виолента, — за такое имя старик не будет в обиде. Если он его примет. И после этого герольды громко назвали все пары волардов и воларов по Порядку, который определился в этот день, чему мы и были свидетелями. Воларов увели в загоны, лорды и госпожа Виолента отправились в роскошный Зал трапез между Башнями. Кирка и других волардов Сванта с почтением пригласила в трапезную при кухне, толпа эрдов-горожан разошлась и стала спускаться в город под замком, негромко обсуждая праздник. Церемония завершилась. Остались только мистер Спок и его волар, но и они, когда на площадку начали возвращать глыбы, кожаные мячи и перекладины для драконьих игр, поднялись и медленно отправились на Малый Волариум. И весь остаток этого долгого дня я видел их в самом углу Волариума, вдали от возобновившегося строительства и от выгулов, на открытой площадке без ограждения, на скале, ровной, как стол, обрывавшейся круто вниз. Наверное, отсюда удобно было взлетать. Но первый офицер и его волар не улетали. Они сидели на краю площадки, Спок свесил ноги с обрыва и глядел вдаль, а его дракон дремал, держа голову высоко и опустив вниз кисти передних лап, как дед, свесивший между коленей усталые руки. Я был потрясён всей Церемонией и особенно её финалом. Слепые глаза волара не выходили у меня из головы, и первым делом, когда господа удалились в Зал трапез — где Виолента велела мне быть! — спросил у доктора: — Доктор Маккой! А вы могли бы полечить Таурику глаза? — На «Энтерпрайз»? Легко! Но тут, в этом средневековье… — Боунс махнул рукой. — А ты всё не успокоишься никак, Паша? Опять кого-то хочешь полечить? То Сванта, то Таурик… Ты специализацией не ошибся, случайно? Так ещё не поздно поправить! Вон Саманта… — Доктор! Я только на минуточку сбегаю и вернусь! И вы всё поймёте! — Ты издеваешься, мальчишка? — Боунс рассердился. — Мне делать нечего, как по-твоему? Стоять тут и дожидаться не пойми чего? — И то правда! — сообразил я. Не буду же я передавать полевой набор прямо тут, у всех на глазах? Не хватало, чтобы Виолента пронюхала. Мы теперь знали, что её отсутствие не означает, что мы в безопасности. Она может обедать в Зале трапез, а сама возьмёт и скажет: «Павел мой!» — а я такой на Волариуме передаю контрабанду! Я даже головой покрутил, когда это представил. — Пойдём вместе, доктор! Я пока ничего не могу рассказать, и вообще вдруг его там нет, но если есть, вы будете рады, ручаюсь! Маккой посмотрел на меня с сомнением, и я молитвенно сложил руки и повторил: — Ручаюсь чем хотите! — Шарады загадывать, Павел, нашёл же ты время… Ладно, пять минут, — и доктор последовал за мной по этажу слуг. — Ну? И что? — нетерпеливо спросил он, стоя у двери кладовки и наблюдая, как я роюсь в тряпках. — Сейчас, секунду… есть! — я вытащил из ранца заветный набор первой помощи, забросал ранец тряпьём, как прежде, и спустился к Боунсу довольный. — Вот, доктор… посмотрите, есть тут что-нибудь для Таурика? — Это… — реакция доктора Маккоя превзошла все мои ожидания. — Это же… Он схватил полевую аптечку и принялся жадно и аккуратно перебирать, пока я стоял рядом и следил за коридором. — Корофизин — о-о-о! — бормотал доктор, напоминая свихнувшегося Плюшкина, потерявшего главный ключ в своей связке и вдруг нашедшего его. — Риталин — осанна! И… и… О-о!!! Паша! — воскликнул он. — Святой Пантелеймон, спасены! Ты понимаешь, что ты мне сейчас дал? — Дюжину доз меторапана? — предположил я, глядя, как он трясёт перед моим носом двумя гипоспреями и упаковкой ампул. — И это тоже! — он прижал аптечку к груди, наклонил голову к плечу и посмотрел на меня так, что я почувствовал себя внезапно произведённым в адмиралы. — Таурик будет видеть? — робко спросил я, глядя на него как на волшебника. Посветлевшее было широкое лицо доктора снова стало печальным. — Я бы рад, Павлик, — сказал он. — Но это простой полевой набор, ты же знаешь, его назначение — всего лишь помочь десантнику протянуть до момента транспортации. Офтальмопрепаратов тут нет… мне очень жаль. — И мне, — сказал я упавшим голосом. — Как же он полетит, слепой? — Да полетит ли он вообще… — доктор махнул рукой и пошёл по коридору в ту сторону, откуда слышался драконий рёв. А я поднялся на третий этаж и следующие два часа прислуживал за столом Виоленте и Редегаару. Затем я помогал переезжать Боунсу с его воларьим детским садом — а Спок с Тауриком всё сидели. Уже в сумерках я вместе с грумами кормил и чистил драконов специальными щётками, а когда подошёл на минуточку к Споку, то увидел, что Таурик лежит на скале, вытянувшись во всю длину. Мистер Спок не глядел больше на След и равнину, а закрыл глаза и будто спал — если бы не прямая спина, за которую Боунс иногда дразнил его. Если бы не правая рука, обнимавшая голову старого волара, и если бы не ладонь, лежащая на драконьей щеке. Я подошёл, чтобы позвать Спока поесть, но увидел всё это и тихо удалился. *** — Молодец, — сказала энсин, и Павел пожал плечами: — Да в чём же молодец… Мы все за столько лет, проведённых вместе, знали, когда мистер Спок уходит в медитацию. И знали, что не спать несколько дней и не поесть — для вулканцев нипочём. *** Мистера Спока никто не трогал, даже эрды, которые понятия не имели о вулканских медитациях, но имели уважение к стремлению наездника поближе узнать своего волара. К тому же оказалось, что слепой волар без имени жил при замке с самых первых камней, и хотя не приносил никакой пользы, а только ел и спал, но был защищён общим благоговением перед древними богами. В семье Виоленты он переходил от наследника к наследнику, как реликвия или талисман. Его называли «Слепой старик», но это, конечно, не могло считаться настоящим именем Гоночного волара. Поступок Виоленты не обсуждали и не осуждали: просто не могли усомниться в её мудрости и безупречной прекрасности. Но воларды других лордов не думали об этом ничего хорошего, посматривали на пару на обрыве мрачно и ещё мрачнее — на Южную башню, где в Умкулариуме резвились Виолента и пьяные лорды. И молчали из опасения разделить жуткую судьбу лорда Уллена. Или отправиться в Пасть. Пасть эта не давала мне покоя. Я довольно быстро понял, что она расположена ниже Замка, туда, к хвосту горы-дракона. Тропинка вела к ней, но эрды даже не смотрели в ту сторону. Что ж, я туда прогулялся и обнаружил Пасть по жуткой сладковато-гнилостной вони, которая задолго предупредила меня, что я близок к цели. Конечно, я шёл с факелом и, конечно, был сверхосторожен, помня про каких-то необыкновенных пчёл. Пчёлы мне не попались, а Пасть оказалась узкой трещиной в скале, ведущей на много-много футов вниз. Там темно было, в Пасти, и я не решился бросить камешек, чтобы определить глубину до дна трещины. Много, чего уж. И там живут пчёлы? И они делают какой-то потрясающий мёд? Интересно. Но больше разузнать мне не удалось. Кое-какая идея начала формироваться в голове, но сейчас было не время отвлекаться. В последний раз в этот день я подходил к ним ночью. Я хотел рассказать мистеру Споку, что карантин почти готов, а детский сад уже населён драконьей малышнёй, и что я давно не видел доктора таким довольным. Что хромуле Парсу стало лучше, и уже намного лучше песчаному Нагру, которого покойный Уллен едва не покалечил. Что доктор нарисовал для Эбогена старинные земные костыли, а местный столяр их воспроизвёл из крепкого дерева. И что Кирк сделал Эбогена своим старшим помощником, поручив ему надзирать за продолжением строительства. Сам же не расстаётся с рыжей Бизаррой, чистит и холит её и что-то шепчет ей в изящное ухо. Что госпожа Виолента вознаградила его за отличные бои на Церемонии и пригласила этой ночью согреть её постель. Что я буду ночевать этой ночью в прихожей старой Сванты, и если мистер Спок хочет… Мистер Спок ничего не хотел. Вопрос ночлега мистер Спок решил, не сходя с места. Теперь он спал возле левого бока Таурика, укрытый его кожистым крылищем, а дракон бодрствовал, чутко поводя ушами и держа открытыми свои жуткие белые глаза. — Я ухожу, О’Таурик, — сказал я тихо, когда он повернул ко мне большую рогатую голову. — Спокойной ночи. Глупо, я знаю. Или не глупо… *** — Ничего не глупо, — сказала энсин, а Штраубе добавила: — Животные, они всё понимают. *** Этой ночью мы с Хэнком спали на полу в прихожей Сванты, на толстых домотканых половиках из какой-то грубой, но тёплой шерсти. О, моя одежда и особенно одежда Виоленты и мистера Спока была сшита из шерсти совсем другого качества. Сванта занимала две комнаты на втором этаже замка, поблизости от двери в северную башню, где располагались покои её госпожи. Ну, вы помните. Сванта действительно спала беспокойно, вздыхала и ворочалась, а посреди ночи разбудила нас тихим стоном: — Боги милостивые, да когда же это кончится, да за что ж мне эта боль! — Пиу! — то ли взвизгнул, то ли свистнул кто-то, и Сванта зашипела: — А ну цыть! Ты ещё тут! «С кем это она? Наверное, птица… Всем надо, чтобы их кто-нибудь любил», — подумал я. И твёрдо решил добраться до пчёл и добыть мёд во что бы то ни стало. *** И наступила отра. На Земле этот день был воскресеньем, и люди и гости Терры проводили его за самыми приятными занятиями, которые только сумело придумать человечество. Здесь же, накануне Гонки, это был напряжённый день, полный труда, волнения и соперничества. Волариум заполонили чужие наездники со своими драконами, лично кормили и чистили их, полировали им когти и баловали вкусными камешками. Эрд лорда Борка, покинувший церемонию, держась за живот, после визита к доктору Маккою волшебным образом распрямился и тоже был здесь. В питомцах у него оказался озорной лесной дракончик, едва вошедший в пору зрелости. Он стащил у воларда бич, зажал его в зубах и бегал от своего наездника по всему Волариуму, размахивая хвостом то ли для баланса, то ли от удовольствия. Под общий хохот он взлетел на дерево, взъерошил чешую и прикинулся листьями. И тогда эрд, довольный общим вниманием, достал из кармана плетёный мячик и задумчиво подкинул его в воздух. Лесной моргнул, тут же осыпался, подлетел и схватил мячик, уронив при этом бич из пасти. — Отдай плетёнку, мальчик, ну? Отдай! — попросил эрд, подбирая бич и засовывая его за голенище сапога. Лесной покосился на него жёлтым весёлым глазом и вдруг бросил мяч под ноги эрду. — Давай, Гоэд! Брось подальше! — крикнул кто-то, и волард засмеялся и кинул мяч сильно и высоко. Лесной стартовал мгновенно и взмыл в небо, как небольшой вулканский шаттл, только не багровый, а зелёный, но такой же вытянутый и стремительный, рассекающий воздух живым веретеном. Мы засмотрелись, и это был один из редких моментов, когда все расслабились. Он тут же завершился. Привадо надумал полетать и направился к краю площадки. Я пошёл за ним и заметил, что и Кирк оглянулся и прекратил чесать под подбородком свою Бизарру. Как-то разом весь люд на Волариуме переместился влево, и мы все прекрасно слышали, как Привадо сказал мистеру Споку: — Отойди, анаграсаар, мы хотим взлететь. Лучше бы ты отвёл своего слепого старика в загон, вы всем мешаете. Серый Берген величественно приблизился и встал над плечом воларда. Контраст между дряхлым Тауриком и молодым воларом был убийственный. Мистер Спок поднялся и повернулся к Привадо, заложив руки за спину знакомым жестом. Но ответить он не успел. — А что, Берген не умеет взлетать с площадки, как волар Гоэда? — спросил капитан, подходя и упираясь кулаками в бока. Взгляд у него стал ледяным. — Нам с Бизаррой эти ребята совершенно не мешают. А твоё самомнение шире Волариума, да, Привадо? Тесно тебе, не помещаешься? — Кто это голос подал, Берген? — спросил у своего волара Привадо. — Чужой, не умеющий изъясняться без своего хитрого устройства? — Надо же, а где «бича не державший»? — с вызовом ответил Кирк. — Я приготовился слышать это каждый день. — Вот он, бича не державший, — пожал плечами Привадо и вдруг резко выхватил свой бич. Кирк пригнулся, готовый реагировать на удар, но Привадо и не подумал захватить капитана за ногу или руку. Он раскрутил бич в два плавных оборота, щёлкнул едва слышно и ювелирно попал самым кончиком по гарнитуре переводчика, закреплённой на ушной раковине капитана, как у всех нас. Крошечная капсула с микрофоном и преобразователем речи вылетела и упала на песок. Капитан мгновенно перекатился через плечо и попытался схватить гарнитуру, но новый удар бича подбросил её высоко в воздух, и Берген хладнокровно выпустил струю пламени и спалил гарнитуру, прежде чем мы опомнились. Толпа резко выдохнула, кто-то с восхищением сказал: «Ну Привадо, ну мастер!» Все загомонили. Наездник Редегаара похлопал Бергена по шее и сказал: — Волард и волар едины. Чужой никогда не достигнет такого согласия, с бичом или без него. Лицо капитана напряглось. Вероятно, он понял отдельные слова, но овладел речью ещё недостаточно, чтобы обходиться без универсального переводчика. Но ему и не понадобилось говорить ни слова: изящная рыжая Бизарра подбежала к Бергену, зашипела, низко нагибая голову и раскрыв оба крыла во всю длину. Её хвост с грозным шипом угрожающе заходил из стороны в сторону. Народ подался назад, Берген отпрянул и тоже зашипел, но Бизарра без страха наступала на него, тесня к краю скалы, и я понял: если Берген только что растратил свой заряд, то песчаная волара могла пыхнуть пламенем в полную силу в любую секунду. Зловещие облачка из её ноздрей красноречиво говорили о том, как она рассержена, и Кирк, весь посветлев, крикнул на стандарте: — Бог с ним, девочка, не ешь его! Несколько человек в толпе засмеялись, и мистер Спок сказал Кирку: — Мои поздравления, капитан, взаимопонимание с воларой у вас налажено. — Не знаю, как так вышло, — улыбнулся капитан и погладил волару по гребешку на спине. — Мы и знакомы-то пару дней. Я всего лишь говорю ей, какая она красивая, умная, милая. Как я рад, что познакомился с ней. — Ву-у! — прогудела волара, закрыла глаза и засунула нос ему под мышку. — Смотрите, привязалась! — с удивлением и симпатией сказал Гоэд. — Ты своей эрде тоже попробуй сказать, что она милая, красавица да умница, и будет тебе чудо! — проворчала Сванта. Похоже, старая управительница отлично понимала стандарт, столько лет имея дело с федералами и приставляя их к работам. — А вы что столпились, любопытные? — громко спросила она на языке Марка, оглядываясь. — Над чем смеётесь, дурни окаянные? Неужели не понимаете, что нет тут ничего смешного? Она подошла к Привадо и сказала ему с неудовольствием: — С ума ты сошёл, Привадо? Сам будешь объяснять госпоже, как так вышло, что её старший наездник утратил речь? Как он теперь строить будет? Или старую Сванту приставишь переводчиком? А ну как госпожа снова позовёт его греть постель, а он нем! Что же вы, мужчины, так умом коротки, дальше бича не видите? Ведь любимец он у неё, Привадо! А элво? Элво что тебе сделал? Тихий, грустный, и волар у него не чета твоему! Что неймётся тебе? И сидит он тебе не так, и не знаешь, чем бы ещё уесть! Загремишь ведь в Пасть из-за гонора, Привадо! — Никто не скажет! — сказал волард, бледнея. — Верно? Или ты скажешь, старший наездник? — Чего ему, Паша? — спросил Кирк. — Он переживает, капитан, что вы нажалуетесь на него Виоленте. — Скажи, пусть не волнуется, — сказал Кирк. — Мы не из таких. — Скажите ему, капитан, сами, — сказал Спок и снял собственную гарнитуру. — Возьмите. — Уверен? — спросил Кирк, прилаживая капсулу на место. — Вообще-то это выход, здорово. Спасибо, — и добавил уже на звучном языке Марка: — Хлипкие штуковины. Уронил, сам виноват. С волара что взять? Берген подумал, что с ним играют. — Берген думал, что с ним играют, — медленно повторил Привадо. — Ясное дело, — сказал Гоэд. — Пойдём, покидаем моему волару плетёнку. И Гоэд направился обратно к загонам. Эрды потянулись за ним, и Сванта, молча поглядев на Спока, кивнула и хлопнула Хэнка по предплечью: — Пойдём уж! Кухня без присмотра! А ты, господин старший наездник, имей в виду! Трапеза в два после полудня, уж как хочешь, а будешь в ответе за господский Зал. Дичь господам приготовлю, но охотничьи байки на тебе. Бери вот эрда Павла и трудитесь, чтобы госпожа была довольна. И они ушли. На скале остались только мы с Кирком и Бизаррой, Привадо с Бергеном и мистер Спок. Таурик не обращал никакого внимания на происходящее и дремал, прикрывшись крыльями. — Ты уверен, что сможешь без переводчика? — спросил Кирк своего старшего помощника. — Клянусь, я не хотел, чтобы анаграсаар остался без устройства! — воскликнул Привадо. — Хотел не хотел, а что получилось, то получилось, — устало и беззлобно сказал Кирк. — Так как, Спок? — Я уверен, капитан, в том, что если бы здесь была Нийота, она с лёгкостью отдала бы вам свою гарнитуру. Это простой и красивый язык. Я уверен, что в основном освоил его и вполне способен объясниться. — А с воларом, элво? — мрачно спросил Привадо. — С ним ты тоже способен объясниться? — А с воларом, мистер Привадо, я уже объяснился. Сожалею, что помешал вам и спровоцировал этот инцидент. — Ты спровоцировал?! — возмутился Кирк. — Это неважно, — ответил Спок. — Всё, что происходит с нами, не так уж и важно, Джим. Главное, оставайтесь живы. — Мы стараемся, но как же твой волар? Ведь он слеп! — Но я́ вижу, — ответил мистер Спок. — И, как справедливо замечено, волард и волар едины. Мистер Привадо! Вы поможете мне правильно оседлать О’Таурика? — Что… боги, да, я помогу! — сказал Привадо. Мистер Спок отвесил лёгкий поклон, благодаря, и пошёл к загонам. Таурик повернул голову, прислушался, поднялся и медленно отправился вслед за ним. Берген и Привадо сопровождали его, идя с той же черепашьей скоростью. — Ну что ж, лейтенант Чехов, — сказал мне капитан, глядя вслед всей процессии. — Пойдём принимать дичь. И мы принимали у торговца дичь — крупных коричневых птиц, похожих на павлинов, но с длинными узкими хвостами, которые ни за что не смогли бы раскрыться веером. Затем Кирк отправил дичь на кухню и распоряжался в Зале трапез, пока птиц готовили. Он следил за сервировкой, и я понял истоки его уверенности в распоряжениях. Капитан воспроизводил обычную расстановку блюд и приборов на офицерских собраниях. Я живо подключился, и вместе мы изрядно помуштровали эрдов-слуг, которые ещё вчера брякали тарелки на стол как попало. Теперь они взирали на Кирка с почтением и слушались с полуслова. Наверное, стол в Зале трапез никогда ещё не казался таким представительным: господа, рассаживаясь, выглядели слегка ошарашенными. А уж когда Кирк впустил в Зал восемь эрдов-лакеев, с чистыми и отутюженными полосами холста, перекинутыми через одну руку, за столом наступила тишина. Госпожа выглядела не просто довольной — она сияла. Как же Виолента была хороша! В аквамариновом узком платье, вышитом серебром и украшенном голубыми и красными самоцветами, с высокой причёской, из которой к концу трапезы выбилось несколько прядей... На неё хотелось смотреть и смотреть, и все эти взгляды мужчин — наше любование украдкой или открытое восхищение Редегаара, Милиса и Арибуты — все они примечались ею и доставляли ей удовольствие. Виолента буквально купалась в общем восхищении. Кирк стоял за её креслом, а я — за креслом Редегаара. Мы с капитаном не прислуживали, только следили за происходящим с терпеливыми лицами, готовые к действию по первому слову госпожи. Столы ломились от мяса и зелени, но мы смотрели равнодушно: успели перехватить у Сванты до господской трапезы. Господа ели и налегали на жёлтый напиток в больших кувшинах. Когда лорд Борк и господин Милис затянули «На быстром воларе тебя унесу в облака», а вокруг них запорхали крошечные разноцветные дракончики, Виолента решительно встала и пригласила драгоценных господ лордов в Умкулариум. — Анаграсаар! — вдруг произнесла она и очертила ножом круг перед собой, прямо над разорённым столом. Очерченное пространство загустело, и мы увидели мистера Спока, который затягивал подпругу на Таурике. Рядом стоял маленький изящный Привадо и просовывал под подпругу пальцы, чтобы волар мог дышать. Таурик, изогнув шею, взирал на Спока и на седло на своей спине с непередаваемым изумлением. — Ах ты бедолага! — слезливо произнёс пьяненький лорд Одаар. — Что это на тебя взгромоздили, ты и не знаешь! Куда эти злые эрды заставят тебя тащить свои старые косточки! — Ай, дед, хватит ныть! — поморщилась Виолента и повернулась к Редегаару: — Вот как! Твой волард помогает сопернику, Редегаар? — Я удивлён безмерно, госпожа моя, — ответил горный лорд, жадно наблюдая за происходящим у загонов. — Не скрою, удивлён приятно! Никак не ожидал найти в своём воларде столько великодушия! — О, не спеши восхвалять его! — усмехнулась Виолента. — Привадо виноват, он чуть было не оставил моего старшего наездника без помощника, толкующего речь. На его счастье, элво отдал эрду Кирку своё устройство. Эрд Кирк! Когда ты собирался доложить мне об этом? Кирк скосил на неё глаза с тем нечитаемым выражением, с каким мы все стояли на дежурстве у Флага Федерации. Это было самое скучное дежурство в Академии, и каждый как мог развлекал себя в долгие часы ничегонеделания. Например, Хэнк Хэндорф мысленно разбирал и собирал штурмовую винтовку или долбил Устав, Сулу повторял справочник-определитель растений — каждый раз для другой планеты, словом, кого что грело. Вид у всех при этом был вот такой — туповато-солдафонский. Сейчас капитан взирал на Виоленту с выражением «Не могу знать». К счастью, её голову занимала другая мысль, и она рассеянно отмахнулась и продолжила: — Что ж, элво выбрал сам. Должно быть, его надежда совсем слаба, если он лишил себя даже возможности говорить с воларом. Так или иначе, мне это на руку, — добавила она и вдруг крикнула Споку: — Поднимись в умкулариум, анаграсаар! Немедленно! Спок, Привадо и дракон поглядели на нас. — Могу я расседлать волара? — без удивления спросил Спок, и Виолента впервые услышала его голос, говорящий на её родном языке, без преобразователя речи. Искажение небольшое, и всё же оно было. Так, едва различаемый подголосок. Но когда он исчез, всё стало совсем настоящим. Мистер Спок звучал как житель Марка, и это было… ну, грустно. И странно. Виолента даже шею вытянула, ловя каждый звук. Для неё это много значило — наверное, что вулканец стал ещё немножко ближе. — Я расседлаю, иди, — сказал Привадо. — Нельзя заставлять ждать госпожу. И Спок погладил волара по шее и вышел из поля видимости. Через несколько минут мы все собрались в умкулариуме. Кроме нас, в комнату вошли нарядные девушки-эрды, призванные развлекать господ. Но бедняжкам большую часть этого вечера пришлось скромно стоять у стены. Сразу три лорда обступили кираро, уже знакомую нам жуткую туфельку, и запели, размахивая руками. Господин Милис долбил по костяным клавишам, извлекая чудеса диссонанса, но придерживаясь чёткого ритма. Мощи инструмента хватало, чтобы этот концерт слышали во всём замке, я уверен. — Похоже, в господине Милисе пропал барабанщик, — тихо сказал я мистеру Споку, который подпирал стену рядом со мной и едва терпел эту какофонию. — Скажи громко, эрд! — приказала Виолента, которая не разобрала слов, но увидела по губам, что я говорю. — Я сказал, что господин Милис отлично держит ритм! — крикнул я. — И ещё у мистера Спока очень тонкий слух! — Павел, оставьте, — сказал мистер Спок, но в его глазах я прочитал признательность. — Тихо! — крикнула Виолента, и пьяный ор умолк. Дракончики плюхнулись на пол и исчезли. — Элво не выносит громкой музыки. — Ах-ах-ах! — пророкотал Милис и взял такой мерзкий аккорд, что даже Виолента поморщилась. Лорды захохотали, и вокруг них снова закружились поднятые в воздух магией волары, цветные птички, рыбки и вполне настоящие кубки с элем. — Как же на ней играть, — спросил я мистера Спока, — без чёрных клавиш? Я не представляю. — Там двойная клавиатура, Павел, всё просто: нижняя для основных ступеней, верхняя — для производных. К счастью, нот по-прежнему семь. К сожалению, демпферы отсутствуют. — Говори на языке Ведомых земель, элво, — сказала Виолента, подойдя к нам. — Если не хочешь, чтобы я отняла у Кирка твоё устройство и не наказала его за глупый проступок Привадо. Забудь свою речь и повтори, что ты сейчас сказал, на моей. И Спок повторил. Демпферы он, подумав, назвал гасителями. — Чего нет в моей кираро? — переспросила Виолента. — Гасителей? Она безупречна, это лучший инструмент для праздника! Великое изобретение! Зачем кому-то может понадобиться гасить этот громкий яркий звук?! Она в самом деле хотела знать. Виолента, при всей своей взбалмошности и самодурстве, была любопытной, как девчонка, и я сказал именно этой девчонке: — А можно, я попробую? Правда, я умею играть только одну пьеску, но она очень подходит кираро. Будто для неё создана. Называется Собачий вальс. — Собачий вальс?! — левая бровь мистера Спока поехала вверх. — Вы имеете в виду земных домашних животных? Виолента, зорко следившая за разговором, посматривая то на меня, то на Спока, указала мне на кираро пальчиком: — Иди, эрд! Угоди своей госпоже! *** — Я умею играть этот вальс! — сказала Штраубе. — Только ты неправильно называешь его, Павел. Это Блошиный вальс, Flohwalzer, все его знают! — Действительно, неправильно, — поддержал Сулу. — Все знают, что это Кошачий вальс. — На самом деле вы все ошибаетесь, — подала голос и новенькая энсин. — Это пьеска «Фрикадельки убегают через забор», и вообще никакой не вальс. Если мы говорим об одном и том же. — И она напела: — Та-ра-ра, пум-пум! — Та-ра-ра, пум-пум! — подхватили Павел, Сулу и Штраубе. И они допели эту пьеску до конца и рассмеялись. Два чопорных вулканца в длиннополых тёмных одеждах, не сговариваясь, изменили маршрут, по которому величаво направлялись, и миновали кафе. — Эй, «Энтерпрайз»! — крикнул громоздкий лурианец в комбинезоне инженерной службы верфи. Он и его приятель только что отработали смену и вошли в кафе пропустить по стаканчику. — Вы чему радуетесь? Пуск ещё не скоро! Мы, считай, заново собираем! — Да мы в курсе, — сказал Хэнк Хэндорф. — И что заново, и что не скоро. Наши, вообще-то, вместе с вами собирают, вдруг ты не заметил. — Живы, вот и радуются, — тихо сказал своему товарищу другой лурианец, с такой же узкой головой, увенчивающей массивное туловище. — И ты бы радовался, если бы вернулся живым из такой переделки. Давай-ка выпьем за Королевскую семью и за то, чтобы мы поскорее вернулись домой. Чтобы я ещё хоть раз подписался под таким долгим контрактом — да никогда! Я так скучаю… — Так что, Паша, сыграл? — улыбнулся Сулу. *** Я, конечно, сыграл. И, конечно, вышло плохо: непривычно без чёрных клавиш, сами попробуйте! В первый раз у меня получилось совсем неуверенно, но лорды слушали, и выражение лиц у них было сложным. Но никто пока не крикнул: «Бросить его в кормушку!» — и я, была не была, зашёл на второй вираж. Получилось получше. А в третий раз уже совсем недурно, и лорды принялись стучать кубками по деревянным подлокотникам — потому что, понимаете, они и сюда принесли тот жёлтый напиток, и эрд с кувшином едва успевал подливать. Девушки отделились от стены и подошли к господам. Стульев или кресел им не полагалось, но лорды усадили юных эрд себе на колени, а две девочки привычно уселись у ног господина Во и лорда Одаара. Я взглянул на Виоленту — ей нравилось! Её детище громыхало на весь замок, и высоким гостям явно пришлась по душе нехитрая мелодия. Я посмотрел на мистера Спока. Он отошёл к узкому окну и что-то чертил углем на каменном подоконнике. Виолента тоже заметила его невнимание и, ведомая любопытством, отправилась к вулканцу и выглянула из-за его плеча. — Что это? — спросила она. Едва госпожа подошла к нему, я перестал играть и опустил руки на колени. — А ещё ра-зок! А ещё ра-зок! — запел басом Милис, и так точно, что все засмеялись. При каждом повторении он щекотал свою эрду, и она тоже принуждённо захихикала. Милис ссадил её с колен, поднялся и направился ко мне. Я немедленно уступил ему место. Милис всё-таки был одарён: я показал ему только одну клавишу, с которой нужно было начинать, и он практически один в один воспроизвёл мелодию. Когда он остановился, инструмент гудел ещё несколько секунд. — После будет ещё разок, господин мой Милис, — сказала Виолента милостиво, — не удивлюсь, если ты придумаешь отличную песню! Как вам эль, достойные лорды? Крепкий и мягкий, верно? — Неужели на меду? — с удивлением спросил Арибута, и Виолента кивнула: — Только так и не иначе! Это стоило мне трёх слуг, но зато теперь у нас приличный запас. Эрд, следи, чтобы кубки моих гостей не пустели! Порасторопнее! …Так что это, элво? — Возможность, госпожа Виолента, — ответил Спок, тщательно вытирая пальцы о чёрную ткань рукава. — Этот механизм лежит в основе инструмента, подобного кираро, на родной планете Павла и Кирка. — На планете твоей матери, — уточнила Виолента. — Верно. Госпожа шагнула к подоконнику и посмотрела на схематичный рисунок. Я тоже приблизился. Конечно, мистер Спок не изобразил механику пианино во всей сложности, но я узнал клавишу, молоточек и демпфер, который он обозначил дополнительно крестом. Он хотел привлечь её внимание и привлёк. — Ну, и что это? — недовольно спросила она. — Я не имею представления об устройстве кираро. Прежде всего скажи, есть ли сходство? Она поглядела на него, закусив губу, и признала: — Не понимаю, как ты догадался, но в кираро есть жилы. И маленькие молоты. Ты намекаешь, что кираро будет звучать лучше, если между ними появятся эти твои гасители? — Кусочки сукна, например. Звук станет тише, глуше и благороднее. Прикажи сделать это, и я покажу, на что способна кираро. — Ну что ж, — сказала она. — В приказаниях нет нужды, я сделаю сама. И немедленно. И она подняла руки и повела ими в сторону кираро без своей обычной резкости. Ракушка, всё ещё дребезжащая от музицирования Милиса, вдруг умолкла. — Теперь иди и покажи мне, — сказала Виолента. — Господин Милис, уступи ему. И поскольку грузный и пьяный господин Милис не спешил, она прикрикнула: — Побыстрее, не зли меня!