Взрослый

      На следующее утро Эрен, как примерный ребёнок, идёт в школу. Честно отсиживает первый урок, прилежно конспектируя материал аккуратным почерком. На перемене к нему подходят Армин и Микаса, интересуются, всё ли у него в порядке.       — Да, — безжизненно.       — Напомни, о чем нам рассказывали целых сорок минут? — спрашивает Микаса, рассчитывая подловить лжеца.       Эрен предсказуемо не отвечает. Его друзья молча переглядываются, затем Армин, без лишних вопросов, обнимает парня. Чувствуя поддержку, Йегер сидел бы так вечно, но звенит звонок на урок.       Шадис. Это даже смешно, что глядя на ненавистного учителя по физике, Эрен вспоминает о Леви. О его руках и губах, о счастливых моментах, которые никогда больше не повторятся. И хочется плакать, потому что он сам, придурок, виноват.       Парень чувствует, как к горлу подступает тошнота.       — Мне плохо. Можно выйти? — не дожидаясь ответа, сгребает вещи в рюкзак. По пути к двери ловит несколько недоуменных и сочувствующих взглядов, и тихий вопрос одноклассницы:       — Кто-то умер?       Приглушенный захлопнутой дверью грохот стульев и не терпящее возражений:       — Я присмотрю за ним.       Жан действительно провожает парня до туалета, где Йегер, выкрутив кран на максимум и засунув голову под холодную воду, пытается прийти в себя. Какое-то время одноклассник терпеливо ждёт, потом все-таки не выдерживает:       — Если ты решил здесь утопиться, попробуй заткнуть слив. Хотя как по мне, не самая удачная идея, ведь твой труп будет похож на размокшую сосиску, — тянет насмешливо. — Да и место можно найти получше.       Йегер слишком устал, чтобы реагировать на такие глупости. Он смотрит в отражение, пытаясь обрести поддержку в самом себе. Провальная идея. Мальчик из зеркала потерян и напуган утратой самого важного в своей жизни.       — У тебя запор?       Йегер чувствует, как непреходящая со вчерашнего вечера головная боль, такая же тупая, как шутки Жана, усиливается.       — Серьезно, у тебя такое лицо, как будто вот-вот…       — Заткнись, — не желая слышать продолжения.       — Фух, — показушно выдыхает Жан. — Не все потеряно, дружок, так и думал, что шутки про какашки расшевелят тебя. Ты заметил? — округлив глаза, делится внезапным открытием:       — Туалетный юмор где?..       — Придурок, — сквозь стиснутые зубы, массируя виски и пытаясь удержать пульсирующий мозг в черепной коробке.       — Мы давным-давно не пара, так что я не желаю слышать твои недовольные комментарии касательно моих умственных способностей, — фыркнул парень.       — Жан, я очень устал, и обсуждать это снова…       — Арм… Блондинке своей заливай, — перебил недовольно. — Я слишком хорошо знаю твою рожу, и отлично помню тот трёхдневный др Энни, чертов марафон без сна… Окей, погорячился. Хуёво помню. Но вот что я тебе скажу, мой маленький, — проникновенно. — Уродливый, умственно неполноценный цыплёнок… На твоем лице отпечатки историй Паланика*. Ты что, не знаешь, что это автор для аудитории возраста восемнадцать плюс? Нет!.. Погоди, это Уэлш? Да, точно, его «Дерьмо», — бегающий взгляд, наконец, попадает в сети открытого, оба на секунду теряются в эмоциях друг друга, но Кирштайн собирается с мыслями. — О чём это я? Ах, да. О твоем ебале.       — Не утруждайся, я тебя понял, — развернувшись на выход.       — От нифига! — не отставая. — Если бы понял, открыл бы варежку. Блядь! — споткнувшись о порог. — Йегер, если ты загоняешься по поводу незапланированного каминг-аута, просто забей, всем реально пофиг.       — Что? Откуда ты?..       — Э… Так все знают, Шадис же вчера и к слову и не к месту трепался. Так, стоять. В чём тогда… — замерев на месте с открытым ртом:       — О. Твои родоки.       — Да пошли они все, — в сердцах дёрнул ветровку с крючка, аж петелька порвалась.       Натянув свою верхнюю одежду, Жан скопировал позу Шерлока.       — Последняя попытка. Твоя мать своей истерикой зацепила твоего парня, и тот тебя бросил? — внимательный парень заметил, как вздрогнули чужие плечи. — Да, точно. Значит, вот как выглядит ебало брошенного Йегера! Ну, и как это было?       По ощущениям Эрена, плохо подготовленный маньяк пытается добить его ржавым и тупым тесаком. Сдаваясь, парень в двух словах описывает вчерашний вечер.       Несколькими последующими репликами Жан всё-таки втыкает железяку под ребра, чтобы провернуть её несколько раз. Потом решительно хватает жертву за руку и тащит на выход из школы.       — Куда?.. — слабо сопротивляясь.       — А ты, блядь, догадайся! Где, говоришь, он живет? — Жан упрямо прётся вперед, понятия не имея, выбрал ли он верное направление или нет, волоча за собой Йегера, который едва переставляет ноги только чтобы не пропахать носом асфальт.       — Не думаю…       — Вот и правильно, — не оборачиваясь и не сбавляя шага. — У тебя фигово получается.       Несколько метров они молчат, а потом Кирштайн вдруг загадочно и как-то жеманно смеется, оборачивается, состроив коварно-соблазнительную и таинственную гримасу.       — Хочешь, расскажу, о чём ты думаешь? — практически пропев голосом пародийной гадалки. Не дожидаясь ответа:       — Тебе кажется, что произошло нечто ужасное и непоправимое. Но, гуес ват? — Эрена передёргивает от извращенного Лошадиной мордой до неузнаваемости «знаешь что». Уже спокойным тоном Жан продолжает:       — Имхо, не случилось ничего, — адекватности парня хватило ненадолго, уже в следующем предложении он скатывается в кривляния. — Кроме идиотского недоразумения, а? — Кирштайн бросает взгляд на своего протеже, пытаясь оценить ситуацию. Там без изменений. — Повторяю ещё раз для альтернативно одаренных умственными способностями, — всё-таки остановившись, притянул Эрена ближе, тихо и вкрадчиво продолжил:       — Ещё никто никого не бросил, балда.       До Йегера, оглушенного болью потери, мысль Жана доходит не сразу. Парню приходится буквально разжёвывать очевидные вещи вроде тех, что Эрен не знает точные формулировки ответов Леви. Когда доставала, наконец, видит искру понимания в глазах напротив, он облегченно выдыхает, и тянет ехидно:       — Ну, ты и хлебушек.       Эрен медленно приходит в себя, и мир вокруг обретает краски, правда, серые и промозглые. Только сейчас он замечает мелкий холодный дождь и тепло руки Жана.       — Ты, правда, так считаешь? — с надеждой.       — Конечно. Я всегда говорил, что ты не очень умный.       — Я о том, что не всё потеряно, — уточняет с заметным раздражением.       Жан молчит. Это так на него не похоже, что Эрен начинает волноваться, уж не обиделся ли парень. Тот сжимает руку крепче, прочищает горло.       — Помнишь, когда Марко сбила машина? — спрашивает Кирштайн непривычно серьезно. — Я… Его тело на простынях… Я когда его увидел в том ужасном состоянии, подумал, всё. Конец. У меня блин, не то, что руки, всё, что могло, опустилось и не поднималось, — постепенно оживляясь. — А ты? Ты просто взял, и начал действовать. Влезал повсюду со своим дерьмом, простите, благотворительными акциями… Сколько на первой заработал? Помню только, что цифра была до смешного мелкой, прямо как твой член. И… Черт! Я тогда понял, что нифига ещё не потеряно! И ты только посмотри на Марко! Бегает же! Хромоножкой, правда, но бегает! Тем более что нам с ним это ну ваще никак не мешает, если ты понимаешь, о чём я, — чуть замечтавшись. — Бля… О чём я? Ах, да. Если вы ещё оба живы, и если хоть один из вас пытается что-то делать, или его друг, как в нашем с тобой случае, так вот, не всё, блин, потеряно! — Жан берёт паузу, чтобы перевести дух. Заметив очередной подавленный взгляд, продолжает:       — Слушай своего замечательного наставника, и радуйся, что у вас недоразумение, а не реальная проблема, — издевательски-доверительно. — Сенсей отлично понимает, что ты чувствуешь. Помнится, много зим назад Микаса отказала мне…       — Это же в начальной школе было? — недоуменно.       — Да, но тогда мне казалось, что жизнь смысла не имеет! Было так больно…       Эрен фыркает. Перехватывает руку поудобнее и ведет Жана к Аккерману.