егор натс – Школа
тебе нет восемнадцати, и я беру ответственность.мы в кабинете физики изучаем поверхности.
нет, это не магия, это просто химия.хочешь, можем сыграть, и я буду твоим учителем.
Мысли. Целые толпы, вереницы мыслей вертятся в ее голове весь следующий день, разбудив старосту раньше положенного. Правильно ли она, Гермиона, поступила, позволив близнецам уговорить ее на этот гадкий ночной показ? И как ей, позвольте узнать, теперь себя вести? Ведь никогда, видит Мерлин, никогда с ней ничего подобного не приключалось! Да как она вообще такое допустила?! «Должны ведь мы знать, с каким материалом работаем», — вспоминаются ей слова Джорджа. Вот же хитрый лис! «Серьезно, Грейнджер, расслабься. Ничего такого в этом нет», — сказал Фред, и она, как послушная девочка, побежала переодеваться. Дура! Какая сказочная дура! Может быть, для Уизли это ничего и не значит, но Гермионе ее вчерашнее поведение кажется отвратительным. Недостойным порядочной девушки. Раскрепоститься она хотела, вы только подумайте! Выбравшись из одеяла, гриффиндорка всовывает ноги в тапочки, когда взгляд ее падает на брошенный в углу пакет с обновками. И одного вида этого самого пакета оказывается достаточно, чтобы щеки залились стыдливым румянцем. Приходится спрятать его от греха подальше, чтобы Лаванда и Парвати, проснувшись, ничего не заметили. С глаз долой — из сердца вон, как говорится. Вот только это не помогает. Не помогает это, слышите?! Ах, как же она это допустила? Ведь слово же себе давала, что не даст близнецам втянуть себя в нечто подобное. Глупая, разнузданная, гадкая девчонка! Снова пошла у этих двоих на поводу. А еще староста… «Надень черное…» Вспыхнув от таких воспоминаний еще сильнее прежнего, Гермиона спешит скрыться в ванной, чтобы начавшие ворочаться в своих кроватях соседки по комнате ничего не заподозрили. Вот только если от них она может сбежать, то спрятаться от себя самой ей не удается. Мысли следуют за хозяйкой по пятам, куда бы она ни направилась. Мучают они ее и за завтраком, на который гриффиндорка спускается в компании друзей. Погрузившись в собственные размышления, она не сразу понимает, что Гарри, прежде обсуждавший с Рональдом грядущий матч, назначенный на следующие выходные, теперь обращается к ней. К счастью, переспрашивать ей не приходится. Заметив в глазах подруги растерянность, Гарри повторяет вопрос: — Гермиона, с тобой все в порядке? — Да, — мгновенно подхватывает Рон. — На тебе лица нет. «Заметили, — мысленно ругает себя девушка за неосторожность. — Могла бы хоть попытаться сделать вид, что ничего не произошло». — Плохо спала, — уклончиво она отвечает с натянутой улыбкой. Оправдание никудышное, но друзья, даже если и заподазривают в ее словах неладное, то разговор решают не продолжать. Оно и понятно. В последнее время перепады настроения подруги стали настолько привычными, что это никого уже не удивляет. Что-то с ней происходит, но что именно — она не рассказывает. И сам факт этих перемен упорно отрицает. А потому и правды от нее не добьешься. Не то чтобы им было все равно. Нет. Они переживают. Гермиона то и дело пропадает куда-то, и это начинает их серьезно беспокоить. Но все попытки вызнать у нее подробности этих исчезновений приводят, как правило, к тому, что их в мягкой форме высылают куда подальше, напоминая, что у нее, Гермионы, могут быть дела, которые их не касаются. Взять хотя бы вчерашний разговор с Роном за ужином. Так что в конце концов друзья решают не лезть с расспросами. Она сама расскажет, если захочет. Следует принять это как данность. Дождавшись, пока мальчишки вернутся к обсуждению квиддича, девушка бросает взгляд в сторону сидящих неподалеку Фреда и Джорджа и тут же одергивает себя, утыкаясь взглядом в тарелку. Не хочет она их видеть. Не желает! После вчерашних событий в ванной для старост ей необходимо время, чтобы привыкнуть к тому, что дружба их перешла на новый, казавшийся ей некогда неприемлемым, уровень. Вот только как к такому вообще можно привыкнуть? И каким, скажите, образом этим двоим удается вести себя так непринужденно? Неужели для них подобные вещи и правда ничегошеньки не значат? Да как такое может быть? «Надо было согласиться, когда Джордж предлагал, чтобы они разделись, — думает она со злостью. — Может быть, тогда эти шалопаи тоже чувствовали бы себя не в своей тарелке!» Словно по мановению волшебной палочки мозг живо рисует в ее воображении подробности того, как это могло бы быть, заставляя смутиться от собственных мыслей. Нет! Хоть здесь она поступила правильно. Сделав над собой усилие и пообещав, что не будет больше смотреть в сторону Уизли, Гермиона в очередной раз поднимает глаза, но на сей раз ее взгляд пересекается с Кормаком. И снова эта его заинтересованность, выраженная во внимательности, с которой старшекурсник рассматривает несчастную старосту, и абсолютно неуместной улыбке, сбивает ее с толку. Да что же это за несправедливость такая?! Неужели ей нельзя просто позавтракать?! Разве многого она просит?! Решив, что это уже переходит все границы, девушка подрывается с места и, сказав друзьям, что она будет в башне, вылетает из Большого зала. Гарри и Рону остается только провожать взглядом ее напряженную фигурку. — Девчонки, — устало Рональд выдыхает, возвращаясь к еде. И Гарри его поддерживает.***
Гермиона помнит, как будучи первокурсницей, только что попавшей в школу Чародейства и Волшебства «Хогвартс», она ждала начала учебной недели. Сколько предвкушения в ней таилось от осознания того, что вот-вот она погрузится в этот неведомый ей мир. Будет получать знания и шаг за шагом приближаться к своей новой мечте стать величайшей волшебницей. Вот только, пожалуй, это нетерпение не шло ни в какое сравнение с тем, как отчаянно староста ждет наступления учебы теперь. Ведь занятия помогут ей отвлечься от того, что так сильно ее тревожит, а ей, Гермионе, это просто необходимо. Никогда прежде она не радовалась понедельникам так сильно, как в этот раз. С головой погрузившись в занятия, она старается не упускать ни единого слова, произнесенного тем или иным профессором. И эта тактика приносит свои плоды. К вечеру измученный мозг оказывается не в состоянии думать о чем-то, кроме полученной за день информации, и события субботнего вечера отходят на второй план. Да и вторник проходит для Гриффиндорской старосты довольно спокойно. Фред и Джордж к ней не подходят, новых занятий с ними в ближайшее время не намечается, так что Гермиона позволяет себе ненадолго выкинуть из головы тревожащие ее аспекты. Не сказать, что она совсем перестает об этом размышлять. Вовсе нет. Просто решает переключить свое внимание на другие, более важные вещи. Иногда это полезно. Подождать, пока буря поутихнет, и вернуться к проблемам с чистым и ясным рассудком. К среде настроение гриффиндорки заметно улучшается, чему способствует то, что ее идея с уроками по Защите сдвигается, наконец, с мертвой точки. Первое собрание назначается на грядущие выходные, и за оставшееся время Гермионе предстоит подготовиться. Додумать некоторые детали, чтобы все прошло гладко, как по маслу. Именно этим она и занимается в среду вечером, сидя на диване в гостиной в компании блокнота и обыкновенной магловской ручки. Ей нужно упорядочить мысли в своей голове, и лучшим решением оказывается их записать, чтобы те не разбегались по углам, как муравьи, а шли ровным дисциплинированным строем. Вот только планам ее сбыться не суждено. Сама виновата. Хотела побыть одна, могла бы найти менее людное место, чем гостиная факультета. Ох, и почему бы этой идее не возникнуть раньше? — Эй, Грейнджер, — привлекает внимание девушки не кто иной, как Фред Уизли собственной персоной. В том, что это именно он, а не его брат, Гермиона уверена на сто процентов. И дело даже не в привычном Фредовском обращении. Даже не назови этот прохвост ее по фамилии, она все равно бы его узнала безошибочно. Просто голоса у близнецов при детальном рассмотрении оказались такими же разными, как и они сами. У Джорджа голос ниже, и оттого немного грубее, чем у брата. В нем присутствует некая сипота, говорящая о прошедшей не так давно мутации связок. В то время как у Фреда голос мягкий, обволакивающий. Его хочется слушать. Интонации, ему присущие, временами завораживают. Будто отвлекают от содержания разговора, играясь с собеседником. — У нас тут возник один вопрос, — продолжает юноша, и только после слова нас Гермиона понимает, что вещает он не только от своего лица. Помимо Джорджа, в компании старшекурсников, решившей нарушить ее мыслительный процесс, присутствует еще Кэти, Алисия, Анджелина и Ли Джордан. А значит, обсуждение пойдет вовсе не о об их с близнецами договоре, а о чем-то еще. Чем-то, что ей, Гермионе, скорее всего, должно не понравиться, раз уж Уизли заручились такой группой поддержки. — И разрешить его под силу лишь тебе одной, — заканчивает Фред, свесившийся со спинки дивана. Все в нем — хитрый блеск в глазах, по-кошачьи довольная ухмылка, сама поза — говорит о том, что он что-то задумал. И отказаться от участия в этой проделке она, Грейнджер, просто напросто не может, поскольку все еще находится у них с братом на крючке. Однако, раз уж на то пошло, нервы она им помотает. Считайте это маленькой местью за все те злоключения, которые Уизли обрушили на ее голову. — Я вас внимательно слушаю, — натянув свою дежурную улыбку, Гермиона сообщает, в то время как руки ее закрывают блокнот и укладывают его на коленях. Конспирация. Пусть все шестеро ее собеседников и получили от старосты приглашения вступить в их кружок по Защите, но это не значит, что она собирается посвящать их в подробности раньше времени. — Дело в том, — деликатно подбирая слова, вступает в беседу Джордж, — Что в субботу, как ты знаешь, состоится матч между факультетами Гриффиндора и Пуффендуя, — начинает он издалека. — И мы, вроде как, планируем победить. Его слова вынуждают сидящую на диване девушку усмехнуться. Они, а еще то, что ни один из присутствующих не решается занять свободное место по соседству. Будто бы все они боятся вторгнуться в ее, Гермионино, личное пространство. Уже ведь вторглись! Как только решили ее отвлечь. К чему теперь эта дистанция? — Вам разве нужно мое разрешение, чтобы одержать победу в матче? — стараясь не заострять внимание ни на ком конкретном, она уточняет. Похоже, уроки флирта пошли ей на пользу. Ведь раньше подобное хождение вокруг да около вызвало бы у старосты раздражение. И ответ был совсем другим. Скорее всего, она потребовала бы поскорее перейти к сути вопроса, а не заговаривать ей зубы. Но теперь, когда Гермиона знает правила, эта игра в «Догадайся, чего мы от тебя хотим» кажется ей довольно забавной. — Нет, Грейнджер, — заговорщически переглянувшись с братом, переходит Фред к главному. — Нам нужно твое разрешение, чтобы устроить небольшую вечеринку после его окончания. Произнесенная им фраза повисает в воздухе, так как за ней следует напряженное молчание. Давно уже сообразившая, о чем именно ее собираются попросить, но решившая не давать ответ сразу, Гермиона делает вид, что раздумывает над предложением старшекурсников, в то время как те боятся ляпнуть что-то, что могло бы повлиять на ее вердикт. В худшую сторону. Одни только Уизли прекрасно понимают, что происходит и почему подружка их младшего брата медлит с решением. Но разве имеют они право нарушать чужое представление? Тем более что ситуация чертовски живописная. Куча перепуганных гриффиндорцев и в центре всего — мисс Всезнайка. Все-таки Грейнджер и правда многому научилась за время их занятий. Первой воцарившуюся в гостиной тишину решается нарушить Анджелина: — Тебе не о чем беспокоиться, Гермиона, — клятвенно она заверяет, привлекая к себе внимание старосты. — Все будет в рамках приличия. Никому из нас не нужны проблемы с Амбридж. — Даже такой, как ты, не повредит отдохнуть от ее тирании, — добавляет Ли ворчливо, после чего за свои не слишком-то хорошо подобранные слова получает толчок локтем под ребро от стоящей рядом с ним Алисии. — Ничего запрещенного, — спешит исправить ситуацию Кэти, очевидно, рассчитывая своей милой улыбкой и мягким тоном расположить местную заучку к себе. — Немного музыки и танцев, только и всего. Это странно. Раньше Кэти Белл никогда не вызывала у гриффиндорской старосты неприязни. Наоборот. Эта девушка всегда казалась Гермионе милой, пусть и не слишком смышленой. Но в данный момент что-то внутри нее напрягается, стоит Кэти вступить в разговор. И это даже заставляет Грейнджер озадаченно нахмуриться, но она вовремя одергивает себя, напоминая, что представление еще не окончено, и если уж взялась за роль, будь добра, отыграй ее до конца. И все же что-то изменилось в ее отношении к подружке Фреда. Как будто недавняя сцена в коридоре, когда она застукала старшекурсниц крадущимися в ванную для старост, где их ждали вездесущие Уизли, сыграла с ней злую шутку. Неужели она, Гермиона Джин Грейнджер, ревнует? Да быть такого не может! Не может, и все тут. Кроме того, Анджелина ведь ей по-прежнему нравится. Хотя в коридоре они были вместе. А значит, дело вовсе не в ревности. В чем угодно, только не в ней. — Ну же, Гермиона, соглашайся, — словно догадавшись, что староста думает о ней, Джонсон снова подает голос. — Обещаю, я лично прослежу, чтобы эти оболтусы, — здесь она делает небольшую паузу, стреляя взглядом в сторону Фреда и Джорджа. Хотя все присутствующие и так поняли, о ком идет речь. — Ничего не учудили. На этом аргументы ее заканчиваются, так что все внимание сосредотачивается на продолжающей сидеть на диване Гермионе. В какой-то мере ей льстит, что у нее решили спросить разрешения. Зная близнецов, девушка не сомневается, что эти двое вполне могли бы вообще не ставить ее в известность. Но с другой стороны, знаете, это обидно. Неужели они и правда думают, что она может отказать? Вечеринки после матча всегда были традицией. Даже Перси в такие моменты уступал, позволяя студентам своего факультета отпраздновать заслуженную победу. — Думаю, это не такая уж и плохая идея, — отбросив подобные мысли в сторону, Гермиона сообщает. И снова этот взгляд, подаренный ей старшим из близнецов и словно говорящий: «Мы знали, что ты согласишься, Грейнджер». Он растекается по телу теплом, вызывая странное ощущение в животе. Странное, но, несомненно, волнующее. — Правда? — с явным облегчением выдыхает Анджелина, расплываясь в улыбке. — Спасибо! А вот дальше происходит что-то невнятное, и оттого неприятное. Что-то, что позднее будет вызывать на лице Гермионы хмурость при одном только воспоминании о случившемся. Охваченная эмоциями, Анджелина подается вперед, словно порывается обнять свою маленькую добрую фею, но резко останавливается, уловив удивление, застывшее на лицах однокурсников. И ладно бы движение ее осталось незамеченным. Ладно бы никто не обратил внимания. Но нет! Все обратили! Вся гостиная! И Гермиону это задевает за живое. Не то чтобы она напрашивалась на объятия, когда давала ответ, вовсе нет! На такое она не рассчитывала. Но обида, вызванная столь странной реакцией, берет свое. Откуда, скажите, взялась эта предвзятость в адрес ее персоны? Разве не заслужила она благодарности? Ведь не так давно Джонсон сама сказала, что они подруги, когда подарила ей, Гермионе, украшение для браслета дружбы. Который, между прочим, Грейнджер носит, практически не снимая. А на деле получается, что этот подарок для Анджелины ничего и не значил. Просто побрякушка. Должно быть, и впрямь хотела задобрить старосту, только и всего. Теперь же старшекурсница пытается скрыть свой порыв за милой улыбкой и расправлением несуществующих складок на форменной юбке. А Гермионе все свои силы приходится потратить на то, чтобы выдержать марку и не показать, как сильно ее зацепила вся эта сцена. Кажется, даже у Фреда с Джорджем не находится подходящей шутки, чтобы разрядить обстановку. К слову, последнему хватает всего пары секунд, чтобы сориентироваться. — Мы знали, что на тебя можно положиться, — подводит он итог, даже не представляя, как чертовски гадко это звучит. Обидно и гадко все вдруг! Что за насмешка? На этом их разговор заканчивается. Просто потому что сказать тут больше нечего. Не-че-го! Наговорились уже. Старшекурсники расходятся по своим делам, а Гермиона, сколько ни пытается, не может сосредоточиться на собственных записях. Словно сделаны они были так давно, будто бы и вовсе в прошлой жизни. Не проходит и десяти минут, как гриффиндорская староста под взглядами присутствующих покидает гостиную. Гадко…***
Разумеется, события того вечера не могли не оставить на ней свой отпечаток. Весь остаток недели Гермиона то и дело прокручивает в голове столь неприятную для нее сцену. Как можно быть такой непроходимой дурой? Возомнила, что они с Анджелиной подруги! Да никогда Джонсон ее ровней себе не считала. И один милый диалог в Трех Метлах не смог бы этого изменить. Поэтому, вернувшись тем вечером в спальню, Гермиона первым же делом снимает с браслета подвеску в форме метлы. Ту самую, которую Анджелина подарила ей на день Рождения. Не нужны ей подачки! И фальшивые подруги ей не нужны! Но хоть какой-то плюс в произошедшем есть. Стоит этой крохотной обиде, подобно червячку поселиться в ее голове, как злосчастный показ нижнего белья, воспоминания о котором так мучили ее последние дни, перестает занимать первое место в списке Грейнджеровских проблем. Удивительно, как быстро все может поменяться, когда тебе шестнадцать. Да Гермиона все силы истратила на то, чтобы не думать о своих недавних приключениях в ванной для старост! А оказывается, для этого нужно было лишь найти другой повод для переживаний. Смех да и только! К концу недели она даже решается впервые надеть один из комплектов, купленных ею по настоянию близнецов. Смирилась. Она смирилась. — Не знала, что ты носишь такие вещи, — подает голос Лаванда, украдкой заметив очередную обновку соседки по комнате. — Тебе идет, — помедлив, она добавляет, прежде чем продолжить делать вид, что ее это абсолютно не касается. И этот одобрительный комментарий внезапно становится причиной того, что Гермиона окончательно перестает терзаться из-за своего поступка. Нет-нет, не подумайте, она себя вовсе не оправдывает. И уж точно не считает, что правильно сделала, послушавшись Фреда и Джорджа. Вот только не имеет никакого смысла винить себя в том, что все равно уже произошло. Это глупо. Она совершила ошибку. Но кто, скажите, их не совершает? Лучшее, что Гермиона теперь может сделать, это попытаться не допустить повторения подобного. Отныне она не позволит Уизли заставить ее делать то, что ей не по душе. Ох, и сколько еще раз ей нужно дать себе это обещание, чтобы понять, что с близнецами такое не работает? Слишком уж хорошо эти рыжие нахалы умеют добиваться своего. Всю жизнь тренировались… Очередная суббота подкрадывается незаметно. Так, как умеют подкрадываться только те дни, которых ты ждешь меньше всего. Лишь проснувшись утром, Гермиона вспоминает, что это за суббота. День матча. И напоминают ей об этом уже успевшие покинуть свои кровати Парвати и Лаванда, теперь обсуждающие, что они наденут на игру. Решив не вдаваться в подробности разговора соседок, гриффиндорская староста вылезает из-под теплого уютного одеяла и удаляется в ванную комнату. Саму ее не слишком-то заботит, как она будет выглядеть в этот день. Все равно на трибунах в толпе однокурсников ее наряд вряд ли кто-то оценит. Тем более что с одеждой, которую ей прислала Аннабет, что бы Гермиона ни выбрала, она будет на высоте. Уж в этом сомневаться не приходится. За завтраком все вокруг только и делают, что обсуждают грядущий матч. Студенты настолько охвачены возбуждением по этому поводу, что, похоже, не способны думать о чем-то еще. Всего за пять минут эти разговоры настолько надоедают старосте, что она перестает обращать на них свое внимание. Уже по привычке ее взгляд скользит вдоль стола до того самого места, где сидят близнецы. Сегодня в их компании прослеживается такое же оживление, как и среди остальных учеников всего львиного факультета. Джордж активно жестикулирует, рассказывая о чем-то друзьям, а те в свою очередь смеются над его историей. На секунду внимание Гермионы задерживается на старшем из близнецов, чье предплечье так крепко сжимает Кэти Белл. Сам же Фред, кажется, этого даже не замечает, хохоча над шутками брата и то и дело вставляя в его рассказ какие-то комментарии. Хотя с чего бы ей, Грейнджер, об этом думать? Правильно. Не с чего. После завтрака она в компании Рона и Джинни возвращается в гостиную, договорившись встретиться с друзьями незадолго до начала матча. И так как времени до этого момента остается еще навалом, гриффиндорка принимает решение провести его с пользой. Поднявшись в спальню, Гермиона пару часов тратит на окончательное утверждение списков тех, кого она собирается пригласить на первое собрание их кружка в Кабаньей голове, а когда с этим оказывается покончено, девушка берется за подготовку к матчу. Да, еще утром она и правда не собиралась этого делать. Но после завтрака в Большом зале ее мнение в данном вопросе поменялось. «Уж не из-за той ли сцены с Кэти?» — подкалывает внутренний голос. «Нет. Точно не из-за нее», — мгновенно осаждает его Гермиона. И вообще, с каких пор она должна оправдываться перед кем-то за свои действия? Спустя полчаса приготовлений Грейнджер окидывает взглядом собственное отражение в зеркале и оказывается весьма довольной полученным результатом. Новенькие вельветовые брюки садятся на фигуру идеально, в чем, если честно, Гермиона даже не сомневалась. А уже успевший полюбиться ей белый свитер с глубоким треугольным вырезом, оголяющий выпирающие ключицы с расположившейся между ними подвеской, подаренной близнецами, прекрасно дополняет образ. Волосы гриффиндорка оставляет распущенными, отработанным движением палочки уложив их крупными волнами. Стараниями Лаванды и Парвати за последние несколько недель Гермиона освоила кучу подобных заклинаний, так что теперь буйная каштановая копна не является для нее проблемой. Удостоверившись, что в облике ее нет глобальных изъянов, и прихватив по дороге пальто, девушка спускается вниз, чтобы в сопровождении Рона и Джинни, уже ждущих подругу в гостиной факультета, отправиться на игру… В течение всего матча игроки держат зрителей в напряжении. Радостный гул то и дело сменяется разочарованными стонами. Обе команды оказываются настолько хороши, что предугадать исход игры не представляется возможным. Счет равен, когда пронизанная порывами ветра трибуна, на которой расположилась их компания, взрывается громкими выкриками и аплодисментами. По правде сказать, Гермиона даже не сразу понимает, что произошло, когда по полю разносится голос Ли Джордана. — Гарри Поттер поймал снитч! Ловец команды гриффиндора приносит победу своему факультету, поймав золотой снитч! — гремит его голос в ушах. — Гермиона, мы победили! — пытаясь перекричать ревущую толпу, поясняет Рон, словно после слов комментатора подруга могла этого не понять. Гермиона же хочет ответить, сказать что-то вроде: «Я поняла, Рональд, спасибо». Но то, каким счастливым друг выглядит в эту секунду, будто это он, а не Гарри, принес победу своей команде, вынуждает девушку прикусить язык и радоваться наравне со всеми. В какой-то момент во всей этой суете ее взгляд снова начинает шарить по игрокам в одинаковых формах в поисках двух загонщиков. Вот только ради чего это все? На этот вопрос Грейнджер не знает ответа. Почему-то ей кажется невероятно важным сейчас посмотреть на близнецов. Пусть даже они об этом даже не догадываются. Потому что стоит ей отыскать этих двоих, зависших в воздухе на своих метлах, как в груди сворачивается пушистым клубочком что-то живое и теплое. Что-то, что пока она не в силах объяснить. Но настойчиво требующее право на жизнь. Они уходят с трибун в числе последних, потому что все равно собирались дождаться Гарри, прежде чем вернуться в гостиную. Окрыленный победой Рон распинается, в красках описывая то, что Гермиона и Джинни и так видели собственными глазами. Когда его рассказ начинает звучать уже по третьему кругу, последняя не выдерживает и, сославшись на то, что ее ждет Полумна, теряется в толпе студентов. — Здорово, что ты решила пойти, — вдруг Рональд меняет тему, стоит им остаться наедине. К этому времени друзья уже доходят до заднего двора, где они и договорились встретиться с Гарри, так что им приходится остановиться, поскольку последнего нигде не видно. — Без тебя было бы не так весело. Заявление друга заставляют девушку озадаченно нахмурить брови. Да, она и правда не жалует квиддич. И тем не менее за все те годы, что они учатся в Хогвартсе, она не пропустила ни одного матча, в котором принимал участие Гарри. Так что вопрос о том, чтобы не пойти сегодня на игру, никогда не поднимался. Они ведь друзья! Как она могла отказаться? Вот только что-то ей подсказывает, что Рон сказал то, что он сказал, вовсе не потому, что он так думает. Скорее всего, он и не задумывался над смыслом, вкладываемым им в эти два предложения. Слова его несут совсем иной характер. Это флирт. Тот самый флирт, который прежде Гермиона ни за что бы не узнала и не определила, если бы не занятия с Фредом и Джорджем. Неумелый и абсолютно неуместный флирт, которым Рон попытался намекнуть, что был рад ее компании. Ах, милый наивный Рон. И почему бы тебе не сделать этого раньше? Как же так вышло, что глаза твои раскрылись в тот момент, когда ей, Гермионе, ты перестал быть интересен? Еще одна насмешка судьбы. Но стоит ли винить друга в этом? Определенно не стоит. С тех пор, как их с близнецами договор вступил в силу, многие мальчишки начали обращать на гриффиндорскую старосту свое внимание. Например, Симус, тот самый Симус, который не так давно отверг ее попытку завести с ним разговор в Большом зале, на днях сказал ей, что она хорошо выглядит. А Невилл вдруг начал краснеть и смущаться, стоило Гермионе обратиться к нему с тем или иным вопросом. Так что Рон ни в чем не виноват. Он, как и многие их однокурсники, попал под влияние всех тех изменений, что происходили и продолжают происходить с его подругой под чутким руководством его же братьев. Вот только ответить ему взаимностью Гермиона не может. Он сам все испортил. Сам! Его скандал в кафе на ее шестнадцатилетие, неудачный подарок, разговор с Лавандой о его, Рона, достоинствах и недостатках, — все эти события послужили причиной того, что младший Уизли растерял в ее глазах все свое трогательное очарование, которое раньше заставляло ее сердце биться в груди в разы быстрее. Они друзья. И это следует принять как данность, а не искать в этой фразе какой-то скрытый подтекст. К счастью, появление вдалеке Гарри избавляет Грейнджер от необходимости отвечать. Дождавшись, пока друг к ним присоединится, трое гриффиндорцев покидают задний двор и идут ко входу в замок, намереваясь вернуться в гостиную, где уже развернулось все веселье… Дурное, нездоровое предчувствие настигает Гермиону еще до того, как их троица подходит к портрету Полной Дамы. Списав это ощущение на остаточное явление после разговора с Роном во дворе, девушка искренне старается вслушиваться во все, что обсуждают ее друзья. Но стоит их троице назвать пароль и переступить порог, как гриффиндорка вдруг понимает, что именно ее так напрягло. «Небольшая вечеринка», — вспоминаются ей слова Фреда. Небольшая, гиппогриф тебя задери, Уизли! В понимании Гермионы, небольшая вечеринка подразумевает под собой приглушенный звук винила, дружеские разговоры и принесенные с кухни угощения. Но то, что предстало перед ее глазами теперь, в указанные рамки уж точно не вписывается ни по каким параметрам. В том празднике жизни, который устроили главные шуты и балагуры школы, чувствуется размах. О, эти двое хорошо постарались, ничего не скажешь! Гремящая так, что стены вот-вот рухнут, музыка, льющиеся рекой напитки, явно содержащие в своем составе алкоголь, и уже отплясывающие на столах студенты. Сразу видно, что близнецы все продумали. И это под носом у Амбридж! — Ого, — выдыхает Рон, замерев в проходе. И Гермиона с ним солидарна. Иным словом, кроме как «ого», происходящее больше никак не описать. «И о чем они только думали?!» Раздражение накатывает волной, подталкивая старосту прямо сейчас отыскать в толпе близнецов и высказать им все, что она о них думает. Вот только как это сделать, не привлекая к себе лишнего внимания? Учитывая, что эти двое находятся как раз в центре гостиной, полной ни в чем не повинных студентов. Ответ на ее безмолвный вопрос лежит на поверхности. Никак. Никак ей этого не сделать. Что бы она ни задумала, что бы ни предприняла, все это случится на глазах десятков гриффиндорцев. Так что лучше подождать для своих обвинений более подходящего момента. А ведь Гермиона сама дала разрешение на эту вечеринку. Подумать только. Сама! Поверила, что Фред и Джордж обойдутся распитием тыквенного сока и игрой во взрыв-кусачку. Надо же быть такой наивной! Да этих Уизли хлебом не корми, дай закатить какую-нибудь гулянку. И желательно, чтобы она нарушила не одно, не два, а добрую дюжину школьных правил. — Это что, канареечные помадки? — нарушает Рон размышления подруги. И в эту секунду в его голосе столько восхищения, что у Грейнджер руки чешутся отвесить ему подзатыльник. «Неужели он и правда не понимает, чем это все грозит? — нахмурив лоб, она искренне недоумевает. — Браво, Рональд! А еще староста». Смирившись, что поддержки от Рона она не дождется, Гермиона оборачивается к Гарри. Вот только и здесь ее ждет разочарование. Еще одна неудача. Заведомая и подлая. А все потому, что Гарри, тот самый Гарри, который, как ей казалось, в данном вопросе должен занять ее сторону, выглядит вполне довольным. На лице его нет и намека на тревогу. Так, может быть, и ей не стоит воспринимать происходящее в штыки? Что, если она погорячилась? И на самом деле все не так плохо, как показалось ей на первый взгляд. Может, будет правильнее не заострять на этом внимание и позволить себе хоть на один вечер не думать о последствиях? Ну уж нет. Нет и еще тысячу раз нет! Всякий раз, стоит ей только допустить подобную вольность, происходит что-то из разряда вон выходящее. Не станет она терять бдительность. Не имеет права! Эти Уизли совсем совесть потеряли. Вседозволенность с ее стороны явно не пошла этим шутам на пользу. Похоже, их троица слишком долго торчит в проходе, о чем сообщает недовольное бормотание, донесшееся до слуха друзей. Кому-то явно не терпится поскорее присоединиться к празднику, а они, видите ли, перегородили всю дорогу. Сама бестактность! Отступив в сторону, Гермиона успевает заметить, как из толпы на их компанию поглядывает Лаванда. Должно быть, поджидает подходящего момента, чтобы сказать свое фирменное «Привет, Рон», и тем самым привлечь его внимание. Но вот что забавно. Если раньше эти жалкие попытки Браун достучаться до Рональда Грейнджер раздражали, вызывали ревность, то теперь она искренне сочувствует Лаванде, выбравшей в качестве объекта для обожания кого-то настолько слепого к намекам. Пожалуй, даже если бы ее соседка по комнате в открытую призналась Рону в своей симпатии, этот балбес, скорее всего, так ничегошеньки и не понял бы. «Мальчишки», — мысленно Гермиона фыркает, глядя на то, как ее друзья уже подыскивают себе развлечение на вечер. Стараясь игнорировать их воодушевление, она решает не дожидаться, пока ее спутники определятся с выбором. Вместо этого девушка снимает с себя пальто и, с хмурым видом сложив его на спинке кресла, заваленного одеждой, занимает наблюдательную позицию в углу гостиной. Пусть Гарри и Рон делают, что хотят. Ее это не касается. Фред появляется минут через двадцать. Как раз к тому моменту, когда Гермиона уже начинает жалеть, что вообще решила остаться на празднике, а не поднялась наверх, в спальню. И по одному только виду этого нахала можно с легкостью понять, что он более чем доволен результатом своих трудов. И где, интересно, им с Джорджем удалось достать алкоголь? Вряд ли они стащили его с кухни вместе с угощениями. Эльфы таким не промышляют. Его приближение, то, как старший близнец по дороге принимает похвалу от студентов в виде дружеских похлопываний по плечу, вызывает внутри у Гермионы настоящую бурю. Раздражение, обида, все смешивается воедино, бурля где-то под ребрами. Вот же наглец! Да как ему духу хватило самому к ней подойти? Безумие. Чистой воды безумие. — Мадам, — галантно раскланявшись, Фред обращается, — Разрешите мне составить вам компанию. Вот только ответом ему служит молчание. Окинув юношу вязким, тяжелым взглядом, Гермиона и ухом не ведет. Впрочем, ничего другого Фред и не ожидал. Приняв отсутствие пререканий за согласие, юноша подпирает стену в непосредственной близости от гриффиндорской старосты. Стоит отдать Грейнджер должное, она мастерски справляется с задачей ни коим образом не реагирует на его присутствие. Словно он, Фред, для нее не более чем пустое место. Пожалуй, он это заслужил. За то время, что они стоят вот так, бок о бок, Уизли то и дело выхватывает глазами новые детали ее облика. А Грейнджер-то приоделась к матчу. Неужто появился повод? «Я делаю это для себя», — звучит в его голове голосом подружки младшего братца. Ага, как же. А он тогда — самый прилежный ученик за всю историю Хогвартса. — Ну же, Грейнджер, — в конце концов близнец не выдерживает. — Я знаю, что тебе не терпится мне что-то сказать, — расплывшись в своей фирменной шалопайской ухмылке, он добавляет. Только вот на вышеупомянутую Грейнджер это не действует. Упертости ее мог бы позавидовать любой гордец и упрямец. — Не понимаю, о чем ты, — холодно она оповещает, ни взглядом, ни жестом не выдавая своей заинтересованности в дальнейшем общении. Колючая и неприступная, как во времена их самых первых занятий. И Фреду это ой, как не нравится. Не для того они с Джорджем так долго изощрялись, чтобы Грейнджер снова от них закрылась. Видит Мерлин, не для того. — Разве? — предпринимает он еще одну попытку, стараясь сохранить в своей интонации шутливый настрой. — А вот мне так не кажется. Ты же нам с Джорджем чуть спины не просверлила своим суровым взглядом, — пожимает Уизли плечами, принимая правила игры. Теперь и он не смотрит на собеседницу, блуждая взглядом по толпе танцующих студентов. — Тогда почему ты один? — с ярко выраженным сарказмом в голосе Гермиона уточняет. — Неужели Джордж побоялся подойти? То, как торжествующе звучит ее последняя фраза, заставляет Фреда усмехнуться. — Я дал ему на сегодня выходной, — небрежно он поясняет, словно общение с гриффиндорской старостой для них с братом сродни худшей отработке у Филча. «Вот тебе и друзья», — подкалывает Гермиону внутренний червячок. — Бедняге и так досталось за то, что он пропустил бладжер, и тот чуть не угодил в Алисию, — тем временем Уизли продолжает, даже не придав значения своему предыдущему высказыванию. — Думал, Анджелина его сожрет, — добавляет он в конце, забавно округлив глаза. «Шут! Шут и паяц!» — Что вы устроили, Фред? — едва не перебив его на полуслове, Гермиона сдается. Как раз вовремя. А то близнец и правда уже начал волноваться. Чтобы Грейнджер, вечная блюстительница порядка, да не отчитала его за содеянное? Ненормально это. Из разряда вон прямо-таки. — Ничего такого, — дернув уголками рта, дабы продемонстрировать свое отношение к происходящему, Фред снова оборачивается к собеседнице. И взгляд у нее, надо сказать, весьма красноречивый. От такого ничего хорошего ждать не приходится. — Всего лишь вечеринку, которую, между прочим, ты сама разрешила нам организовать, — напоминает Фред, нарочно выделив слово сама. Ага, как же, сама. Да как у тебя, Фредди, вообще совести хватает говорить ей нечто подобное?! В жизни бы она, Гермиона Джин Грейнджер, такого не допустила. Это был обман. Грязный, подлый обман. Ее обманули. Усыпили бдительность. — Я дала согласие на небольшую вечеринку, — шипит гриффиндорка. Точно маленькая разъяренная фурия. — А вы превратили гостиную в какой-то ночной клуб! — Да ладно тебе, Грейнджер, расслабься, — фыркает юноша, пряча руки в карманы брюк. Весь его вид, даже поза, кричат о том, что развернувшийся в гостиной бедлам этого нахала ни чуточки не тревожит. — Мы ведь так старались. Подготавливали почву для твоего очередного урока. — Урока? — выплевывает буквально Гермиона. Их короткий разговор начинает злить ее все больше и больше. — И что же это за урок, позволь спросить? — выразительно вскинув брови, она уточняет. — Как вывести из себя Амбридж и вылететь из школы? Ах, как же глупо было надеяться, что ее слова его вразумят. — Хватит уже себя накручивать, — дает Фред совет, абсолютно не стесняясь смотреть гриффиндорке в глаза. Должно быть, надеется, что и сегодня этот трюк с гляделками сработает. Раньше ведь срабатывал. Но нет. Грейнджер в упор игнорирует два пронзительно голубых фонарика, искрящихся неподдельным озорством. «Похоже, кое-кто подготовился», — ухмыляется юноша про себя. — Никто никуда не вылетит, — примирительно он продолжает. — Мы с Джорджем просто хотели показать тебе, что иногда можно и нужно нарушать правила. Это весело, — заканчивает Фред свою речь, расплываясь в по-кошачьи довольной улыбке. — Не вижу в этом ничего веселого, — не перестает Гермиона огрызаться. А что еще ей остается? — Ты хоть представляешь, чем ваша проделка может обернуться? — в лучших традициях старой доброй старосты заводит она свое нравоучение. — Не будь занудой, Грейнджер, — перебивает Фред, пока подружка младшего брата снова не завела свою шарманку по поводу правил и важности их соблюдения. — Ты бы, чем торчать здесь и строить из себя оскорбленную невинность, лучше пошла да потанцевала, ей Богу, — ловко он меняет тему, по-гриффиндорски отважно разбрасываясь словами. Безумец. — Или мисс Всезнайка не умеет танцевать? — вдруг догадка находит свое место в разговоре, вынуждая юношу коварно прищуриться. — Тогда я сочту за честь преподать тебе пару уроков. И на сей раз уловка срабатывает. О, в этом он не сомневается. — К твоему сведению, Фред, — оскорбленная подобным намеком, хоть он и не далек от правды, Гермиона протестует, — Я умею танцевать. «Да? И когда же это ты научилась?» — вновь просыпается в голове назойливый червячок. Врать Уизли — это одно. Но сама-то она знает, что танцы вовсе не ее конек. Вот только обвинение Фреда да еще и его предложение помощи в этом вопросе больно бьют по самолюбию. Так что Гермиона сама себе отчета не отдает, когда ведется на очередную его провокацию. А это именно, что откровенная провокация. И не что иное. — Что ж, надеюсь, твои навыки улучшились с прошлого года, — не сдается Уизли, продолжая подначивать. — А то эти судороги, которые ты демонстрировала с Виктором на балу, мало кого могут впечатлить, — словно между прочим он подмечает. Превосходная игра. Бис и браво! Но неужто Грейнджер на нее купится? Неужели не догадается, что он это нарочно? Отвлекающий маневр, чтобы отвести внимание старосты от реальной проблемы. — Ни один парень не захочет встречаться с девушкой, которая танцует так, будто ее приложили конфундусом, — в конце концов выносит юноша свой вердикт. Это похоже на пощечину. Гермиона даже вздрагивает, ощущая, как внутри расползается что-то липкое и мерзкое. Словно ее только что от души окатили помоями. — Да как ты… — задыхается она в ответ на обвинение, в первые секунды даже не сумев подобрать слов. — Знаешь что, Фред Уизли, — кое-как совладав с собой, Гермиона гордо вздергивает подбородок, — Я знаю, что ты задумал. Пытаешься меня отвлечь, чтобы избежать наказания за вашу с братом выходку. Только ничего у тебя не получится. После этого заявления лицо ее озаряет победная улыбка. Она все же поставила этого нахала на место, разгадав его замысел. И это, вроде как, должно стать точкой в их разговоре. Гермиона ждет, что Уизли, этот гадкий Уизли, отступит. Вот только выражение его лица отчего-то говорит об обратном. Нет уж. Так легко он не сдастся. Не в его привычках. Неужели до сих пор не уяснила? — Не думал, что ты, Грейнджер, такая трусиха, — понизив голос, он откровенно насмехается. И снова этот взгляд сверху вниз. Таким образом Фред будто говорит: «Я был о тебе более высокого мнения». — А еще гриффиндорка, — решив добить ее окончательно, юноша добавляет. И Гермиона вдруг чувствует себя пойманной с поличным. Этот нахальный Уизли загнал ее в угол. Похоже, не даром их с братом взяли в команду. И как у них двоих это получается? Растерянная, сбитая с толку, она даже не замечает, как Фред уходит, забрав с собой заслуженную победу в споре. Рассчитывала ли она на такой исход их разговора? Нет. Точно не рассчитывала. И как теперь ей себя вести, скажите на милость? Смириться и не пытаться что-то доказать человеку, который только что втоптал ее в грязь? Быть выше его необоснованных обвинений? Пожалуй, старая добрая Гермиона так бы и поступила. Но давайте не будем забывать, что изменения уже внесены. Ведь не могли же эти полтора месяца, что их с близнецами договор находится в действии, не повлиять на ее характер и дальнейшие поступки. Так же как не могла сама Гермиона остаться прежней, сколько бы ни старалась. Да, быть может, эти перемены были не так заметны. Не бросались в глаза, как новая одежда, макияж и ставшие вдруг ухоженными волосы. Но отрицать их было бы глупо. Фред и Джордж, возможно, даже сами того не зная, перекраивали не только внешний образ вечно лохматой заучки, но и всю ее сущность, естество. А потому и отступить, как она делала это прежде, Гермиона Джин Грейнджер не может. Только не тогда, когда ее только что обвинили в полном неумении развлекаться. Все она умеет. И докажет это. Во что бы то ни стало докажет. Поборов в себе брезгливость, Гермиона дергает головой, отчего ее аккуратно уложенные локоны рассыпаются по плечам, добавляя облику старосты воинственности, и, покинув свое убежище в углу гостиной, направляется к столу с напитками. Взятый по дороге стаканчик так удобно и органично повторяет форму ладони, что на секунду становится противно и гадко. От себя. И от всей ситуации в целом. Ох, чертов Уизли! Неужели она правда собирается это делать? Вопиюще неподобающее поведение, мисс Грейнджер! Подставив стакан под струю пунша, переливающегося из одной чаши в другую, и стараясь не обращать внимания на удивление, или даже изумление, отразившееся на лице Ли Джордана, стоявшего в это мгновение неподалеку и видевшего всю эту картину, Гермиона, охваченная непонятно откуда взявшейся решимостью, наполняет пустую тару до краев и незамедлительно делает глоток. Назло. Назло ведь делает! Какова упрямица. Странное, щекочущее изнутри тепло разносится по организму в считанные секунды. Не то чтобы она никогда не пробовала алкоголь. Пару раз родители позволяли дочери выпить вина на том или ином семейном торжестве. Да и Аннабет однажды удалось уговорить кузину на кружку магловского эля, после чего Гермиона, привыкшая к сливочному пиву из Трех Метел, с трудом добралась до своей кровати, а на утро у нее жутко болела голова и во рту было так мерзко, словно она снова приняла оборотное зелье. Разумеется, напитки магического мира не идут ни в какое сравнение с теми, что доводилось ей пробовать раньше. Потому как в пунше, который она только что выпила, градус абсолютно не ощущается. Скорее это похоже на домашний лимонад. Сладкий, почти приторный, с каким-то ягодным привкусом, что так и вертится на языке, но распознать его все никак не удается. Ох уж эта привычка все анализировать! Никуда от нее не спрячешься! Решив, что не так уж это и важно, гриффиндорка повторно приникает губами к бортику стакана. Только вот теперь содержимое пьется практически залпом, поскольку настойчивое желание поставить этого до зубовного скрежета наглого Уизли на место подталкивает старосту факультета поскорее перейти ко второй части плана. Самой непродуманной, и оттого еще более волнующей части, надо сказать. Быть может, виноват алкоголь. Без него Грейнджер, скорее всего, так и не решилась бы привести свою задумку в исполнение. Но внезапный прилив легкости, вызванный всего-то — да вы только вдумайтесь — стаканом пунша, делает свое дело. Отставив пустой стаканчик в сторону, Гермиона резко разворачивая и окидывает взглядом гостиную, полную танцующих студентов, подыскивая подходящее место. И оно находится! Так просто! И почему она сразу об этом не подумала? Музыка вдруг перестает раздражать. Наоборот, она становится приятным дополнением к происходящему. Со вспыхнувшими от выпитого недавно пунша щеками Грейнджер чувствует себя героиней какого-то кино для подростков. И эта мысль, промелькнувшая в голове, заставляет девушку улыбнуться. А ведь никто еще и не догадывается, что она приготовила. Никто не знает, как будет развиваться сюжет. Никто-никто, кроме нее. Внезапно все вокруг наполняется каким-то сладостным таинством, а сама Гермиона никак не может избавиться от волнительного предвкушения того, что вот-вот должно произойти. «Что бы ты ни удумала, лучше остановись», — ворчит голос разума, но кажется таким далеким, что гриффиндорка без труда его игнорирует. Она даже не замечает, каким хмурым и недоверчивым взглядом провожает ее Рональд, когда подруга проскальзывает мимо него, направляясь в самую гущу событий. Голова приятно кружится, добавляя происходящему ощущения праздника. Будто она снова стала маленькой, а на носу Рождество. Черные сапожки, присланные в комплекте с пальто все той же заботливой, милой, чудной Аннабет, соскальзывают с ног без особых усилий, оставаясь одиноко лежать на полу возле дивана. Промявшаяся под ногой подушка едва не заставляет потерять равновесие, но Гермионе, к счастью, удается удержать тело в вертикальном положении. Около десятка взглядов обращаются в сторону старосты, забравшейся на диван, что на пьедестал, но девушка не обращает на них ровным счетом никакого внимания, начиная двигаться под музыку. Пытаясь повторить те движения, что она успела запомнить там, в углу гостиной, наблюдая за старшекурсницами. Поначалу получается не очень. Из рук вон плохо, если быть предельно честными. Тело, не приученное к подобным извиваниям, отвергает навязанную ему пластику, не желает поддаваться. В этот момент Гермиона, пожалуй, и впрямь выглядит так, словно в нее попали конфундусом, как выразился Фред. Но не проходит и пары минут, как она привыкает. Движения становятся более плавными и даже соблазнительными, пропадает резкость. Ноги, ни на секунду не отрываясь от диванной подушки, улавливают ритм покачиваний. Бедра, те самые бедра, что так резко округлились за лето, но ни разу еще не были использованы по назначению, будто бы начинают жить своей собственной жизнью. Тонкие, абсолютно не спортивные руки то и дело касаются волос и скользят по телу, привлекая все больше и больше внимания к танцу и девушке, которая его исполняет. А спина соблазнительно прогибается, вторя сотрясающим стены замка басам. К концу песни, пожалуй, только ленивый не аплодирует старосте, оказавшейся на деле вовсе не такой простой, как все думали. Даже Анджелина, прервавшая свои объятия с Джорджем, радостно хлопает в ладоши и громко выкрикивает: «Давай, Гермиона». Но какое ей, Гермионе, дело до Анджелины, если все это было сделано лишь ради одного определенного человека? Какое дело ей до одобрения окружающих, если звездный ее час предназначен лишь Уизли? Тому самому Уизли, который прямо сейчас стоит неподалеку в компании своей девушки и довольно улыбается, наблюдая за результатом очередной своей проделки. «Не так уж это и сложно, да, Грейнджер?» Композиция заканчивается, заглушаясь громкими визгами и свистом мужской половины факультета. Сделав вывод, что этого вполне достаточно, Гермиона принимает первую попавшуюся ладонь и спрыгивает с дивана на пол. Оказавшись в толпе однокурсников, первые несколько секунд она то и дело принимает похвалу. Даже Лаванда, которая все это время стояла ближе всех к дивану, выбранному соседкой по комнате в качестве танцевальной площадки, не находит повода для своей фирменной конструктивной критики. «Я не ожидала, но впечатлена», — говорит выражение ее лица. И это можно смело считать лучшим комплиментом, который Гермиона когда-либо от нее получала. Дождавшись, пока ажиотаж вокруг ее персоны немного поутихнет, гриффиндорка пытается как можно тише улизнуть. Ее маленькая безобидная вендетта совершена, а значит, больше нет никаких причин ей, Гермионе, и дальше терпеть эту толкотню. Быть может, если прямо сейчас она вернется в облюбованный ею угол гостиной, то все благополучно забудут о ее недавнем протесте. И лишних разговоров удастся избежать. «Так будет правильно», — мысленно она себя убеждает, пробиваясь в выбранном направлении и сжимая в руке сапожки, дожидавшиеся хозяйку там, где она их и оставила. И вновь ее планы летят псу под хвост. Хотя поначалу все и идет просто прекрасно. Гермионе удается занять уединенное местечко подальше от празднества и даже вернуть себе прежний вид. Никто больше не обращает на нее внимания до тех пор, пока из толпы не выходит о н. И нет, это вовсе не Фред, который в данный момент слишком занят флиртом со своей девушкой, чтобы тратить время на гриффиндорскую старосту. И точно не Джордж, чью рыжую макушку можно наблюдать возле стола с напитками, потому что Анджелине срочно нужно попить. Это даже не Рон и Гарри, благоразумно решившие не лезть к подруге с расспросами. Это Кормак. Кормак Маклагген собственной персоной. — Гермиона, — его низкий, бархатистый баритон отзывается в теле напряжением. Он ведь следил за ней. Больше двух недель наблюдал, вынуждая ощущать себя крайне неуютно. Все эти долгие красноречивые взгляды, многозначительные улыбки постоянно сбивали с толку, не давали мыслить здраво. А теперь, когда она только-только начала привыкать, старшекурсник решил подойти, и Гермиона, хоть убей, не представляет, как она должна себя вести в этой ситуации. Ох, и почему он не мог и дальше наблюдать со стороны? Зачем решил ее потревожить? — Ты круто танцуешь, — тем временем юноша продолжает, не стесняясь смотреть собеседнице в глаза. Точно хищник, загнавший в угол свою жертву. — Спасибо, — стараясь выглядеть максимально непринужденной, девушка отвечает. Хотя, по правде, в эту секунду ей больше всего на свете хочется куда-нибудь спрятаться. Слишком уж навязчиво этот Маклагген вторгается в ее личное пространство. Даже близнецы делают это деликатнее. Должно быть, в ее коротком ответе Кормак заподозрил неладное, поскольку в следующее же мгновение его тактика меняется. Гермиона аж выдыхает, когда гриффиндорец моргает и отводит взгляд. — Не ожидал от тебя такого шоу, — не желая прекращать разговор, он сообщает. — Ты та еще штучка. И, наверное, эта фраза должна была звучать как комплимент, вот только девушка настойчиво различает в ней какой-то скрытый подтекст. Хотя, возможно, ей просто кажется? В конце концов, что плохого сделал ей этот парень? Следил за ней? А сама она, можно подумать, не следила за Роном, когда он ей нравился. С чего это вдруг она, Грейнджер, так взъелась на Кормака? Неужто потому, что в тайне ждала появления другого человека? Ах, какая нелепица! Санта-Барбара просто! Придя к выводу, что она снова создала проблему из ничего и на самом деле Кормак вовсе не маньяк-потрошитель, за которого она его приняла поначалу, Гермиона усмехается собственной мнительности и уже собирается что-нибудь ответить, чтобы поддержать беседу, когда их бесцеремонно прерывают. — Надеюсь, я не помешал? — сияя нахальной улыбкой во все свои тридцать два зуба, Фред привлекает внимание обоих. — Разрешите пригласить вас на танец, мадам, — обращается он к подружке брата, полностью игнорируя присутствие поблизости Маклаггена. Его странное поведение заставляет Гермиону сдвинуть брови к переносице, но, похоже, ответа от нее и не ждут. Уизли плевать. Вместо этого он хватает старосту за руку и утягивает за собой на танцпол, тем самым уводя ее от горе-кавалера. — Между прочим, если ты не заметил, Фредерик, я разговаривала с Кормаком, — возмущается гриффиндорка, когда близнец, выбрав свободное место, оборачивается к ней лицом. Словно по заказу веселая песня сменяется, и помещение заполняется первыми аккордами какой-то лирической композиции. Или же это вовсе не случайность, и этот рыжий прохвост заранее все продумал? — С этим придурком? — ухмыляется Уизли, без тени смущения устраивая правую руку на девичьей пояснице. Вторую он отставляет в сторону, так что Гермионе ничего не остается, кроме как вложить свои пальчики в его услужливо раскрытую ладонь. — Да он же только и умеет, что хвастаться влиянием своей семьи да тем, какой он крутой, — продолжает юноша паясничать, начиная покачиваться в такт музыке. — Я уверена, что это не так, — протестует Гермиона, тем не менее позволяя вести себя в танце. Странно все это, странно и сложно. От юношеской ладони по коже под одеждой расползается тепло. Слишком приятное для реакции на обычное дружеское прикосновение. Где-то внутри просыпается отчаянное желание посмотреть на Фреда. Снова увидеть разбросанные по его лицу веснушки и малюсенький шрам на переносице. Заглянуть в глаза. Те самые, голубые, с разбрызганными по радужке крапинками гриффиндорского золота. Но Гермиона не слишком-то падка на подобные прихоти, тем более если для них нет разумного основания, потому и продолжает смотреть не на Уизли, а куда-то за его плечо. Дело в выпитом ею пунше. Только и всего. Не о чем тут думать. Они с Фредом друзья. «Да? Тогда почему на прикосновения Джорджа ты так не реагируешь?» — Поверь мне, Грейнджер, я знаю, о чем говорю, — фыркает гриффиндорец, и Гермиона вдруг ловит себя еще и на том, что ей нравится, как его дыхание путается в ее волосах. И вот это уже крайне тревожный звоночек. Неужели она и правда увлеклась Фредом? Да такого просто не может быть. Он же нахальный, бессовестный, несносный, ни к чему не относящийся всерьез, кроме своих с братом дурацких изобретений, вечно нарушающий правила мальчишка! «И все же есть в нем что-то притягательное, разве нет?» Эта мысль, абсолютно неуместная, и оттого предательская, едва не выбивает почву из-под ног. Спасибо Уизли, что держит ее достаточно крепко, чтобы староста не рухнула на пол гостиной, как мешок с картошкой. «У него есть девушка, а у тебя — чувство собственного достоинства», — напоминает себе Гермиона, стараясь избавиться от наваждения. — Да уж, мадам, алкоголь вам явно противопоказан, — подкалывает ее близнец, для которого потеря партнершей равновесия не осталась незамеченной. — Это все ты виноват, — мгновенно девушка заводится. — Ты и твое тупое заявление, что я не умею танцевать. А еще, — гордо вздернув подбородок, она продолжает, и теперь их взгляды направлены друг на друга. У Гермионы аж мурашки по позвоночнику бегут от всей интимности происходящего. — Ты не прав насчет Кормака. Он прекрасный собеседник. — Тогда почему вы двое еще не встречаетесь, раз он такой идеальный? — подозрительно прищурившись, задает Фред вопрос, который сразу ставит девушку на место. — Только не говори мне, что ты не заметила, как он на тебя смотрит. — А почему ты сейчас здесь, а не с Кэти? — еще больше выходит из себя Гермиона, запоздало осознавая, что этой фразой она выдала себя с потрохами. И Уизли, разумеется, так это не оставит. — Ого, Грейнджер, неужели ты ревнуешь? — сверкнув своими голубыми глазищами, он уточняет. — Мне, конечно, приятно, но… — И вовсе я не ревную! — огрызается гриффиндорка, перебивая собеседника на полуслове. — Просто мне не нравится, когда вы с Джорджем суете нос не в свое дело, — все еще злобно она поясняет. Шипит и колется, лишь бы старина Фред ни о чем не догадался. — Поэтому ты решила сделать то же самое, — практически пропевает юноша, наслаждаясь очередной своей победой. О, сколько их уже было — этих побед над маленькой мисс Всезнайкой. Не сосчитать. — Но, вообще-то, Грейнджер, ты права, — спустя несколько секунд молчания он выдает. — Мне пора. Кэти, наверное, уже заждалась. От того, с какой нежностью в голосе Уизли произносит имя своей девушки, у Гермионы внутри все резко холодеет. «Дура, — обзывает она саму себя. — Просто сказочная идиотка! Неужели правда ты на него запала?» «Нет. Разумеется, нет. Это все пунш. Он во всем виноват». — Однако, мадам, — продолжает Фред в своей привычной несерьезной манере, — Должен отметить, что ваши навыки в танцах и впрямь улучшились. Так что наше занятие можно считать успешно завершенным. С этими словами он делает шаг назад и, шутливо раскланявшись, подмигивает на прощание своей партнерше. Удивительно, как пусто становится на душе без его горячей ладони, лежащей на пояснице. Втоптанная в грязь, растерянная, Гермиона крутит головой, пытаясь отследить перемещения этого ловеласа. И ох, лучше бы она этого не делала, потому что вскоре ее взгляд натыкается на Кэти, которая целеустремленно ведет своего парня к выходу из гостиной…