Хабиб – Тополиный пух
тополиный пух, жара, июль.
ночи такие звездные!ты пойми, что первый поцелуй…
целуй!целуй!
тополиный пух, жара, июль.
ветер уносит в небо.только ты не веришь никому – ждешь ты только снега, снега, снега…
Она не запала на Фреда Уизли. Не запала она на него, слышите? Кто угодно, только не она. Гермиона Джин Грейнджер просто не могла так сглупить! Это все пунш. Дурацкий пунш и дурацкая вечеринка. Она поддалась атмосфере, подпустила этого шута слишком близко и обожглась. Урок усвоен, и его повторения она не допустит. Она запала на Фреда Уизли… Глупость какая! Лучшая ученица школы и ее главный разгильдяй, нарушитель правил и самый бессовестный наглец. Да никогда такого не будет. Нет… Нет! Кроме того, она не в его вкусе, не так ли? Фред сам об этом упоминал неоднократно. Например, в тот вечер, когда они заключили договор и Гермиона как-то неправильно высказалась, в ответ на что мгновенно получила заверение, что «в этом плане» она ни одного из своих новых учителей не интересует. Или в ванной для старост, когда близнецы уговаривали ее примерить купленное белье. Фред сказал, что им этот процесс тоже удовольствия не доставляет. То есть ее вид в одном нижнем белье ему удовольствия не доставляет. Поскольку, как он уже сказал, Грейнджер не в его вкусе. И это хорошо. Он тоже не в ее вкусе. Абсолютно не в ее вкусе. Ей, вообще-то, нравятся парни пониже. Те, ради которых не требуется задирать голову, чтобы что-то сказать. «Разве? А против роста Дэни Хармона ты, кажется, ничего не имела», – снова вмешивается в ее мысленный монолог внутренний голос. И он прав. Как бы прискорбно это ни звучало. Гермиона и впрямь была впечатлена тем, как мужественно Дэни возвышался над ней. На его фоне она ощущала себя маленькой и хрупкой, и это было довольно приятно. Хорошо. В таком случае ей не нравятся рыжие. «И снова мимо. Рон рыжий. Но это не помешало тебе сохнуть по нему почти два года». Тогда… Ей не нравятся клоуны, которые ко всему вокруг относятся несерьезно! Посмотрим, что ты на это скажешь. К счастью, в этот раз внутренний голос отказывается комментировать ее заявление, и Гермиона расценивает это молчание как собственную победу. Ха! – Мерлин, Гермиона! – доносится из-за двери голос Парвати. – Если ты прямо сейчас не выйдешь из ванной, клянусь, я применю к двери взрывное заклятие! А вот это уже не шутки. Кажется, она и впрямь так увлеклась своими размышлениями по поводу того, почему ей ни при каких условиях не может понравиться один из братьев Рона, что совсем забыла о времени. – Прости, Парвати, я… – на ходу пытаясь выдумать несуществующее оправдание своей оплошности, Гермиона едва успевает покинуть ванную, как соседка демонстративно закатывает глаза и перебивает ее на полуслове. – Ну, наконец-то… И это именно то, что так выгодно отличает Парвати от Лаванды. Плевать ей, что ты там делала, Грейнджер. Главное, что теперь ванная свободна и она может ею воспользоваться. Все остальное – не ее проблемы. Как только дверь за ней снова закрывается, Гермиона насильно заставляет себя выкинуть из головы все то, о чем она думала минутой ранее, и сосредоточиться на более важных вещах. А именно на первом собрании кружка по Защите от темных искусств, куда она непременно опоздает, если прямо сейчас не начнет собираться. Сегодня. Вот он – тот день, который покажет, был ли прошедший месяц потрачен впустую. Удалось ли ей заинтересовать своим предложением других студентов? Сколько человек придет? Появится ли на собрании Фред? «Так, стоп! Ты что, опять за свое? Решили ведь, что тебе это не нужно…» И все же, оказавшись в Кабаньей голове в компании Гарри и Рона, Гермиона то и дело с надеждой переводит взгляд на дверь. И каждый раз мысленно одергивает себя. Это неправильно. Она ведет себя нелогично. Сейчас ее должно волновать совсем другое. Она столько сил и времени вложила в свою идею, столько раз рисковала, пока под носом у вездесущей Амбридж вербовала потенциальных участников, что, даже если этот прохвост Уизли не придет, это не должно пошатнуть ее уверенности. С каких пор вообще для нее стало столь важным их с Джорджем мнение? Ответ, разумеется, лежит на поверхности, сколько бы Гермиона его ни игнорировала. Она может и дальше воротить нос от этой маленькой суровой правды, убеждать себя в том, что Фред ей ни капельки не нравится и даже преуспеть в этом, но штука в том, что с некоторых пор одобрение близнецов стало для нее весомым фактором. Способным заставить усомниться в своих поступках и действиях. Это зависимость. Та самая зависимость, которая, вопреки голосу разума, не дает ей мыслить здраво и вынуждает из раза в раз оборачиваться на звук шагов за дверью грязного трактира. Они должны прийти. Иначе и быть не может. Они просто не могут ее не поддержать. Волнение оказывается напрасным. В какой-то момент тяжелая скрипучая дверь распахивается, являя взору еще недавно беседовавших между собой друзей целую толпу. Толпу, в которой Гермиона с замиранием сердца выхватывает глазами две взъерошенные рыжие макушки. Они пришли. Конечно, они пришли… Стоит отметить, что собрание проходит даже лучше, чем она ожидала. Еще в самом начале, заказав для всех сливочное пиво, Фред заговорщически подмигивает старосте, чтобы приободрить, и это работает. Окинув взглядом лица собравшихся, Гермиона вдруг осознает, что у нее действительно получилось. Она выполнила свою задачу, и теперь все зависит от Гарри. Ей остается лишь поддержать его, а со всем остальным они разберутся позже. Она справилась. Она действительно справилась. А еще… Она была права. Ей совсем не нравится Фред. Эта мысль вызывает облегчение, стоит Гермионе лишь впустить ее в свою голову. Внезапно то, что произошло между ней с братом Рона вчера, остается в этом самом вчера, и это не может не радовать. Похоже, во всем и правда был виноват пунш. Он и то, что в последнее время Гермиона просто зациклилась на уроках, которые преподавали ей близнецы. Вот эта зацикленность и сыграла с ней злую шутку, заставив подумать, что она увлеклась одним из своих так называемых учителей. А на самом деле это не так. И сердце Гермионы совсем не сжимается при виде того, как даже во время серьезного собрания Кэти Белл то и дело льнет к своему парню. Все правильно. Так и должно быть. Они ведь встречаются. И Гермиону это ни капельки не колышет. Они друзья. Она, Фред и Джордж. Пусть и в тайне ото всех, но они друзья. И так оно и должно оставаться. Не стоит приписывать этой дружбе чувства, которых нет. Гермиона ведь не Лаванда, которая в каждом проявлении дружеской симпатии видит скрытый подтекст. Фред и Джордж затыкают Захарию, когда тот в очередной раз нелестно высказывается в адрес Гарри. И делают это они не потому, что кто-то из них имеет на нее, Грейнджер, виды. А потому что они – Фред и Джордж. Смелые, хоть и не самые ответственные, ребята, готовые заступиться за своих друзей. Одним из которых является она сама… Собрание заканчивается на весьма хорошей ноте, после того как все собравшиеся вносят свои имена в заранее заготовленный гриффиндорской старостой пергамент. – Классно танцуешь, Гермиона, – словно невзначай подмечает Дин Томас, откладывая перо и улыбаясь той самой улыбкой, которую многие девчонки мечтают увидеть от мальчика в свой адрес. Он делает ей комплимент. Просто так, ничего не прося взамен. И это приятно. Где-то на заднем плане довольно лыбятся близнецы, от чьего слуха, разумеется, не укрылся случайный комментарий. Их старания наконец-то начали приносить плоды, так что наслаждайся, Грейнджер. Ты ведь именно этого хотела. – Спасибо, – смущенно Гермиона улыбается, лишь когда Дин отходит в сторону осознавая, голова ее слегка наклонена вбок. А значит, она только что флиртовала с Дином Томасом… *** Учебная неделя выдается насыщенной. Отложив на время все мысли, связанные с близнецами и их тайным уговором, Гермиона с головой погружается в дела. Денно и нощно она продумывает все детали: ищет все новые и новые лазейки в декретах об образовании, способные обезопасить их в случае, если объединение раскроют, перебирает и один за одним отметает все известные ей места, где можно было бы проводить занятия, и, кажется, наконец-то находит способ, как участники могли бы поддерживать и связь и узнавать о новых занятиях, не рискуя попасться Амбридж. Протеевы чары. Ну, конечно! И почему она сразу об этом не подумала? К сожалению, на деле все оказывается не так просто, как хотелось бы. Подобного рода заклинания являются волшебством на уровне ЖАБА, и, хоть Гермиону многие и считают умнейшей ведьмой столетия, ей приходится проводить в библиотеке едва ли не каждую свободную минуту, чтобы разобраться в том, как это работает. Не говоря уже о том, что, в отличие от Пожирателей, чьи Черные метки и натолкнули ее на данную идею, Гермиона не готова пожертвовать ни своей, ни чьей-либо еще кожей. Должен быть другой выход. Более гуманный. – Одинаковые кольца, – вносит свое предложение Лаванда в четверг вечером, устроившись на кровати с кучей косметики, которой им с Парвати разрешила в любое время пользоваться Гермиона. По правде говоря, последняя уже успела пожалеть, что рассказала соседкам о своей задумке. Не поймите неправильно, она ценит их желание помочь, но пока ни одно их предложение не было ею одобрено, и тем не менее Лаванда упорно продолжает накидывать самые разнообразные варианты, временами сбивая Гермиону с той или иной верной мысли. «И все же это лучше, чем если бы они, как и раньше, игнорировали твое существование». Снова проснувшийся внутренний голос вынуждает старосту вздохнуть. Это правда. Пусть Лаванда и Парвати ей вовсе и не подруги, но сейчас у них некое перемирие, и в глубине души Гермионе оно действительно нравится. Ведь до начала этого учебного года их отношения даже приятельскими назвать язык не поворачивался. Соседки просто не замечали ее, и порой это задевало. Они шептались у нее за спиной и резко замолкали, стоило Гермионе обернуться или поднять на них глаза, никогда ничем не делились и вообще предпочитали держаться от «геройской выскочки» подальше. Вдобавок Лаванда ревновала Рона к соседке по комнате, и все это… Утомляло. Казалось, даже в собственной комнате Гермионе не находилось места. И все четыре года она жила с этим, боясь попытаться хоть что-то изменить. Теперь же их отношения перешли на новый уровень. Узнав, что у Гермионы нет никаких видов на Рона, Лаванда смягчилась. У них появились общие интересы в виде косметики, деталей происхождения которой Грейнджер так и не раскрыла, и тайных занятий кружка. Так что с некоторых пор Гермиона больше не ощущает себя несчастной, возвращаясь в спальню и находя своих соседок там. Возможно, им следовало решить все свои проблемы намного раньше. – Это слишком заметно, – и все же Гермионе в очередной раз приходится отказаться от предложения Лаванды. – Думаешь, никто не заподозрит неладного, если в один день толпа студентов, включая парней, заявится на занятия с одинаковыми кольцами? – Тогда медальоны, – ничуть не оскорбленная отказом, Лаванда пожимает плечами и тут же предлагает другой вариант. – Их можно носить под одеждой, никто и не заметит. – Ага, – на сей раз в разговор вмешивается Парвати. – И на первой же тренировке по квиддичу кто-нибудь из команды этот медальон потеряет. Гермионе остается лишь благодарно улыбнуться Парвати, которая только что спасла ее от еще одного объяснения отказа, на что соседка лишь небрежно кивает: «Должна будешь, Грейнджер». После чего все трое возвращаются к своим прерванным делам… В общем, как уже говорилось ранее, неделя у гриффиндорской старосты выдается более чем продуктивная. Занятая подготовкой к первому занятию, Гермиона едва не упускает момент, когда Гарри, сам того не ожидая, решает вопрос с местом собраний, и это подстегивает еще больше. Не особо размышляя над тем, что она делает, в свободное от учебы и необходимости носить школьную форму Гермиона постепенно обновляет свой подаренный Аннабет гардероб и даже не замечает того, как временами на нее, спешащую в библиотеку, засматриваются парни с других факультетов. В том числе и старшекурсники. Ежедневный макияж вдруг перестает быть чем-то новым и наносится уже по привычке, навыки в укладке волос повышаются, а красивое белье, приобретенное под руководством близнецов, все чаще мелькает под одеждой. Забавно, как быстро эта часть ее жизни становится чем-то само собой разумеющимся. – У тебя свитер сполз, – хитро комментирует Джинни, поправляя край вязанной вещицы у подруги на плече, пока пятничным вечером они ужинают в Большом зале. И лишь после ее слов Гермиона вдруг задумывается над тем, что не помнит, как она надела этот свитер и почему в вырезе виднеется краешек того самого комплекта, который еще пару недель назад она зареклась никогда и ни за что не носить. – Хорошо выглядишь, Гермиона, – неуклюже подмигнув, какой-то пуффендуец, проходивший мимо, привлекает ее внимание. А уже в следующую секунду взгляд сам собой переключается на шумную компанию, восседающую за столом неподалеку от того места, где сидит она сама. Словно почувствовав, что на них смотрят, не кто иной как Фред Уизли отвлекается от веселой болтовни с друзьями и одаривает озадаченную подружку младшего брата ответным взглядом: «Помнится, ты упрекала нас в том, что мы о тебе забыли, а теперь сама целую неделю не обращаешь на нас внимания», – вот что говорит его хитрый прищур, после чего Уизли вновь возвращается к разговору с Джорджем и Ли, и вскоре до слуха Гермионы доносится заливистый смех окруживших этих троих девчонок. Кэти, Анджелины и Алисии… Пожалуй, вы опять могли подумать, что Гермиона ревнует, наблюдая за тем, как хорошо проводят время ее горе-учителя в компании своих подружек. Но это не так. Их вид вызывает в ней совсем другие мысли. Неужели их уроки и вся эта затея, которая изначально попахивала провалом, начала окупаться? И как так вышло, что она этого не заметила? На ней снова одежда Аннабет и красивое белье, о котором никто, кроме нее, не знает. Ее волосы спадают на плечи аккуратными каштановыми волнами, а на губах ощущается привкус идеально подобранной под ее цвет кожи помады. И, несмотря на все это, она не ощущает себя какой-то другой Гермионой, новой Гермионой. Она все та же. И ей комфортно в этом образе. «К дурному быстро привыкаешь», – фыркает в голове первокурсница, которая никогда бы так не вырядилась ради обыкновенного ужина, и вообще ей на свою более взрослую версию смотреть противно. А вот самой Гермионе совсем не противно. Да и что в этом такого? Ей шестнадцать. По волшебным меркам уже через год она достигнет своего совершеннолетия. Так что она имеет полное право носить то, что она хочет, и выглядеть так, как она хочет. Учитывая, что никому никакого вреда это не приносит. «Ну-ну. Смотри не превратись в одну из этих кукол, у которых вместо мозгов – консилер». Решив не отвечать внутренней «я», Гермиона внезапно чувствует себя не в своей тарелке. Ей вдруг кажется, что все вокруг смотрят только на нее, и этот маленький приступ паники вынуждает ее поспешно подхватить свои книги и вскочить из-за стола. – Мне нужно в библиотеку, – не дожидаясь вопроса друзей, она тут же выпаливает и уже собирается сделать шаг в сторону выхода, когда резкое столкновение с чем-то большим, горячим и пахнущим дорогим мужским парфюмом выбивает почву из-под ног. Взвизгнув от неожиданности, Гермиона слышит, как падают на пол ее учебники и ждет, что вот сейчас на полу окажется и она сама. Но этого почему-то не происходит. – Красивая подвеска, – доносится откуда-то сверху знакомый голос, вынуждая открыть глаза, которые она зажмурила, готовясь к падению. Наваждение проходит так же внезапно, как и началось. Ей больше не кажется, что окружающие пялятся на нее, и одиннадцатилетняя растрепанная первокурсница в ее голове больше не подает голос, пытаясь подорвать ее уверенность. Вот только проблемы на этом не заканчиваются, потому что настоящая Гермиона, взрослая Гермиона наконец осознает, что практически лежит в объятиях того самого Кормака Маклаггена, чье внимание так пугало и напрягало ее на протяжении нескольких недель. – Гермиона, с тобой все в порядке? – привстав из-за стола, Рональд выглядит так, словно готов лично вырвать подругу из лап старшекурсника, если та его об этом попросит. Джинни же тем временем многозначительно опускает глаза и прячет улыбку в вороте вязанной кофты. – Да… – спеша отпрянуть от своего спасителя, Гермиона заверяет друга, а заодно и всех остальных. – Да, все хорошо. Прости, Кормак, я тебя не заметила. – А вот он тебя явно заметил. И уже давно, – заговорщически шепчет Джинни, все еще не поднимая глаз, в то время как Гермиона присаживается, чтобы собрать с пола свои учебники. К ее удивлению, Кормак делает то же самое. – Я же сказала, все в порядке. Ты можешь идти, Кормак, – все еще немного раздраженно Гермиона намекает на то, что помощь ей не нужна. Она сама виновата. Вот к чему приводят невнимательность и болтовня с самой собой. Хорошо еще, что тем, в кого она так живописно врезалась, оказался Кормак, а не Драко. Иначе ее бы уже выставили на всеобщее посмешище. Однако старшекурсник по-прежнему не спешит уходить: – Расслабься, Грейнджер, – быстро подобрав все учебники, последний он практически вырывает у Гермионы из рук, прежде чем выпрямиться в полный рост. – Эти руки созданы для того, чтобы носить тяжести. С этими словами Кормак расплывается в улыбке, а затем окидывает предупреждающим взглядом Рона, так и застывшего на полпути к месту, на котором он сидел. – Я тебя провожу. Фраза произносится таким тоном, что возражать и препираться Гермиона не рискует. Вместо этого она кивает друзьям, давая понять, что не стоит за нее волноваться, и, не совсем понимая, что от нее требуется дальше, следует по проходу за Кормаком, успевшим уже отойти на приличное расстояние. Где-то за ее спиной скептично переглядываются между собой близнецы, и если Джордж мгновенно теряет интерес к увиденному, то Фред провожает глазами этих двоих до самого выхода из Большого зала. – О чем задумался? – вскоре отвлекает его Кэти, после чего старший из близнецов, уже не такой веселый, снова вливается в беседу. Гермиона же тем временем шагает по коридорам за Кормаком, уверенно направляющимся в библиотеку. – Это было совсем не обязательно, – не зная, как завести разговор и стоит ли вообще его заводить, она говорит первое, что приходит на ум, и тут же получает в ответ самодовольную ухмылку. – Я знаю, – вот так заявление. – Но признайся, Грейнджер, тебе ведь приятно, что такой красавчик, как я, вызвался тебя проводить. От подобной неприкрытой наглости Гермиона едва не спотыкается. А она еще близнецов нахалами считала! Да на фоне этого напыщенного гуся эти двое просто ангелы во плоти! – Конечно, Кормак, – следует за его высказыванием ее язвительный ответ, однако Маклагген, похоже, понятия не имеет, что такое сарказм. – И ты не откажешься, если в воскресенье я приглашу тебя пойти со мной в Хогсмид. Это даже не вопрос. Утверждение. В котором Кормак ни на секунду не сомневается. Гермиона уже почти набирает воздух, чтобы развеять его ошибочное убеждение, когда старшекурсник резко тормозит у входа в библиотеку и быстро оглядывается по сторонам. Коридор оказывается пуст. – Я хочу с вами, Грейнджер. Сбитая с толку, застигнутая врасплох, Гермиона не сразу понимает, о чем он говорит, и потому лишь удивленно хлопает глазами, вместо того чтобы уже давно послать самопровозглашенного короля школы куда подальше. – Я знаю, что вы собрали целый кружок, и в курсе, что вы были в Кабаньей голове. Я тоже хотел туда прийти, но не смог из-за тренировки, – пользуясь ее молчанием, Кормак продолжает. – И я хочу с вами. – Не понимаю, о чем ты, – наконец сообразив, что к чему, Гермиона улыбается и пытается обогнуть собеседника, но тот не позволяет ей этого сделать, загораживая проход в библиотеку. – Ой, да брось. Все ты понимаешь, не строй из себя недотрогу. Сказать, что Гермионе это не нравится, – ничего не сказать. Да у нее кулаки так и чешутся съездить по этой наглой физиономии. Вот только до Кормака, кажется, наконец доходит, что такая тактика с ней не сработает, и потому улыбка внезапно сползает с его лица. Секунды тянутся мучительно медленно. Тик. Так. Тик. – Я хочу научиться защищаться, Грейнджер. Так. – Я, может, и не такой умный, как ты, но даже я заметил, что на уроках по Защите нас ничему не учат. Тик. – Поэтому я хочу с вами. По мере того, как он говорит, как внимательно и серьезно вглядываются в ее лицо его глаза, злость внутри Гермионы постепенно стихает. В это мгновение ей даже начинает казаться, что Кормак – не такой уж болван, каким пытается казаться окружающим. «Ну, так пойди с ним в Хогсмид», – снова язвит в голове возмущенная первокурсница. «Нет!» – тут же Гермиона ее осаждает. – Хорошо… – и все же отказать Маклаггену, как она планировала сделать изначально, Гермиона уже не может. Не тогда, когда он стоит перед ней с полными мольбы глазами и ждет ее ответа. – Я сообщу тебе, как только что-то станет известно. С этими словами она протягивает руки, чтобы забрать у своего спутника книги. Но то, что происходит дальше, выбивает ее из колеи окончательно. – Спасибо. Я знал, что ты мне не откажешь, – расплывается Кормак в своей самодовольной улыбке, а затем, без малейшего предупреждения, на ее щеку обрушивается его влажный поцелуй. Растерянная, Гермиона даже не замечает, как стопка книг оказывается у нее в руках, а курчавое недоразумение скрывается за поворотом. «Молодец», – ядовито хвалит ее лохматая первокурсница. *** – Как погуляла с Кормаком? – это первая фраза, которую Гермиона слышит, вернувшись в гостиную факультета. Рон сидит в кресле с недовольным лицом, и по одному его виду не сложно догадаться, что он ждал ее возвращения. Слава Мерлину, в комнате они оказывается не одни. Впрочем, в прошлый раз это не помешало Рону закатить скандал. В Трех метлах. На ее день Рождения. Однако в этот раз Гермиона решает действовать умнее. Пробежавшись взглядом по лицам присутствующих, среди которых она находит Гарри, Джинни, а еще близнецов и всю их компанию, она лишь небрежно пожимает плечами и откладывает в сторону новую кипу книг. – Хорошо, – о, как же равнодушно звучит ее голос! – Он попросил меня позволить ему присоединиться к нашим занятиям. И я дала добро. – Ты что сделала?! – теперь уже не Рон, а Джинни в изумлении распахивает глаза. – Он же идиот и первым делом нас раскроет, – поддакивает Джордж, хотя его эта новость впечатляет значительно меньше, чем если бы Грейнджер рассказала всю правду. Что тут скрывать, он ожидал пикантных подробностей, а тут… Ску-ко-ти-ща! – Но мы ведь обещали взять всех, кто захочет, – резонно Гермиона напоминает, неожиданно для себя замечая, что, в отличие от своего близнеца, уже потерявшего к происходящему былой интерес, Фред продолжает сверлить ее недоверчивым взглядом. – Судя по тому, что сказал мне Кормак, – решив не заострять на этом внимания, Грейнджер продолжает, – он прекрасно знает о рисках, которые представляет участие в незаконной студенческой деятельности, и его это не останавливает. Разумеется, сперва я заставлю его внести себя в список, прежде чем приглашать на собрание вместе с остальными. Но, прошу заметить, если бы мы при выборе потенциальных участников ориентировались на их умственные способности, многие из тех, кого мы уже взяли, не попали бы в список. – Ну, спасибо, – громко хохотнув, Джордж спешит разрядить обстановку. – Я всегда знал, что ты нас недолюбливаешь, Гермиона, но чтобы так открыто об этом заявлять… К счастью, сказанного оказывается достаточно, чтобы после шутки Джорджа большинство собравшихся вернулось к своим прерванным ее появлением занятиям. Покачав головой, Джинни снова опускает взгляд в книгу у себя на коленях, Фред больше не смотрит в ее сторону, удобно устроившись на диване в объятиях Кэти, Рон обиженно отворачивается, и лишь Гарри, всегда чересчур проницательный Гарри, продолжает изучать подругу вопросительным взглядом из-под очков. – Ты уверена, что Кормаку можно доверять? – спустя несколько минут, когда Гермиона устраивается на ковре рядом с ним с учебником, шепотом он уточняет. И это как раз тот момент и как раз тот человек, которому она решает открыться. – Нет, Гарри, – выходит честно. Даже честнее, чем она планировала. – Но я уверена в нас. И в том, что никакой Кормак не помешает нам свершить задуманное. Но, согласись, – упорно делая вид, что читает, Гермиона вздергивает брови, – если он что-то знает, будет лучше, если мы будем держать его при себе. И на этом их разговор заканчивается. Обдумав ее слова, Гарри больше ничего не отвечает и просто возвращается к домашнему заданию по Зельеварению, а самой Гермионе остается лишь надеяться, что она поступила правильно. И что ее действия не приведут к нежелательным последствиям. *** Джордж напряжен. Его глаза сосредоточены на ее губах, а рыжие брови сведены к переносице, из-за чего Гермиона ощущает себя крайне неуютно, когда горячее дыхание младшего из близнецов опаляет ее лицо. Три. Два. Один. – Я не могу. Внезапное заявление заставляет гриффиндорку вздохнуть с облегчением, в то время как сам Джордж отшатывается и закинув руки за голову начинает нервно расхаживать по комнате. – Простите, но это уже чересчур. Если Анджелина узнает, она меня на всю жизнь без потомства оставит! Пожалуй, именно здесь нам следует сделать отступление и пояснить, что же все-таки происходит. Но все по порядку. На следующий день после разговора с Гарри Гермиона, как и обещала, организовала им троим встречу с Кормаком в библиотеке, в ходе которой последний почти слово в слово повторил свою вчерашнюю речь, а затем, без малейших пререкательств, внес свое имя в список участников их тайного объединения. Собрание было назначено на вечер, так что весь оставшийся день Гермиона потратила на подготовку, пока за ужином в ее тарелке случайно не обнаружилась очередная записка. «Ты же не против задержаться в Выручай-комнате после занятия?» – вопрошал знакомый неряшливый почерк, и означать это могло лишь одно. Их договор все еще в силе. Пришло время очередного урока. Честно говоря, на секунду Гермиона подумала, что, возможно, ей стоит отказаться. Прошлым вечером перед сном она долго размышляла о том, нужно ли им троим вообще продолжать то, чем они тайно занимаются за спинами у друзей. Все просто. Сама того не заметив, Гермиона уже многое усвоила из того, что рассказали ей близнецы. На нее стали обращать внимание, непривлекательная зубрилка осталась в прошлом, и в целом, она добилась того, чего хотела. Она доказала всем вокруг и себе самой, что может нравиться парням. Разве не в этом был весь смысл? И ведь ей даже не обязательно останавливаться на достигнутом, вовсе нет. Зная основы, она может продолжить свое обучение самостоятельно. Просто не нужно снова запускать данный вопрос. Кроме того, теперь у нее есть Лаванда и Парвати, которые подскажут, если ей понадобится помощь или совет. Только вот все эти рассуждения на ночь глядя так и не пришли к логичному завершению. Они остались лишь домыслами, не имевшими никакой связи с реальностью. С тщательно скомканной в руке под столом запиской Гермионе хватило одного единственного взгляда на братьев Рона, чтобы в очередной раз увериться в том, что разрывать их договор она не хочет. Она не готова их потерять. А это непременно произойдет, стоит им разорвать договор. И у Фреда, и у Джорджа есть девушки. Глупо рассчитывать на то, что они продолжат уделять гриффиндорской старосте так же много времени, как раньше, не имея на то причины в виде ее невмешательства в их так называемый бизнес. Глупо и наивно… Но вернемся к нашей предыстории. Поднявшись с друзьями в башню, Гермиона чуть дольше обычного провела перед зеркалом, дабы удостовериться, что ее внешний вид соответствует не только ее собственным требованиям, но и требованиям тех, с кем ей предстояло встретиться сегодня после собрания. Волосы были уложены заново, чтобы ни один волосок не выбивался из прически, простоватый кремовый свитер сменился на белый, с глубоким вырезом, который так приглянулся… Впрочем, неважно. Дополнила образ темно-зеленая замшевая юбка на шнуровке, своей длиной несколько нарушающая школьные правила, если только поверх нее не накинуть школьную мантию со значком старосты факультета, что Гермиона и сделала. Уже в таком виде она вместе с Гарри и Роном отправилась в Выручай-комнату, где их ждало первое занятие Отряда Дамблдора. И, за исключением незначительных деталей, прошло оно на ура. Если поначалу Гермиона и волновалась, то уже к середине занятия все ее волнения были забыты. Из Гарри вышел прекрасный учитель. Ученики его слушались. Все шло как по маслу. Кормак, кстати, тоже там был. На собрании. И, надо сказать, он неплохо справлялся. Вот только Гермиона, которой вчера хватило несостоявшегося скандала с Роном, так ни разу к нему и не подошла. И нарочно выбирала для собственных попыток сотворить то или иное заклинание максимально далекий от Маклаггена угол. После того как Гарри объявил, что все они молодцы и на сегодня занятие окончено, Гермиона сообщила друзьям, что ей нужно задержаться в Выручай-комнате еще ненадолго. «Уверена? – поспешил усомниться в ее решении Рон. – Не боишься, что Жаба тебя в коридоре после отбоя поймает?» «Я оставлю тебе карту», – не желая спорить, предложил Гарри, и это показалось ей наилучшим выходом из ситуации. Дожидаясь, пока все студенты разойдутся, Гермиона заметила, что близнецов уже и след простыл. Однако не то чтобы ее это сильно смутило. Они придут. В этом она не сомневалась. Должно быть, пошли провожать своих девушек до башни. И она оказалось права. Близнецы объявились, едва Гермиона успела сложить в стопку подушки. Фред, как всегда, довольно улыбался, а вот Джордж, кажется, был чем-то озадачен. Чем именно – выяснилось буквально через минуту. «Прости… – поначалу не поверив собственным ушам, Гермиона усмехнулась и уже почти решила, что Фред ее разыгрывает. – Мне послышалось, или ты сказал, что сегодня мы будем упражняться в…» К сожалению, лицо Джорджа настойчиво твердило об обратном. Ей не показалось и не послышалось. И он, Джордж, если что, тоже от этого не в восторге. «Ты все верно услышала, Грейнджер, – словно в подтверждение ее догадки, Фред скрестил руки на груди, и взгляд его стал опасно-предвкушающим. – Тема нашего сегодняшнего урока – поцелуи». «Дайте угадаю, – все еще надеясь отшутиться, Гермиона скопировала его позу, и теперь они стояли друг напротив друга, будто отзеркаленные. – Вы притащили болотного упыря и теперь ждете, что я буду с ним целоваться». Собственное высказывание казалось ей чертовски смешным, вот только ни один из близнецов его не оценил. «И снова в точку, – вместо этого Фред подтвердил, прежде чем по-тренерски возложить ладони на напряженные плечи брата. – А вот и наш упырь…» Как оказалось, участь быть подопытным выпала Джорджу жребием. На его месте вполне мог оказаться сам Фред, но ему повезло. Повиснув в воздухе, это злосчастное "повезло" заставило Гермиону нахмуриться и вмиг растерять свой игривый настрой. «И вы правда ждете, что я соглашусь?» Все летело к чертям. Вся ее бравада рушилась на глазах. В эту секунду она была готова уйти. Повезло… Фреду по-вез-ло! А вот Джорджу не повезло. Бедный, несчастный Джордж! Ему же придется целоваться с заучкой Грейнджер! Как он это переживет?! Уверенно шагая к выходу, Гермиона уже готовилась к тому, что ближайшую ночь она проведет в слезах, когда кто-то из этих двоих перехватил ее за руку. Нет, то был не Фред. «Не слушай его Гермиона, – Джордж улыбался вымученно, но искренне. – Он сам еще будет локти кусать, когда поймет, кому из нас двоих повезло». Как это сработало, спросите вы? Почему, почему, почему она осталась и в очередной раз приняла их правила игры, хотя те явно переходили любые границы дозволенного? Чем руководствовалась, соглашаясь на эту заранее провальную затею? О чем, Мерлин всемогущий, о чем она только думала? Гермиона сама не знает. Ни на один из этих вопросов у нее нет ответа. В тот момент в ее голове билась лишь одна связная мысль: «Джордж прав. Фред будет кусать локти. Она заставит его это сделать, даже если ей придется целоваться с его братом». «Хорошо, – звучал ее ответ. Полный обиды и вызова, направленных на того из близнецов, который все это время продолжал просто стоять в стороне и наблюдать, как Джордж делает за него всю грязную работу. – Вы правы. Это ведь ничего не значит, да?» О, как хороша она была в своем маленьком спектакле! Какими правдоподобными интонациями сопровождалось каждое ее слово! И как же бездарно все рухнуло, стоило им перейти от слов к действиям! Бездарно, оглушительно-конфузно, но хотя бы не по ее вине. – Я не могу. Я не могу, – точно заведенный болванчик, Джордж продолжает нервно мерить комнату шагами и повторять одно и то же до тех пор, пока Гермиона не ловит его за руку, вынуждая замереть и снова посмотреть ей в глаза. – Прости, Гермиона. Дело вовсе не в тебе, просто я… – Влюблен в Анджелину, – выдавив из себя ободряющую улыбку, она сама заканчивает его мысль. – Все в порядке, Джордж. Я тоже считаю, что это была глупая затея. И это неправильно – целоваться с тем, кто тебе не нравится. Последнюю фразу она адресует уже не Джорджу. Слегка скосив голову, Гермиона нарочно произносит ее, глядя на Фреда. Однако тот лишь пренебрежительно морщится и усмехается: – Да кто вам такое сказал? Так и не добившись желаемого результата своими словами, Гермиона еще раз переводит взгляд на младшего из близнецов, прежде чем наконец отпустить его руку. Всем своим видом она пытается показать, что не обижена. Точнее обижена, еще как обижена, но не на него. А еще что, в отличие от Фреда, она уважает его желания и не собирается заставлять его с ней целоваться. – Раз такой умный, что же ты сам не вызвался заняться моими тренировками? – решив, что она и так слишком долго терпела, Гермиона решает высказаться. – Заставляешь Джорджа, а сам, небось, струсил? Испугался, что Кэти узнает и не захочет больше тебя видеть? В какой-то момент все происходящее даже начинает казаться ей забавным. Да вы только посмотрите на этого смельчака! Стоит и не знает, что ей ответить. На бумаге – Лев Толстой, а на деле… – И вообще… – губы трогает победная улыбка. Последние капли здравого рассудка угасают под влиянием азарта и оскорбленного самолюбия. – Кто тебе сказал, что я не умею целоваться? «Нет, нет, не говори этого! Что ты творишь?» – убивается в ее голове смущенная донельзя девочка-первокурсница. – Между прочим, если ты не знал, – тем временем Гермиона продолжает, – мы с Виктором целовались. И он остался более чем доволен. – Да ну? Правда? Окрыленная своей пламенной речью, Гермиона в упор не замечает, как медленно, но верно сокращается между ними с Фредом расстояние. Хотя сама она остается неподвижной. Пелена обиды, желание доказать свою правоту, предвкушение первой в жизни победы в их бесконечном споре с близнецами застилают глаза, так что ничегошеньки она не видит! Зато это видит Джордж. Видит, но почему-то решает не вмешиваться. В этом бою он ставит на своего близнеца. В войне за сердце этого придурка – на Грейнджер. Но об этом пока говорить, конечно же, рано. – Мы делали это не раз и не два, – окончательно завравшись, Гермиона уже не отдает своим высказываниям никакого отчета. Слова сами срываются с языка, так и норовя ударить противника побольнее. – Так что еще не факт, что это вы двое должны меня учить. Возможно, я сама могла бы преподать вам урок. – Так преподай… Поздно. Слишком поздно до нее доходит, что происходит. Не успев закрыть рот после предыдущего высказывания, Гермиона лишь в последнюю секунду улавливает, как Фред в один шаг преодолевает остатки дистанции между ними. А в следующий миг его губы уже требовательно сминают ее собственные в первом, настоящем, взрослом поцелуе. Сдавленный писк тонет в пронзительном звоне, заполнившем черепную коробку до краев. Карие глаза отчаянно мечутся по чужому лицу с россыпью созвездий-веснушек. Руки вцепляются в вязаный форменный пуловер, оттягивая ворот. Спина напрягается и невольно выгибается под давлением мозолистых мальчишеских ладоней в область поясницы. Шах и мат, маленькая врушка. Пойманная с поличным, не представляя, что ей делать, в итоге Гермиона не делает ровным счетом ничего. Да она даже шевельнуться боится, чтоб вы понимали. Все, что в данную секунду она может, – это позволить Фреду делать с ней то, что ему вздумается. Он победил. Очередная победа над гриффиндорской выскочкой достается Фреду Уизли. – Что и требовалось доказать… К счастью, все заканчивается достаточно быстро. Ослабив хватку, но все еще придерживая подружку Рона на месте, чтобы, во-первых, она не упала в обморок от ужаса, а во-вторых, на случай, если она решит его ударить, Фред расплывается в довольной ухмылке Чеширского кота, а затем все же выпускает свою жертву из рук и отходит на безопасное расстояние. – Ничего ты не умеешь, Грейнджер, – вновь скрестив руки на груди, он как ни в чем не бывало пожимает плечами. – Но это поправимо. Тебе просто нужна практика. – Практика? – все еще не до конца придя в себя, Гермиона хмурит брови и… И не знает. И не может понять, как же ей следует поступить. Она вообще не должна была приходить. Ее чутье подсказывало ей, что добром это не закончится. Только вот теперь это не имеет никакого значения. Она пришла. И она целовалась с Фредом Уизли. И что самое ужасное… Ей это понравилось. – Ну да, Грейнджер, практика, – тем временем этот рыжий гад продолжает разглагольствовать. – Как и в любом деле, с одного раза ты ничему не научишься. Считай, что сегодня у тебя был вводный урок, но будет еще и контрольный… – Практика… – даже не пытаясь прислушиваться к его словам, Гермиона повторяет, своим поведением вынуждая Фреда заткнуться и озадаченно переглянуться с Джорджем. «Э-э, нет, братец, не впутывай меня в это, – читается в лице последнего. – Ты сам эту кашу заварил, я тоже тебе сказал, что идея паршивая». – Эй, с тобой все в порядке? – с сомнением старший из близнецов уточняет, вновь делая шаг в направлении девчонки, которую он, кажется, только что сломал. – Я, конечно, догадывался, что моя техника поцелуев способна сразить любую, но не в прямом же смысле… Гермиона! Приходится на всякий случай пощелкать пальцами у нее перед лицом, чтобы добиться наконец внимания. И о, этот взгляд! Сколько же растерянности, сколько отчаяния в нем плещется, стоит Грейнджер поднять на него глаза. – Практика, – так, словно до нее только дошел смысл этого слова, она вдруг улыбается. Возбужденная, взбудораженная и совсем не такая, какой все они привыкли ее видеть. – И с кем же, по-твоему, я должна практиковаться? – Ну… – недоверчиво растягивая слова, Фред пытается отыскать в ее лице хоть намек на сохранившийся здравый рассудок, но все его попытки оказываются тщетными. – Если тебе нужен доброволец, то… – О, пресвятые гиппогрифы, нет! И вот она. Старая добрая Грейнджер! Она возвращается так резко, что Фред едва не стонет в голос от облегчения. А уже в следующий миг близнецам остается лишь наблюдать за тем, как, подхватив и накинув на плечи свою брошенную в углу мантию, гриффиндорская староста возмущенно вылетает из комнаты. – Мы влипли, – первым воцарившееся в помещении после ее ухода молчание решается нарушить Джордж. – Если ты думаешь, что после твоей выходки она и дальше продолжит прикрывать наши задницы, то… – Брось, – не желая дослушивать, Фред лишь отмахивается. – Не могу я так плохо целоваться, чтобы из-за этого она нас кинула. Разумеется, его равнодушие и уверенность напускные. В глубине души Фред и сам прекрасно понимает, что сделал глупость. – Только не заставляй меня проверять, – мгновенно догадавшись, что сейчас на близнеца лучше не давить, Джордж выдает, пожалуй, самую смешную из всех своих шуток и тоже направляется к выходу. К сожалению, Фред так и не оценивает ее по достоинству… *** Влетев в спальню на полной скорости, Гермиона с грохотом захлопывает за собой дверь ванной комнаты и наконец дает волю слезам. Как он посмел? Как он мог?! Глупый, наглый, избалованный мальчишка! «Признайся, ты ведь сама его вынудила, – улюлюкает над ней карма. – Ты хотела этого. Знаешь, что хотела». – Нет! – голос срывается. Голос дрожит и булькает в горле. – Грейнджер, у тебя там все в порядке? – Открой, Гермиона! Разбуженные шумом и криками, ее соседки по комнате пытаются стучаться, но Гермиона лишь мотает головой: – Все хорошо. Пожалуйста, ложитесь спать. – Должно быть, опять с Уизли поругалась, – предполагает Парвати, и даже не представляет, насколько она права. Вот только речь совсем о другом Уизли. О плохом Уизли. О том Уизли, которому ей не стоило, никогда, ни при каких условиях, не следовало доверять. А она доверилась. Она сама ему доверилась. Сама виновата. Сама-сама-сама… – Гермиона, пожалуйста, открой нам… У Лаванды Браун голос такой, словно она все понимает. Словно она сама все это прошла. И Гермиона теряет в памяти тот момент, когда ее рука вдруг бесконтрольно тянется к дверной ручке. – Все хорошо, поплачь, – успокаивающе ее гладят по голове, и это помогает. Мерлинова борода, это правда помогает! – Парвати, принеси, пожалуйста, нам средство для снятия макияжа, – не прерывая своих манипуляций, Лаванда обращается к подруге. – Гермионе надо умыться. Она же не хочет завтра выглядеть хуже нашего генерального инспектора… Они сидят на полу в ванной еще минут пятнадцать. Парвати сменяет Лаванду, так что теперь уже ладонь Патил легонько поглаживает старосту по плечу, в то время как сама Браун возится с чужой потекшей тушью и размазавшейся помадой. – Вот так. Совсем другое дело. От ее ласкового шепота, от того, с какой заботой она раз за разом проводит очищающим средством по лицу, плакать хочется еще сильнее, но Гермиона сдерживается. Она и так привлекла к себе слишком много внимания. Она не хочет, чтобы соседки считали ее слабой. Всегда собранная, рациональная, Гермиона впервые за все время их с Лавандой и Парвати знакомства позволила им увидеть, насколько же она на самом деле… Девчонка. Обыкновенная девчонка с такими же, как у них, девчачьими проблемами и переживаниями. – А теперь давай переоденем тебя в пижаму. Гермиона смущается, кусает губы и старательно прячет взгляд, когда эти двое помогают ей снять одежду. – Ого, – выдыхает Парвати, разглядывая бельишко, которое мисс Всезнайка, оказывается, скрывает под костюмом отличницы. «Ничего себе, Грейнджер! Да ты полна сюрпризов…» Однако сказать нечто подобное вслух она так и не решается, поскольку Лаванда одаривает подругу суровым предупреждающим взглядом: «Мы ее только успокоили. Даже не вздумай все испортить». Вернувшись в комнату, они все втроем залезают в кровать к Гермионе и укрываются одним одеялом. Как настоящие подруги, которые делали это уже не раз. Парвати хватает пары минут, чтобы засопеть и отключиться. А вот Лаванда еще долго перебирает крохотные складки на пижаме той, кого раньше она так сильно недолюбливала, прежде чем снова нарушить молчание. – Послушай, Гермиона, – звучит ее шепот в темноте, – я знаю, сейчас не самый подходящий момент… И я не собираюсь ничего у тебя выпытывать, если, конечно, ты сама не хочешь рассказать мне, что случилось… Звучит как очень плохое начало серьезного разговора, и в глубине души Гермиона, конечно же, догадывается, о чем Браун могла подумать, увидев все это. – Но я должна знать, – наконец она доходит до главного, – надо ли мне завтра перед завтраком бежать к мадам Помфри и просить у нее… – пауза. Ах, какая же гадкая, отвратительная пауза! – Просить у нее противозачаточное зелье. – Мерлин, Лаванда! – Гермиона жмурится и изо всех сил старается, чтобы ее шепот не разбудил Парвати. Но вот что забавно. Вместо очередного потока слез с губ срывается смешок, а уже в следующий миг Грейнджер накрывает лицо ладонями и сотрясается в молчаливом приступе истерического смеха. – Нет-нет-нет, – зачем-то она повторяет трижды, прежде чем вытянуться по струнке и нащупать, схватить, крепко сжать под одеялом руку подруги. Теперь ей ведь можно называть Лаванду подругой? – Все в порядке, – отсмеявшись, она заверяет. – Это совсем не то, о чем ты подумала, я… – и снова к глазам подступают слезы. Опять! Да что ж за напасть?! – Я просто сделала одну большую глупость, Лаванда. Я просто… «Не говори!» – протестует в голове первокурсница. Вечно взъерошенная одиннадцатилетняя девочка с толстенной энциклопедией подмышкой, у которой никогда не было друзей. – Я поцеловалась с тем, с кем мне никак нельзя было целоваться… Признание срывается с губ так правильно. Так своевременно и нужно! И в воцарившемся молчании Гермиона вдруг чувствует, что ее отпускает. Ей становится легче. Ей действительно становится легче от того, что не нужно больше хранить это в себе за семью замками. – Он с нашего факультета? – внезапно Лаванда становится старой доброй Лавандой, которую хлебом не корми – дай обсудить какую-нибудь новенькую сплетню. – Лаванда! – Гермиона опять смеется, и все хорошо. Все так хорошо! – Прости, – тем временем Браун, кажется, тоже улыбается. – Можешь не рассказывать. Я просто хочу убедиться, что это не Драко. А то в последнее время его «вонючая грязнокровка» стало звучать как-то уж очень… – У него есть девушка, – резко посерьезнев, Гермиона замолкает и боится услышать то, что ей скажет Лаванда. Как же она могла? Как допустила? Как позволила этому произойти?! Глупая… Какая же она глупая! – Знаешь, Гермиона, – помедлив, Лаванда укладывается на спину, так что теперь они обе изучают полог Грейнджеровской кровати. – Мне очень нравится Рон, – звучит в темноте еще одно признание, и хоть Гермиона уже слышала его прежде, именно сейчас оно кажется особенным. Вселенски важным для одной из них и вызывающим глубокое уважение у другой. – Я влюблена в него по уши и ревную ко всему, что только движется, – продолжает Лаванда говорить так, словно давно уже заготовила эту речь. – Вот только… А потом наступает пауза. Лаванда подбирает слова, а Гермиона все еще не понимает, к чему же она ведет. – Даже если у нас ничего не получится, – наконец Браун выдыхает, – я знаю, что, когда мне будет двадцать пять, я буду вспоминать свою влюбленность с улыбкой. Школьная жизнь так устроена, что все это кажется тебе чертовски важным, но на самом деле это совсем не так. Все изменится. А потом изменится еще раз. И еще. Не относись ко всему так серьезно. Ты не обязана быть идеальной во всем. Ты сама ведь еще даже не знаешь, кто ты. И то, как ты изменилась всего за полтора месяца, – наглядное тому доказательство. Только вдумайся, раньше ты ни за что бы не пустила нас с Парвати ни в свою кровать, ни в свою голову. А сейчас мы лежим вместе и разговариваем, и это так здорово! Мне нравится новая Гермиона, правда. И мне наплевать, с кем она целовалась, чтобы стать такой. Вот что я хотела сказать… Гермиона так и не отвечает. Она молчит, пытаясь переварить услышанное, пока Лаванда, удобно устроив голову у нее на плече, не проваливается в царство Морфея вслед за своей подругой. А вскоре и ее собственные глаза закрываются, позволяя телу расслабиться, а тяжелым мыслям – отойти на дальний план. Туда, в Выручай-комнату, где лучшая студентка Хогвартса таяла и плавилась в объятиях главного хулигана школы…тополиный пух, жара, июль.
ночи такие лунные.а соленый ветер с моря дул, унося с собою мысли грустные.
тополиный пух, гроза! белые хлопья снега…и любовь к тебе пришла
этим снежным летом, летом, летом…
любовь…